Твое... величество! Обновление

* * *

Мария поила Клару горячим вином.

Девочка плакала и вздыхала. Как-то оно само получилось, когда они костер разводили, когда было, что делать, она еще держалась, а вот потом...

Потом она как-то и расклеилась, когда Мария протянула ей горячую картофелину, погладила по голове, совершенно материнским жестом... жестом, которого она так и не дождалась от родной матери. Не любила Ребекка детей, что теперь поделаешь. Не любила, и все же, выбрала не себя, а их. В последний момент, в самый последний...

Это Клара и выплакивала в плечо Марии. Женщина гладила ее по волосам, успокаивала.

— Я бы тоже так поступила ради своей дочери. Все правильно, детка, ты мне поверь. Случись что с вами, твоей матери стократ больнее было бы.

— Правда?

— Чистая, — Мария не лгала, и это понимали все присутствующие. Она бы и правда отдала свою жизнь ради дочери.

Анны?

Или той, оставшейся в другом мире?

Это уже не так важно... Мария слишком влилась и в эту шкурку в эту жизнь. Ее дом, ее Анна, ее дочь. И все правильно.

И вот эту девчушку жалко. Мать у нее, не тем будь помянута, стерва была. Но ведь детей спасала! И что с этим делать?

И Тим, вон, прижался поближе к Тине, и Феликс смотрит вопросительно.

— Может, я слетаю? Посмотрю?

Мария кивнула.

— Делай.

Белый нетопырь медленно взмыл в воздух.

Обычное животное уже не могло бы летать, оно бы просто ничего не видело, но двуипостасные устроены иначе. И Феликс летел.

Мария покрепче прижала к себе Клару.

— Мы вернемся, как только уйдут пираты. И постараемся всем помочь.

Только вот не всем понадобится помощь.

Об этом Мария не сказала, да и что толку? Клара и сама дурой не была. И ревела в три ручья, понимая, что жизнь меняется. И им повезло...

А могло бы и не повезти. Потому что пираты. И Феликс мог бы вообще не прийти, что ему до чужих? Да еще таких, которые сильно с ними поссорились? Она ведь помнит, как мать орала и билась в истерике...

А им все равно помогли.

И слезы лились и лились, и Анна смотрела с пониманием и состраданием, и от того было еще больнее ... ох, мама...

* * *

— Я не уйду без Стоунов!

Дерек сверкал глазами, как раненый тигр.

Цель была так близко, а что теперь?

— Капитан, время уже к рассвету!

— Я тут все дотла спалю, но без них не уйду!

— Спалить — дело нехитрое, — отмахнулся Осьминог. Он свое дело сделал, и был доволен, как сытый клещ, насосавшийся крови. — Может, человек десять оставим, а завтра заберем с добычей? Поди, когда мы уйдем, они все и вылезут?

Дерек задумался ненадолго и кивнул.

— Сам останусь!

— Капитан!

— А вы меня заберете ночью... пошли, шлюпку припрячем. Нас заберете! Понял?!

Осьминог кивнул.

Что ж не понять, заберет, конечно. Он и сам по себе был неплох, но вот... не шли за ним люди. За Дереком шли, а за ним нет. Заберет он капитана, конечно, куда ж он денется?

Дерек уже расстелил карту, и показывал Осьминогу подходящий мыс. Как раз чтобы и от ветра прикрывал, и от чужих глаз...

— Хорошо, капитан. Сделаю.

— Идите.

Дерек и еще десять человек собирались укрыться в дюнах. Там они спокойно отсидятся днем, отоспятся, часовых выставят, а ночью как раз и наведаются еще раз в поместье. Там их ждать не будут, это уж точно, а дети и вылезти могут. И в этот раз Дерек их не упустит!

* * *

Феликс вернулся быстро.

— Корабли уходят.

— Пираты?

— Все ушли.

Феликс видел, как погрузились пираты на первый корабль, на второй... до отчаливания третьего он задерживаться не стал, грузятся же! Чего еще надо?

И уйдут, конечно.

Чего им тут задерживаться? Налетели, пограбили, хорошо еще поместье не подожгли, возвращаться можно. Стоило бы задержаться, но Феликс просто боялся. Не слишком-то он похож на чайку, а день наступает, светло уже, увидят его — поди, с чайкой не перепутают, а то и подстрелят! Ни к чему!

— Тогда осторожно собираемся обратно, — поинтересовалась Мария.

Приказывать ей не хотелось, Феликс это все лучше знает. А она лучше умного совета послушается.

— Можно, — кивнул Феликс. — Сначала мы, наверное, в поместье, а потом уже и к себе? Эрра?

— Да, — кивнула Мария.

Больше всего ей сейчас хотелось оказаться дома, в их маленьком коттедже. И чтобы камин горел, и чтобы тишина и спокойствие, и никуда не идти...

Было у нее подозрение, что спокойное время закончилось.

* * *

В поместье стоял стон и плач, вой и скрежет зубовный. Других слов Мария как-то и найти не смогла.

А потом увидела ЭТО.

Побелела, как полотно, и мысленно поблагодарила Америку, мать ее. За голливудскую закалку.

Любой человек, который смотрел голливудские фильмы, теперь может не бояться крови, смерти и извращений. Там их столько было на экране, что в жизни как-то и спокойнее уже все воспринимаешь.

Ну, люди.

Лежат, накрывают их занавесками — видимо, чем нашли, на скорую руку. И ткань обмякает, принимая форму мертвого тела, кое-где пропитывается бурыми пятнами, расцвечивается грязью...

Рядом священник, читает молитвы... его пираты не тронули?

В церкви отсиделся?

Потом Мария узнала, что была недалека от истины. Когда в поместье закричали, храбрый отче схватил самое ценное, что было под рукой, два подсвечника и кадило, да и прыгнул в специальный погреб. Тем и спасся, когда пираты решительно грабили церковь.

Ничего особо страшного для человека двадцать первого века, если не считать запаха. Кровь, грязь, дерьмо, что-то сложноопределимое, но отвратительное самим своим существованием...

Такого быть не должно.

Нельзя так поступать с людьми!

Нельзя, если ты считаешь себя человеком. Только вот кем себя считал Осьминог? И являются ли людьми те, кто живут чужой болью и смертью?

Исс Теос Шент был прибит к двери поместья.

Пираты распяли его прямо на резной и красивой дубовой входной двери, на одной из ее створок, пробив ему руки и ноги чем-то вроде металлических костылей. И чтобы он точно не сорвался — живот и грудь.

Кровь не текла, но всем было ясно, стоит начать вытаскивать все это — и мужчина умрет. Или от кровотечения, или от болевого шока, впрочем, он все равно умрет. Это приговор здесь и сейчас, в отсутствие антибиотиков и операционной с хорошими хирургами. Это понимали все, даже исс Шент, и все же, он пытался распоряжаться.

Глаза у него были странные, с расширенными зрачками. Явно что-то дали, чтобы от боли сразу не умер...

— Где эрры Стоун?! Ищите их! И дверь снимите с петель, только на землю не кладите, прислоните к чему-нибудь так, чтобы я все видел. В доме еще кто-то остался?

— Исс Шент!

Феликс сделал шаг вперед, так, чтобы Теос его увидел. Голову мужчина кое-как поворачивать мог, вот и скосил глаза. И увидел.

— Клара! Тим! Слава Богам!!!

— С ними все в порядке, — кивнул Феликс. — А эрра Стоун?

Исс Шент только глубоко вздохнул. Кажется, даже это причиняло ему боль, потому что мужчина скривился, но сознания не потерял.

— Там...

Скосил глаза, показывая на что-то, лежащее отдельно.

Клара медленно осела на землю.

Засуетились люди, зашумели... исс Шент опустил глаза.

— Я не смог... не справился. Простите.

Мария только вздохнула. Это ж надо — так! Раненый, измученный, умирающий, а думает не о себе! О людях переживает! И о том, что доверия не оправдал!

Слов у нее нет!

Да чтоб этим пиратам... сволочи! Такого человека загубили... лучше б они тут все оптом передохли, чем один Шент! Да и остальных жалко. Им уже не помочь, а тут...

Точно, сволочи!

На груди, словно желая что-то сказать, нагрелся камень Многоликого. Мария привычно прикрыла его ладонью.

А если?!

— Тина!

Травница, которая уже осматривала кого-то раненого, себя ждать не заставила. Подбежала, тревожно принюхалась.

— Что-то не так? Ребенок?

— Нет, со мной все в порядке. С ребенком тоже.

— Уже хорошо. А что тогда?

Мария ухватила ее за плечо, заставляя придвинуться вплотную. И тихо-тихо поинтересовалась:

— А если его в животное обернуть? Раны заживут?

Тина посмотрела на Шента. На Марию. Опять на Шента. Задумалась.

— Не знаю. Вроде как случаи бывали, когда на поле боя перекидывались, от боли, гнева, ярости...

— И раны у них заживали?

— Те, что были ДО оборота — вроде как да. А те, что получены после оборота, уже нет. Но точных данных не сохранилось, сама понимаешь.

— Может, попробовать?

Тина пожала плечами.

— При самом худшем раскладе, он ничего не теряет. День-два жуткой боли, разве что. Поговори с ним?

Мария кивнула. И подозвала Феликса, посоветоваться.

* * *

Она ждала протестов, возмущения, ругательств, но Феликс только задумался.

— А может, и стоит?

— Да? — теперь настало время удивляться Марии.

Камень приятно согревал грудь под платьем, так что... может, и получится? Но почему вдруг соглашается Феликс? Он-то должен быть против?

— И человек хороший... может оказаться полезным, он же гениальный управляющий, с такого захолустья доход получать, это как исхитряться надо? — пояснил Феликс. — И жалко его, и... мало ли, что потом будет? Может, и с кем другим получится? Мало ли кто?

— А-а... — поняла Мария.

Тут-то все равно умирать! Получится? Хорошо. Нет? Ну и... выбора тоже нет.

— Ты с Шентом поговоришь?

— Сейчас я все организую, — кивнул Феликс. Подошел к управляющему, и быстро заговорил с ним. Исс Шент внимательно слушал, потом прикрыл глаза, явно соглашаясь.

Феликс махнул рукой, дверь подхватили, и потащили куда-то за дом. А сам Феликс подошел к Марии.

— Исс Шент сказал всем, что хочет побыть наедине с Богами, помолиться. Ну и мы сейчас подойдем... тоже.

Мария кивнула.

Очень удачно он придумал, в церкви окна есть, конечно, но витражные и высоко. Не подглядишь. Дверь закрыл — и отлично!

— Пойдем?

Феликс предложил королеве руку. Анна подумала, и увязалась следом. Интересно же. А тут... тут ей делать нечего. Все при деле, Тина и Мелисса помогают раненым, кому еще можно помочь, Тим и Клара стоят над телом матери, там ей тоже не место. Ну и куда?

Правильно, только с мамой.

У нее-то мама не такая, как эта эрра Стоун! Ее мама любит... и ругаться точно не будет.

Мария и не стала. Только головой покачала.

— Анечка, это может выглядеть страшно.

— Я понимаю, мам.

Слуги поставили дверь с управляющим аккурат напротив алтаря, и вышли вон. На Феликса и Марию косились, но помалкивали, не их это дело — господ обсуждать. Потом им косточки перемоют, а сейчас, если управляющий не против, так и им нечего рот открывать не по делу. Так и зубов недосчитаться можно.

Теос смотрел без особой надежды. Ну что там может этот эрр? Сказал, что есть у него средство, которое может облегчить боль... это бы хорошо. Она уже возвращалась, она уже накатывала, а опиум... слишком много его тоже не примешь. Забыться бы и не проснуться, да ведь нельзя пока, некому кроме него. Он вот об этом сейчас с эрром Феликсом и хотел поговорить, чтобы Нейман его подменил. Ну, на какое-то время, пока эрр Стоун не вернется. Или хоть бы детей к отцу отвез, в столицу? Но при всех же не скажешь...

— Анна, дверь закрыта?

Голос женщины он услышал впервые. Девочка тут же метнулась, задвинула засов, кивнула.

— Я посторожу, чтобы никого не было.

— Вот и хорошо, — женщина прошлась по храму, словно на что-то решаясь, а потом махнула рукой. — Будем знакомы, исс Шент.

И словно на пол упала.

Не был бы Теос намертво зафиксирован железными кольями на двери, сам бы упал вслед за ней. Потому что женщины-то на полу и не было, он все видел. Только змея здоровущая на ее месте, свивает кольца, перекатывает...

Феликс ухмыльнулся — и тоже упал на пол, чтобы подняться с него в воздух, громадным белым нетопырем.

— Оххххх!

Если б не боль, Теос точно бы в обморок упал. А так и этого не получилось — больно.

Змея шевельнулась — и вот уже на полу опять женщина. Сидит, смотрит на него снизу вверх, спокойно так, изучающе.

— Кажется, ему довольно.

Феликс тоже опустился на пол, принимая свой человеческий облик.

— Исс Шент, вы поняли? Мы — двуипостасные.

То, что сказал Теос, могли бы и пираты восхищенно записать. Такую тираду не всякому боцману сложить удавалось.

Мария хихикнула.

— Пациент скорее жив, чем мертв.

— Эрра?

— Не обращайте внимания, Феликс. Это я так, вспоминаю о хорошем.

Феликс, который знать не знал, что такое 'Буратино' спорить не стал. Королеве виднее. Вместо этого он подошел к Теосу.

— Исс Шент, это то, что мы и предлагаем. Ко... эрра Мария сказала, что может получиться. Если я вытащу эти железки — и она обратит вас в животное, вы можете исцелиться.

— А... э...?

— А потом обратно, в человека. Так тоже делали.

— Эээээ...

Мужчина явно сомневался. Мария пожала плечами.

— Могу ничего не делать. Какая вам разница — так помирать — или этак?

Теос задумался.

Если так посчитать...

— Эрр Феликс тогда у меня будет просьба к вам и эрре Марии. Если я не выживу.

— Какая? — не спешил соглашаться Нейман.

— Доставьте Клару и Тима Стоунов в столицу? К отцу?

— Преданность, достойная похвалы, — вздохнула Мария. — ладно, исс Шент. Я даю вам свое обещание. Но оговариваю, что это будет в течение года. Я позабочусь о Стоунах, как и о своем ребенке... своих детях, не причиню им вреда и доставлю к отцу. Но лучше вы сами этим займитесь.

Теос печально хмыкнул.

— Ивар, сволочь. Достал меня, еще и издевался, что я буду умирать долго.

Кто такой Ивар, Мария не знала. Да и не надо ей. Но...

— Не надо разочаровывать человека. Помрите через долгих сорок лет, от старости. Или сто лет...

Теос невольно хохотнул, и тут же скорчился от боли, переждал кое-как приступ, неглубоко дыша, на губах появилась кровь. Все же один из штырей пробил легкое, и мужчина мог дышать только потому, что его не вынули. А так бы...

Слова 'пневмоторакс' тут не знали, а вот с самим явлением были отлично знакомы.

— Если бы получилось...

— Делаем? — Феликс жутко не любил длительных рассуждений. Обдумать все — это да, а потом действовать, чего жвачку жевать? Чай, не корова!

Мария кивнула. Положила руку на камень, опустилась на колени рядом с дверью.

Феликс подошел, примерился, потянул штырь из запястья. Теос взвыл.

— Резко, — прошипела Мария не хуже своего альтер эго. — Хвост не рубят по кусочкам. И в зубы ему дай что-нибудь...

Теос благодарно закусил какую-то расшитую тряпку. А что? Толстая, удобная, вышитая, зубы в ней мигом увязли.

Феликс внял — и резко выдернул еще три железки. Теос уже не орал — выл сквозь тряпку. Боль нарастала... Феликс примерился — и рванул штырь из живота. Силушкой его боги не обидели, да и вторая ипостась добавляла, так что штырь, который пираты молотком вколачивали, он вырвал одним движением.

Боль резанула такая, что Теос все же потерял сознание.