Когда раскинет сети тьма...

Глава 1. Дом, милый дом

— Чем дольше мы едем, тем больше мне кажется, что мы никогда не доберемся до конечной цели.

— Перестаньте ворчать, дорогой мой Расиньоль! Видите вон ту арку впереди? От нее до города рукой подать. Так что ужинать мы будем уже за столом, а не на придорожном камне.

— Хотелось бы в это верить,— прокряхтел старый дворецкий.

— Вы сомневаетесь в моих словах? Разве я когда-нибудь ошибался?

— Однажды вы приняли зурганского тигра за мегиханскую лань, и это едва не стоило нам жизни,— робко заметил Расиньоль.

— Но лань, на самом деле, была в этих непролазных зарослях!— вспыхнул его собеседник.— Именно на нее охотился тигр, которого я сразу не заметил. И нет моей вины в том, что хищник сменил цель и набросился на вас, в то время как лань поспешила ретироваться. И если бы вы в этот момент соизволили обернуться, то увидели бы, как она удирает в сторону реки.

— Поверьте, мне было не до этого,— вздохнул Расиньоль.

— В таком случае, извольте верить на слово!

— Я вам верю, ваша милость! Просто я очень устал.

-Ну, что вы, это путешествие было одним из самых безмятежных. Вспомните, как мы удирали от пиратов к юго-западу от Таканского архипелага? Вы трое суток не смыкали глаз и не покидали палубы. А эта увлекательная погоня за халсанским вором? Мы провели в седле почти целую неделю, и вы вдохновляли меня своей стойкостью и оптимизмом. И что же я слышу? Вы стареете, мой дорогой Расиньоль.

— Хотел бы я, чтобы вы ошибались, но с природой не поспоришь.

— Именно поэтому вы предпочитаете спорить со мной.

— Я не спорю, я полемизирую... Что же касается безмятежности нашего путешествия... Хм... Двенадцать дней назад какой-то проныра стащил мои часы. Замечу, что к тому моменту мы даже не покинули пределов Ганатены.

— Опять вы за свое! Могу поспорить, что не было никакого проныры. А часы вы оставили на кухонном столе, когда прощались с обожаемой вами Ардиной. Сами увидите, когда вернетесь в столицу! Ваша рассеянность уже давно стала притчей во языцех, и только вы того не замечаете. Наверное, по рассеянности.

— Десять дней назад,— невозмутимо продолжал Расиньоль,— моя лошадь подвернула ногу, и при падении я порвал рукав на локте редингота.

— Что локоть? Вы легко могли свернуть себе шею. Но ведь обошлось же?

— Семь дней назад мы несколько часов мокли под проливным дождем, и с тех пор у меня ломит кости.

— Это лишь подтверждает мои слова, Расиньоль, вы стареете. В прежние времена вы даже спали под ливнем, а на следующее утро выглядели свежим и отдохнувшим.

— Пять дней назад на нас напали волки, и мы едва не загнали лошадей. А вчера нас едва не завалило камнями. И это вы называете безмятежным путешествием?

Немного помолчав, его спутник заметил:

— Бывало и хуже.

Спутника Расиньоля звали Адан Гримар. Мужчина тридцати двух лет, приятной наружности, высоких манер и утонченного вкуса. Природа одарила его силой и ловкостью, а почивший родитель — титулом кавалера, особняком в Ганатене и небольшим имением в ее окрестностях. Расиньоль, служивший Гримару-старшему, был при нем с малых лет и любил Адана, как сына. Потому и заботился о нем, как о собственном отпрыске, чередуя строгость с попустительством.

Всадники не спеша ехали по ущелью, продуваемому сходящими с гор прохладными воздушными потоками, но уже после полудня в теснину заглянуло солнце, пусть и не такое жаркое, как на равнине, но достаточно ласковое для этих мест.

Аркой Адан назвал соответствующей формы горное образование, появившееся в этом ущелье то ли по воле воды, то ли все того же вездесущего ветра. И до нее, на самом деле, было рукой подать, а с ходом времени она становилась все ближе и ближе.

— Отчего вы всю дорогу смотрите вверх, Расиньоль?— заметил Адан, хотя ехал немного впереди и ни разу не обернулся.

— Большая хищная птица. Она кружит над нами с тех пор, как мы въехали в это ущелье.

— Это ягнятник, Расиньоль, он высматривает добычу.

— Всегда восхищался вашей эрудицией, ваша милость... Судя по названию, он охотится на ягнят?

— Не совсем. Он питается исключительно падалью.

— Это недобрый знак,— пробормотал Расиньоль, провожая взглядом стервятника.

— Вы напоминаете мне одну знакомую шарлатанку, которая видела какое-нибудь жуткое предзнаменование даже в невинно вскочившем на носу прыще.

— Если вы имеете в виду госпожу Шардагон, то она, насколько мне известно, ни разу не ошиблась в своих предсказаниях.

— Причина лежит исключительно в ее манере изъясняться. Дама даже об обыденных вещах говорит загадками, а уж когда предсказывает, то плетет такие кружева, что трактовать их можно по-разному, как в одну, так и в другую сторону. К тому же на нее работает целый штат слухачей и осведомителей. Говорят, даже тайная императорская служба иногда подбрасывает ей довольно любопытные, а порой и пикантные, сведения, когда желает скомпрометировать тех, кто угрожает безопасности Его Величества и самой державности. Иными словами, внимая госпоже Шардагон, каждый слышит то, что желает услышать... А что вы думаете, мой дорогой Расиньоль, по поводу сглаза?

— Прошу прощения, ваша милость,— дворецкий не понял, к чему клонит Адан.

— Сглаз — от глагола сглазить. В народе еще говорят "накаркать".

— Никак не могу понять, на что вы намекаете.

— Что вы, не намекаю, прямо говорю о том, что вы, дорогой мой Расиньоль, похоже, своей меланхолией и суеверием накаркали нам неприятности.

Всадники как раз приблизились к арке, но пока что не въехали под нее. Пространство перед аркой было густо завалено валунами, некогда бывшими частью нависавших над ущельем скал. С дороги их убрали, откатив в сторону. Там они и пребывали, символизируя собой бренность даже незыблемых вещей и служа прекрасным укрытием для людей с дурными намерениями.

И такие не преминули появиться, преградив путникам дорогу к городу. Их было не меньше десятка. Правда это были не люди, а...

— Кто это?— растерялся Расиньоль, разглядывая приземистых, коренастых... хм... существ с грубыми, словно вытесанными из неподатливого камня рожами. Головы у них были ассиметрично крупные, уши мясистые, носы распухшие и нависавшие клювом над ртом. Глаза, напротив, маленькие, близко посаженные, злые. За пухлыми губами скрывались остроконечные зубы, которые с легким сердцем можно было назвать клыками. Кожа лица выглядела рыхлой, пористой, нездорово бледной. При росте в две трети сажени они имели в плечах никак не меньше аршина, постепенно сужаясь к поясу. Руки длинные, ноги короткие, толстые кривые. Стопы, не знавшие обуви, широкие спереди и узкие к пятке. И на руках, и на ногах крепкие когти, которые можно было использовать в качестве оружия. Кстати, об оружии — было у них и такое. Встречавшая путников "делегация" местных обитателей вышла не с пустыми руками. У большинства из них были увесистые дубины, пара вооружилась ножами. Из дальнобойного в наличии имелась праща, которой ее владелец непринужденно покручивал, демонстрируя свои намерения.

— Это гоблины, мой друг. Гоблины,— повторил Адан, прищурив глаза.

Прорваться через арку не представлялось возможным. Тот номер, который прошел недавно с волками, в данном случае не котировался — противники перебьют лошадям ноги своими дубинами или попортят бока холодным оружием. А вдогонку полетит камень, выпущенный из пращи. При определенной сноровке таким запросто можно размозжить череп. Назад тоже не отступить — гоблины окружили путников со всех сторон, и результат такой попытки был очевиден.

— Гоблины?— удивился Расиньоль. Его голос дрогнул.— Мне казалось, что они давно вымерли.

— Верьте своим глазам, а не тому, что пишут те, кто не покидает своего рабочего кресла. Это гоблины, вне всякого сомнения.

— Чего же они хотят?— голос дворецкого дрожал все сильнее.

— Думаю, они собираются натянуть наши шкуры на свои барабаны — есть у гоблинов такая традиция. Причем шкуры они предпочитают снимать с еще живых противников.

— Какое варварство! Мне становится дурно от ваших слов.

— Только не падайте в обморок, сейчас не самое подходящее время.

— Что же мы будем делать?

Окинув взглядом толпу гоблинов, Адан Гримар коротко сказал:

— Драться.

А сказав, выпустил поводья заводной лошади и ловко спрыгнул на землю, обнажив при этом оружие.

Гоблины остались на своих местах. Кроме одного. Этот держал в руке некое подобие сабли, но более короткой, массивной и широкой чем та, которой в совершенстве владел Адан. Он бесстрашно вышел навстречу спешившемуся всаднику и сказал, шепелявя и присвистывая:

— Отдай мне свои деньги, и я тебя не трону.

Чем несказанно удивил Гримара.

— Говорящий гоблин? Надо же! Для тебя нашлось бы почетное место в коллекции диковинных уродцев нашего достопочтенного монарха. Впрочем, достаточно будет и головы на стене — с такой-то рожей!

Гоблин не только говорил, но и прекрасно понимал. И слова человека ему не понравились. Он ударил первым — незамысловато, прямолинейно, рубящим сверху вниз. На что только надеялся, учитывая разницу в росте и искусство владения саблей его противника? Удар вышел чувствительный, но Адан его ловко парировал, закрутил обратно и отбросил гоблина назад. Не сбавляя темпа, он сделал выпад в сторону и проткнул другого рванувшегося к нему реликта насквозь.

Тут же оживились и остальные аборигены. Часть бросилась к убийце друга, товарища и, может быть, брата, а остальные попытались схватить застывшего от страха Расиньоля, лучшие годы которого давно остались позади. Впрочем, и в лучшие времена он чурался прикасаться к оружию, а вида крови на дух не переносил. Вот и сейчас он был безоружен и прижимал к груди свой дорожный саквояж, с которым в дороге расставался только за столом и в постели. Заметив, как его обступили кровожадные существа, он побледнел до крайности и прикусил губу, чтобы не закричать от страха. Испугалась и его лошадь — еще бы, не каждый сможет без содрогания взглянуть на жуткую физиономию гоблина. Они могли быть какими угодно, но только не красавцами. Лошадь заржала, встала на дыбы, ударила передними копытами и даже куда-то попала. После чего принялась метаться на месте, не находя выхода из западни так же мечущихся вокруг нее гоблинов.

А Адан снова скрестил клинки с обладателем тяжелой сабли. Тот вернулся не один, с солидной поддержкой. Остальные гоблины норовили подобраться сбоку или сзади, но Адан успевал не только отбиваться от предполагаемого главаря банды, но и раздавал удары по сторонам, сообразно ситуации. На месте он не стоял, уворачиваясь от представлявших опасность дубин и не менее смертоносных ножей. Гоблины, не в состоянии просчитать его метаний, мешали друг другу и то и дело попадали под колющие и секущие удары кавалерийской сабли.

С неприятным гулом рядом с ухом пролетел увесистый камень. Это пращник испытал свою удачу, запустив снаряд в кружащегося в завораживающем танце человека. Промахнулся только оттого, что боялся попасть в кого-нибудь из своих, хотя они и были ростом заметно ниже цели. Адан предпринял замысловатый маневр, обойдя стоявшую слева каменную глыбу, укрывшись за ней от пращника. Одновременно с этим он сократил площадь контакта до минимума — теперь гоблины могли его достать только с фронта.

Адан пятился назад, вдоль скалы, неустанно размахивая саблей. И если главарь банды сносно отражал его выпады, то его лезшие на рожон товарищи неизменно попадали под удар и валились на землю, еще больше затрудняя продвижение следовавших за ними подельников. Когда Адан обогнул камень, гоблинов стало меньше на три персоны.

Но не такими уж тупыми они были, как представлялось вначале. Один из жуткомордых решил зайти с тыла и ткнул Адану в бок, когда тот собирался вырваться на простор. Гримар краем глаза заметил стремительное движение и все же успел уйти с линии удара, так что кинжал пронзил лишь плотный дорожный плащ, попортил жилет, рубаху и рассек кожу. Ответный удар был более весомым — сабля прошлась по горлу острием, гоблин выронил кинжал и упал на колени, пытаясь сдержать хлещущую кровь руками.

Тем временем в битве лошади против гоблинов победило животное. Оно все-таки вырвалось на простор и поскакало под арку, унося с собой оцепеневшего всадника, не только удержавшегося в седле, но и сохранившего свой саквояж. За ним, как по команде, последовали и другие лошади.

Адан остался в одиночестве, а количество его противников увеличилось за счет тех, кто не смог удержать лошадь Расиньоля.

Один против пятерых.

Впрочем, противники были так себе. Обычные разбойники, далеко не воины, если не считать того, с саблей. Злость придавала им сил, но лишала рассудка и последних крупиц осторожности. Адан же сохранял спокойствие и уверенно маневрировал, уходя из-под сыпавшихся на него ударов. Он действовал расчетливо и хладнокровно, как и положено мастеру боя, и старался не обращать внимания на режущую боль в боку. А еще он помнил о пращнике, и отвлекся всего лишь на мгновение, чтобы отразить неожиданный выпад главаря, и в этот момент прилетел камень. До головы он добрался, сперва угодив в плечо, поэтому и не расколол череп, но сбил Гримара с ног. Хуже всего было то, что, падая, Адан выронил саблю. Чем не преминули воспользоваться его противники. К этому моменту они остались втроем, если не считать метателя камней. Все трое ринулись к Адану. Казалось, что уже ничто не могло остановить неминуемую расправу над несговорчивым человеком, но оружие гоблинов так и не коснулось его тела — за мгновение до этого неведомая сила отбросила уродцев назад. Один из них налетел на камень и, судя по характерному хрусту и застывшей на земле в неестественной позе фигуре, что-то себе сломал. Два других улетели подальше и долго не могли прийти в себя, корчились на земле и стонали.

Адан тоже был не в лучшей форме. В глазах двоилось, кровь из рассеченной над бровью раны застила взгляд, правая рука еле шевелилась, а левая и вовсе не ощущалась. И все же первым делом он сунул руку за пазуху и извлек на свет безделушку на шнурке, напоминавшую окаменелый клык хищника. К его величайшему огорчению тот рассыпался через пару секунд после прикосновения руки, и Адан в сердцах отбросил в сторону бесполезный теперь шнурок.

С первой попытки Гримару не удалось подняться — закружилась голова, и он снова рухнул на землю. Потом повторил попытку. Вставая, он услышал дикое рычание. Это главарь бандитов оказался живучее и проворнее, чем ожидалось. Он не только встал на ноги, но и разогнался, что было сил, и врезался в почти поднявшегося Гримара плечом. Адан снова упал, теперь уже на спину, сверху навалился гоблин и попытался воткнуть в глаз противника невесть откуда взявшийся клинок, похожий на стилет. Гримар успел перехватить его лапу с оружием, но силы были неравны. Гоблин постепенно продавливал блок, острие клинка становилось все ближе и ближе к глазному яблоку ненавистного человечишки. В какой-то момент движение замерло, как будто кинжал наткнулся не непреодолимое препятствие. Гоблин поднатужился так, что зарычал, а потом дернулся назад, вырвал руку из захвата и, теперь уже свободный, собирался завершить начатое, как невдалеке прозвучал раскат грома, тело главаря дернулось и завалилось на Адана, истекая кровью.