Испытание эволюцией

Первая глава

Эпиграф

Книга основана на правдоподобных, хоть и нереальных событиях

Как они сюда попали?

'Как же мы сюда попали?' — почти вслух спрашивал у самого себя молодой человек, сидящий у костра на берегу ночной реки, то и дело отмахиваясь от редкой, но назойливой мошкары и настороженно поднимая голову после каждого более или менее отчётливого звука со стороны чернеющего в паре десятков метров от него леса. Молодой человек мог бы задать этот вопрос своему другу, который удивительным для подобных условий крепким сном спал рядом, свернувшись калачом на охапке наломанного сухого камыша. Но будить его не стоило: он точно так же не имел ни малейшего представления о том, каким образом они вдвоём, ещё утром находившиеся в мире XXI века, встретили холодную майскую ночь за несколько десятков, если не сотен, тысяч лет до нашей эры...

* * *

Мерное постукивание деталей металлической конструкции смешивалось с ровным и почти неслышным для привыкшего слуха гулом мощных компьютеров. Сергей Лещинский рассматривал непонятное сооружение, состоящее из огромного количества штырей, стальных сеток, антенн, опутанных километрами разновеликих проводов и кабелей, с совершенно праздным любопытством. Ему, недавнему выпускнику исторического факультета и 'зелёному' аспиранту, все эти технические штуки не говорили ни о чём. Напротив, Денис Петренко с явным интересом о чём-то расспрашивал их общего друга, Владимира Погребова, склонившись с тем над монитором главного компьютера. Сегодня, 17 мая две тысячи какого-то года, они втроём должны были встретиться и где-нибудь пообедать, но Погребов, как это обычно с ним и случалось, в последний момент задержался в своей лаборатории и друзья были вынуждены ехать к нему в новенький университетский корпус, построенный на окраине города специально для инновационных исследований. Погребов, без десяти минут (а точнее, без полугода) кандидат физико-математических наук, работал здесь ассистентом у прославленного профессора Гордиевича, крупнейшего в мире специалиста в области изучения проблемы искривления времени. Коллеги и средства массовой информации были уверены, что если не в текущем, так в следующем году Гордиевич непременно получит Нобелевскую премию. Правда, не совсем было понятно, за что именно: профессор уехал из Москвы и свои исследования проводил в этом новом корпусе провинциального, но амбициозного университета.

— Сегодня с утра позвонил Александр Эдуардович и сказал, что нужно срочно провести один эксперимент, данные по которому нужны к вечеру, — не отрывая глаз от монитора, произнёс Погребов, среднего роста и юношеского вида мужчина, склонный к умеренной, приятной глазу полноте, в слегка затонированных очках, защищающих зрение от компьютерного излучения. — Так что пришлось быстро ехать сюда.

— Но это хоть не слишком надолго? — вопросительно кивнул в сторону таинственной конструкции Сергей.

— Да нет, за полчаса, от силы час, управлюсь — успокоил друзей Погребов.

— Так а в чём загвоздка? — поинтересовался Денис, с профессиональным одобрением программиста-компьютерщика осматривавший массивные, в человеческий рост, системные блоки.

— М-м-м... Как бы попроще объяснить... — Погребов пару раз щёлкнул 'мышью', после чего отдельные секции металлического сооружения начали медленно двигаться, одни вверх — вниз, другие вокруг собственной оси.

— Ну ты уж постарайся для нас... — усмехнулся Сергей.

— Ты хотел сказать: 'для нас, для тупых'? — осведомился Погребов.

— Нет, я хотел сказать: 'для нас, для гуманитариев'.

— Подождите, какой же я гуманитарий? — запротестовал Денис. — Я очень даже технарь, имею дело с компьютерами, программами да микросхемами. Так что не надо на меня клеветать.

— Окей, вы тут двое умные, а я гуманитарий, — согласился Сергей. — Так и объясни для одного гуманитария и для второго, умного.

— Короче говоря, есть теория (выдвинутая, кстати, не без моего скромного участия), что с помощью нескольких сгенерированных шаровых молний, сосредоточенных на ограниченной площади, можно добиться такого искривления времени, которое... — Погребов отвлёкся, подкатив на кресле к соседнему монитору и набрав на клавиатуре несколько символов. Находящаяся за толстым стеклом конструкция подала новые признаки жизни, выдвинув к центру комнаты, три устройства, напоминающие спутниковые антенны. — Так вот, вполне возможно, что, поместив в такое искривление предмет искусственного происхождения, можно добиться того, чтобы вернуться к начальному состоянию этого предмета.

— То есть? — потёр подбородок Денис.

— Ну вот сейчас я проведу эксперимент с осколком древней керамики, которому уж я не знаю сколько там тысяч лет и который нам, кстати, предоставил твой, Серёга, научный руководитель, профессор Пушкарский. Так вот, мы поместим эту черепушку в зону искривления и...

— И по идее этот черепок (черепушка это то, что у тебя на плечах) должен предстать в своём первозданном виде, то есть стать тем сосудом, которым он был в самом начале? — Сергей закончил мысль друга предположением.

— Да, примерно так. Конечно, сейчас ничего не получится — слишком мало данных, слишком недавно мы стали экспериментировать с шаровыми молниями в этом направлении. Так что сейчас идёт лишь сбор информации о том, как же добиться, или не добиться, нужного результата.

— А если в это искривление попадёт что-то живое? — спросил Петренко.

— 9 шансов из 10, что это живое просто сгорит от молний, и никаких других изменений с ним не случится, — улыбнулся Погребов. Он подошёл к аппаратным щитам и щёлкнул парой тумблеров и нажал массивную жёлтую кнопку, которая замигала красным. — А теперь пройдите-ка вы в соседнее демонстрационное помещение — так полагается по инструкции.

— А что может случиться? — уточнил Денис.

— По идее ничего не должно случиться, экспериментальная камера и помещения герметично изолированы. Но шаровая молния штука странная, так что и составляются инструкции, по которым в аппаратной не должно быть посторонних. Поэтому марш в демонстрационную, мне пора рубильник включать.

Демонстрационная представляла собой небольшое, примерно 4 на 6 метров, помещение, три стены которого состояли из того же толстого и наверняка пуленепробиваемого стекла, что и смотровое окно в аппаратной. Посередине в два ряда стояли кресла с синей обивкой, на которые Сергей и Денис уселись сразу же после того, как Погребов закрыл за ними дверь.

— Начинается самое интересное, — сказал Лещинский.

— Посмотрим, — констатировал Петренко.

Начиналось действительно что-то интересное: гул от компьютерных системных блоков теперь был вовсе не слышен, его многократно перекрывал нарастающий рёв странной установки, название которой друзья не успели узнать. Рёв был странным, напоминая гудение пчелиного роя и не имел ничего общего со звоном металла. Три похожие на антенны-тарелки устройства приблизились вплотную друг к другу, почти касаясь одна другой, и составили подобие равностороннего треугольника. Спустя какое-то время, может, полминуты, а может и пять минут, в сгустившемся почти до плотности стекла воздухе внутри экспериментальной камеры начали появляться электрические разряды. Их со спокойной душой можно было назвать маленькими молниями — ломаные, словно змеящиеся по полу нити, тёмно-синие разряды достигали приличных размеров, до полуметра или даже больше. Рёв всё усиливался: у находящихся в демонстрационной Сергея и Дениса начало закладывать уши. Сергей даже повернулся в сторону Погребова, собираясь пригрозить тому кулаком в обещании страшной кары за то, что не предупредил о такой звуковой атаке и не снабдил какими-нибудь наушниками. Но Владимиру было не до друзей: он внимательно смотрел то на происходящее в камере, то на мелькавшие на мониторе показатели.

Внезапно камера наполнилась желтоватым светом, который тут же окрасил и аппаратную, и демонстрационную в насыщенные солнечные цвета и превратил их почти в гогеновские полотна. В камере, где крутилась и вертелась, ходила ходуном, словом, жила непонятная машина, почти из ничего, из скопления невесомых электроразрядов появились три шаровые молнии. Каждая из них была размером с теннисный мяч, но они быстро увеличивались в размерах. Достигнув величины крупного яблока, молнии стали медленно кружить вокруг выдвижного постамента, на котором находился серо-коричневый керамический осколок с хорошо видными даже издалека фрагментами примитивного орнамента, состоящего из ряда наклонных линий. Свечение становилось всё интенсивнее, Денис даже достал из кармана и нахлобучил на нос солнцезащитные очки. Сергей, прищурившись от бьющего по глазам света, повернул голову и увидел вскочившего на ноги Погребова, лупившего по компьютерной клавиатуре. Что-то пошло не по плану: Погребов стучал по клавишам всё отчаяннее, но изменения внутри камеры его явно не радовали. Свет стал мягче, бледнее, теперь молнии не кружили вокруг черепка, а неторопливо двигались по всему помещению, следуя непредсказуемой траектории, напоминавшей полёт летучей мыши. Теперь молнии были не сочно-жёлтыми, а скорее красновато-оранжевыми, и за каждой тянулся шлейф из серебристых искрящихся брызг.

— Обалдеть... Круто... — одновременно выдохнули Сергей и Денис, так и не успевшие понять, кто из них произнёс 'обалдеть', а кто 'круто'. Потому что молнии, словно услышав их, моментально замерли, подобно собакам, шедшим по следу и наконец-то учуявшим жертву. Провисев неподвижно несколько мгновений, шары оказались у самого стекла, отделявшего камеру от демонстрационной, и принялись с бешеной скоростью метаться вдоль его поверхности. Уже и рёва машины не было слышно, всё заполонил непонятный свистящий звук, резкий, но не неприятный. Погребов, лицо которого стало бледнее его светло-сливочного свитера, судорожно щёлкал тумблерами и поднимал рукоять рубильника в положение 'выключено', одновременно что-то крича друзьям. Не слыша его, они попытались выйти из комнаты, но дверь не открывалась. Тем временем всё вокруг стало ярко-алым, под стать снова изменившим цвет молниям, которых к тому же было уже не три, а девять. Сергей вовсе потерял способность что-либо слышать, в его голове теперь была лишь странная тишина, не лишённая звуков, а переполненная ими. Неизвестно, сколько именно это продолжалось, но вот последовала ослепившая молодых людей вспышка. До боли в глазах белый, будто заснеженная степь в солнечный день, свет, сменившийся темнотой — последнее, что запомнил Сергей до того, как потерял сознание или что там с ним произошло...

* * *

'Откуда в лаборатории птицы?' — способность смутно мыслить вернулась к Сергею значительно раньше зрения и полной ясности ума. Сначала он удивился громкому и непрерывному разноголосью птичьих криков, щебетов, посвистываний, пощёлкиваний, потом с трудом открыл глаза и поднял ставшую тяжёленной, словно днём 1 января, голову. Солнце, уже явно преодолевшее зенит, светило ярко и редкие жидкие облака нисколько ему в этом не мешали. Ярко-зелёная стена деревьев возвышалась слева, справа довольно быстро несла свои воды река, а на узкой, в несколько метров шириной, полосе невысокой травы между ними лежал Сергей. Приподнявшись, он сел, голова гудела, будто пустая. Лещинский даже пощупал рукой затылок и лоб, проверяя, нет ли ссадин или ран, но вроде бы всё было в порядке. Удивляться тому, что он находится не в лаборатории Погребова, а неизвестно где, Сергей начал лишь тогда, когда услышал за спиной протяжный вздох, местами плавно перетекающий в стон — позади него на корточках стоял Петренко. Денис также только-только пришёл в себя и попытался принять вертикальное положение, но его желания опережали его возможности.

— Дэн, ты как? — охрипшим, не своим голосом спросил Сергей.

— Э-э-э-э... Не пойму пока... — Денис оставил попытки подняться, сел на колени и открыл наконец глаза. — А где это мы?

— Хороший вопрос...

— И что случилось?

— Хороший вопрос...

— Мне кажется, или немного похолодало? Вроде бы с утра было потеплее.

— Весной погода переменчива... Интересно, а где Вовка?

Друзья разом начали вертеть головами, но никакого намёка на присутствие рядом Погребова не увидели: вокруг был лишь только-только входящий в свою зелёную силу лес да река, более высокий противоположный берег которой располагался метрах в тридцати -тридцати пяти от них. Полоса, отделявшая деревья от воды, была усеяна сухими ветвями, кое-где лежали упавшие деревья. Взобравшись на одно из них, Сергей сложил руки рупором и протяжно крикнул:

— Во-о-овка-а-а-а!

С ближайших деревьев в воздух поднялись несколько птиц, в камышах шлёпнулись в воду несколько потревоженных лягушек — никакого другого ответа Лещинский, некоторое время прислушивавшийся к тишине, не дождался.

— Видимо, Вована здесь нет, — Денис подошёл к Сергею.

— Получается так. Но меня сейчас больше интересует, где это мы.

— Ну, мы явно не в университете и явно не рядом с городом. И если мы будем продолжать стоять на месте, вряд ли выясним, где и почему...

— В лес не пойдём, заблудимся, — кивнул Сергей. — Потопали вдоль реки, куда-нибудь обязательно выйдем.

— Согласен.

Идти пришлось вниз по течению, лишь в этом направлении воду от леса отделяла свободная полоса шириной в несколько метров. И хоть она была завалена останками умерших деревьев, что замедляло движение, но в противоположном направлении дороги не было вообще — там плотная стена растительности подступала к самой реке. Спустя два часа друзья преодолели расстояние, на которое два физически нормальных человека не должны тратить более получаса. Дорога напоминала трассу для альпинистского восхождения, на которой постоянно нужно было куда-то взбираться, под чем-то пролезать, искать обходные пути мимо особенно густых нагромождений стволов. Поэтому, когда на наручных часах у обоих было 16:15, и им попалась относительно свободный от сухого бурелома участок берега, Сергей и Денис по обоюдному молчаливому согласию решили сделать небольшой привал. Хотелось есть и пить, но Лещинского больше занимали не голод и жажда, а нарастающее беспокойство.

— Слышишь, Дэн, тебе не кажется странным, что мы пропахали километра три и до сих пор не увидели никаких признаков человеческого присутствия? Да и что-то я не припомню в наших окрестностях таких непролазных лесов — если по берегу столько дров, то представь, что в самом лесу...

— Может быть, мы в каком-то другом месте, — задумчиво произнёс Петренко, глядя на реку, на поверхности которой часто раздавались довольно громкие всплески. — Рыбы здесь много, и она крупная...

— Эх, рыбаки всё-таки сдвинутые люди — они рыбу везде искать будут, где вода есть, хоть в раковине, — улыбнулся Лещинский.

— Это, конечно, факт — не стал спорить Денис. — Но я тебе серьёзно говорю: чтобы рыба так плескалась и в таком количестве, я никогда не видел. Разве что в прудах, где рыбу разводят... Мне бы сейчас удочку...

— Ладно, потом сюда специально приедем, во всеоружии. А теперь пошли дальше, не хватало здесь на ночь застрять, на том берегу тоже ведь сплошной лес.