Твое... величество! Обновление

* * *

Конклав собирался медленно.

Один за одним входили в зал кардиналы. Мария насмешливо улыбнулась. Кардинал Рентский, увы, покинул этот мир во время нападения. В такую неповоротливую тушу было легко попасть, ну и попали стрелки, и не один раз.

И ведь даже не жалко.

Вот заняли свои места предстоятель и предстоятельница. Если не знать, как они вчера азартно спорили, как ругались и фыркали...

До трех часов ночи проговорили. Мария даже золотые студенческие времена вспомнила, они так перед экзаменами всегда засиживались, а с утра в семь подъем — и вперед!

Да, в те времена она и по два часа спала, а потом была бодра, как три бобра. А сейчас...

А сейчас она бодра, как гюрза! Вторая ипостась — это не просто так. Она меньше устает, быстрее восстанавливается, лучше выглядит... и плодовитость еще... вот это, конечно, зря, Многоликий. Опять недоработка. Надо бы такую полезную способность включать и выключать по желанию, а не плодиться направо и налево.

Хотя что взять с бога? Он мужчина, ему не носить, не рожать, не кормить...

Тейн.

А симпатичный мужчина, и достаточно молодой, ему лет сорок пять — пятьдесят. По местным меркам, это неплохо. Предстоятелю не меньше семидесяти, а предстоятельнице лет шестьдесят — шестьдесят пять. Почтенный возраст.

Мария с ухмылкой подумала, что тейн до него не доживет.

Стало легче и приятнее.

К людям-то он выходит в маске, а на Конклаве она ни к чему, вот и не надел он своего длинноухого. Кстати, гюрза и зайца рассматривает, как дичь. Добычу.

Рикардо коснулся ее левой руки, Саймон правой. А то! Кто бы ее на Конклав одну отпустил? Еще как обернется здесь, да как всех перекусает!

Еще и Рэн Тори хотел с ней увязаться. Не пустили, но шагренец уселся на ступеньки здания, и пообещал, что будет все слушать. И если начнется шум.... Он превратится и крышу на фиг снесет с этого храма! А там пусть разбираются... кто выживет.

С другой стороны...

Марию искренне позабавила мысль, что сейчас сидят тут три змеюки, причем, она еще не самая опасная. Мужчины — оба! — больше ее в несколько раз, а Рикардо еще и ядовитее.

Только вот его это не спасло...

Мария поежилась, и пообещала себе сдерживаться. Она уже не Маша Белкина, она королева, а королевы никому не вырывают бороду, не вцепляются ногтями в лицо, не орут восьмиэтиажным матерком, даже если очень хочется. И лопаты у нее с собой нет!

Это, конечно, зря... в девяностые годы Маша ей соседа-алкаша три километра гнала. Пришла на огород и увидела, что он ее картошку подкапывает... девяностые же! Наполовину с огорода жили, чего она там зарабатывала-то? Крохи еще!

И вообще, ты эту картошку посади, прополи, окучь, жука колорадского собери... почему у нас такое доброе правительство? Зашлите, жук их мать, в Америку ответку? Вкусную и полезную медведку! Пусть, как в Китае, и кушают, и лечатся, нам не жалко ведь для хороших людей? Маша сама мечтала слетать и пару насекомых провезти в кармане! Дальше бы медведка сама разобралась.

Так что соседа, который попытался еще и что-то вякнуть, на тему: брысь, баба, отсюда, не мешай мне, видишь, закусь копаю, Маша гнала даже и с удовольствием. Не прибила, но впредь он Машин огород стороной обходил и вздрагивал. Она ему вслед пообещала, что в следующий раз зароет под картошкой, для повышения питательности. И лопату метнула. И ведь попала же!

Интересно, а тут бы попала?

Зал Конклава был организован по образу и подобию римских амфитеатров, ну, или обычных театров. Сцена-помост, на котором восседают трое, предстоятель, предстоятельница и тейн, первый привилегированный ряд, занятый кардиналами, которые имеют право голоса. Далее ряд для коронованных особ, буде такие решат посетить Конклав. Сейчас там целых трое человек сидят, вся семейка в сборе? Ханс, Фридрих и Дитрих?

Мария прищурилась, скорее, по привычке. Видела она их преотлично.

Что ж, семейное сходство с Вернером есть. Тощие, высокие, белобрысые, Ханс уже седой, остальные блондины, кому-то и симпатичными покажутся. Фридрих — этакий истинный ариец, белокурая бестия, вроде Рикардо, только ее адмирал более теплого и насыщенного окраса. А эти все водянистые, словно краски размылись. Дитрих — оглобля тощая. Если только со временем массу наберет, а Ханс вообще едва держится. И укутан весь, с ног до головы, мерзнет, что ли? Или...

Мария привычно положила руку на алый камень.

Нет, подсказок не было, и голоса с небес тоже, но на миг ей показалось...

— Рик, приглядись. Ханс... не из ЭТИХ? Мне кажется, вид у него странный...

Рикардо вгляделся вдаль.

— Поближе бы подойти. Но может быть. Смотри, какие у него выпуклости на пальцах?

— Где?

— Там, где ногти. Нормальные так выделяться не будут, а вот если когти... ты понимаешь?

Мария понимала. Ханс не снял перчаток, да и не было тут дресс-кода для королей, в чем хочешь, в том и ходи. Но перчатки-то из тонкой выделанной кожи! Тонюсенькие!

Чтобы руками было удобно двигать! И на них же все отлично видно! Марии, конечно. И в районе ногтей там очень характерные выпуклости.

Лишнюю шерсть сбрить можно. А вот когти... где-то ты их подпилишь, а где-то и не получится. Вот они и выпирают.

— Понимаю. Он что — идиот? В такое превратиться по доброй воле?

Мария помнила несчастного лиса... даже если там был опытный образец, все равно — глупо! Мало ли, что пойдет не так! Это ж не двадцать первый век, просто не откачают, не смогут!

— Ханс болен, — Саймон был лучше Марии осведомлен о подводных течениях в Фардании. На шпионов он не скупился никогда, в отличие от того же Иоанна. — Он и корону сыну передал, именно поэтому.

— А, тогда понятно, — кивнула Мария. — Если все равно умирать...

И подумала, если что — она поможет Хансу в этом благородном деле. Яд гюрзы убивает достаточно мучительно, да. Но зато быстро. Лизанда свидетель! Встретится с Хансом лично и подтвердит, аш-шшшши!

* * *

Третий и четвертый ряды занимали священнослужители, которые могли явиться на Конклав. Хоть ты монах из захолустного монастыря, все равно пустят. А почему нет?

Пятый и шестой для мирян. Конечно, не бесплатно, вход на Конклав — сотня золотом. Так что абы кто не заявится. Своего рода имущественный ценз. И нет, это не абонемент, так каждый раз отстегивать придется. Поэтому два ряда были свободны.

И на седьмом ряду — маленькие ложи. Закрытые.

Есть ли в них кто? Нет никого?

Неизвестно.

Вот, в такой ложе и сидели все трое 'змеев особо ядовитых'. Ждали.

Предстоятель откашлялся, и встал на ноги.

— Мои возлюбленные братья и сестры...

Десять минут шла общая речевка.

Своего рода 'Мир, труд, май, вперед, к победе коммунизма!'. Мария даже и не вслушивалась, психологическая накачка во всех мирах одинакова. Все вместе, ко всему хорошему, против всего плохого... ага!

А вот теперь уже и поинтереснее!

— ...мне стало известно, что камень Многоликого вновь ожил!

У тейна стало такое выразительное лицо! Не ожидал, что ли? А почему? Конклав, впрочем, тоже не ожидал. Кто вскочил с места, кто замер, кто ахнул, кто просто рот открыл... по залу прокатился круговой волновой шум. Ну и понятно, такое не каждый день услышишь! Постепенно шум стих, и все взгляды обратились на тейна. Тот чуточку неловка выбрался из кресла.

— Да, предстоятель.

— Да? И это все, что вы можете сказать, тейн?

— Дело в том, предстоятель, что больше мне сказать пока нечего. Мы ничего не можем узнать о новых двуипостасных, мы не знаем, кто они, где они... могли бы помочь камни Многоликого, но они были утрачены в незапамятные времена...

— Во времена Данакта, — поправила предстоятельница.

— Да, конечно. Важно, что сейчас их у нас нет. По преданиям, один из камней находится на Шагрене, но те с нами не поделятся. Остальные два камня... мы ищем. Я хотел отчитаться, когда смогу получить какие-то внятные результаты.

— Например, такие?

Предстоятель продолжал добивать и жечь глаголом.

Знак рукой — и в зал вносят носилки с телами.

Да-да, Саймон все отлично организовал, и засыпанные солью, тела полулюдей-полузверей производили впечатление не только запахом, но и видом. Смертями никого тут было не удивить, и зверями тоже. Но вот это сочетание зверя и человека! Это же...

— Боги! — отшатнулся один из священников.

Вот вырвало второго, упал в обморок третий, четвертый, покрепче, наклонился над носилками, изучая. Но был вынужден признать подлинность.

Можно подделать одно чучело. Но столько?

И в таком состоянии?

И... зачем?

Предстоятель молча ждал. Поглядывал на тейна, поигрывал посохом... Мария подозревала, что он им и врезать может. Если что.

Тейн сидел спокойно.

Что, спрятали концы в воду? С другой стороны, посвященных не может быть слишком много, а его может, и правда не удалось бы привязать, если бы не Аруасий. Но паренек оказался полезным, и Предстоятель искренне собирался спровадить его куда подальше. Пусть живет себе, как умеет, ему и денег дадут, храм тоже может быть благодарным.

— Эти существа напали на кортеж его величества Саймона Картенского и ее величества Марии Эрландской.

Дитрих чуточку напрягся. Его отец и дед вообще были абсолютно спокойны.

— Покушение не удалось, — с легким оттенком злорадства заявил Предстоятель.

Вот, теперь дернулись. Не Ханс, нет, но уже и сын, и внук. Ничего, и до тебя, гадина, дело дойдет.

— Ее величество жива, и его величество тоже, и готовы поведать нам нечто важное. Ваше величество, просим?

Мария медленно спустилась в зал.

Они так и решили, что начнут с нее. Рикардо поддерживал ее под локоть, вроде, как для сопровождения, а на самом деле для защиты. Мария и ругаться уже не пыталась.

Да, в этом мире у мужчины есть такое право — защищать сворю женщину. А у женщины есть право быть слабой за его плечом. А если тут попадутся феминистки, их даже лечить не будут. Какое-такое равноправие? Круглого с мягким? Теплого с кислым?

Тьфу, дуры!

Мария спускалась медленно, и наслаждалась каждым возмущенным и восхищенным взглядом. Сегодня она выглядела особенно хорошо. Она выбрала платье из тяжелого черного бархата с золотым шитьем, и улыбалась.

Золото короны, золото тяжелых браслетов и колец, золото шитья.

Черный бархат платья, черный водопад волос, перевитых золотыми же лентами. Ни единого седого волоска. Красиво.

Единственное яркое пятно — алый камень у нее на шее. Расстаться с ним Мария не могла. Не сейчас.

Ханс смотрит так, что в горло бы вцепился, ей-ей.

Мария улыбалась. И вот... клыки сами полезли, блеснули... нет-нет, она их убрала обратно, смогла втянуть, но кажется, Ханс их все же заметил. Вздрогнул, но сказать ничего не успел.

Мария остановилась прямо напротив него.

Вообще, уговор был другой.

Но...

НО!

Когда она увидела этих троих, ее словно на аркане сюда потянуло. Вот надо было ТАК. Правильно было именно ТАК! И спорить с этим ощущением было нельзя.

Мария вроде бы ничего и не делала, просто стояла, просто глядела, а у мужчин мурашки по коже бежали.

Пальцы королевы сжались на алом камне.

Мало кто знал, но и второй камень был сейчас при ней, лежал в кармане, и тоже пульсировал алым теплом.

— Ханс Фарданский...

Голос у Марии был невыразительным, но это и пугало больше всего. Бабскими криками, истериками, даже обмороками и психозами короля было не пронять, подумаешь, проблема! Поорет — успокоится.

А вот так на короля могла бы смотреть... могло бы смотреть нечто холодное, равнодушное, жестокое...

Если бы Ханс знал, что такое компьютер, он бы точно упомянул бездушную и жестокую машину.

Равнодушный и холодный взгляд Марии был взглядом человека, который сам собой не управляет. Может, королева бы и злилась, и боялась, и стеснялась, но королевы как раз тут и не было.

Через глазницы Марии смотрело сейчас древнее и могущественное существо, которое выносило приговор.

И не собиралось поддаваться на оправдания или выслушивать объяснения.

— Ради своей гордыни и честолюбия, смел ты вмешаться в замысел Многоликого. Разграбил могилы и потревожил покой усопших, исковеркал и искалечил живых, возомнил себя — равным Богу. Наказанием же тебе будет то, что ты почитал, как награду.

Рука Марии поднялась и осенила Ханса знаком триады.

— Да сбудется по воле Многоликого!

Не было ни вспышки, ни каких-то спецэффектов. Да и ни к чему это было.

И так конклав онемел и остолбенел, а кое-кто и вовсе в обморок упал, глядя, как на роскошное сиденье оседают одежды Ханса, как шевелятся, а потом из них выбирается крупный скорпион.

— Отец!!!

Фридрих не ожидал такого поворота.

Настолько, что растерялся, не сообразил, ну и закономерно протянул руку к скорпиону.

— Ай!!!

Сколько уж там было от разума, сколько от инстинктов? Да кто его знает?

Но удар хвостом последовал тут же. Жестокий и равнодушный, как и сами скорпионы.

— Желтый израильский скорпион, leiurus quinquestriatus, один из самых ядовитых. Его яд убивает за несколько часов, прим. авт.

Мария даже взглядом не повела на Фридриха, который свалился на пол и забился в конвульсиях. Да-да, яд скорпиона еще и очень болезненный, это вам не прививка.

— Гадина!!!

Дитрих закономерно не удержался, кидаясь на Марию.

Только вот ему и это не помогло бы. Блеснул искоркой, нагрелся алый камень...

Из оседающей на пол одежды выбиралась здоровущая толстая жаба.

Мария отвернулась от происходящего и посмотрела на Предстоятеля.

— Кажется, боги сами выразили свою волю.

Глаза ее закатились, женщина начала оседать, и упала бы, не подхвати ее Рикардо.

— Все в порядке, обморок!

Предстоятельница махнула рукой на достоинство и протокол, и поспешила к Марии. Нюхательные соли у нее с собой были, причем, всегда. На смену погоды она мучилась головокружениями, и могла даже упасть в обморок, потому и держала при себе флакончик. Понюхаешь — и легче становится.

— Убрать это, — дрогнувшим голосом распорядился предстоятель. — боги выразили свою волю...

Спорить с ним никто не стал. Кое-как подхватили Фридриха за что пришлось и потащили прочь. Подобрали одежду, в суматохе кто-то и на скорпиона наступил. А что еще с ним делать прикажете — ловить? Поймал уже один, сразу видно — не жилец. Но его-то понятно за что, а всем остальным жить хочется. И Многоликий не против...

Жабу, правда, с поклоном поднесли Предстоятелю, тот подумал немного и распорядился.

— Посадить в бадью с водой, выставить всем напоказ, три раза в день рассказывать, кто это и за что его покарал Многоликий.

И тут очнулся тейн.

Завизжал, забился в руках стражников...

— НЕТ!!! Я не хочу!!!

Мария поднялась с пола.

Посмотрела на тейна с брезгливостью, коснулась камня на груди.

Тот отозвался теплом.

В виски кольнула боль. Не проходит для человека даром божественная милость, нет, не проходит. Это Мария еще оборотень... ладно, двуипостасный, она покрепче, а человека бы наверное, и не откачали.