Омегаверс Путь наверх (неполный вариант)

ОМЕГАВЕРС

Путь наверх

Истории многих великих родов начинаются с не самых чистых страниц. Обычно эти страницы старательно скрываются либо преподносятся самым выгодным образом. Но мало кто из потомков таких семей будет искренне гордиться своим происхождением по-настоящему и оставаться верным заветам предков так, как бароны Барри. Не те, кто основал этот славный род, а те, кто влился в него и спас само это имя от забвения, вернув ему былую славу. История эта непроста и во многом предопределит многие события в будущем, ибо предок возрождённой династии родился в рабской клетке.

Часть первая. Учитель и ученик

24.04.1625г. от нач. ВХ

Владелец так называемого сиротского приюта города Катрен уважаемый господин Фиск недоумённо и с лёгким замешательством разглядывал сидящего перед ним тщательно выбритого гостя с длинными волосами — просто вызов всем правилам приличия. Он сразу узнал этого бету в приличном, но явно с чужого плеча платье и широком плаще. Это был ни кто иной, как легендарный кулачный боец бета Резенхайм. Известен он был и в определённых кругах, что вынуждало господина Фиска опасаться гостя, но вот уже несколько лет о Резенхайме не было слышно ничего. Он просто покинул бои и Теневую Империю. За эти годы сородич заметно состарился, а причина ухода была весьма заметна. Поговаривали, что в своём последнем бою из-за внезапного приступа кашля Резенхайм едва не погиб, и в это это легко было поверить. Некогда моложавый статный бета заметно изменился — лицо избороздили глубокие морщины, русые волосы щедро иссекла седина, правая рука плохо действовала, иногда он заходился в нехорошем кашле. Резенхайм объявился, чтобы купить мальчишку в его заведении. И не какого-нибудь, а конкретного. Самого непокорного и бедового.

— Эм... господин Резенхайм... а почему именно его?

— А я прошу чего-то невозможного? Разве не этим вы занимаетесь?

Голос у гостя был хриплый.

— Понимаете... когда этого мальчика к нам привезли, он... — Господин Фиск неуверенно побарабанил пальцами по дорогому столу. — Он неуправляемый. Непослушный. Неоднократно пытался сбежать, а в прошлом году на торгах едва не задушил моего поверенного цепью.

— Даже так? — В голосе и взгляде Резенхайма промелькнула насмешка.

— Он очень хитёр, то и дело приходится держать его в цепях. А ведь мальчишке сейчас всего девять лет! Он дикий.

— Сын таких знаменитых родителей? — вскинул бровь гость.

— Да. Я писал владельцам его старших братьев, и с теми всё в порядке. Боюсь, что этот отпрыск Агора и Киррэна вышел негодным.

— Я бы не спешил вешать на мальчика ярлык. Так как, вы продадите мне его?

— Господин Резенхайм, он опасен! А вы...

Гость коротко рассмеялся.

— Господин Фиск, может, я уже не тот, что раньше, но голова моя всё ещё достаточно ясная. Уж с диким мальчишкой я справлюсь. Могу я взглянуть на него?

— Он в карцере в цепях.

— За что на этот раз?

— Едва не задушил ещё одного нашего подопечного. Драка получилась совершенно жуткой! Кривоносый потом еле-еле отлежался. А ведь он старше Меченого почти на четыре года!

— Даже так?! — Глаза Резенхайма азартно сверкнули. — Я его покупаю.

— Господин Резенхайм... — попытался возразить Фиск.

— Господин Фиск, вы и ваши патроны всё ещё не избавились от мальчишки только потому, что жалко денег, что вы за него в своё время выложили, — перебил его сородич, поглаживая подлокотник кресла. — В лучшем случае вы заработаете столько же, сколько отдали на первичных торгах, а сам мальчишка загремит на рудник, где и сдохнет в забое на цепи. Чистый убыток для вас. Я заплачу достойно, сниму с вашей шеи груз и выдрессирую этого зверёныша самым лучшим образом. Вы в любом случае ничего не потеряете, если продажа будет оформлена надлежащим образом.

— Но...

— Я принял решение и не собираюсь его менять. — Гость поднялся с кресла, в котором сидел, и тяжело оперся о столешницу. Вся его поза говорила, что гость непреклонен. — Позвольте мне взглянуть на вашего Меченого, и будем оформлять покупку. Я очень спешу. И мне очень не хотелось бы прибегать к... более весомым доводам.

Резенхайм намекающе пошевелил бровями, и Фиск невольно сглотнул.

Карцер находился в подвале небольшого двухэтажного старого особняка, окружённого высоким каменным забором с пиками поверху. Темно — только тусклый свет падает из узких окошек под потолком — сыро, с рядами пустых камер, забранных решётками. Резенхайм прикрыл ладонью свой крупный орлиный нос — так воняло! — мельком глянул на решётки, за которыми мелькали тени, и по его лицу пробежала неприязненная рябь. Сопровождал гостя и хозяина привратник Бер, крупный альфа с мощными челюстями.

Резенхайм сразу увидел в конце коридора самую настоящую звериную клетку, в которой находился мальчик в оборванной одежде и цепях. Казалось, мальчишка спит, свернувшись на дне клетки, но стоило подойти поближе, как он подскочил и, яростно рыча и звеня цепями на тонких руках и ногах, вцепился в прутья. То ли на чужака, то ли на хозяина, то ли на Бера. А, может, на всех троих сразу. Первое, что бросилось Резенхайму в глаза — длинные, неровно отрастающие тёмные волосы "волчонка", под которыми были едва видны очертания огромного, на треть лица, родимого пятна. Вид которого кое-что напомнил. Понятно, почему его так дёшево продали — "Деймос шельму метит". И если он дикий, то почему тогда глаза этого Меченого такие ясные?

Резенхайму доводилось слышать о "волчатах", которые рождались совсем порченными — их почти невозможно было чему-то научить, они были больше похожи на зверей в человеческом обличии. Только откровенная дрессировка в течение многих лет, да и то они годились исключительно для самой простой работы, а разводить их потомков ни у кого желания не было — вдруг такими же будут?! Нередко этих несчастных просто убивали, чтобы не тратиться на содержание и обучение бесполезной обузы. Послушать Фиска, так этот мальчик такой же... Вот только то, что Резенхайм успел выяснить до того, как собрал нужную сумму... С мальчиком всё в порядке, он просто ведёт себя как дикий. Впрочем, есть ещё один способ проверить.

— Господин Резенхайм, не приближайтесь! — настороженно предупредил Бер, подбирая с пола палку на всякий случай, из-за чего мальчишка начал рычать громче.

— Спокойно, я знаю, что делаю.

Резенхайм приблизился к клетке вплотную и опустился на корточки. Мальчишка продолжал угрожающе рычать, скаля зубы, среди которых виднелись щёлки, оставшиеся от уже выпавших или выбитых в драке молочных зубов. Слишком ясные жёлтые глаза того самого оттенка, что сравнивали с янтарём или золотом. И за чужаком следят уж очень пристально.

Резенхайм протянул руку. Меченый рявкнул и просунул свою грязную руку с обкусанными ногтями сквозь прутья, норовя достать до чужака. Резенхайм рассмеялся на эту попытку, и мальчишка зарычал ещё яростнее. Смех. Всё ясно. Резенхайм умолк, резко взмахнул рукой перед лицом "волчонка", щёлкнув пальцами, и тот замер, уставившись на руку. Резенхайм воспользовался этим и откинул с его лица лохмы, чтобы разглядеть лицо. Мальчишка дёрнулся, глухо зарычал, но не напал — Резенхайм не вцеплялся в волосы слишком крепко, чтобы не бесить его болью ещё больше.

Пятно казалось омерзительным. Оно занимало всю левую сторону лба, кольцом охватывало глаз, покрывало всю скулу под ним, потом пятно переваливало через нос, оставляя нетронутым кончик, и уходило стрелкой под правое ухо. Знакомые очертания... Пока гладкое, но с годами, возможно, станет ещё хуже. Оно перетягивало всё внимание на себя, и из-за него не сразу удалось разглядеть лицо мальчишки. Очень даже неплохое лицо. Если бы только оно не кривилось в пугающей гримасе... И снова этот внимательный взгляд, в котором появилась настороженность. Ясно, надо забирать. И как можно скорее.

— Я его покупаю.

— Но, господин Резенхайм...

— Разве я прошу чего-то невозможного?

— Он опасен!

— Я дотронулся, и он меня даже не укусил. Я справлюсь.

— Но...

— Я справлюсь. — Резенхайм повернулся к мальчику, чутко ловящему всё до последнего звука, и негромко заговорил с ним: — Слушай меня внимательно, щенок. Я пришёл забрать тебя отсюда. Я для тебя единственный шанс, и если ты не хочешь сидеть в клетке, да ещё и в цепях, то пойдёшь со мной. Ты будешь сыт, прилично одет и при деле. И если будешь хорошо себя вести, я дам тебе свободу. Ты будешь сам себе хозяин. Так как, пойдёшь с мной?

Мальчишка заметно растерялся. Его согласия СПРОСИЛИ!!! И чужак смотрит на его пятно без отвращения!

Губы "волчонка" перестали кривиться в оскале, и он заговорил. Хрипло и не совсем внятно, как и было ожидаемо.

— Да, я пойду.

— Вот и ладно. Я получу все нужные бумаги, и мы уйдём отсюда. И больше ты сюда никогда не вернёшься.

— Хорошо.

— Вот видите, господин Фиск, не такой уж он и дикий. Помойте его, подстригите, оденьте поприличнее, а мы тем временем подпишем все бумаги.

— Господин Резенхайм, это безумие! — зачастил Фиск уже наверху. — Он опасен! Может, вам и удалось его укротить, но это только на время, поверьте! Рано или поздно он снова взбрыкнёт!..

— Господин Фиск, — перебил сородича Резенхайм, — вы меня не поняли. Я принял решение, и я покупаю этого мальчишку. Я почти луну на это деньги собирал. И я точно знаю, что вы не избавились от щенка только потому, что вам было жалко потраченных на него денег. Сама покупка, почти год у няньки, потом тот прискорбный случай, здесь он прожил сколько-то лет. Всё это стоило денег. Но дороже, чем покупали, вы его не продадите. Самое большее, что вам светит — это его продажа в какой-нибудь рудник по бросовой цене, где мальчишка сдохнет года через два-три. Если подчинится. Может, пять лет протянет. А, может, забьют насмерть сразу за непокорность. Вы в любом случае останетесь в убытке. Я заплачу дороже, а заодно сниму с вашей шеи этот груз. Это не тот случай, чтобы спорить и торговаться. И если бумаги будут составлены грамотно, то в случае моей неудачи никакой ответственности вам нести не придётся. Я всё беру на себя.

"Волчонок" молча шагал рядом с хозяином и ломал голову над тем, что же происходит. Его продали какому-то мужику, причём не только в рабском ошейнике, но и с цепью, обёрнутой поверх и застёгнутой за настоящий замок, которую хозяин сейчас держал в руке, чтобы его покупка не отстала. Хозяин странный. Очень странный. Явно хворый — то и дело кашляет, пальцы на правой руке плохо гнутся, слегка прихрамывает, опираясь на длинную палку, но шагает быстро и уверенно. Изрядно седой, одет небогато. Люди, которые были на торгах и смотрели на него, одеты были получше. Звали хозяина Резенхайм. Кто он такой? И куда они идут?

Убежать было заветной мечтой Меченого. Сколько он себя помнил. Он ненавидел людей, и они его тоже ненавидели. Смеялись над его лицом, били, держали в цепях то в сырости, то в холоде то на солнцепёке, отнимали еду... Он защищался так, как умел, и иногда почти убивал своих врагов. Бер, привратник приюта, каждый раз успевал его оттащить, после чего долго избивал и сажал в клетку на цепь. Меченому нравилось изображать из себя дикого — так к нему никто не подходил. Ему больше нравилось быть одному. Теперь его продали, и убежать будет непросто, пока на нём цепь.

Меченый не понимал, как простой щелчок пальцами смог его отвлечь, а слова Резенхайма успокоить. Новый хозяин был бетой, не самым сильным — Бер пригибал к земле одним своим видом — но чем-то сумел навести на него оторопь. Резенхайм предложил пойти с ним. Он стал первым человеком, который дал ему выбор. Только поэтому Меченый согласился. Он позволил себя отмыть и остричь почти под корень, оделся, даже не дёрнулся, когда прежний хозяин надел на него ошейник — полоску твёрдой кожи, к которой был прикреплен суровой вощёной нитью медный кругляш с каким-то знаком, и этот ошейник завязывался сзади шнуром в хитрый узел — потом цепь, и покорно последовал за Резенхаймом. Быть может, в этот раз получится сбежать? Надо только достать ключ.

Вот они покинули город. Меченый слегка поёжился. Весна была в самом разгаре, и потому ему выдали лёгкую одежду. И всё-таки было ещё холодновато — мальчишка ощутимо мёрз и злился от этого. Альфы не мёрзнут! Деревья начали подёргиваться молодой листвой, на полях и лугах пробивалась трава. В воздухе пахло чистотой. Смутно знакомой чистотой, так не похожей на городскую вонь и вонь карцера. От этой чистоты на сердце вдруг стало очень легко, и "волчонок" сам не заметил, как начал улыбаться.

Резенхайм шагал рядом и поглядывал на своего подопечного. Бета заметил, что мальчишка улыбается. Значит, что-то всё-таки помнит. Ведь когда-то он жил с нянькой далеко от городского камня, на чистом воздухе... Этот омега по имени Алби искренне полюбил мальчика сразу после того, как того доверил ему Фиск. Около года, если соседи не ошиблись в сроке, Меченый прожил в той деревеньке. Омега настолько полюбил своего подопечного, что рискнул обмануть нанимателей и сбежать с доверенным ему ребёнком. К сожалению, далеко они уйти не смогли — Резенхайм разыскал останки Алби в ближайшем лесу и перезахоронил по-людски. Такие люди заслуживают уважения, кем бы они не были.

Меченый. Так назвали младшего сына великих гладиаторов. Да, пятно заметно уродовало его, но не настолько, как Резенхайм подумал в подвале. Тёмно-коричневое со сливовым оттенком, без наростов, как было у одного парня, с которым Резенхайм дрался в юности. Вообще мальчишка получился довольно симпатичным. Хороши были и пронзительные жёлтые глаза. Такие же были у Агора — Резенхайм был на самом известном представлении отчаянной парочки, сумел занять место в первом ряду и видел их лица, когда после неожиданно скорой победы над Бакаллой юноши сняли шлемы. Мальчик был несколько маловат для своих лет, его лицо было худым от постоянного недоедания, однако уже сейчас Резенхайм видел, как он похож на обоих родителей. Темноволосый и светлокожий, как отец, и общими чертами лица, как у папы. У мальчика были красивые родители. Особенно Киррэн, на которого потомок сейчас похож больше. Вот подрастёт, вступит в возраст созревания, и кровь отца станет набирать силу.

Резенхайм и сейчас помнил, как эта парочка, отдышавшись, начала срывать друг с друга доспехи, целоваться, а потом Агор повалил Киррэна на окровавленный песок и... Запах совокупления и Киррэна был таким, что желание охватило не только Резенхайма, но и всех, кто был на ближайших трёх рядах. Только ярость Агора, выплеснутая только что на арене, удержала желающих от соблазна отбить охваченного страстью омегу и заняться им, лишая только что одержавшего победу юного гладиатора законной награды. Вот только парням было всего по четырнадцать лет, а Бакалла матёрым тридцатипятилетним альфой, против которого выпустили двух подранков.

Резенхайм смотрел на своего подопечного и думал. Мальчишка, похоже, унаследовал лучшие черты родителей, но при этом его душа серьёзно омрачена тем, свидетелем чему он стал. Причём дважды. Первый раз — когда ребёнка, которому было немногим больше года, отбирали у папы. Силой и преодолевая ярость и без того несчастного омеги-альхейнца, которого уже лишили двух детей. Потом последовало убийство Алби, который всем сердцем полюбил доверенного ему малыша и попытался спасти его от рабского ошейника.