Испытание эволюцией

Первая глава

Эпиграф

Книга основана на правдоподобных, хоть и нереальных событиях

Как они сюда попали?

'Как же мы сюда попали?' — почти вслух спрашивал у самого себя молодой человек, сидящий у костра на берегу ночной реки, то и дело отмахиваясь от редкой, но назойливой мошкары и настороженно поднимая голову после каждого более или менее отчётливого звука со стороны чернеющего в паре десятков метров от него леса. Молодой человек мог бы задать этот вопрос своему другу, который удивительным для подобных условий крепким сном спал рядом, свернувшись калачом на охапке наломанного сухого камыша. Но будить его не стоило: он точно так же не имел ни малейшего представления о том, каким образом они вдвоём, ещё утром находившиеся в мире XXI века, встретили холодную майскую ночь за несколько десятков, если не сотен, тысяч лет до нашей эры...

* * *

Мерное постукивание деталей металлической конструкции смешивалось с ровным и почти неслышным для привыкшего слуха гулом мощных компьютеров. Сергей Лещинский рассматривал непонятное сооружение, состоящее из огромного количества штырей, стальных сеток, антенн, опутанных километрами разновеликих проводов и кабелей, с совершенно праздным любопытством. Ему, недавнему выпускнику исторического факультета и 'зелёному' аспиранту, все эти технические штуки не говорили ни о чём. Напротив, Денис Петренко с явным интересом о чём-то расспрашивал их общего друга, Владимира Погребова, склонившись с тем над монитором главного компьютера. Сегодня, 17 мая две тысячи какого-то года, они втроём должны были встретиться и где-нибудь пообедать, но Погребов, как это обычно с ним и случалось, в последний момент задержался в своей лаборатории и друзья были вынуждены ехать к нему в новенький университетский корпус, построенный на окраине города специально для инновационных исследований. Погребов, без десяти минут (а точнее, без полугода) кандидат физико-математических наук, работал здесь ассистентом у прославленного профессора Гордиевича, крупнейшего в мире специалиста в области изучения проблемы искривления времени. Коллеги и средства массовой информации были уверены, что если не в текущем, так в следующем году Гордиевич непременно получит Нобелевскую премию. Правда, не совсем было понятно, за что именно: профессор уехал из Москвы и свои исследования проводил в этом новом корпусе провинциального, но амбициозного университета.

— Сегодня с утра позвонил Александр Эдуардович и сказал, что нужно срочно провести один эксперимент, данные по которому нужны к вечеру, — не отрывая глаз от монитора, произнёс Погребов, среднего роста и юношеского вида мужчина, склонный к умеренной, приятной глазу полноте, в слегка затонированных очках, защищающих зрение от компьютерного излучения. — Так что пришлось быстро ехать сюда.

— Но это хоть не слишком надолго? — вопросительно кивнул в сторону таинственной конструкции Сергей.

— Да нет, за полчаса, от силы час, управлюсь — успокоил друзей Погребов.

— Так а в чём загвоздка? — поинтересовался Денис, с профессиональным одобрением программиста-компьютерщика осматривавший массивные, в человеческий рост, системные блоки.

— М-м-м... Как бы попроще объяснить... — Погребов пару раз щёлкнул 'мышью', после чего отдельные секции металлического сооружения начали медленно двигаться, одни вверх — вниз, другие вокруг собственной оси.

— Ну ты уж постарайся для нас... — усмехнулся Сергей.

— Ты хотел сказать: 'для нас, для тупых'? — осведомился Погребов.

— Нет, я хотел сказать: 'для нас, для гуманитариев'.

— Подождите, какой же я гуманитарий? — запротестовал Денис. — Я очень даже технарь, имею дело с компьютерами, программами да микросхемами. Так что не надо на меня клеветать.

— Окей, вы тут двое умные, а я гуманитарий, — согласился Сергей. — Так и объясни для одного гуманитария и для второго, умного.

— Короче говоря, есть теория (выдвинутая, кстати, не без моего скромного участия), что с помощью нескольких сгенерированных шаровых молний, сосредоточенных на ограниченной площади, можно добиться такого искривления времени, которое... — Погребов отвлёкся, подкатив на кресле к соседнему монитору и набрав на клавиатуре несколько символов. Находящаяся за толстым стеклом конструкция подала новые признаки жизни, выдвинув к центру комнаты, три устройства, напоминающие спутниковые антенны. — Так вот, вполне возможно, что, поместив в такое искривление предмет искусственного происхождения, можно добиться того, чтобы вернуться к начальному состоянию этого предмета.

— То есть? — потёр подбородок Денис.

— Ну вот сейчас я проведу эксперимент с осколком древней керамики, которому уж я не знаю сколько там тысяч лет и который нам, кстати, предоставил твой, Серёга, научный руководитель, профессор Пушкарский. Так вот, мы поместим эту черепушку в зону искривления и...

— И по идее этот черепок (черепушка это то, что у тебя на плечах) должен предстать в своём первозданном виде, то есть стать тем сосудом, которым он был в самом начале? — Сергей закончил мысль друга предположением.

— Да, примерно так. Конечно, сейчас ничего не получится — слишком мало данных, слишком недавно мы стали экспериментировать с шаровыми молниями в этом направлении. Так что сейчас идёт лишь сбор информации о том, как же добиться, или не добиться, нужного результата.

— А если в это искривление попадёт что-то живое? — спросил Петренко.

— 9 шансов из 10, что это живое просто сгорит от молний, и никаких других изменений с ним не случится, — улыбнулся Погребов. Он подошёл к аппаратным щитам и щёлкнул парой тумблеров и нажал массивную жёлтую кнопку, которая замигала красным. — А теперь пройдите-ка вы в соседнее демонстрационное помещение — так полагается по инструкции.

— А что может случиться? — уточнил Денис.

— По идее ничего не должно случиться, экспериментальная камера и помещения герметично изолированы. Но шаровая молния штука странная, так что и составляются инструкции, по которым в аппаратной не должно быть посторонних. Поэтому марш в демонстрационную, мне пора рубильник включать.

Демонстрационная представляла собой небольшое, примерно 4 на 6 метров, помещение, три стены которого состояли из того же толстого и наверняка пуленепробиваемого стекла, что и смотровое окно в аппаратной. Посередине в два ряда стояли кресла с синей обивкой, на которые Сергей и Денис уселись сразу же после того, как Погребов закрыл за ними дверь.

— Начинается самое интересное, — сказал Лещинский.

— Посмотрим, — констатировал Петренко.

Начиналось действительно что-то интересное: гул от компьютерных системных блоков теперь был вовсе не слышен, его многократно перекрывал нарастающий рёв странной установки, название которой друзья не успели узнать. Рёв был странным, напоминая гудение пчелиного роя и не имел ничего общего со звоном металла. Три похожие на антенны-тарелки устройства приблизились вплотную друг к другу, почти касаясь одна другой, и составили подобие равностороннего треугольника. Спустя какое-то время, может, полминуты, а может и пять минут, в сгустившемся почти до плотности стекла воздухе внутри экспериментальной камеры начали появляться электрические разряды. Их со спокойной душой можно было назвать маленькими молниями — ломаные, словно змеящиеся по полу нити, тёмно-синие разряды достигали приличных размеров, до полуметра или даже больше. Рёв всё усиливался: у находящихся в демонстрационной Сергея и Дениса начало закладывать уши. Сергей даже повернулся в сторону Погребова, собираясь пригрозить тому кулаком в обещании страшной кары за то, что не предупредил о такой звуковой атаке и не снабдил какими-нибудь наушниками. Но Владимиру было не до друзей: он внимательно смотрел то на происходящее в камере, то на мелькавшие на мониторе показатели.

Внезапно камера наполнилась желтоватым светом, который тут же окрасил и аппаратную, и демонстрационную в насыщенные солнечные цвета и превратил их почти в гогеновские полотна. В камере, где крутилась и вертелась, ходила ходуном, словом, жила непонятная машина, почти из ничего, из скопления невесомых электроразрядов появились три шаровые молнии. Каждая из них была размером с теннисный мяч, но они быстро увеличивались в размерах. Достигнув величины крупного яблока, молнии стали медленно кружить вокруг выдвижного постамента, на котором находился серо-коричневый керамический осколок с хорошо видными даже издалека фрагментами примитивного орнамента, состоящего из ряда наклонных линий. Свечение становилось всё интенсивнее, Денис даже достал из кармана и нахлобучил на нос солнцезащитные очки. Сергей, прищурившись от бьющего по глазам света, повернул голову и увидел вскочившего на ноги Погребова, лупившего по компьютерной клавиатуре. Что-то пошло не по плану: Погребов стучал по клавишам всё отчаяннее, но изменения внутри камеры его явно не радовали. Свет стал мягче, бледнее, теперь молнии не кружили вокруг черепка, а неторопливо двигались по всему помещению, следуя непредсказуемой траектории, напоминавшей полёт летучей мыши. Теперь молнии были не сочно-жёлтыми, а скорее красновато-оранжевыми, и за каждой тянулся шлейф из серебристых искрящихся брызг.

— Обалдеть... Круто... — одновременно выдохнули Сергей и Денис, так и не успевшие понять, кто из них произнёс 'обалдеть', а кто 'круто'. Потому что молнии, словно услышав их, моментально замерли, подобно собакам, шедшим по следу и наконец-то учуявшим жертву. Провисев неподвижно несколько мгновений, шары оказались у самого стекла, отделявшего камеру от демонстрационной, и принялись с бешеной скоростью метаться вдоль его поверхности. Уже и рёва машины не было слышно, всё заполонил непонятный свистящий звук, резкий, но не неприятный. Погребов, лицо которого стало бледнее его светло-сливочного свитера, судорожно щёлкал тумблерами и поднимал рукоять рубильника в положение 'выключено', одновременно что-то крича друзьям. Не слыша его, они попытались выйти из комнаты, но дверь не открывалась. Тем временем всё вокруг стало ярко-алым, под стать снова изменившим цвет молниям, которых к тому же было уже не три, а девять. Сергей вовсе потерял способность что-либо слышать, в его голове теперь была лишь странная тишина, не лишённая звуков, а переполненная ими. Неизвестно, сколько именно это продолжалось, но вот последовала ослепившая молодых людей вспышка. До боли в глазах белый, будто заснеженная степь в солнечный день, свет, сменившийся темнотой — последнее, что запомнил Сергей до того, как потерял сознание или что там с ним произошло...

* * *

'Откуда в лаборатории птицы?' — способность смутно мыслить вернулась к Сергею значительно раньше зрения и полной ясности ума. Сначала он удивился громкому и непрерывному разноголосью птичьих криков, щебетов, посвистываний, пощёлкиваний, потом с трудом открыл глаза и поднял ставшую тяжёленной, словно днём 1 января, голову. Солнце, уже явно преодолевшее зенит, светило ярко и редкие жидкие облака нисколько ему в этом не мешали. Ярко-зелёная стена деревьев возвышалась слева, справа довольно быстро несла свои воды река, а на узкой, в несколько метров шириной, полосе невысокой травы между ними лежал Сергей. Приподнявшись, он сел, голова гудела, будто пустая. Лещинский даже пощупал рукой затылок и лоб, проверяя, нет ли ссадин или ран, но вроде бы всё было в порядке. Удивляться тому, что он находится не в лаборатории Погребова, а неизвестно где, Сергей начал лишь тогда, когда услышал за спиной протяжный вздох, местами плавно перетекающий в стон — позади него на корточках стоял Петренко. Денис также только-только пришёл в себя и попытался принять вертикальное положение, но его желания опережали его возможности.

— Дэн, ты как? — охрипшим, не своим голосом спросил Сергей.

— Э-э-э-э... Не пойму пока... — Денис оставил попытки подняться, сел на колени и открыл наконец глаза. — А где это мы?

— Хороший вопрос...

— И что случилось?

— Хороший вопрос...

— Мне кажется, или немного похолодало? Вроде бы с утра было потеплее.

— Весной погода переменчива... Интересно, а где Вовка?

Друзья разом начали вертеть головами, но никакого намёка на присутствие рядом Погребова не увидели: вокруг был лишь только-только входящий в свою зелёную силу лес да река, более высокий противоположный берег которой располагался метрах в тридцати -тридцати пяти от них. Полоса, отделявшая деревья от воды, была усеяна сухими ветвями, кое-где лежали упавшие деревья. Взобравшись на одно из них, Сергей сложил руки рупором и протяжно крикнул:

— Во-о-овка-а-а-а!

С ближайших деревьев в воздух поднялись несколько птиц, в камышах шлёпнулись в воду несколько потревоженных лягушек — никакого другого ответа Лещинский, некоторое время прислушивавшийся к тишине, не дождался.

— Видимо, Вована здесь нет, — Денис подошёл к Сергею.

— Получается так. Но меня сейчас больше интересует, где это мы.

— Ну, мы явно не в университете и явно не рядом с городом. И если мы будем продолжать стоять на месте, вряд ли выясним, где и почему...

— В лес не пойдём, заблудимся, — кивнул Сергей. — Потопали вдоль реки, куда-нибудь обязательно выйдем.

— Согласен.

Идти пришлось вниз по течению, лишь в этом направлении воду от леса отделяла свободная полоса шириной в несколько метров. И хоть она была завалена останками умерших деревьев, что замедляло движение, но в противоположном направлении дороги не было вообще — там плотная стена растительности подступала к самой реке. Спустя два часа друзья преодолели расстояние, на которое два физически нормальных человека не должны тратить более получаса. Дорога напоминала трассу для альпинистского восхождения, на которой постоянно нужно было куда-то взбираться, под чем-то пролезать, искать обходные пути мимо особенно густых нагромождений стволов. Поэтому, когда на наручных часах у обоих было 16:15, и им попалась относительно свободный от сухого бурелома участок берега, Сергей и Денис по обоюдному молчаливому согласию решили сделать небольшой привал. Хотелось есть и пить, но Лещинского больше занимали не голод и жажда, а нарастающее беспокойство.

— Слышишь, Дэн, тебе не кажется странным, что мы пропахали километра три и до сих пор не увидели никаких признаков человеческого присутствия? Да и что-то я не припомню в наших окрестностях таких непролазных лесов — если по берегу столько дров, то представь, что в самом лесу...

— Может быть, мы в каком-то другом месте, — задумчиво произнёс Петренко, глядя на реку, на поверхности которой часто раздавались довольно громкие всплески. — Рыбы здесь много, и она крупная...

— Эх, рыбаки всё-таки сдвинутые люди — они рыбу везде искать будут, где вода есть, хоть в раковине, — улыбнулся Лещинский.

— Это, конечно, факт — не стал спорить Денис. — Но я тебе серьёзно говорю: чтобы рыба так плескалась и в таком количестве, я никогда не видел. Разве что в прудах, где рыбу разводят... Мне бы сейчас удочку...

— Ладно, потом сюда специально приедем, во всеоружии. А теперь пошли дальше, не хватало здесь на ночь застрять, на том берегу тоже ведь сплошной лес.

Как потом поняли друзья, им крупно повезло, что им тут же на пути попалось нагромождение деревьев, которое пришлось огибать и подойти ближе к берегу. Потому что если бы они продолжали сидеть у самого леса, неизвестно, успели бы они среагировать на безмолвное появление трёх хищников. Каждый из них высотой был минимум метр, а шедший по центру возвышался над остальными сантиметров на 20-25. Густая грязно-бурая шерсть местами была короткой, местами висела клоками; мощные передние лапы были немного длиннее задних, что не мешало зверям свободно и быстро передвигаться — за несколько секунд крайние хищники уже отрезали направления вдоль берега.

— Денис, в воду! — изменившимся голосом то ли прохрипел, то ли прокричал Сергей и в два прыжка оказался в реке, слыша за спиной глухое визгливое рычание. Петренко среагировал мгновенно и коснулся воды даже на мгновение раньше друга. Вода была холодной, не ледяной, но довольно быстро развеивающий иллюзии о долгом безмятежном купании и настраивающей плыть, плыть, плыть как можно быстрее. Шумно фыркая и поднимая вокруг себя тучу брызг, Сергей и Денис в считанные секунды добрались до поваленного, видимо, сильным порывом ветра, дерева, свешивающегося в реку с высокого глинистого берега. Коснувшись рукой отполированных течением ветвей, сначала Сергей, а затем и Денис обернулись на берег, столь спешно ими только что покинутый. Звери стояли у самой воды и исподлобья рассматривали их. Это продолжалось недолго: спустя полминуты стало очевидно, что в воду хищники не полезут, предпочтя развернуться и неторопливо раствориться в чаще. Лишь тогда друзья выбрались из воды на дерево.

— Подожди, давай осмотримся, на берег пока не будем выходить, — дрожащим голосом предложил Сергей.

— Ладно, только одежду лучше прямо сейчас снять, а то замёрзнем как цуцыки.

Скинув быстро верхнюю одежду и наспех развесив её по ветвям, чтобы в реку с неё стекло хоть какое-то количество холодной воды, молодые люди принялись энергично растирать сами себя, разгоняя остудившуюся кровь.

— Что ж это за зверьё такое? — бормотал Денис, который перенёс прохладное купание куда легче и пришёл в форму после нескольких взмахов руками.

— Э-э-эх... — не то вздыхая, не то приправляя этими приговариваниями активное растирание своих рук и ног промолвил Сергей.

— Вроде бы на гиен похожи, только очень большие. Только откуда они здесь?

— Это и были... гиены. А большие потому, что... это пещерные... гиены, для них это... нормальный размер, — приседал Сергей.

— Какие ещё пещерные гиены?

— Обыкновенные. Предки современных гиен, которые населяют Африку.

— А как они здесь оказались?.. Ну, чего замолчал?

— Это, конечно, бред, но...

— Но?

— Но мне кажется, что нужно задать другой вопрос... Как мы здесь оказались?

— В смысле?

— Пещерные гиены существовали на протяжении нескольких сотен тысяч лет, появились примерно 500 тысяч лет назад и вымерли около 15 тысяч лет назад. Так может быть... Да нет, не может быть.

— Ты имеешь в виду, что пещерные гиены попали из прошлого в наши дни?

— Или наоборот.

— Что наоборот?

— Или мы попали в прошлое, в котором были пещерные гиены.

В наступившем молчании было хорошо слышно, как многочисленными струйками стекает в реку с развешанных вещей вода, как в паре метров плеснула хвостом крупная рыба, как в лесу на ближнем берегу пронзительно прокричала птица. Денис прищурился:

— Ты сейчас серьёзно говоришь?

— Ну, такие вещи трудно всерьёз говорить, потому что в них нужно ещё поверить, — вздохнул Лещинский, присаживаясь на корточки.

— Нет... — помотал головой Петренко.

— Нет...

— Да не может этого быть, — усмешка Дениса, как и его тон, были не слишком убедительными.

— Не может... Но такую вероятность исключать не стоит.

Звук, заставивший воздух наполниться звуком крыльев поднявшихся с деревьев птиц, был глухим и далёким, но достаточно отчётливым, чтобы можно было узнать в нём рёв крупного животного. Денис и Сергей переглянулись.

— Медведь?

— Ну уж точно не гиены, — пожал плечами Лещинский.

Они вновь замолчали, выжидающе вслушиваясь в лес, приобретающий в лучах явно движущегося в сторону заката солнца всё более мрачный оттенок. Но и минуту, и две спустя ничего похожего на прежний рык не послышалось.

— Вряд ли идти в... лес сейчас... хорошая идея — возобновил попытки согреться приседаниями Сергей.

— Это да, — согласился Денис. — Придётся устраиваться здесь на ночлег. Без костра не обойдёмся...

— Спички, зажигалка есть?

— Не должно быть — не курю ведь... Впрочем, нужно по карманам пошариться.

— Это идея...

Сняв вещи с бревна, друзья вышли на берег, на небольшую, в полтора десятка метров в диаметре, поляну и стали вытаскивать из карманов всё, что в них было. Инвентаризация не заняла много времени и спустя без малого пять минут Денис мог с гордостью представить, помимо трусов, которые остались на нём, кроссовки, джинсы, носки, кожаный ремень с металлической бляхой, футболку, олимпийку, солнцезащитные очки, связку из нескольких ключей и кошелёк с купюрами, монетами и пластиковой карточкой, наручные часы, сотовый телефон и футляр для сотового, крепившийся к поясу. Телефон, искупавшийся вместе с молодым человеком во время спешного отступления через реку, не подавал признаков жизни, а вот водонепроницаемые кварцевые часы по-прежнему работали. Имелись часы и сотовый и у Сергея, но оба устройства пришли в негодность, а помимо нижнего белья, с которым он, подобно другу, предпочёл не расставаться, его багаж составили демисезонные закрытые туфли на толстой резиновой подошве, носки, джинсы, ремень с бляхой, рубашка, джинсовая куртка, кепка, футляр для мобильного телефона, пластмассовая авторучка, связка ключей, кожаный кошелёк также с купюрами, внушительной горстью монет, в основном мелкого номинала, нескольких визиток и пластиковых карт и открытой упаковки презервативов, в которой осталось два резиновых изделия. При виде тёмно-синей упаковки с хорошо знакомым любому молодому человеку английским словом Денис издал торжествующий вопль, чем заставил Сергея недоумённо поднять брови.

— Похоже, у нас будет огонь, — торжествующим голосом сообщил Петренко и тут же внимательно взглянул на небо. — Если солнце не уйдёт...

— А теперь поподробнее... — нахмурился Лещинский.

— А ты канал 'Дискавери' не смотришь? — удивился Денис, разрывая упаковку и доставая задорно поблёскивающий презерватив.

— Смотрю иногда, там неплохие передачи бывают. Но вот как-то там про презервативы не рассказывают.

— Эх, не те ты передачи смотришь, — махнул рукой Денис, наклоняясь к воде и набирая в презерватив воды. — А то бы узнал много интересного и полезного. Например, как добыть... огонь с помощью презерватива.

И лишь когда Петренко с довольным видом поднял наполненную водой резинку, приобретшую почти идеальную круглую форму и посылающую в разные стороны блики от проходящего сквозь солнечного света, Сергея осенило:

— Это же настоящая лупа, через неё можно фокусировать свет и...

— ... И использовать её для разведения огня, — закончил мысль Денис.

Ободрённые обнаруженным способом разведения огня, они почти моментально нашли трухлявую деревяшку, которую оказалось достаточным только пнуть, чтобы она развалилась и обнаружила внутри сплошную сухую труху — идеальное сырьё для разведения огня в лесных условиях. Собрав приличную горстку трухи и наломав мелких веточек с валявшихся сухих веток, благо их было предостаточно, друзья принялись добывать огонь: Денис всячески старался держать и направлять импровизированное увеличительное стекло таким образом, чтобы образовавшийся пучок почти белого света стабильно сфокусировался на одном месте, а Сергей был наготове, чтобы заслонить огонёк от ветра и подкормить его веточками. Синеватый дымок зазмеился не сразу, но это случилось куда раньше, чем можно было ожидать от наполненного водой презерватива. С того момента, как Петренко с видом Аристотеля поднял презерватив с водой, словно факел (для полноты картины не хватило лишь произнесённого 'Эврика!'), прошло едва ли пятнадцать минут, а Сергей и Денис уже подкидывали ветки среднего размера в аппетитно похрустывающий небольшой костёр. Рядом уже возвышалась довольно массивная куча дров, а сами молодые люди, уже облачившиеся в сырые джинсы, сидели рядом и подобранными в траве камнями громко стучали по сломанным у самой воды небольшим деревцам. Нападение гиен и недавно услышанный рёв, принадлежавший явно не зайцу, заставил их подумать о средствах защиты.

— Конечно, оружие не Бог весть какое, — приговаривал Петренко. — Но лучше, чем совсем ничего.

— Тем более что костёр уже есть, — согласился Лещинский. — А в животе уже урчит...

— А ты не завтракал?

— Да вот как-то не получилось. Рассчитывал же, что с Вовкой пообедаем как следует...

— Тут, наверное, раков много — места такие, что люди здесь вроде нечасто бывают, — окинул взглядом реку Денис. — Я залезу, погляжу.

Бросив в огонь несколько веток покрупнее, что костру явно понравилось, потому что зашумел он с явным сытым удовлетворением, друзья решили так: Сергей с двумя заострёнными всё-таки с помощью камней кольями сидит возле костра на случай появления каких-нибудь новых хищников со стороны леса, пока Денис будет проверять берег на предмет нор раков. Крупные, с полторы мужские ладони, раки, выкидываемые Дэном к костру ежеминутно, а то и по два в минуту, стали наглядным подтверждением его восторженного восклицания, которое он повторил несколько раз с момента захода в реку по пояс:

— Да тут нор как сорняков... И раки непуганые!

Ему не пришлось уходить от костра далее чем на пять метров сначала вверх, а потом вниз по течению, чтобы в костре оказалось около четырёх десятков заботливо подбрасываемых туда Сергеем членистоногих.

— Не замёрз? Водичка-то холодноватая... — осведомился у выбравшегося на берег друга Лещинский.

— Да не... Нам, туристам и рыбакам, это нипочём, — улыбнулся Денис. — Но раков здесь — тьма...

— Парочка вон уже, по-видимому, готова, — Сергей с помощью палки вытащил из углей приобретших кумачовый оттенок раков. Вскоре друзья уже вовсю хрустели рачьими панцирями и клешнями, выковыривая упругое мясо и сетуя лишь на отсутствие соли. Когда последний рак был оприходован, воздух уже наполнился вечерней прохладой, а солнце коснулось красноватым краем верхушек деревьев на другом берегу.

— Серёг, я, конечно, закалённый, но сейчас в воду уже не полезу. Мысль есть — давай вершу сделаем?

— Что сделаем?

— Вершу. Такое приспособление для ловли рыбы и раков, я в детстве в деревне научился делать у двоюродного деда. Тем более, все подручные материалы здесь имеются...

Вскоре согласно указаниям Петренко друзья, опасавшиеся отходить от костра далее чем на десять метров, не расстававшиеся с заострёнными кольями и постоянно оборачивающиеся в сторону леса, наломали с растущих рядом ив два десятка ветвей в метр-полтора длиной и толщиной с палец. Правда, молодые зелёные ветви не желали отделяться от ветвей потолще, так что приходилось прибегать к испытанному в детстве методу — откручивать ветви у основания. Из-за этого процесс несколько затянулся, но в конце концов необходимый материал был собран. Сняв с ветвей эластичную кору и измазав руки в терпком соке почти до локтей, Сергей и Денис соединили ветви в пучок наподобие веника и связали верхнюю его часть, состоящую из тонких концов, узкими лентами снятой коры. Затем связали из четырёх ветвей примерной длиной в полметра подобие квадрата и привязали к нему другую сторону пучка, из толстых концов. Вплетение более мелких веток в получившуюся конструкцию таким образом, чтобы получились ячейки размером с мелкие яблоки, заняло не менее получаса — лоза никак не хотела слушаться неумелых пальцев, особенно у Сергея, который пару раз выматерился всем своим словарным запасом ненормативной лексики. Добавив последний штрих — оставив из широкого квадрата в основании квадрат со сторонами от силы в десять сантиметров, они набросали внутрь остатков раков и кинули туда же увесистый камень, найденный на берегу.

— Ну, к утру мы точно будем с рыбой и новыми раками, — удовлетворённо потёр руками Денис после того, как поместил вершу на метровую глубину, повернув квадратное отверстие против течения.

— Да уж, к утру... — задумчиво протянул Лещинский. — Тут до утра дотянуть ещё надо...

— Дотянем, — уверенно, но с признаками явной усталости в голосе заявил Петренко, плюхнувшись на гору сухого камыша, который наломал Сергей после того, как оставил сооружение верши Денису. И сам Сергей, закончив все возможные дела, ощутил резкий и сокрушительный прилив усталости, водопадом обрушившейся на плечи. Отчётливой сонливости не ощущалось, но хотелось абсолютного покоя, сидеть на одном месте, смотреть на огонь и не шевелиться. Зато Денис сладко и громогласно зевал.

— Спать захотел?

— Не без этого, — улыбнулся Дэн, кивая в сторону противоположного берега, который уже укутался в сумерки.

— Давай тогда ты первый ложись. Твои часы идут?

— Ага.

— Давай сюда... Значит, девять ноль восемь... Спим по два часа, потом меняемся. Так?

— Давай так.

— Значит, в десять минут двенадцатого я тебя бужу... Хотя подожди... Давай-ка мы решим, какие у нас на завтра планы. Утро вечера мудренее, конечно, да не всегда...

— Давай, — Денис, уже было лёгший на бок, приподнялся и сел. — Ну, от реки нам удаляться никак нельзя — здесь еды полно...

— ...А в лес соваться не с руки — мало ли кто там бродит. Следующая встреча с гиенами может оказаться не такой удачной, как первая. Поэтому река нам и холодильник с едой, и дверь с замком, за которой можно спрятаться — большинство хищников в воду не полезет.

— Согласен. Значит, двигаемся вдоль реки, посмотрим, куда выйдем. Вдруг на людей набредём...

— Хотя если мы всё-таки действительно каким-то макаром очутились в плейстоцене...

— Где очутились?

— В плейстоцене — исторический период, в поздней части которого и жили пещерные гиены... Так если мы в нём, шансы встретить людей один к десяти.

— Ну что ж, вполне себе неплохие шансы, — снова зевнул Денис.

— Угу, — то ли кивнул, то ли покачал головой Лещинский. — Тогда пойдём вниз по течению — река обязательно куда-нибудь впадает, а у соединения рек и озёр больше вероятность встретить поселение людей. Если такие поселения есть... Будем надеяться...

— Ага, — Петренко снова лёг на бок.

— Подожди, а огонь мы как с собой возьмём? Вдруг завтра погода пасмурная и наш чудо-презерватив не поможет? А без огня идти опасно.

— Так вон на брёвнах сколько сухих трутовиков, — с закрытыми глазами произнёс Петренко.

— Да-да, точно, грибы-трутовики для переноски огня использовали ещё в каменном веке, — шлёпнул себя по лбу Сергей и тут же подкинул в ставший менее ярким костёр две внушительные коряги. — Так и поступим. Значит, я тебя бужу в пятнадцать минут двенадцатого...

— ...Ага, — пробормотал в ответ Денис, но, судя по всему, отвечал он уже во сне.

* * *

Сергею спалось плохо. Плохо оттого, что мало: несмотря на страшную сонливость, охватывающую его во время каждой из своих двухчасовых смен на посту, стоило ему только устроиться на согретую Денисом камышовую подстилку, как сон издевательски начинал бродить рядом, не желая вступать с Лещинским в нормальный для тёмного времени суток разговор. И сразу после того, как полчаса проворочавшись на неудобном походном ложе, Сергей наконец засыпал, как сию же минуту его будил Петренко. Сергей не успевал даже удивиться, как в его руках оказывались часы, по которым его законные два часа сна прошли, а Денис уже мирно посапывал, умудряясь заснуть тут же, как только голова его исчезала в куче камыша. Сама же вахта проходила однообразно: поначалу Лещинский пытался задаваться вопросом, где они находятся, как здесь очутились и что же будет, если они всё-таки находятся от времени мобильной связи и персональных компьютеров на тысячи и тысячи лет. Но затем всё проходило по одной и той же схеме: глухой звон в голове, вызванный то ли усталостью, то ли недосыпанием, то ли жаждой, вытеснял всякие мысли, а первый же громкий звук из черноты леса заставлял встрепенуться и направить взгляд туда, где притаилось, а может, и не особо таилось, что-то. Взгляды эти были бесполезны: Сергей ещё с детства, с поры прочтения множества приключенческих книжек об индейцах и следопытах, помнил, что после долгого смотрения на яркий свет глаза ничего не увидят в тёмной обстановке. Впрочем, было довольно тихо, вопреки всем этим рассказам, будто в дикой природе ночью начинается настоящая какофония. Но всё же во время первой своей 'смены' Лещинский предусмотрительно снабдил место ночёвки дополнительным огненным полукольцом, расположив на расстоянии примерно двух метров от костра перед лесом несколько горящих брёвен среднего размера. Стало спокойнее и Сергей всё чаще поднимался и, чтобы не заснуть, ходил вдоль берега, пять шагов в одну сторону — пять шагов обратно. Денис, по всей видимости, тратил время своего бодрствования куда рациональнее: пока Лещинский ворочался, приноравливаясь к 'постели', то успевал заметить, как Петренко, подбросив дров в обрастающий углями костёр, увлечённо рассматривал их совместное достояние, вытряхнутое из карманов.

— Серёг, вставай... Серёг... — открыв глаза, Лещинский первым делом обнаружил, что ночь уступила место предрассветной серой мгле, расползавшейся вокруг вместе с редким туманом, а вторым делом ощутил, насколько его мучает жажда — друзья до сих пор остерегались пить из реки. Зевнув так, что легко мог бы проглотить целиком поросёнка, Сергей поднялся.

— В общем, я буду вершу доставать — Денис засучивал штаны, — а ты пока посмотри, чтобы всё спокойно было.

— Угу, — буркнул не до конца проснувшийся Сергей, взял у полезшего в воду Петренко часы (двадцать минут шестого) и подошёл в костру, не забыв прихватить импровизированное копьё. Пока он отправлял на съедение притихшему огню довольно крупное бревно, Денис уже тащил на берег самодельное рыболовное приспособление.

— Тяжёлая! — с нескрываемым торжеством в голосе крикнул Петренко.

Разорвав сдерживающую прутья кору и высыпав содержимое верши на траву, друзья увидели, что улов в самом деле был неплохой: около трёх десятков раков, дюжина крупных рыбин и десятка три, размер которых испокон веку определяется рыбаками незатейливо — 'с ладошку'. Решив не тратить время на 'мелочь', молодые люди побросали её в реку, принявшись готовить оставшееся. Раки были определены в горячие угли незамедлительно, пока крупные рыбы разделывались с помощью острых ключей. Денис располагал куда большим навыком в этом деле, поэтому, пока Сергей разделал четыре рыбины, он справился с восемью. К тому моменту, когда раки уже были готовы, друзья соорудили походную версию гриля, насадив каждую рыбу на зелёную ветку, и начали жарить её на открытом огне.

— Блин, как же хочется пить... — обернулся на реку Лещинский. — Но как-то страшновато прямо из реки пить.

— Эх, никакой посудины у нас с собой нет, — покачал головой Денис, откладывая уже обуглившуюся сверху рыбу и поднося к огню следующую. — А то бы вскипятили воду и никаких проблем.

За полупрозрачной стеной тумана, вырастающего из воды, раздался глухой звук, очень похожий на рёв, внушивший друзьям опасения в предыдущий день.

— Если бы находились в Африке, я подумал бы, что это лев рычит.

— Ну, если мы в плейстоцене, то это и может быть лев. Пещерный лев... Ты ложиться уже не будешь?

— Нет, Серёг, я подумал, что нужно тронуться пораньше, чтобы больше пройти днём.

— Тоже верно...

Завтрак занял около двадцати минут и определить, вкусный ли он был, представлялось затруднительным — без соли рыба и раки были слишком пресными, а без воды и вовсе не доставляли никакого удовольствия. Зато еда точно была питательной, так что силы на продолжение пути имелись. Полтора десятка раков помыли и положили в связанную наподобие мешка джинсовую куртку Сергея, но трогаться вдоль реки вниз по течению совсем уж безо всяких средств самообороны друзья не хотели. Поэтому ещё полчаса ушло на изготовление факелов. Для этого пришлось покопаться в рыбьих остатках и наковырять оттуда серо-коричневого жира, покрывавшего внутренние органы. Жиром были смазаны четыре импровизированных факела, представлявшие собой длинные палки, концы которых расщепили с помощью камней и снабдили пучками сухой травы. Два довольно массивных гриба-трутовика, на каждом из которых медленно тлел тусклый огонёк, медленно покрывавшийся слоем пепла, выступали в качестве зажигалок — в случае необходимости достаточно было резкого выдоха, чтобы получить искры, а уж сухая трава и смазанные жиром факелы должны были обеспечить молодых людей огнём, которого боятся все живые существа, какими бы свирепыми и могучими хищниками они ни были.

Когда путь был продолжен, часы показывали почти семь утра. Спустя всего пару часов пути Сергей и Денис поняли, что им крупно повезло с той небольшой поляной, где они смогли заночевать: чем ниже по течению они спускались, тем всё более и более узкой становилась полоса, отделявшая берег от наседающего на него леса. Но нагромождение сухих деревьев на узкой прибрежной полосе, достойной того, чтобы служить полосой препятствия для тренировок альпинистов или паркурщиков, было не главным неудобством дороги. Больше всего мучила жажда и друзья всё чаще поглядывали на реку, всё ближе склоняясь к тому, чтобы забыть об осторожности и напиться наконец вдоволь.

— Ну что, привал? — около одиннадцати часов Сергей опустился на очередное массивное дерево и посмотрел на Петренко.

— Нужно отдохнуть, — согласился тот. — И попить...

Местность, в которой они остановились, представляла собой поворот реки: примерно в сотне метров впереди река круто, почти на девяносто градусов, сворачивала вправо, а на противоположном берегу, как раз на этом 'почти прямом углу', находился пологий спуск к воде, бывший, судя по изрытой вокруг земле, местом водопоя для окрестных животных.

— Да уж, жалко, что такого удобного спуска нет здесь, — прокряхтел Денис, ложась ничком, чтобы зачерпнуть ладонью воду с довольно высокого берега. И в этот момент он услышал, как Лещинский, вообще-то не склонный к нецензурной брани, негромко, но смачно выругался. Подняв голову, Петренко так и застыл в позе не добравшегося до реки Чапаева: на другом берегу к водопою вышли пятеро львов. То, что это львы, пусть и какие-то не совсем обычные, было понятно сразу: они просто были настолько крупные, что и с расстояния в сто метров нельзя было спутать этих кошачьих ни с кем другим. Казалось, что каждый из львов вмещал в себе ещё как минимум половину льва и даже самый маленький из них, неспокойным задиристым поведением выдававший в себе совсем ещё молодняк, был размером с тех взрослых львов, которых обычно видят посетители зоопарков.

— Вот это... и есть... пещерные львы... — нараспев и почти шёпотом произнёс Сергей, одновременно медленно придвинувший к себе два факела и кладя на колени трутовик. Благодаря тому, что Денис лежал, Сергей был удачно расположен за крупной сухой веткой, а ветер был в сторону людей, занятые питьём львы их не заметили. Спустя двадцать минут львы покинули водопой, но друзья ещё примерно 10 минут молчали и старались не шевелиться.

— Уф-ф-ф, — выдохнул Петренко, садясь на корточки. — А пещерные львы плавать умеют?

— Хрен их знает, — медленно встал и потянулся Лещинский. — По ископаемым костям этого же не поймёшь. Если судить по современным львам, то те воды не боятся, но плавать особо не любят. Будем надеяться, что их предки в этом плане ещё более привередливы...

— Ну да... А чего они называются пещерными, если по лесам бродят?

— Считается, что пещерные львы по образу жизни были похожи на своих потомков, то есть жили и охотились в степях, лесостепях. Пещерными они 'стали' потому, что большинство их костей находят именно в пещерах: они в старости именно в пещеры приходили, скорее всего, и там сдыхали. Ну, и есть несколько находок львиных костей в тех пещерах, где люди обитали.

— Люди на них охотились?

— Ну, вряд ли прямо охотились. Скорее всего, это были единичные случаи, особо удачные. Наверняка статистика в этом противостоянии была не в пользу древних людей. Во всяком случае, пока предков не стало достаточно много...

— То есть это повышает наши шансы на то, чтобы встретить людей?

— Что?

— Ну, что мы встретили пещерных львов... Раз они обитали одновременно с людьми...

— А-а-а... Ну, шансы не слишком повысились: насколько я помню, пещерные львы вымерли около 10 тысяч лет назад, а первые находки датируются несколькими сотнями тысяч лет. Так что здесь, как и с пещерными гиенами — фиг поймёшь, какие у нас шансы хомо сапиенсов встретить.

— Давай-ка мы, наверное, привал в другом месте сделаем...

— Поддерживаю...

Далеко от водопоя, у которого им пришлось поволноваться, передвигающиеся теперь гораздо осторожнее друзья не ушли. Лишь миновав поворот реки, они оказались на широкой, не менее пятидесяти метров в диаметре, поляне, которая к тому же наполовину была свободна от сухих деревьев. Зато другая половина напоминала выставку скульпторов-постмодернистов какого-нибудь экологического стиля — труднопролазная стена из поваленных за многие десятилетия стволов, ветвей, хвороста. Дальний по течению край поляны ограничивался впадавшим в реку ручьём примерно метровой ширины, почти сразу за которым начинался меловой холм высотой в двадцать пять — тридцать метров. Этим холмом, тянувшимся, примерно две сотни метров, дорога вдоль реки заканчивалась: после окончания холма лес подступал к реке вплотную, ветви многих деревьев спускались к самой воде, и так было на протяжении всей реки, насколько её было видно. Такая же картина наблюдалась и на противоположном, куда более пологом берегу. Впрочем, рассуждения о том, куда же идти дальше, Сергей и Денис отложили: при виде проточного ручья их жажда, несколько приглушённая выбросом адреналина во время встречи с львиным прайдом, проснулась усиленной. Воды из ручья была совсем холодной, много её было зараз не выпить, зубы сводило до невозможности, но она показалась неописуемо сладкой.

— Сегодня дальше идти смысла нет... Да и некуда, — произнёс Сергей.

— Согласен. Нужно разводить костёр здесь, на поляне. Тем более и вода питьевая имеется. А там уж видно будет. Подумаем...

Благодаря принесённому на трутовиках огню и изобилию хвороста разведение костра оказалось делом нескольких минут. Оставшиеся после завтрака раки были на полминуты помещены в огонь, чтобы не есть мясо холодным, и были употреблены проголодавшимися товарищами молниеносно. По уже вошедшему в привычку обыкновению костёр развели совсем недалеко от берега и расположились так, чтобы можно было наблюдать за лесом.

— Туда соваться нельзя, — кивнул в сторону деревьев Лещинский. — Если уж тут пещерные львы с гиенами бродят, то и волки с пещерными медведями наверняка имеются...

— На другой берег тем более нельзя, — думал вслух Петренко. — Что ж это получается — ни взад, ни вперёд? Застряли?

Сергей вздохнул и посмотрел в костёр.

— Однако ж и просто так на берегу ночевать нельзя, — продолжал рассуждать Денис. — Не можем же мы всё время смотреть в сторону леса, нужно же и делами заниматься, нужно как-то пищу добывать...

— Да и с этим, — Сергей поднял один из факелов, — мы не слишком-то в безопасности...

— Ну почему же — любой хищник огня боится...

— Допустим, отогнал ты одного пещерного медведя одним факелом... А если это гиены или львы? Они поодиночке редко ходят, у них тактика другая, они группами охотятся. А против группы ты с этим факелом добыча. Опасная, но добыча...

— Серый, ты не прав. Животные, во-первых, боятся огня, во-вторых, избегают людей...

— Почему они избегают людей?

— Ну, врождённое...

— Это в наши времена у животных врождённый инстинкт избегать людей. Да и то нередко он хищникам изменяет... Но ведь инстинкт этот должен был сначала выработаться, на протяжении многих поколений, когда люди успешно охотились на самых различных животных. А если мы во временах, когда люди это не охотники, а добыча для этих самых хищников, так откуда возьмётся это желание избегать людей? Я уж молчу про ту возможность, если людей как таковых здесь и сейчас вообще не наблюдается...

— Ладно, оптимистичный ты наш, поживём, посмотрим.

— Посмотрим, конечно. Вот только в лес соваться нельзя...

— Что ж, раз мы решили здесь заночевать, нам нужна новая верша.

Полчаса спустя новая верша уже была помещена в реку возле торчащего из воды толстого бревна, а Денис, вытянув промокшие ноги к воде (Сергей, как и прежде, оставался на страже, ища среди деревьев признаки опасности), со странным любопытством вертел головой по сторонам.

— А мне здесь нравится, — заключил свой осмотр он.

— В смысле пейзаж?— улыбнулся Лещинский.

— Ну, пейзаж тоже ничего. Но это идеальное место для постройки дома для зимовки.

— Для зимовки?

— Пожалуй, ты прав — пока мы просто не готовы отходить от реки, это слишком опасно. Если мы действительно на десятки тысяч лет перенесли в прошлое, в теперешнем нашем состоянии мы не выживем. Ладно, сейчас лето. Но ведь зима придёт...

— Поэтому нам нужен достаточно крепкий дом, в котором можно перезимовать, — продолжил мысль Сергей. — Шансы на то, что мы всё-таки в прошлом, практически стопроцентны. Даже если где-то в окрестностях и есть люди, нам нужно обжиться здесь, чтобы иметь возможности до них добраться в относительной безопасности...

— Вот именно поэтому нам нужно для начала пережить зиму.

— Нужен дом... Достаточно крепкий, достаточно надёжный, чтобы нас защитить, достаточно тёплый, чтобы выдержать зиму... Зимы в плейстоцене в Северном полушарии были суровые... Так... Из чего же строить? Как? Из дерева? У нас нет металлических орудий, ни топоров, ни пилы...

— Из глины.

— Дом из глины?

— Да. Посмотри вокруг внимательнее...

Лещинский, заинтригованный хитрым видом Дениса, не ограничился простым обзором окрестностей, он поднялся и добрых десять минут расхаживал вдоль берега, внимательно рассматривая что-то внизу, у воды, поворачиваясь то по течению реки, то против, с задумчивым видом поглядывая на меловой холм и ручей. Наконец, Сергей ещё раз напился из ручья и вернулся к костру.

— Ну что?

— Значит, так... Этот участок берега, где мы находимся, глиняный, и к тому же достаточно высокий, здесь подъём получается, от берега до воды метра три — три с половиной высоты. Так что, если сумеем из глины налепить кирпичей, обжечь их и построить какую-никакую хижину, то наводнение, допустим, паводок весенний, нам не должно быть страшно. К тому же свободную от деревьев поляну можем окружить стеной, которая даст защиту от леса... Хотя нет, слишком много кирпичей понадобится... Ладно, это другой вопрос... Вот, а если будет дом, то это место нам подходит. Есть питьевая вода из ручья, есть река рядом, которая для нас и защита от зверей с этой стороны, и возможность спастись, если опасность из леса будет слишком серьёзной, и рыбные запасы всегда под рукой. Да, рядом на другом берегу водопой и я думаю, что туда не только хищники приходят. Так что, когда обустроимся, можно будет уже и о добыче мяса подумать — ловушки там какие-нибудь придумать, и всё такое.

— Да, у меня примерно такой же ход мыслей был, — рассмеялся Петренко. — Ещё про реку — это ведь отличный способ сплавлять дрова по течению: здесь их много, но ведь рано или поздно они закончатся... А про стену я не подумал, это правильно. И вовсе не нужно строить всю стену из кирпичей, можно изгородь сделать. Колонны кирпичные, а между ними несколько брёвен и ещё повплетаем ветки. Ну, знаешь, как деревенские изгороди делали?

— Более или менее.

— Ну вот... Если высокую изгородь сделать и провести её по всему периметру, это отличная защита будет, и мы сможем заниматься внутри хозяйственными делами спокойно, да и ночёвки будут куда спокойнее...

— Но это ж сколько нам придётся кирпичей делать... — присвистнул Сергей.

— Ничего, должны успеть, всё лето впереди. У нас сегодня какое число?

— ...Вчера мы сюда попали, а у нас это было... 17 мая. Если предположить, что мы попали в тот же сезон — а сейчас явно весна — то сегодня 18-ое.

— Так за три-четыре месяца мы по любому должны успеть и кирпичей налепить, и жилище со стеной построить...

— Холода раньше начнутся — это же плейстоцен, Евразия, надо полагать, и климат здесь суровее, чем в наши дни. Так что к сентябрю уже должны быть готовы к зимовке.

— Успеем. Должны успеть. Тяжеловато, конечно, придётся, но вполне реально.

— Дай Бог... Но нам всё равно нужно временное укрытие уже сейчас: то, что пока не было дождя, не означает, что его не будет вовсе. А без огня нам никак нельзя...

— Это правильно. И вот что я придумал... Иди сюда, — Денис подозвал Сергея к самому берегу. — Смотри: видишь, как глиняный берег спускается к воде? Он крутой, но не отвесный, есть достаточной сильный склон. Так вот, если мы выдолбим в глине площадку у самой воды, там, где достаточно широкое основание, мы получим место, где бы могли разместиться и мы вдвоём и небольшой костёр. Скажем, два на два метра в ширину и длину. А в высоту нам придётся долбить гораздо меньше, потому что склон поднимается вверх по наклонной. В общем, нам нужно такой прямоугольный треугольник выдолбить в берегу.

— Да, и к тому же рядом из воды дерево торчит, по стволу которого можно добраться до места впадения ручья, тем более это всего пара метров, — подхватил Лещинский. — Это своего рода 'бомбоубежище' получается, для ночёвок, чтобы уже быть точно уверенными, что к нам хищники не подберутся со стороны леса. А крокодилов в этих широтах и при этом климате точно не было...

— Вот-вот. А днём будем работать на самом берегу, кирпичи там лепить и обжигать, и так далее.

— Но нужны же какие-то орудия, — машинально посмотрел по сторонам Сергей. — Не руками же нам глину ковырять — так мы месяц возиться будем.

— Для начала сойдут и наши колья, я же их прихватил, — Петренко сложно было чем-то смутить. — Глина вроде не слишком твёрдая, у самой же реки, так что должна поддаваться. До темноты точно управимся. Да и вот это нам пригодится...

С этими словами он подобрал в лежавшей у самого края поляны куче побелевших костей, оставшихся от какого-то крупного животного (распознать, от какого именно, не представлялось возможным по причине отсутствия черепа), широкую лопаточную кость. Лещинский вооружился второй и они принялись за работу, предварительно расположив свои вещи на выглядывавшем из воды бревне, взгромоздясь на которое друзья и долбили глину. Они действительно управились до темноты, начав около часа пополудни и проработав не менее шести часов с учётом пятнадцатиминутных перерывов после каждого часа выматывающего труда. К сумеркам Сергей и Денис могли смело сказать, что никогда настолько не уставали: глина хоть и была достаточно мягкой, но чтобы выбрать площадку размером 'два на два' без помощи нормальных инструментов, посредством лишь кольев и костей, потребовалось потратить уйму сил и пота. Дело непременно дошло бы и до крови, до кровавых мозолей, если бы молодые люди в самом начале работы не догадались обмотать орудия труда своими футболками и рубашками. Наконец, когда площадка, более или менее ровная, была готова, в её центре было сделано небольшое углубление для костра, обложенное подобранными на берегу камнями. Пока разведённый костёр высушивал глину, из зелёных прутьев сооружался навес: на высоте в полтора метра от площадки в берег максимально глубоко были воткнуты две на скорую руку заострённые палки, между которыми были проложены ветки с недавно появившимися листьями и все широколистные растения, которые были обнаружены на поляне. Так что ещё спустя час был готов хоть и неказистый, но всё-таки навес, который мог защитить и костёр и людей от дождя. Быстренько проложив площадку зелёными ветвями прибрежных кустарников, они достали вершу, которая предусмотрительно была отодвинута подальше от 'строительной площадки'. Сергею и Денису сил хватило лишь на то, чтобы в сгущавшейся темноте и почти полном молчании приготовить пойманную рыбу и раков на огне, съесть часть полученного съестного и почти моментально и одновременно уснуть, когда на часах было девять вечера. Возможно, не оставлять никого в карауле было не слишком осмотрительно: но, во-первых, они были слишком измождены, во-вторых, полагались на то, что уж здесь, в их новом убежище, расположенном у самой воды, им практически ничего не страшно. А на такие неудобства, как не слишком мягкое ложе, им было наплевать.

* * *

У обоих сон как рукой сняло в начале четвёртого утра: укрытие, выдолбленное в глиняном берегу и с неким оттенком нежности прозванное 'бомбоубежищем', в целом решило проблему защиты от нападения опасных животных, но не смогло справиться с ночным, а точнее, с предутренним холодом. Чем дальше время уходило от заката солнца, тем более зябким становился воздух, а с реки, бывшей в прямом смысле под боком, всё более веяло студёным. Всё это было бы друзьям нипочём, будь у них было вдоволь дров. Но много дров на площадку 'два на два' метра, где расположились двое молодых людей нормальной, не свидетельствующей об анорексии, комплекции и костёр, поместить было просто негде. Выбираться же из укрытия на берег посреди ночи никому и в голову не пришло, вот и вынуждены были скромные дровяные запасы растягивать до рассвета, которого пришлось подождать в не слишком комфортном, иногда сопровождаемом постукиванием зубов друг о друга, режиме пару часов. Зубодробительная интенсивность особенно увеличилась, когда потянуло туманом, сырым и проникающим за шиворот даже вжатых в плечи уж, казалось бы, до невозможности голов.

— Блин... на-до чё-то ду-мать с дровами, — поделился своим открытием Сергей.

— Ага, — не без утончённой лаконичности принял к сведению Денис. Вскоре серые тона вокруг медленно, но всё же сменились иссиня-розовыми, а потом из-за нависавшего над друзьями берега начали один за одним протыкать колыхающуюся стену тумана солнечные лучи. Подождав ещё полчаса, когда солнце поднимется повыше, туман станет пожиже, а тепло нового дня всё-таки, хоть и робко, но даст о себе знать, Лещинский и Петренко, поначалу не слишком резво передвигая затёкшими ногами, медленно, чтобы не соскользнуть с мокрого от росы бревна, докарабкались до места впадения в реку ручья. Напившись, они осторожно поднялись на берег — никаких признаков опасности не наблюдалось, так что можно было выделить несколько минут для согревающей разминки, прежде чем взяться за собирание в нагромождении сухих стволов у леса дров подходящего для переноса в 'бомбоубежище' размера. Накормив как следует костёр и согревшись, они смогли подумать и о собственной пище, благо накануне, несмотря на страшную усталость, Денис всё-таки не забыл забросить вершу в реку. Поэтому перед проголодавшимися быстро оказался 'стол' с уже привычным меню — раки и рыба.

— Как более или менее осмотримся, нужно будет как-то вопрос с растительной пищей решать, — заметил Сергей, поворачивая насаженную на прут рыбу к огню непрожаренным боком. — Рыба и раки это хорошо, фосфор для мозгов полезен, но без витаминов и растительных полезных веществ мы не протянем.

— Это да, это точно... Эх, если бы найти улей диких пчёл, было бы классно — мёд, перга, в них столько полезных веществ, да и сахар тот же, глюкоза, фруктоза...

— Это, хорошо, конечно. Но, по-моему, с погодой сегодня будет не слишком хорошо.

Тёмно-серые низкие тучи, незаметно приползшие с запада и закрывшие уже почти весь небосвод, подтверждали предположение Лещинского. Он продолжил:

— Чтобы нам не промокнуть, нужно надёжнее крышу заделать — она вроде у нас есть, но сомневаюсь, что она защитит от сильного дождя.

— Так давай глиной замажем все дыры, которые заметим в навесе, — встрепенулся Денис. — Если хотя бы часик-другой подсушим костром, должно получиться более или менее надёжно.

Наковырять глины в устье ручья с помощью найденных вчера лопаток какого-то животного не заняло много времени, как и превращение просто навеса из веток и травы в обмазанный глиной навес из веток и травы.

— Пускай пока подсыхает, — с довольным видом поглядывал на улучшенный навес Петренко, смывая с рук липкую красноватую глину. — Раз дождя ещё нет, можно попробовать как-то дров побольше заготовить.

— Не выдалбливать же для дров рядом такую же площадку, — Сергей отмахнулся то ли от особо докучавшей мошки, то ли от безрадостной перспективы снова несколько часов долбить глиняный берег до полного обессиливания. — Нужен другой вариант... А вариантов, кроме реки, здесь не наблюдается...

— А давай реку и используем.

— ?

— Бобры ведь свои плотины делают. И мы сделаем небольшую запруду, что ли, или вроде того. Только не для того, чтобы задерживать воду, а чтобы задерживать дрова. Сначала накидаем те брёвна, что сможем поднять, с нашей поляны, потом будем идти вверх по течению и сбрасывать поближе к берегу те дрова, что будут попадаться на пути.

— В этом что-то есть, — потёр лоб Сергей. — Если брать только сухие брёвна, то даже в реке они не настолько впитают воду, чтобы не просохнуть в костре достаточно быстро... Да... Но как же эту запруду сделать?

— Вкопаем в берег бревно помощнее поперёк течения — вот и будет запруда.

— ... Допустим. Но здесь течение достаточно сильное, это бревно снесёт непременно: слишком глубоко в берег мы его не вкопаем, на полметра от силы, а слишком массивное бревно мы не дотащим до воды просто-напросто.

— Тогда нужно бревно подпереть. Найти другое бревно, пусть поменьше, но с развилкой, наподобие рогатины. С другого конца заострить камнями, насколько получится, и воткнуть поглубже в речное дно против течения. А саму рогатину в большое поперечное бревно упереть. Даже придётся по длине побольше выбрать, с запасом — течение будет давить на бревно, потом ещё и вес дров добавится, бревно будет давить на рогатину и она будет глубже в дно уходить. Тут главное, чтобы не слишком большое давление создать, умеренное количество дров, чтобы не сломать эту конструкцию собственной тяжестью.

— Попробуем, — почесал щетинистый подбородок Лещинский.

— Дно илистое, но слой ила не слишком глубок, — сообщил Петренко, выныривая из реки после проверки речного дна в том месте, где по примерным расчётам нужно было устанавливать 'рогатину', которая подпирала бы основное поперечное бревно, вкопанное в берег. Само это бревно, подобранное у самой опушки леса, уже лежало на берегу и представляло собой ствол длиной примерно 3 — 3,5 метра и диаметром около полуметра. Удачной скорая находка именно этого бревна была ещё и в том, что когда-то это было дерево, по каким-то причинам сломавшееся быстро, под довольно сильным давлением, отчего один конец был естественным образом заострён по линии слома — так с повестки дня снималась непростая задача обработки его таким образом, чтобы можно было поглубже воткнуть в берег важнейшую составную часть будущей запруды. Теперь необходимо было подобрать 'рогатину', и здесь поиски оказались более тщательными: нужна была длинная и достаточно гибкая опора с вилкообразным раздвоением с одного края. Впрочем, и такое бревно было найдено после примерно двадцатиминутного рыскания по лесу. Этот выход в лес был самой первой и поэтому самой длительной экспедицией друзей за пределы относительно безопасной территории, так что её подготовка была тщательной. Помимо приведённых в боевую готовность факелов, которые были взяты по одному на человека, была проведена, по выражению Лещинского, 'артиллерийская подготовка'. На берегу был организован второй костёр, в который перенесли часть углей из первого и добавили немного дров для скорого получения новой порции. Затем туда в большом количестве были брошены оставшиеся с осени листья, но не всякие, а из ближних к земле слоёв лесного настила, благодаря чему они были слегка сырые. При добавлении нескольких зелёных веток кустарников эта почти компостная масса вскоре дала густой, пепельно-молочного цвета дым, который поначалу капризничал и стелился вдоль берега, но потом поддался слышимым уговорам Сергея ('Ну, давай, давай, родной, в лес, в лес, ну давай...') и неслышимым уговорам Дениса (о которых можно было догадаться по напряжённо-грозно сведённым бровям) и начал всё более широкой полосой растекаться по лесу.

— Ну, теперь даже если там есть хищники, они должны поддаться инстинктивному страху лесного пожара и при запахе дыма убраться подальше, — удовлетворённо заметил Петренко. Но факелы и трутовик с тлеющим огнём они с собой на всякий случай прихватили. Да и особо углубляться в лес они не спешили, прочёсывая площадь вдоль линии опушки. Пару раз им казалось, что они нашли нужный вариант, но при более тщательном рассмотрении оказывалось, что нужно продолжать поиски: бревно оказывалось то слишком коротким и попросту не касалось бы дна под углом, то слишком сухим и при недостаточной гибкости наверняка не выдержало бы давления, оказываемого на него всей запрудой и течением. Но вот искомая и полностью подходящая заготовка была обнаружена, взгромождена на плечи и максимально скорым в наличествующих условиях шагом — хоть дымовая завеса, по всей видимости, и хорошо сделала своё дело и отпугнула любую биологическую опасность поблизости, факелы уже почти догорели и нужно было во избежание риска возвращаться к реке — доставлена на поляну. Передохнув около двадцати минут и вволю напившись из ручья, друзья принялись за сооружение запруды, желая успеть закончить до наступления непогоды, которое, судя по всё более тёмным, медленно наползавшим одна на другую тучам, было не за горами. Кое-как спустив оба бревна в воду и поставив 'рогатину' вертикально у берега, они с помощью уже окончательно превращённых в копательные орудия труда лопаток расковыряли в берегу чуть выше по течению от своего бомбоубежища отверстие диаметром чуть больше толщины основного бревна глубиной почти с длину руки. Наиболее трудоёмкой частью работы стал процесс 'вдавливания' в этот паз, выглядевший так: Денис давил на противоположный конец бревна, из всех сил работая ногами в качестве лопастного водного двигателя, тогда как Сергей, обхватив бревно у дыры в берегу, упирался в очень кстати оставшийся именно тут сук и тоже прилагал все возможные усилия. Усилий этих у молодых людей хватило на пару минут — после этого они решили, что бревно впечаталось в берег достаточно крепко, замазали оставшееся свободным пространство глиной и принялись за установку 'рогатины'. Тут уж всё прошло куда проще, легче и быстрее — развилка была вставлена в основное бревно где-то за метр до его открытого к реке окончания, другой же конец 'рогатины' упёрся в дно, взбаламутив ил и достигнув более или менее твёрдого основания. Угол, под которым бревно упиралось в дно, намётанный на математические формулы и геометрические фигуры глаз Петренко определил как 'градусов 45-50... я бы сказал, 48...'.

Когда Сергей и Денис вылезли на свою заветную площадку, чтобы отдохнуть, просохнуть и подкрепиться оставшейся частью утреннего улова, на часах не было ещё и одиннадцати. Не было ещё и дождя, хотя тучи из грязно-серых превратились в совсем тёмно-серые, опустились предгрозовые сумерки и дождь по всем признакам уже должен был начаться.

— Давай мы сейчас передыхнём минут... десять, подкрепимся, а потом... накидаем в нашу запруду хотя бы немного дров... испытаем и обеспечим себя дровами на время дождя... а то и на ночь, — делая паузы по уважительной причине пережёвывания жареной рыбы, предложил план дальнейших действий Лещинский.

— Правильно... Нам ещё нужно... чтобы время не терять, когда... будет дождь... занятие полезное найти... Нужно с тех зарослей ивы, что... растут чуть выше....коры молодой побольше нарвать... из неё можно неплохие верёвки плести... на первое время, — прерываясь из тех же соображений, заметил Петренко.

— Да, вариант. Заодно вспомню детство, как старшая двоюродная сестра заставляла ей косички заплетать, — усмехнулся Сергей.

— Тяжёлое детство...

— И не говори... Слушай, раз уж мы тут практически на глиняном Клондайке обосновались, может попробовать посуду лепить? А что — глины много, вода, если понадобится разбавить, тоже имеется, на огне обожжём... Конечно, лучше бы гончарный круг сообразить, но пока нужно искать те способы, которые доступны. Не будем же мы всё время, чтобы напиться, к ручью бегать — нужна ёмкость с запасом питья. Да и варить пищу тоже...

— А что? Можно попробовать, — оживился Денис. — Ну-ка, пока дождь не влупил...

Дождь начался уже спустя пять минут после того, как они начали 'наполнять' свою речную дровяную запруду, предварительно подкинув на угли ещё несколько охапок сырых прошлогодних листьев для создания дымовой завесы. Но дождь, задумав, по всей видимости, зарядить надолго, раскачивался медленно, поэтому поначалу моросил неспешно, с ленцой, позволив друзьям управиться с делами: Лещинский сбрасывал в реку дрова крупный хворост и дрова средней величины, а Петренко, находившийся в воде, подгребал их к торчащему поперёк течения бревну, чем и создал запруду. Потом Сергей наломал с полтора десятка длинных ивовых веток, оборачиваясь при этом в сторону леса при каждом звуке или подозрении на звук (дым дымом, а настороженность необходима); в это же время Денис наскрёбывал у ручья глины для гончарных экспериментов. Так что, когда дождь усилился и по-настоящему крупные капли гулко застучали о реку и повысили громкость своей беседы с лесом от еле слышного шёпота до вполне светской, пусть и приватной, беседы, уставшие 'строители' уже сидели в своём убежище.

— Смотри, глина подсохла и нормально, воду не пропускает практически, — с чувством исполненного долга указал на навес Петренко. — Разве что по краям чуть-чуть, ну да это капли, и мы хорошо предусмотрели, на всякий случай по стыкам стен и пола желобок сделали — вода по нему в реку уйдёт.

— Угу, — не поднимая головы на крышу, согласился Сергей. Он уже с помощью дверных ключей со своей связки выцарапывал на ивовых ветвях полоски, на которые намеревался делить кору и сдирать её.

— Серый, ты, когда кору обдерёшь, ветки не выбрасывай, дай мне, у меня идея есть...

— Окей.

Пока один обдирал серо-зелёную кору приблизительно одинаковыми полосками длиной от полуметра до метра и шириной в сантиметр-полтора, а второй увлечёно лепил из глины некое неказистое кособокое подобие кружки, правда, без ручки, они наконец-то смогли впервые за последние три дня вздохнуть спокойно и обсудить, что же с ними приключилось и каковы их перспективы.

— Интересно, что же всё-таки случилось? — сидя по-турецки и приноравливаясь плести 'косичку' из трёх полос молодой ивовой коры, произнёс Сергей.

— Что?

— Что случилось, где и как перемкнуло, что мы оказались здесь и сейчас... Не совсем понятно, где (хотя могу предположить, что на том же географическом месте, где мы были), и совсем не понятно когда... Кроме того, что как минимум, за 10-15 тысяч лет до того, как появился Интернет...

— Ну, Серёг, я тебе так скажу — вряд ли мы это когда-нибудь узнаем... М-да, любопытный у меня сосуд получается... Ну да ладно, наловчимся...

— Не узнаем, это точно. Надеюсь, с Вованом там всё нормально. Хотя он, в принципе, в другом помещении был, его эта свистопляска вроде как и не должна была затронуть...

— Я тоже так думаю... Подай очищенные ветви... Ага...

На середине реки, покрытой мелкой дождевой рябью, один за одним раздались три всплеска.

— Большая рыба гуляет, — на минуту отвлёкся от гончарных дел Денис, который уже поместил три слепленные 'кружки' в огонь и теперь мастерил каркас из прутьев, наподобие заготовки для корзины.

— Хочешь сначала сплести, а потом глиной обмазать? — кивнул на топорщащиеся в разные стороны, словно иглы испуганного ежа, ветви Сергей.

— Ну да. Попробую, может, так лучше получится, ровнее...

— ...Нам понадобится много глиняных кирпичей, если действительно соберёмся строить дом. Потому что нужно будет строить дом с высокими стенами, метра четыре высотой не меньше, чтобы хищникам сложно было забраться. Вообще-то лучше всего, если бы была достаточно высокая внешняя изгородь, но зимы в плейстоцене в Евразии это не зимы в период глобального потепления — тут зима это долго, холодно и с большим количеством снега. Так что по снегу через изгородь, будь она хоть пятиметровая, крупные хищники смогут перебраться...

— Да, Серый, но ты не забывай, что жилое помещение слишком большим строить нельзя — большую площадь сложнее обогревать...

— Тогда нужно будет строить жилище в два уровня. Центральное жилое помещение, скажем, 3 метра на 3 метра, а вокруг него ещё стена, чтобы со всех сторон было ещё одно, внешнее помещение...

— Ну, в принципе, да — с точки зрения теплоизоляции воздушная прослойка это правильное решение.

— К тому же ещё это будет и своего рода кладовая, склад — туда дрова обязательно нужно будет поместить в большом количестве, запасы еды, которые нужно будет успеть за лето собрать... А ведь ещё нужно и хижину построить успеть, и одежду изготовить зимнюю... Успеть бы всё за три-четыре месяца, до холодов...

— Должны успеть, Серёг...

— Выхода другого нет, — усмехнулся Лещинский, откладывая очередной кусок 'верёвки'. Получавшиеся из трёх полосок коры верёвочки примерно метровой длины он, в свою очередь, сплетал ещё раз по три, получая уже какое-то подобие каната. — Ну, даже если успеем мы до зимы все приготовления сделать — и дом построим, и изгородь, и дров запасём, и съестные припасы, и одежды из шкур (которые ещё добыть надо) наделаем... А дальше чего?

— А дальше видно будет...— Петренко уже был весь перепачкан глиной, увлечённо сооружая более вместительную ёмкость на основе сплетённого каркаса.

— Да, — вздохнул Сергей и огляделся вокруг. Над их головами послышались хлопающе-свистящие звуки и в нескольких десятках метров ниже по течению приводнились три птицы, очень похожих на диких уток, только более тёмной коричневой расцветки, чем привычные молодым людям дикие утки в их времени.

— А ведь это уже в третий или четвёртый раз, как сюда утки прилетают, — в голосе Дениса послышался явный интерес.

— Попробуем поймать?

— Можно пращу из ремня сделать, но лучше бы предварительно потренироваться, а то только распугаем их и всё... Нет, нужно ловушку установить. Делал я в деревне в детстве одну штуку, должно получиться... У тебя там верёвка прочная уже есть?

— Ну вот...

— Ага... Метра полтора будет, нормально... Слушай, я пока сейчас большой 'кувшин' доделаю, на обжиг его поставлю, а ты дровишек из 'запруды' принеси и заодно подбери там три палки длиной в полтора-два метра и достаточно толстые.

Когда спустя десять минут Сергей положил к костру несколько дров, а рядом три палки, которые вроде бы соответствовали заявленным стандартам, 'кувшин' уже был помещён в костёр, а Денис обвязывал сплетённой верёвкой средних размеров камень. Лещинский понял суть ловушки лишь тогда, когда совместно с Петренко стал втыкать палки в речное дно примерно в ста метрах ниже их 'бомбоубежища'. Расчёт был таков: три палки втыкались в дно на достаточную глубину, что держаться прочно. Помещены они были таким образом, что напоминали известное выражение о том, как можно заблудиться в трёх соснах — образовывали треугольник, широкими концами возвышаясь над водой на пятнадцать-двадцать сантиметров. Камень, весом примерно в полтора-два килограмма, укладывался в это импровизированное гнездо, а на конец 'верёвки', обвязанной вокруг камня, была насажена лягушка, которую Денис с лёгкостью и проворством, удивившей Сергея, поймал тут же возле берега. Процедура 'насаждения' была малоприятной, особенно, надо полагать, для лягушки, однако вскоре ловушка была готова.

— Утка хватает лягушку, заглатывает её, вместе с ней заглатывает и верёвку, пытается сдвинуться с места, но камень ей не даёт, — окончательно утвердил Лещинского в его догадках Денис, когда они доплыли до своего убежища и подкинули в костёр дров, чтобы стало теплее. — Камень не даст ей сдвинуться с места, а если птица окажется достаточно сильной и большой, то она сдвинет камень с палок и он потащит её на дно. Главное, чтобы верёвка выдержала и не порвалась.

Дождь всё не прекращался, и они продолжили заниматься плетением верёвок и изготовлением посуды. Петренко уже достал затвердевшие в огне первые две 'кружки', одну из них забраковал из-за того, что глина крошилась в руках при малейшем надавливании, вторую признал негодной по причине нескольких довольно крупных трещин, сквозь которые свободно протекала вода, а вот третью счёл вполне сносной. Испытанием для этой кружки стал поход Дениса за водой к ручью, где он напился сам и откуда принёс воды Сергею. Судя по тому, что воды в ней было достаточно и никакой течи на поверхности видно не было, испытание можно было считать удовлетворительно пройденным. А между тем сумерки, подбодренные хмурой погодой, решили наступить раньше: так что о том, что ловушка сработала, друзья узнали лишь по нескольким отчаянным всплескам и громкому, но недолгому сдавленно-хрипящему звуку, донёсшимся от того места, где около двух часов назад они установили нехитрую конструкцию.

— Опаньки, кажется что-то есть, — последние два слова Петренко договаривал уже из реки, куда он быстро соскользнул.

— Помочь или сам? — крикнул ему вслед Сергей.

— Не... надо...

За несколько минут, что прошли с момента отправления Дениса в серую почти беспросветность, Лещинский закончил плести верёвки — завтра нужно было идти за новой порцией ивовой коры.

— Килограмм шесть, а наверняка и больше, — сначала из мглистого вечернего воздуха послышался голос возвращавшегося Петренко и плеск воды, а потом уже и сам он с птицей в правой руке. Пока же Денис ощипывал (а оперение оказалось очень густым), разделывал и готовил птицу, поместив её внутренности в вершу в качестве приманки, Сергей с помощью подобранных остроугольных камней изготавливал два копья. Для этого ему послужили два древка, выломанные из зарослей молодых деревьев на краю поляны, предположительно орешника, которые он слегка, не слишком глубоко, расщепил камнем и вставил по большому ключу со связок. Эти ключи для металлических дверей, представлявшие собой длинные штыри, идеально подходили для использования в качестве наконечников копий, если достаточно туго замотать расщепы недавно сплетёнными верёвками.

— Ну, как? — поинтересовался Лещинский у Петренко ходом приготовления особенного, на фоне исключительно рыбно-ракового меню последних дней, блюда, после того, как копья были закончены.

— Отлично. Вот сейчас закончу жир вытапливать и начнём пир, — ответил Денис, поднося утиную тушку то к огню, то к большой посудине, давая свободно стекать внутрь сосуда расплавленному жиру. — Утка птица жирная, а этот жир куда лучше горит и лучше хранится, чем рыбий. Так что теперь смазанные факелы будут вспыхивать как спичка, только искру дай... Ну вот, можем наконец-то попробовать мяса...

Снова пришлось с сожалением вспомнить об отсутствии соли, но всё-таки после рыбной диеты мясо птицы пришлось весьма кстати. Очень скоро приятная тяжесть в желудке, хорошо знакомая всем по особенно сытным обедам и ужинам, поспособствовала тому, что друзья, набрав ещё дров, чтобы не повторить ошибок холодной прошлой ночи, ещё некоторое время полежали, смотря в костёр, позёвывая да перекидываясь замечаниями по поводу проделанных за день работ и действий, да и заснули. Лишь однажды оба встрепенулись, отчётливо услышав, как по лесу на их берегу, ломая ветви, передвигается крупное животное, возможно, не одно. Но вскоре шум удалился и больше не возвращался.

* * *

— Видимо, сегодня солнечные ванны нам опять не светят, — широко зевая и поёживаясь от утренней стужи, сказал Сергей, вернувшись в убежище после отправления естественных нужд. Серое-серое небо действительно непрозрачно намекало на то, что начавшийся день, скорее всего, тоже будет хмурым и дождливым. Денис как раз 'разогревал' всё, что осталось от пойманной вчера утки и заодно готовил раков, в эту ночь набившихся в вершу в ещё большем количестве благодаря наличию приманки, птичьих потрохов.

— Ничего, нам занятия при любой погоде найдутся, — кивнул Петренко в сторону водопоя на другом берегу. Все предыдущие дни друзья видели, как на водопой то и дело выходят животные, чаще всего это были то ли олени, то ли лоси, большого размера с рогами различной величины и размаха. Поэтому Лещинский сразу понял, что подразумевалось этим жестом.

— Про ловушки думаешь?.. Дело нужное... Но сначала надо как-то рацион разнообразить. Без растительной пищи будет туго, так что надо сейчас поискать на поляне, на опушке растения какие-нибудь, которые можно в пищи употребить, или коренья какие, стебли, почки. В общем, салат нам нужен хоть какой-то...

— Лады, давай сейчас перекусим мясом, а тогда уже пойдём...

— ...Собирательством промышлять.

— Угу.

— Давай какую-нибудь посудину, за водой схожу.

— Блин, в большой утиный жир, только вот эта маленькая свободна. Сегодня надо будет ещё одну большую сделать, да обжечь её побольше и дать подольше остыть — всё-таки рановато я вчера кружки использовать стал...

Кружка действительно оказалась мала, так что за водой к ручью во время завтрака пришлось ходить ещё дважды.

— Надо чем-нибудь зубы почистить, — сказал Сергей, выковыривая ногтем застрявшее между зубов мясо.

— Золой можно. Я читал, в старину именно так и делали — брали древесную золу, ну, или древесный уголь, растирали в порошок и этим порошком зубы чистили. Зола и отбеливает зубы, удаляет налёт, и как-то там ещё положительно действует на...

— На кислотно-щелочной баланс!— рассмеялся Сергей.

— Ну, может и на него, — усмехнулся Денис. — По моему, там что-то говорилось про дезинфицирующие свойства.

— Проверим, — осторожно зачерпнул маленькую пригоршню остывшей золы Лещинский. Растерев на ладони золу в серую порошкообразную массу, он затем взял на два сложенных вместе пальца немного этой субстанции и стал растирать по зубам привычным жестом, который смотрелся бы куда натуральнее, будь в руках зубная щётка. Но щётки не было и приходилось довольствоваться универсальным инструментом, руками. Процесс занял пару минут, после чего Сергей отхлебнул оставшуюся в кружке воду и прополоскал рот.

— Ну как?

— Ну...— погримасничал Лещинский. — Сказать, что это сильно помогло против запаха во рту... Хотя нет, зола немного перебила вонь... Ну и вроде как зубам приятнее стало, по моим ощущениям.

— Хоть так. По-моему, я в лесу дуб видел — а дубовая кора, если из неё настой сделать, вроде как полезна для десён, укрепляет их. А уж если мы в лесу где-нибудь найдём улей диких пчёл, так вообще с зубами проблем быть не должно — там же прополис, перга, а это для зубов очень полезно.

После того, как Петренко тоже почистил зубы золой, друзья осторожно выглянули на берег — вроде бы никого — и только после этого выбрались на поляну, насобирав всё необходимое для 'дымного' костра и разведя его с помощью принесённой из 'бомбоубежища' горящей палки. Пока костёр набирал рабочие обороты и начинал распутывать клубок густого бело-серого дыма, Сергей и Денис, захватив смастерённые накануне копья, пару смазанных теперь уже птичьим жиром факелов и трутовик в качестве зажигалки, взобрались на возвышающийся сразу за ручьём меловой холм. Поднимающийся на двадцать-двадцать пять метров, холм представлял собой почти идеальной формы прямоугольник, длинная сторона которого тянулась вдоль берега на сто пятьдесят — двести метров, а короткая была примерно в полтора раза короче и углублялась в густой лес, края которому не было видно, и неизвестно, был ли край за горизонтом. Друзья уже знали, что их берег восточный, поэтому теперь для них выяснилось, что на западе лес был куда реже и обрывался в нескольких километрах от реки, уступая место бескрайним просторам, изредка уязвлённым темнеющими пятнами рощ. Южная часть их нового мира, куда несла воды река, представляла собой, насколько мог видеть глаз, ту же самую картину — лес, лес и ещё раз лес по восточному берегу и граница леса и равнины по западному. Зато на севере было кое-что новенькое, там были горы. Горы, до которых, по очень приблизительной оценке, было не менее тридцати километров, невысокие, в основном поросшие деревьями и лишённые видимых снежных шапок, но всё же горы. Лещинский и Петренко переглянулись — значит, в будущем есть неплохая надежда найти металлы.

Пока же они выяснили, что ручей, поставляющий им питьевую воду, берёт своё начало именно на меловом холме, прорезая его узкой ложбиной и огибая с северной стороны. Решив пройти по всему ручью, чтобы исключить попадание в него мёртвых животных, которые могли бы отравить воду, Сергей и Денис заодно стали высматривать в лесу всё, что могло бы помочь пополнить их меню. И вскоре увидели несколько невысоких, но густых елей, покрытых ярко-зелёными отростками молодой хвои. Завязав узлом 'олимпийку' Петренко, они нарвали в неё пару жменей хвои. Чуть ближе к поляне они обнаружили деревья, по всем признакам напоминающие берёзу, и сорвали те из светлых и не слишком липких почек, до которых смогли дотянуться с земли. Убедившись, что ручей чист и на данный момент их бактериологической безопасности вроде ничего не угрожает, обошли поляну по периметру и нашли среди валяющихся сухих деревьев 'островок' травы, очень похожей на крапиву, вот только с куда меньшими листочками, которые к тому же имели по краям иссиня-серую окантовку.

— Думаешь, крапива?— присевший на корточки Сергей потрогал растение.

— Жжётся?

— Ну, пощипывает слегка...

— Очень похоже, во всяком случае, — пожал плечами Денис. — Вроде бы как никаких ядовитых растений такого вида я не помню. А крапива очень полезна, не зря же из неё борщ варят, в супы добавляют, да и в салаты иногда.

— В общем, давай возьмём, попробуем, тоже думаю, что крапива. Но на будущее нужно придумать способ, как проверять на ядовитость и полезность те или иные растения — я в ботанике не то чтобы слишком силён. 'Лабораторная крыса' нам нужна...

— Или лабораторная мыша.

— Что?

— Ну, поймаем несколько мышей, соорудим для них клетку, и, когда найдём какое-нибудь растение или грибу, сначала дадим мышам. Если через некоторое время всё нормально, значит, это съедобно. Если лапки откинет...

— ...Извините, принесите другое блюдо. Да, идея хорошая.

Пока Денис с собранной зеленью вернулся в 'убежище', где нагрел большой сосуд, чтобы перелить из него жир в кружку, освободив тем самым ёмкость для заваривания то ли чая, то ли супа, Сергей перетащил и спустил в 'запруду' несколько довольно массивных брёвен для пополнения дровяного запаса. Резерв 'дымного костра' уже иссяк, от дыма осталась лишь тонкая струя, лениво змеившаяся в небо, так что лучше было приниматься за второй завтрак, на этот раз вегетарианский. Сломав лишь несколько ивовых прутьев по просьбе Дениса, Лещинский присоединился к нему. Полностью удалить жир со дна и стенок большого сосуда не удалось, но, по замечанию Сергея, так должно было получиться даже лучше — 'суп будет наваристее'. Пока вода закипала, затем булькала, а Лещинский очищенной от коры и вымытой палкой помешивал это варево, Петренко быстро, уже наловчившись на предыдущих гончарных изделиях, изготовил плетёный каркас, обмазал глиной и, когда Сергей, обернув руки рубашкой, снял 'кастрюлю' с огня, тут же поместил в освободившийся костёр новый сосуд для обжига.

— М-м-м-ха-а-а-а.., — то ли крякнул, то ли вздохнул, то ли провыл Лещинский, сделав глоток похлёбки, когда та немного остыла.

— Это что значит?

— Это значит... что, во-первых, горячо... Во-вторых... вкус, конечно, специфический... но пить можно...

Смешение еловой хвои, берёзовых почек и вроде как крапивы действительно привело к образованию бульона (а присутствие определённой части утиного жира давало формальные признаки так именовать полученную жидкость) со своеобразными вкусовыми качествами. Кисло-острый вкус хвои, смешанный с маслянисто-горьким берёзовым вкусом, да ещё и приправленный оказавшейся неожиданно пряной крапивой — вкусовой букет был явно из разряда экзотических. Впрочем, острого отторжения он не вызывал, тошноты не возникало, поэтому был вполне употребим в пищу; помня же полезные свойства содержащихся в растениях веществ и витаминов, был и вовсе необходим.

— Не, нормально, я думал, что будет хуже, — деловито одобрил похлёбку Денис.

— Да, разнообразия придаёт. Но для 'чая' мы будем использовать только хвою, в чистом виде. Ну, пока подходящих трав не найдём.

— Нужно, кстати, вещи постирать, а то мы пока по мелу лазили, да по лесу, ещё и глина эта...

— Да и от пота провоняли, — повёл носом Лещинский. — Только вот давай мы стирку организуем в солнечный день и с утра, чтобы до вечера вещи подсохли. А то ведь ночью без одежды или в сырой одежде замёрзнем мы. И вообще, нужно чего-то придумывать насчёт ночного утепления.

— Шкуры нужны, что тут ещё придумаешь... Вон, как раз на водопой снова лоси пришли...

В самом деле, на другом берегу к воде, то и дело настороженно поднимая голову в сторону 'бомбоубежища', спустились несколько лосей, о которых сложно было сказать, лоси ли это.

— Согласен. Но какие варианты? Пращи мы можем сделать, но против животных такого размера нужен точный и сильный бросок точно в голову, в глаз, причём с первой попытки, чтобы не спугнуть. Нет у нас пока такого навыка. У нас вообще пока никакого навыка в камнеметании нет...

— Нужны ловушки...

— Нужны... Но это только яму копать, чтобы потом её маскировать. А то, что мы с помощью кольев и костей смогли выдолбить не такое уж большое углубление в наклонном глиняном берегу, не означает, что этими же инструментами мы сможем выкопать глубокую (минимум метра два) и широкую яму. Мы, конечно, можем её выкопать, но это займёт месяц, а то и не один.

— Та-а-а-а-ак... Давай по другому... Можем сделать так: предварительно устроить возле водопоя засаду. Непосредственно у воды спрячусь я, а ты устроишься с другой стороны, в лесу — выкопаем небольшое углубление, закидаем ветками и листвой, и тебя видно не будет. При этом заранее изготовим длинный и прочный кол из живого дерева, чтобы он мог гнуться, заострим его камнями, обожжём остриё для прочности на костре. Так вот, когда лоси, ну, или кто там они есть, подойдёт к воде, я вскочу и с громкими криками побегу на них так, чтобы направить в твою сторону. Когда они испуганные побегут обратно, от реки, ты быстро поднимешься, упрёшь кол тупым концом в землю и практически нанижешь кого-нибудь из этих животных. Даже если не убьёшь сразу, то нанесёшь глубокую рану, и лось далеко не уйдёт, подохнет от потери крови, и мы его по кровавым следам обнаружим.

— Вот оно как... Ну-ка, Дэн, рассказывай, что я тебе сделал такого, что ты решил от меня избавиться таким страшным способом?

— То есть?

— Ну, ты же в деревне вырос, наверняка коров видел вблизи, по-моему, даже рассказывал, как в детстве вместе с дедом пастухом был.

— Угу.

— Так вот, представь себе корову, которая на полной скорости несётся на человека. Если у него в руках нет огнестрельного оружия, ему конец. А тут у нас животные, которые как минимум по весу и габаритам не уступают взрослым коровам, да и наверняка превосходят их. И вот, эти животные в количестве нескольких штук, испуганные внезапным появлением какого-то вопящего существа, с бешеными от страха глазами бегут подальше от опасности. Какие у тебя варианты, что будет с тем, кто станет на пути у нескольких тонн живой массы, бегущей со скоростью... ну, не менее 'полтинника' в час?

— Да, ты прав... Не подойдёт...

— И ещё не забывай, что к этому водопою не только лоси и прочие травоядные приходят, мы же несколько раз там львов видели. И никакой гарантии нет, что пока мы там будем в засаде лежать, к нам сзади не подойдут и большой мохнатой лапой по плечу не похлопают с рыком, означающим примерно следующее 'Прошу прощения, сейчас я вас буду кушать...'.

— Тогда только камнями.

— Праща не подойдёт, я же уже говорил...

— Нет, не с помощью пращи. Видишь, как раз над спуском к воде большое дерево? И там на нормально высоте, метра четыре, может пять, толстая ветка по направлению к реке отходит. Вот... Мы забираемся на эту ветку с двумя камнями, достаточно большими и тяжёлыми, чтобы можно было обездвижить лося. Просто подождать, пока они на водопой придут, и сверху камешком 'бац'...

— Просто подождать? Ждать ведь придётся несколько часов. Да к тому же нужно не просто по животному попасть, нужно попасть ему точно в голову, чтобы оглушить. Не обездвижить, а оглушить хоть на какое-то время, потому что обездвижить вряд ли получится.

— Ну, зря ты так говоришь — удар будет внушительный, учитывая высоту падения и вес камня. Если подобрать камень поувесистее...

— То ты задолбаешься его на дерево затаскивать. Нет, слишком тяжёлый не подойдёт, его и поднимать сложно, да и прицельно бросить тяжёлый камень, да к тому же сидя на ветке на высоте в несколько метров...

— Да, придётся подождать, но другого способа добыть шкуры у нас пока нет...

— Что ж, давай попробуем, а там видно будет. Во всяком случае, это лучше, чем яму голыми руками копать или на 'живой грузовик' с палкой выходить.

На берегу камней подходящего веса и размера друзья под начавшейся моросью найти не смогли, пришлось спускаться в реку и шарить по мелководью. Не прошло слишком много времени, как напротив мелового холма был обнаружен сначала один камень размером с человеческую голову и весом около пяти-шести килограммов, и почти сразу же второй, немногим поменьше, но, что интересно, не легче, а, пожалуй, что и тяжелее 'старшего брата'. Немного согревшись у костра и попутно неожиданно для себя дождавшись окончания дождя, Сергей и Денис сначала перетащили на другой берег камни, бросив их у водопоя, а затем вернулись за одеждой, свёрнутой в узлы и переправленной в максимально возможном сухом состоянии.

Одевшись, они поспешили взобраться на дерево, потому как никаких средств защиты у них не было, поэтому нужно было себя обезопасить от вполне возможных неприятных встреч. Первым залез на толстый сук, действительно располагавшейся на высоте около пяти метров, Денис, с раннего детства обладавший способностью вскарабкиваться на такие деревья и на такую высоту, куда другие его сверстники или не могли, или боялись забираться. Сергей же просто закинул ему камни, один за другим. Для успешного завершения доставки первого потребовалось три попытки, второй был 'оприходован' с первого раза. У Лещинского же подъём занял примерно втрое больше времени, но всё же он занял своё место рядом с другом, по его примеру 'оседлав' ветку, положив камень прямо перед собой и придерживаясь рукой за небольшой боковой сук. Для 'заседания' было выбрано такое местоположение, чтобы находиться над самой кромкой воды, при этом обозревая лес, но имея возможность в случае необходимости либо спрыгнуть вниз на землю, за добычей, либо проползти немного дальше по ветви и прыгать непосредственно в воду, спасаясь от неприятностей. С дерева было видно, что от реки вглубь леса, туда, к степи, вела своеобразная дорога, представлявшая собой то расширяющуюся, то сужающуюся полосу, где деревьев было ещё меньше, чем в окружающем и так не особенно густом лесу.

Первый час ожидания прошёл в тихом пересказе друг другу анекдотов, среди которых обнаружилось и несколько незнакомых одному из участников беседы. Весёлая часть пребывания в засаде была оборвана негромким, но отчётливым шуршащим шумом, который оказался похрюкиванием стаи огромных, практически с корову размером, кабанов, покрытых густым чёрно-бурым и на вид совершенно ничем не пробиваемым мехом, достаточно длинным, чтобы у особенно больших особей, видимо, самых взрослых, свисать с брюха клоками и волочиться по земле. Несколько взрослых животных (из-за густого мехового покрова, да ещё и при виде сверху, невозможно было установить, самки это или самцы) сопровождались примерно тридцатью поросятами, возраст которых вряд ли превышал несколько недель. Основной шум исходил от молодняка, пронзительно повизгивавшего время от времени, на что 'старшие' почти не реагировали, лишь иногда глухо и, надо полагать, не слишком довольно похрюкивая. Не доходя до реки пары десятков метров, как вкопанный остановился сначала шедший первым кабан, за ним обездвижились, вздёрнув морды, другие взрослые члены стаи. Поросята продолжали бестолково-беспорядочно семенить вокруг, создавая суету, но грозного одёргивающего рыка, подкреплённого сильным толчком морды первого кабана в бок особенно шаловливого поросёнка, от которой последний кубарем покатился назад, в сторону леса, хватило, чтобы молодая поросль тут же скорой трусцой сбилась в кучу в образовавшемся кольце мохнатых кабаньих туш.

— Унюхали, — прошептал Сергей.

Кабаны действительно в течение некоторого времени стояли на месте, шумно фыркая, вбирая в свои мохнатые 'пятаки' воздух вместе с запахом, исходившим от Лещинского и Петренко и бывшего, видимо, достаточно сильным. Однако запах человека не внушил зверям страх опасения настолько значительные, чтобы они отказались от водопоя. Но всё же они не стали задерживаться у реки, напившись побыстрее и уже через несколько минут удалившись в лес, несколько раз поворачиваясь и с подозрением принюхиваясь.

— Нет, так не получится ничего, — покачал головой Сергей. — У нас одежда слишком сильно пахнет — мало того, что пот, так ещё и дымом провоняла насквозь. Мы, конечно, тоже не цветами благоухаем, но всё же... Одежду снимать нужно, иначе животные не подойдут.

— Но кабаны же подошли.

— Кабаны это всеядные, они и хищниками могут быть. Я сомневаюсь, что на этих кабанов очень уж сильно даже пещерные львы охотятся. Так что они к запаху человека относятся настороженно, но без страха. А травоядные, хоть и очень большие, поведут себя, думаю, по другому — запах возможной опасности учуют и близко сюда подходить не будут.

— Лады... Давай тогда спустимся, разденемся, я одежду быстренько в убежище доставлю и вернусь.

— Давай.

Спустя пятнадцать минут позиция вернулась в начальное положение: двое молодых людей сидели на суку, положив перед собой по камню и внимательно осматривались по сторонам. Спустя час они осматривались менее внимательно, потому что главным образом были сосредоточены на том, как примоститься поудобнее: сидеть верхом на ветви в течение долгого времени было не слишком приятно, приходилось вертеться в поисках более комфортного положения. Но вот Денис встрепенулся, вытянул шею, замер и, имей возможность человеческие уши шевелиться, непременно бы их навострил: по 'дороге' к водопою неспешно шествовали несколько крупных оленей, покрытых густой тёмно-коричневой шерстью. При этом они были достаточно молоды, если судить по размерам рогов: лишь у одного из них ветвистые рога были настолько размашистыми, что он вынужден был идти за своими сородичами отдельным маршрутам, ступая там, где расстояние между деревьями было наиболее широким. Оленям запах воздуха у водопоя тоже не слишком пришёлся по вкусу, они также стояли в отдалении какое-то время, пытаясь понять, что же всё-таки изменилось, что так встревожило. Но вот старый олень осторожно, медленно, точно по весеннему льду, подошёл к реке, поворачивая голову из стороны в сторону в поисках малейших признаков опасности. В это время его 'подопечные' напряжённо следили за ним, готовые по первому движению дать стрекача обратно в лес. Тщательно обнюхав воду, большерогий олень начал медленно пить, при этом продолжая водить глазами слева направо и справа налево. Сделав несколько глотков, он поднял голову, по 'бороде' потекла вода, каплями возвращаясь в реку, подождал немного и продолжил пить. Это, видимо, было сигналом о допустимости водопоя, потому что остальные олени тут же, пусть и не слишком быстро, с опаской, двинулись к реке. Минуту спустя точнёхонько под Сергеем и в небольшом отдалении от Дениса, которому нужно было бросать камень под углом, оказались опущенные и выстроившиеся в ряд оленьи головы.

Стараясь совершать как можно меньше движений и как можно тише дышать, друзья взглядами и жестами головы условились, кто какого оленя выбирает в качестве мишени: Лещинский должен был целиться в животное, находившееся точно под ним, Петренко бросал в находившееся рядом. Сергей показал три пальца — бросать на счёт 'три' — и, как сидевший впереди друга, медленными кивками принялся отсчитывать. Броски вышли неплохими, но с разными результатами: если камень Сергея угодил не точно в голову оленя, а по касательной ударил того по рогам, то камень, пущенный Денисом, полетел по удачной траектории и, миновав хитросплетение рогов, попал прямо в лоб животному. Олени рванулись с места с резвостью, удивительно для таких размеров, и вскоре лишь топот копыт, раздававшийся из леса, напоминал о них. Но у оленя, 'подстреленного' Петренко, передние ноги подкосились, он бухнулся на колени в воду, опустив голову, напоминая нокаутированного боксёра — скорее всего, именно так и выглядели бы нокаутированные олени, занимайся они боксом. Друзья практически синхронно взяли в зубы металлические пряжки своих ремней, предварительно снятые с поясов и по возможности заточенные о камни, сползли с ветви так, что повисли на руках и уже с этой уменьшенной за счёт их роста высоты спрыгнули вниз. Времени терять было нельзя, олень скоро должен был придти в себя, так что нужно было убивать его на месте и поскорее.

— В горло бей... — отрывисто воскликнул Сергей, но Денис и так уже подбегал к оленю, помутившиеся было глаза которого начали обретать былую ясность, с занесённой в руке пряжкой-ножом. Первый его удар, нанесённые сверху и сбоку, был не слишком удачен, так как попал по мощным мышцам шеи, но в это время подоспел Лещинский и уж его два, последовавшие один за одним, удара снизу пришлись как раз в место соединения черепа и шеи, вызвав обильное кровотечение. Животное резко дёрнулось, заставив охотников машинально отступить от взмаха рогов, разом встало с колен и попыталось скрыться в лесу. Но ноги слушались слабо, олень сделал лишь два прыжка, затем несколько семенящих заплетающихся шагов в одну сторону, в другую, остановился, тяжёло вздымая бока и хрипя разорванным горлом, постоял несколько минут и рухнул на бок. В восторженных слившихся воедино воплях Сергея и Дениса послышалась хищная радость.

— Завалили! Блин, аж не верится, — тяжело дышал, выпалил Лещинский.

— Ага... Но нужно поскорее его перевезти к нам, поближе к убежищу.

— Да, разделывать его здесь опасно, хищники могут появиться в любой момент, а уж если пойдёт по лесу запах свежего мяса...

— Вот именно. Давай его поближе к реке перетащим...

Тащить не получилось, олень, хоть, судя по не слишком внушительному размаху рогов, и был молодым, но веса в нём было никак не меньше полутоны, а Лещинский так и вовсе по своей шкале наделил его весом около 650 килограммов. Поэтому тушу пришлось волочь, фактически перекатывая её к воде. Далее поблизости была спешно найдена коряга с большим количеством запутанных ветвей на одном конце, тут же сброшенная в реку. На эту корягу фактически была нацеплена голова оленя, рога которой достаточно крепко соединились с сухими ветвями. По замыслу, это бревно должно было выступить в качестве поплавка и не позволить оленьей туше утонуть во время переправы. После этого Сергей и Денис вдвоём столкнули оленя в воду, Лещинский остался толкать сзади, а Петренко отправился к голове оленя, чтобы у места сцепки направлять бревно, не дав ему просто уплыть подальше, следуя течению. Двигаться пришлось очень медленно, перебраться на 'свой' берег, куда доплывали за пару минут, заняло почти полчаса. К тому же течение всё же показало свой характер и сложная конструкция из бревна, туши оленя и двух человек причалила к берегу не возле 'бомбоубежища', а на десять метров ниже его. Такое развитие событий оказалось даже на руку: за ручьём у воды был небольшой участок мелководья, поросший камышом, так что можно было, пусть и с неудобствами, разделывать оленя прямо там.

Впрочем, назвать снятие шкуры с помощью тех же заострённых, но всё равно слишком тупых пряжек, и сдирание кусков мяса с задних ног оленя полноценным разделыванием было нельзя. Но друзья торопились: главным в данном случае было получение шкуры, хранить же мясо в большом количестве было просто негде, вдобавок это была прекрасная приманка для хищников, присутствие которых в большом количестве возле убежища было совсем нежелательно. Оттого, сняв кое-как, неумелыми движениями, тупыми орудиями шкуру, срезав два куска мяса и находясь в слишком вымотанном долгим ожиданием добычи, резким расходом адреналина и тяжёлой переправой через реку состоянии, Сергей и Денис из последних сил стащили тушу оленя, уже источавшей резкий кровяной запах, в реку и она медленно, всё более погружаясь в воду, поплыла по течению. Тем временем уже почти стемнело, так что ужин пришёлся как раз вовремя. Сменяя друг друга у костра за приготовлением мяса, Лещинский и Петренко поочерёдно с помощью пряжек и речного песка как могли очистили шкуру от остатков мяса, вымыли её и положили сохнуть на дровяную 'запруду'. Мясо оленя оказалось слегка жестковатым, но при этом достаточно вкусным. Впрочем, уставшие друзья смогли съесть только один кусок, предварительно пожарив второй, но оставив его на завтрак. Поделившись достаточно оживлёнными, но по мере подкрадывания сна всё менее бурными воспоминаниями о прошедшем дне и придя к единому мнению, что завтра нужно как-то начинать решать проблему с производством глиняных кирпичей, они вскоре уснули.

* * *

Снова стужа не дала выспаться, прогнав сон ещё до наступления рассвета. Туман сегодня был особенно густой, непроницаемый настолько, что река виднелась лишь на пару метров от 'убежища', далее растворяясь в серости. Правда, лесным птицам туман не мешал встречать приближающийся день громким, хоть и приглушённым щебетом. Сергей достал из воды заранее пристроенные поближе несколько коряг, которые, пошипев в огне некоторое время и выпустив паром накопленную воду, развеселили костёр.

— Надо как-то запруду усовершенствовать, — сказал он Денису, вернувшемуся с вершей. — Всё-таки лучше, когда дрова совсем сухие.

— Да. Нужно второе поперечное бревно параллельно первому приделать, чтобы можно было дрова на них укладывать, как на настил.

Имея приготовленный вечером кусок мяса приличного размера, решили не тратить время на разделывание рыбы, дополнив оленину лишь раками.

— Туман-то какой сильный...

— Может быть, это к хорошей погоде?

— Хотелось бы...

К моменту окончания очень раннего завтрака туман стал редеть, начало более или менее просматриваться ясное небо, воздух порозовел, свидетельствую о восходе.

— Вроде бы солнечный день намечается...

— Ага.

— Тогда, Дэн, нам нужно начинать думать об изготовлении кирпичей из глины. Время идёт, и это лишь на первый взгляд может показаться, что его много.

— Ну, а что тут думать? Нужно изготовить формы для кирпичей, потом налепить несколько десятков, дать им высохнуть на солнце, затем сложить из них печь, в которой уже обжигать следующие кирпичи.

— Окей. Давай так: сейчас окончательно разъяснится и станет понятно, солнечный день будет или опять пасмурный. Если солнечный, то начнём чего-то с кирпичами мудрить; если снова тучи набегут, тогда займёмся запрудой.

— Хорошо.

— Хотя подожди... Если мы будем основное время на берегу проводить, тогда нам нужно решение по безопасности какое-нибудь найти.

— Дым пустим — уже хорошо.

— Дым отпугнёт, да. Но ты же не будешь постоянно 'дымный' костёр жечь: задохнёшься в дыму, пока будешь кирпичи лепить и другие дела на берегу делать. Дым нужно пускать с утра, ну, и пару раз потом в течение дня. Но всё равно нужна ещё одна линия защиты. Даже не линия, а полоса... Полоса...

— Так а чем тебе 'дымные' костры не нравятся? Зажечь несколько, как раз по периметру, и будет настоящая дымовая завеса...

— Это хорошо. Когда ветер с реки и в сторону леса. А представь, что с нами будет, когда ветер будет в противоположную сторону. Как мы будем на берегу кирпичи лепить и вообще что-то делать, когда всё в дыму будет? Так и коньки отбросить недолго — недаром же большинство людей на пожарах погибают не от огня, а от отравления дымом.

— Хм-м-м... ну, допустим. Но всё равно нужен дымный костёр.

— Кто ж спорит — будем 'включать' периодически.

— Стена нужна, Серый. Чтобы наверняка...

— Нужна. Но нам пока про стену думать рано — нечем нам её строить, технической возможности никакой. Так что пока только защитная полоса какая-нибудь...

— Ну тогда нужно как минимум две полосы — одна непосредственно защитная, а другая предупреждающая. Вторую можно из каких-нибудь колючек сделать, заострить маленькие веточки и по всему периметру раскидать. Чтобы, если какой хищник пойдёт, это его хотя бы ненадолго задержало бы, да и шуму будет достаточно, и мы успеем укрыться или в реку сигануть.

Лещинский приподнялся, снял с огня кружку с вскипевшим хвойным чаем, зевнул, потёр щетинистую щёку, вздохнул:

— Да, неплохо бы. Но давай сначала мы всё-таки основную полосу сделаем. Я предлагаю такой вариант на то время, пока мы первую партию кирпичей не сделаем для печи: сделаем две полосы недалеко от деревьев. Одна полоса это вкопанные в землю и заострённые колья, а вторая защитная линия это полоса из углей, которую придётся подкармливать сухими ветками. Расчёт такой, чтобы хищник, если он перепрыгнет линию из кольев — а крупный плейстоценовый хищник её перепрыгнет, мы же не сможем её широкой сделать,— то он попадёт прямо на раскалённые угли. Ну и, конечно, несколько раз в день будем зажигать дымные костры, для профилактики.

— Ну, попробуем... Но на будущее обязательно нужно сделать полосу с колючками.

— Дались тебе эти колючки, — рассмеялся Сергей. — Тебе волю дай, ты бы уже здесь противотанковые ежи расставил...

Туман рассеялся настолько, что лишь к половине седьмого утра можно было выбраться из убежища на берег. Решив, что раз уж огонь может работать самостоятельно, без их участия, друзья сначала принялись за 'сооружение' второй, состоящей из углей, линии защиты. Для этого подобием полукруга, упирающегося основанием в берег реки, выложили сухие ветки полосой шириной примерно пять метров и подожгли в нескольких местах. Предварительно было разведено два 'дымных' костра — правда, при отсутствии ветра дым практически идеально прямым столбом уходил в небо. Оставив в огненной полосе два прохода по полтора метра, Сергей и Денис, отдохнули около пятнадцати минут (самая лёгкая часть из запланированного на день заняла ни много ни мало полтора часа) и принялись за поиски подходящих кольев. С этим возникли проблемы, причём серьёзные и сразу три. Прежде всего, нужно было очень много кольев: если расставлять их с интервалом в метр, тогда и смысла в этой затее было столько же, сколько в попытках черпать воду решетом. К сложностям с количеством прибавились и проблема с качеством. Ведь нужны были не просто торчащие из земли палки, а именно заострённые крепкие колья. Мало того, что им для получения необходимого количества соответствующих веток пришлось бы уходить далеко в лес, так их ещё и нужно было заострить. И, наконец, много крови попортить обещала перспектива вкапывать массивные деревяшки в твёрдую почву без всяких технических приспособлений.

С этим проблемами Лещинский и Петренко справились, пусть и с грехом на четверть. Но к наступлению сумерек, то есть примерно к восьми часам вечера, они были настолько обессилены, что не смогли толком поесть — так, дожевали остатки оленины, проглотили по паре раков, запили водой (уж было не до чая), и почти мгновенно и одновременно заснули, свернувшись калачами у костра в своём убежище. Это не удивительно: ведь им пришлось сначала отобрать не одну сотню достаточно длинных и крепких палок (большинство из них было сухими, но выбор был ограничен), затем с помощью камней подходящей формы придать им хотя бы приблизительно заострённую форму, причём с обоих концов, чтобы легче было вдавливать колья в глинистый грунт. Именно вдавливать, а никак не вкапывать — другой возможности укрепить колья в земле просто не было. Так что когда палки были с сучками, на которые можно было опереться и всем своим весом загонять в землю, это было большим везением. Глубоко вдавить колья всё равно не получилось, но они не валились от ветра и лёгкого прикосновения, а для начала и этого было достаточно — полоса кольев, расставленных в шахматном порядке и наклонённых в сторону леса, в ширину достигавшая двух метров, должна была как минимум задержать любого зверя. Остаток сил был потрачен на то, чтобы накидать сухих веток в полсу углей, которая тут же превратилась в огненную: без постоянного поступления новых углей её защитные функции сокращались до мизера.