Йаати замер на дорожке из бетонных плит, венчавшей метровой наверное высоты насыпь, сунув руки в карманы и осматриваясь. Тянувшийся слева высоченный забор из бетонных панелей тут закончился, и ему открылось заросшее бурьяном поле, неожиданно обширное. За полем был лес, а за ним стояла, как бы парила в дымке, высокая башня, увенчанная чем-то, похожим на гигантскую антенну. Он знал, что это и есть то самое радио, на которое он и решил сегодня посмотреть...

Вдоль забора поверху тянулась ржавая колючая проволока, и здесь в нём были ворота, сейчас открытые, но никто не проходил через них. Справа от ворот торчала будка охраны: высокая, в два этажа, из красного кирпича. На ней висела табличка Посторонним вход воспрещён, а рядом — Телефон. Это был старый, заброшенный завод, который давным-давно не работал, опустел и зачах. Теперь же он зарос лишайниками и бурьяном, но всё ещё оставался обитаемым. В зарослях и на территории завода были свои секреты и тайны. И по ночам здесь раздавались странные звуки...

Но странным образом этот индустриальный пейзаж гармонировал со всем вокруг. С деревьями, которые росли поодаль, с деревьями, что росли у самого забора, и даже с теми, молодыми, что прятались среди кустов.

Сырой, холодный ветер бил в лицо, трепал волосы, но Йаати это ничуть не беспокоило, — обычная осенняя погода. Вокруг (он даже оглянулся) не было видно ни души, и он решил постоять тут, наслаждаясь покоем и открывшимся ему пейзажем.

Слева, далеко, темнел еловый лес, справа поднимались серые панельные пятиэтажки, неожиданно светлые под темно-серым, низким, хмурым небом. Дальше впереди, за полем, размещалась подстанция, обнесенная таким же панельным забором, над которым ещё метра на три поднималась темная от ржавчины железная решетка с отогнутыми наружу остриями. За ней к хмурому небу тянулись мачты ЛЭП и П-образные опоры, с которых свисали круглые клетки из стальных прутьев — Йаати никак не мог понять их назначение. За станцией опять было поле, дальше — лес, а за лесом, километрах в двадцати, — ещё город, Лахурра. И ещё дальше — горы...

Он шёл по дороге и думал, что, наверное, здесь раньше, ещё до Сарьера, были какие-то военные объекты. Или, может, тут вообще всё вокруг было военным... В этой части города, где не было ни парков, ни бульваров, ни площадей, было тихо и пустынно, и даже днем здесь не бывало прохожих. Но всё это было лишь внешним. Внутри, за оградой, всё было совсем не так, как снаружи. Здесь тоже были свои обитатели. По большей части, это были бомжи или просто бездомные люди. Но были и те, кто имел здесь свой угол, своё место. Кто-то жил по-соседству и не чувствовал себя чужим, кто-то приходил сюда лишь по ночам, когда на улицах не было людей...

Йаати очень хотел разобраться в этой тайной жизни, но понимал, что это может дорого ему обойтись: никто здесь точно не был бы рад ему и его любопытству. В лучшем случае его бы прогнали, в худшем — вообще зарезали бы и бросили труп куда-нибудь в канализацию. Ни первый, ни, тем более, второй исходы не привлекали его совершенно. Конечно, в голове его давно бродила мысль пробраться сюда под покровом ночи и что-нибудь такое подсмотреть. Недаром же вокруг бродили слухи о неких тайных, нечестивых обрядах, совершавшихся в этих заброшенных зданиях, зловещих песнопениях и странных огнях, вспыхивающих тут посреди ночи. Но объяснить свои ночные прогулки дома он никак не смог бы. К тому же, ему было просто страшно. Наблюдать жуткий обряд каких-нибудь сатанистов с жертвенного алтаря было бы точно невесело. Конечно, если они в самом деле собираются тут, и не ради банальнейших пьянок с руганью и мордобоем. Это казалось Йаати намного более вероятным. Но всё же... не могли же все эти слухи возникнуть просто на пустом месте? Или как раз могли? Увы — он понимал, что вряд ли сможет разобраться в этом... и, вздохнув, быстро зашагал дальше, к тянувшемуся вдоль леса шоссе, прямо через заросли бурьяна. Пару раз под ногами у него пробегали мыши, не обращая на него никакого внимания, и Йаати невольно улыбался их хлопотливой заботливости: они уже готовились к зиме, и их тайная, скрытая жизнь радовала его уже просто тем, что она есть...

Добравшись до шоссе, он бессовестно перебежал его и зашагал вдоль обочины. Заметив повернувший влево грузовик, Йаати понял, что уже близко к цели — и едва не вздохнул с облегчением. Место было мало подходящим для прогулок — грязная обочина шоссе, без малейших признаков тротуара (и с проносившимися в опасной близости машинами, если уж на то пошло) — но он, конечно, пробирался тут не просто так. Слева от него были темные заросли лесополосы, справа, за шоссе, за бесконечными рядами гаражей с их низкими фонарями, под мрачно-серым небом неожиданно ярко серели длинные пятиэтажки, над серыми шиферными крышами которых поднимались темные деревья, растущие в их дворах. Стекла их мрачно отливали свинцом, и Йаати невольно поёжился. Футболка была явно не лучшей одеждой для такого осеннего дня, к тому же, обут он сейчас был в сандалии на босу ногу — и пальцам этих самых ног было весьма холодно, в основном, от покрывающей их свежей грязи. Но выбора, увы, не было. По своему богатому опыту Йаати знал, что отмыть сандалии (и сами ноги) не в пример проще, чем отчистить кеды — или, сохрани его небо, тайно стирать носки, чтобы родители не начали задавать ему всякие странные вопросы. Впрочем, всё это лишь добавляло ему ощущения Первопроходца. Не то, чтобы ему приходилось пробиваться на деревянной ладье сквозь пороги или пробираться через глухой лес, отмахиваясь топором от полчищ лютых волков и медведей — но, за неимением лучшего...

Он всё же облегченно вздохнул, добравшись до места, где от шоссе ответвлялось другое. Быстро осмотревшись, он перебежал его — и наконец с облегчением ступил на тротуар. Здесь начиналась прорезавшая лесополосу насыпь, плавно поднимавшаяся к мосту через железную дорогу и обрамленная со стороны шоссе низкими бетонными столбиками. Бодро шагая по ней, он ощутил щекотное чувство предвкушения... и всего через минуту замер, осматриваясь.

Под ним лежал крутой, поросший травой склон высотой уже, наверно, с трехэтажный дом. Под ним протянулся то ли глубокий кювет, то ли небольшой ров. Дальше, за узкой полосой ровной земли, поднималась настоящая стена из серого, крытого железом кирпича высотой метра в три. Слева из неё выступало даже что-то типа блокгауза, с плоской крышей и узкими окошками — сейчас, впрочем, забитыми потемневшими от старости досками. Эта стена обрамляла длинный двор, зажатый стенами сосен — справа лесополоса была глухой и темной, слева сквозь неё просвечивала насыпь и бетонные столбы железной дороги. Сам залитый асфальтом двор был совершенно пуст — но справа поднимался глухой серый блок гаражей с темно-красными железными воротами, сейчас закрытыми, а слева — длинное пятиэтажное здание. Ну а в дальнем конце двора стояла ОНА. Башня. В самом деле огромная — лишь увидев отсюда её основание, Йаати смог оценить размер сооружения, сложенного, как и всё остальное, из серого кирпича. Квадратная, сужавшаяся узкими уступами башня поднималась на добрых пятьдесят метров. Стены её были глухими, лишь изредка прорезанными узкими, словно щели, окошками. Венчало же её нечто вроде цилиндрической корзины из темных от ржавчины стальных обручей. Из неё торчала во все стороны дюжина горизонтальных труб, соединенных в свою очередь толстым железным кольцом. Отчасти это напоминало карусель — только вместо сидений на концах труб были непонятные цилиндры, закругленные сверху и снизу. Венчал всё это толстый шпиль, на котором сидело второе такое колесо, поменьше.

Сооружение казалось давно брошенным — но чуткие уши Йаати уловили исходивший от него шипящий треск, какой можно услышать у мачт ЛЭП в сырую погоду. Казалось, он даже видит фиолетовое сияние над остриём шпиля — но столь тусклое, что никак не мог решить, есть оно на самом деле или нет. Но прямо из окна он видел, как летом, во время грозы, в этот шпиль раз за разом били отвесные молнии — так упорно и яростно, что в воздухе оставался дымный след, который не успевал сносить ветер. В свои двенадцать лет Йаати смутно представлял, что это... но очень хотел это узнать.

Вздохнув, он осмотрелся. Сосны росли близко к задней стене гаража и их толстые ветки нависали над крышей. Он мог бы забраться туда и спуститься во двор по ведущей на неё лестнице. Попасть в саму башню он наверное не смог бы — её железные двери были плотно закрыты — но чем черт не шутит. Вдруг эти двери не заперты, и он сможет...

Конечно, куда лучше было бы проделать всё это ночью — желательно в дождь или в туман — но ночью он не смог бы ускользнуть сюда, и это очень его огорчало...

Во внутренний двор он решил пока не соваться — из окон, выходящих во двор, можно было наблюдать за тем, что там происходит. С этого места, кстати, было неплохо видно и двор, и лестницу, ведущую на крышу гаража. И если он что-то упустил — то вполне можно успеть это увидеть. На самом деле, его план состоял из двух частей. Первая заключалась в том, чтобы незаметно проникнуть в башню, а вторая — скрыться с места преступления. И, конечно, как всегда, он всё планировал так, что в итоге оставалось лишь одно — совершить всё то, что он задумал. Но он уже давно привык к этому, и ни капельки не сомневался, что сможет это сделать... но точно не сегодня.

Вздохнув, он зашагал дальше. Постоял над рельсами, но поезда даже вдали не наблюдалось. Миновав мост, он спустился с насыпи и вошёл в лес. Остановившись на поляне, Йаати взглянул на свои руки. Из-за расступившихся облаков в них ударил луч. В нём сверкали капельки недавнего дождя, которые срывались с листьев, и, падая на землю, впитывались в неё, становясь водой. Ветер усилился. Он проносился над землей, заставляя листья деревьев качаться. Они трепетали, как будто хотели вылететь из своих гнёзд. Это был уже вестник осени. Скоро будут дожди, а потом холод...

Сейчас осень была в своём самом начале. Она еще не успела полностью вступить в свои права. Но это ничего не меняло. Уже сейчас можно было видеть, что она придёт. И ждать этого совсем недолго. А новое лето наступит только через много месяцев, а до него будет только слякоть, дожди и морозы... И длинные зимние ночи, когда замирает всё живое и над снегом дико мерцают злые звезды. А день будет тусклым и коротким, с низко стоящим мрачным солнцем, совсем не похожим на яркое солнце лета...

И можно будет гулять по снегу, слушать хруст и чувствовать, как он поддается под ногами. В мороз в школу ходить не нужно будет, можно будет всё утро проспать, а потом валяться в кровати и смотреть в потолок. И не гулять по улице осенью, потому что кругом будет грязь, серый снег, да ещё все закутаются в куртки и плащи, а если всё же выйдешь, то наберешь на обувь тонну грязи...

Календарь показывал, что ещё нет и середины сентября, а скоро начнется пора листопада. И шелестящий листопад будет срываться с деревьев и кружиться, кружиться, кружить, словно гипнотизируя его. И он будет слышать этот грозный, а иногда такой тихий шелест, как будто... Будто листьями шелестят чьи-то шаги...

Подпрыгнув, Йаати зацепился за ветку и быстро влез на дерево. Но сидеть на дереве было неудобно и скучно. Спустившись на землю, он зашагал дальше. Вскоре он снова вошёл в лес. Здесь было совсем не так темно, как он невольно ожидал. Кое-где сквозь листву пробивались солнечные лучи, хотя деревья, часто растущие вокруг, отбрасывали на землю густую тень. Порой, когда вокруг поднимались заросли, а над головой нависали сомкнувшиеся кроны, ему казалось, что он идёт по тоннелю. Но потом он выходил на открытое место, и в просвете между стволами видел солнце и небо. И это было уже настоящим лесом. Лесом, где росли деревья, росли кусты, трава...

Иногда он сворачивал с тропинки, подходил к дереву и стоял так с минуту, прижав ладонь к тёплой коре. Йаати даже почувствовал себя немного счастливым. Он был один на один с природой, а это случалось в его жизни не часто.

Наконец, он вышел из леса и оказался на новой поляне. Выйдя на лужайку, он остановился, рассматривая её. Лужайка была круглой, её окружал невысокий, почти по пояс, живой заборчик из кустов, к которым Йаати теперь и подходил. В центре лужайки стояли два каменных гриба, и между ними бил маленький, но очень красивый фонтанчик. За лужайкой вдоль опушки леса, на его краю, росли три большие ели, среди которых выделялась одна, самая высокая. На самой верхушке этой ели было сооружено нечто вроде гнезда.

Йаати оглянулся. Он не помнил, чтобы здесь было что-то подобное. И вообще, он не знал, что это за место...

Возле тропинки, на которой он стоял, было маленькое болотце, заросшее по краям камышом. В нём плавали золотые листья. Йаати протянул руку, и один из них скользнул в ладонь. Он наклонился и подобрал ещё несколько, сложил их в кучку и стал думать, что с ними делать. Положить в карман? Нет, не стоит. К тому же, если карман будет полон, он станет мокрым, а это неудобно. Выбросить? Но тогда он забудет о них, о жёлтых листьях... Они ведь такие красивые.

А ещё ему нравилось смотреть на облака. Они были такие огромные и похожие на разные вещи, которые он видел только на картинках. Вот бы сейчас оказаться там, на облаках! Он бы посмотрел, какие они на самом деле, и как они движутся. А ещё... ещё бы он мог сейчас быть, например, с тетей Шуфой, которая ушла на работу в больницу. Или с Йисом, который сидит на продлёнке. Или... Нет, не то. Он не мог быть с теми, кто сейчас не с ним. Так не бывает. Он здесь один, но и это тоже здорово.

Мне хорошо, — подумал Йаати. Он сейчас в другом мире, там, где нет ни забот, ни школы, ни друзей, а только он и природа.

Он вздохнул и представил, что Йалика тоже тут, с ним. И они вдвоём пьют нектар из цветов, и уплетают ягоды, и слушают пение птиц, и смотрят на облака... А потом, когда наступит вечер, они будут сидеть на берегу озера и смотреть, как садится солнце, — а утром оно опять встанет, и будет гореть ещё ярче... Увы, он и сам понимал, что это просто глупые мечты. Йалика ни за что не пойдёт с ним гулять, тем более, не пойдёт гулять в лес. Об этом и думать смешно было. Для неё он просто дурачок, над которым нужно издеваться. Она пообещает, что пойдёт с ним в лес... и не пойдёт. Или пойдёт, но будет смеяться над ним и бросать в него шишки. Или позовёт купаться и выбросит в реку всю его одежду...

Однажды она уже так сделала, и Йаати пришлось идти домой в плавках. Это было очень стыдно и очень обидно. С тех пор он даже не разговаривал с ней. Но не мог перестать думать о ней. Это было наваждение, страшное, как болезнь. Иногда Йаати даже думал, что сошёл с ума. И ничего не мог с этим поделать. В его голове Йалика была совсем другой. Нежной и ласковой. Она любила его. А он любил её. И всё было хорошо. Только это было не взаправду. Взаправду всё было совершенно иначе, и это разрывало его пополам. Даже здесь, в лесу, он не мог перестать думать о ней, и это очень его огорчало. Ну вот почему он не может просто взять и перестать думать о том, что его только мучает? Как будто он не хозяин в своём теле и за него думает кто-то другой!

↓ Содержание ↓