Омегаверс Я иду тебе навстречу ч.1

Я ИДУ ТЕБЕ НАВСТРЕЧУ

Всё меняется. Стремительно, непредсказуемо, обагряясь кровью и осеняясь крестами над могилами павших. И среди всего этого безумия два любящих сердца стремятся друг к другу. Чем же закончится долгожданная встреча? Гиллиан Барри намерен встать за плечом своего омеги и идти за ним дальше. Что на это скажет сам Риан? Ведь среди боли и страданий ценнен даже самый краткий миг тепла и близости.

БУДЕМ ЖИТЬ

Гиллиан вошёл в общажную комнатёнку и только начал разуваться, как на него налетел вскочивший с койки сосед — омега по имени Фрэнки.

— Гилл, наконец-то! Я уже начал думать, что ты сам там сгинул...

— Не дождёшься, — проворчал альфа, стаскивая с ног сапоги, которые, казалось, уже примёрзли к нему. — Я же альфа, а нас так просто со свету не сживёшь.

— Как рейс прошёл?

— Нормально. — Гиллиан расстегнул и сбросил с плеч старый ватник. — Тебя тут никто не обижал?

— Нет, — замотал головой Фрэнки, смущённо топчась на месте, — тебя боятся. Они же думают, что ты меня... того...

— Ну и пусть думают. Тебе же спокойнее будет. Ставь чайник.

— Ага! — Фрэнки метнулся к электрической плитке на столе и вдруг замер. — Гилл... а скажи... у тебя ведь... импринтинг, да?

— Да. А что? — ничуть не смутился альфа.

— Ну... — Омега густо покраснел. — У меня же течка была... а ты меня не тронул... и других не подпускал...

— По-моему, комендант специально меня к тебе подселил, чтобы угодить, — невозмутимо сказал Гиллиан, опустившись на табурет и начав растирать закоченевшие ступни сквозь штопанные шерстяные носки. — Не хотел я его пугать, но он так старательно брехал, что свободных коек нет... Можно подумать, что если бы у меня были лишние деньги, я бы попёрся в общагу.

— Да он вообще трусоват, — весело фыркнул омега, ставя чайник на плитку. — Ты сильный. Я видел, как все шарахнулись, когда ты просто рявкнул... Почему ты не пошёл в армию? Там бы ты быстро командиром стал — там такие ценятся.

— Нечего мне в армии делать. У меня свои дела. — Гиллиан встал, сдёрнул с бельевой верёвки выстиранные трусы и пошёл в душевую.

— Гилл, — окликнул его в дверях Фрэнки, — я тут варенья достал... Ты варенье любишь?

— Какое? — обернулся альфа.

— Малиновое. Сейчас же зима...

— Доставай. Я быстро.

Стоя под обжигающими струями воды, Гиллиан улыбнулся. Гилл... Именно так он теперь представлялся при знакомстве. Гилл Моэна. Гиллиана Барри, сына дворянина и олигарха, больше нет — он упокоился на привилегированном кладбище под фальшивые слёзы высшего света. Остался только безродный Гилл, молодой альфа восемнадцати лет от роду, который переезжает из города в город, ища работу, наживая опыт... и разыскивая омегу, который стал для него смыслом жизни. Рано или поздно они встретятся, и Гиллиан с гордостью покажет своему подпольщику натруженные руки, в очередной раз доказав, что он достоин его любви.

Уйдя из дома, Гиллиан пришёл в парк под заветное дерево, плюхнулся на траву и устало смежил веки. Сидел он так долго, думая, что теперь делать и как жить дальше. Его мир рухнул в одночасье... Риан, его загадочный возлюбленный, оказался государственным преступником, за голову которого назначена солидная награда, Силас, который растил его с самого рождения, — родным папой, а отец — отменным мерзавцем, ради собственной выгоды готовый идти по трупам. Он остался один — без дома, без друзей, практически без денег. Не возвращаться же в школу к милым его сердцу омегам... Нет, кое-что, конечно, есть, но эти деньги рано или поздно закончатся. Надо искать работу и жильё, но вот только Гиллиан понятия не имел, как это делается. Он, выросший среди роскошных особняков и больших денег, практически не знал реальной жизни за их пределами. Кое-что, конечно, слышал и представлял, но, по словам его омеги, было немало желающих получить халявного работника. С полицией связываться — отец найдёт и доведёт дело до конца. К одноклассникам идти смысла просто нет — они из той же среды и помогать не будут. Без привычной системы обслуживания он оказался обычным бестолковым мажором... Понятно, почему Риан так снисходительно с ним разговаривал порой. Где искать Риана, он тоже не знал. Раз уж контрразведка не знает, где искать штаб повстанцев, то он может на него наткнуться только совершенно случайно. Да и как показаться на глаза Риану и его соратникам, которые не просто откровенно презирают "золотую" молодёжь — ненавидят? Гиллиан понимал, что завоевать доверие подполья с такой родословной будет непросто. Значит, надо доказать, что он достоин влиться в их ряды, что он годится не только на то, чтобы драться. В конце концов, борьба подполья не исчерпывается налётами, организацией массовых беспорядков и убийствами крупных чиновников и бандитов. Они живут самой обычной жизнью, работают, растят детей... И он тоже должен будет работать, чтобы достойно содержать семью, которая у него непременно будет. Ведь он обязательно разыщет своего омегу и, опустившись перед ним на колено, попросит выйти за него замуж.

Начиналась новая жизнь, и пора было что-то предпринимать, пока отец не опомнился. Гиллиан достал из кармана свой паспорт, долго его разглядывал... Нет, с такими документами он быстро засветится. Отец так просто его не отпустит. Раз уж он решил избавиться от бракованного отпрыска, то будет искать его, чтобы в один прекрасный день Гиллиан не явился к нему и не потребовал своего по праву крови. Значит, надо исчезнуть, достать новые документы... и сделать это можно только в одном месте. Может, эти ребята всего лишь мелкая шушера, но они с рождения шатаются по трущобам, знают тамошнюю публику и, если удастся с ними договориться, помогут достать новые документы.

Быть может, стану я бродягой,

Когда не нужен стану там...

Да уж, сглазил сам себя... Ну и ладно. Сейчас соваться в трущобы не стоит. Если эти ребята шастают в основном по ночам, то днём, наверно, отсыпаются... Ближе к вечеру надо пойти туда и попробовать их найти. Тот громила, конечно, туповат, но не слабак. Нужно только достучаться до него.

Приняв решение, Гиллиан понял, что проголодался. Пересчитал имеющуюся наличность и решил поесть как следует, чтобы проститься со старой жизнью окончательно. Не исключено, что потом придётся не только жрать всякую гадость, но и поголодать.

Когда начало вечереть, молодой альфа добрался до нужного квартала и, ни от кого не прячась, свернул в самый вонючий и грязный переулок. И судьба-злодейка сжалилась над неопытным юнцом, ибо уже за очередным поворотом он учуял альфу, вокруг которого собралась вся его свора, обсуждая недавний куш.

— ...на хавку, а потом уже делить! — рыкнул главарь. — Иначе до конца луны придётся лапу сосать.

Свора недовольно заворчала, но новый ряв заставил всех заткнуться. Похоже, что громила по-прежнему держал их в кулаке.

— Гровер, — тихо заговорил один из омежек, — у Суо скоро течка... а наши запасы...

— Я помню. Вот ты и попрёшься в лекарню.

Гиллиан, с дикой радостью узнавая голоса, вышел к стае, которая, обернувшись на шаги, оцепенела.

— Ой, — сжался омежка в красной косынке, полностью скрывающей волосы, и юркнул за спину беты в потёртом кожаном жилете. — Это же тот самый цивил...

— Уже нет. — Гиллиан поправил на плече ремень сумки. — Теперь я такой же, как и вы.

— Что ж так-то? — хмыкнул вожак, подобравшись. В его лапище была зажата толстая пачка купюр, а в зубах дымилась сигарета.

— Надоело. Да и не нужен оказался.

— И чего надо? — Вожак вынул сигарету изо рта и небрежно сбил столбик пепла.

— Просьба есть до вас. — Гиллиан весь день старательно вспоминал, как Риан рассказывал о своих приключениях и какие словечки и обороты при этом использовал.

— Какая ещё просьба? — встал по правую руку от вожака альфа постарше самого Гиллиана. Пониже ростом, но шире в кости и тяжелее. Голова выбрита почти начисто, остался только узкий чёрный гребень и короткий хвостик на затылке. Голый торс и плечи испещрены шрамами от ногтей и следами укусов, на ногах тяжёлые ботинки.

— Научите жить.

— Зачем?

— Хочу стать кем-то, чтобы не стыдно было нормальным людям в глаза смотреть. — Гиллиан показал им свои руки, не тронутые грубым физическим трудом.

Свора переглянулась, и третий альфа — тощий, как щепка, шестнадцатилетний подросток в пёстрой рубахе навыпуск — откровенно покрутил пальцем у виска.

— Ты больной? — вопросил бритый.

— Может быть. Но мне больше некуда идти.

— Что, батя отказался прикрыть твой зад? — ехидно поинтересовался смуглый бета в мешковатой одежде.

— Я сам ушёл.

— Что так?

— Он гад. И убил моего родителя. И не только его. Знать его не хочу.

Свора снова переглянулась. Вожак оглядел пришлого с головы до ног и нахмурился. Докурил и щелчком отшвырнул окурок в сторону.

— Деньги есть?

— Немного осталось. Надо отдать в этот... как его?.. общак?

— Ага, в общак... это если мы тебя примем. Ты хоть соображаешь, чего просишь? Мы не цветочки тут выращиваем. Мы грабим, иногда убиваем. Если попадёмся — нары уже отполированы задами других недотёп. И здесь тебе не широкие улицы — здесь свои законы.

— Я это понимаю. Но мне надо. Я... ищу кое-кого. И хочу доказать ему, что я чего-то стою.

— И кого ты ищешь?

— А вот это уже не ваше собачье дело. Так как? Примете меня к себе? Даю слово, что не буду борзеть, стучать в ментуру и прессовать. И жаловаться тоже не буду.

— Гровер, этот цивил точно больной, — шепнул главарю бритый. — Гони его в шею. У нас и так тесно. Где мы его положим?

— Потеснимся, если пройдёт проверку. Этот щеночек не из слабеньких... пригодится. — Вожак продолжал вглядываться в Гиллиана, и парень впервые усомнился в своей оценке. — Если толк будет, то сами отпускать не захотим. Он силён... — Вожак потёр загривок. — Значит, так, паря, слушай сюда. У нас кого попало в стаю не принимают. Это понятно? — Гиллиан с готовностью кивнул. — Ты ещё желторотик, так что делаешь всё, что тебе скажут, пока руку не подам. Придави свою борзоту до поры до времени — право на неё ещё доказать надо. И не перед мелкотой вроде нас, а перед серьёзными людьми.

— Значит, меня проверять будут? Как?

— Всё завтра, а сейчас пойдём в нашу берлогу... Погоди шевелюшки доставать! — остановил вожак начавшего доставать деньги парня. — Мы тебя ещё не приняли. Мы не звери, чтобы отбирать последнее. Сами небось знаем, что это такое — когда брюхо от голода сводит... — Гровер скрипнул зубами. — Пошли. И не зевай по сторонам. Здесь всякой швали хватает. Тебе с нами ещё повезло — мы сперва разговариваем.

Гиллиан кивнул, убрал деньги обратно в сумку и пошёл за сворой.

— Гилл... а какой он был?

— Кто? — Гиллиан принялся намазывать вареньем второй ломоть хлеба.

— Ну... тот омега?

— Почему был? Он и сейчас есть.

Фрэнки поёрзал на табурете. Омега был довольно симпатичный, темноволосый, сероглазый. Когда Гиллиан только вошёл в комнату, то сразу учуял запах течки, который даже напрячься его не вынудил. Фрэнки тогда был после первой вспышки и зашёл к себе — кое-что забрать для общажного изолятора. Увидев альфу, паренёк затрясся и забился в угол, но Гиллиан только улыбнулся, опустил свою сумку на вторую койку и начал разбирать. Парализованный страхом омега просидел в углу до следующей вспышки, потом Гиллиан ухаживал за ним и защищал от соседей. Так они и сдружились.

— Это для него ты так стараешься?

— Ага. Мы выросли в слишком разных условиях, и я хочу доказать, что достоин его, когда найду.

— Ты его... любишь?

— Он смысл моей жизни. Может, кто-то говорит, что импринтинг — это болезнь, но я в это не верю. Импринтинг лишь помог мне увидеть то, что я не замечал всю свою жизнь... понять, что я не хочу жить так, как мой отец и подобные ему. Если бы я не встретил своего омегу, то кто знает, где бы я потом оказался...

— Но разве тебе не трудно жить так? Ты болтаешься по стране, пашешь по пятнадцать часов в сутки, зарабатывая гроши...

— Зато я честно зарабатываю на жизнь. Мне есть чем гордиться, и это здорово. Знаешь, Фрэнки, иметь кучу денег — это круто, я не спорю. Можно не считать их, когда хочется съесть чего-то вкусного и ты идёшь в лавочку за хавчиком. Можно купить машину и рассекать на ней по улицам, отстёгивая постовым, если превысил скорость, и ехать себе дальше. Можно ночами зависать по клубам, снимая шлюх на ближайшей точке... Можно, и многие хотели бы жить так, не задумываясь о завтрашнем дне, пока деньги есть. Особенно, если твой отец — крупная шишка и всегда отмажет, если вляпаешься в какое-нибудь дерьмо по самые уши. Я это видел. Но мне никогда это не было интересно настолько, чтобы плюнуть на собственную совесть. Я видел не только это, хоть и не понимал, что это только малая часть скрытого от моих глаз. Когда я встретил... его, и он мне рассказал, что творится за пределами богатых кварталов, а потом я сам всё это увидел, то окончательно понял, что не хочу так жить. Уж лучше жить в клоповнике и считать каждую монетку, чем вытирать ноги о спины тех, кто гораздо честнее и достойнее тебя. Ведь если случится какой-нибудь катаклизм и деньги потеряют всякую ценность, выживут только те, кто умеет что-то делать руками, а не тот, кто всю свою жизнь тяжелее ручки ничего не поднимал. И я ушёл. Бросил всё, что у меня было. И я не жалею. Да, сначала было трудно. Пришлось хлебнуть дерьма полной мерой, но зато эти недели подготовили меня к тому, чтобы жить самостоятельно. Я получил бесценный опыт и теперь трезво оцениваю всё, что вокруг меня происходит. И знаешь, что самое главное в такой жизни, дружище? — Омега заинтересовано выгнул бровь. — Начинаешь ценить то хорошее, что есть в твоей жизни. Даже если его очень мало. В твоей жизни появляется смысл. То, ради чего хочется не просто проводить отпущенный тебе срок, а жить. Для меня это мой омега, ради которого я надрываюсь сейчас. Чтобы не стыдно было встать рядом с ним. Чтобы быть достойным его. Я намерен не просто сделать его своим и заиметь от него детей. Я намерен стать ему надёжной "спиной", опорой во всём, что только будет нас ждать. Чтобы на смертном одре вспомнить всё то, что я сделал за свою жизнь, и отойти со спокойной душой, зная, что всё это было не зря. Вот чего я хочу. И мне плевать на идеологию, пропаганду, заповеди и прочее дерьмо, что льют нам на уши с самого детства. Я хочу жить так, как подсказывает мне моя совесть, а уж за свои ошибки я ответить всегда готов.

Фрэнки смотрел на альфу широко распахнутыми глазами, в которых блестели слёзы.

— Ты... ты такой... Неужели такие ещё есть?

— Есть, Фрэнки. Вот только их не всегда сразу видно. Знаю я одного альфу... Он был вожаком стаи, в которой я начинал. У него руки были по локоть в крови, но это не мешало ему быть нормальным. Да, порой он был жесток, но там, где он и его стая живут, иначе нельзя. И всё-таки он был неплохим парнем. Как мог заботился о своих, был верен своему слову. С нами постоянно крутились двое омежек, которые платили за покровительство и еду собой, но они не жаловались, поскольку их реально защищали свои. И я рад, что был с ними. Что узнал их. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Я был для них всего лишь зажравшимся цивилом, но они всё же приняли меня и научили жить, за что я всегда буду им обязан. И сейчас, когда я работаю по пятнадцать часов в сутки, честно зарабатывая свою монетку на хлеб с маслом, я горжусь этим. А то, что платят мало — следствие того, что большая часть денег крутится в руках тех, среди которых я когда-то жил. Для кого прочий народ — просто мусор, созданный для их обслуживания.