Птенцы Бедвира

Ссылка на обновление

Глава первая

Кусты здесь хорошие. Сидишь себе в самой середине, наведя арбалет на цель, а тебя никто не разглядит. Особенно если сидишь одетая в мужское платье темноватого цвета, по которому бродят солнечные отсветы и чёрные тени от листьев.

Предчувствие не зря снова позвало в дорогу. И на этот раз Орния не мешкала, едва поняла, к какому месту её тянет.

И прибежала — даже не вовремя, а чуть раньше. Так что видела всё с самого начала.

Лесная поляна эта слишком знакома ей. В центре, среди скудной из-за каменистой почвы растительности, росло приметное дерево, чей ствол когда-то расщепила молния и навечно лишила его зелёной кроны, оставив лишь нечто вроде столба. Именно сюда, на эту поляну, и въехали семеро чёрных всадников. Да, чёрных — все в чёрной одежде и на вороных конях. Окружили дерево-столб и спешились. Один быстро расстегнул ремни на своей поклаже, что была скрыта накинутой сверху попоной и тряслась всю дорогу за седлом, почти на крупе его лошади. Эту самую поклажу он стащил с лошади, тряхнул, чтобы та встала на ноги.

Орния напряжённо сощурилась. "Поклажа" шла покорно, понуждаемая к движению чёрным всадником, жёстко державшим её за узкие плечи и направлявшим к дереву. Судя по росту, "поклажа" едва доставала всаднику до плеча. Подросток. Знает ли он, что сейчас с ним могут сделать? Да хоть бы и знал: ноги постоянно подламываются, но явно не оттого, что устал сидеть либо лежать на лошади без седла. И не потому, что не видит земли, по которой идёт.

А потому спотыкается и едва не падает, что опоен сонным зельем.

Она перевела взгляд на других всадников. Вторым спешился тот, что держался чуть в отдалении от других. Он с огромным трудом удерживал намотанные на руках цепи, на которых вяло шатались три чудовищно огромных пса. Орния точно знала: всадник удерживал их с трудом не потому, что они пытались рваться куда-то. Опять-таки нет. Они мыкались в разные стороны, потому что их тоже опоили сонным зельем — очень уж нерешительно и вразброд они шатались. Опоены не так сильно, как "поклажа", а чуть менее. Лишь бы до поры до времени смирными были. До сих пор их вели на цепи, и они послушно бежали за лошадью. А куда им деваться? Морды всем трём псинам закрывали кожаные маски.

Всадник предсказуемо для Орнии подвёл псов к дереву напротив расщепленного, а потом осторожно сменил им цепь на толстые верёвки и снял с собачьих голов маски.

Девушка снова посмотрела на "поклажу". Внимательно следя за тем, как она шагает, вспомнила, как шла сама к этому расщепленному дереву... Сколько раз видела одно и то же. И всё же опять передёрнула плечами, прочувствовав личное прошлое...

Всё. Сцена готова. Псины легли, постепенно выходя из состояния опоенности.

"Поклажа" стояла, подрагивая, возле расщепленного дерева. Почти свободна. Только одна рука за запястье привязана к стволу. Попону с головы стянули. Точно — подросток. Мальчишка. Видно, что старается глаза открыть, но все усилия прахом.

Всадники постояли в ряд напротив... И это последнее — самое страшное для Орнии: а если не уйдут? Если останутся... посмотреть? Одной ей с ними не справиться. Разве что испугаются неожиданности, но это та особенность, на которую не стоит полагаться.

Они постояли, а потом неспешно отошли к лошадям, принялись готовиться к отъезду домой.

Один пёс, лежавший до сих пор, тяжело встал — и его стошнило. Отдышавшись, он нюхнул слизь на земле и шагнул в сторону. Завидел ближайшего соседа, потянулся к нему — тоже обнюхать... Один из всадников заметил, что-то сказал остальным.

Орния сжалась в своём кусте, до боли вцепившись в арбалет: а если не уйдут?! Если останутся полюбоваться?! С них станется...

Но у этих либо совесть ещё была, либо им просто неприятно смотреть на дело своих рук. А может, и просто времени не было... Кто их знает. Но быстро сели в сёдла и, понукая, послали лошадей по еле намеченной тропе — в лес. То ли убегая от того жуткого, что должно сейчас произойти. То ли не желая чувствовать себя причастными к нему, несмотря на лично ими подготовленный ужас.

Стук лошадиных копыт по каменистой тропе ещё слышался, но Орния торопливо выскочила из куста, боясь опоздать. Сердце болезненно трепыхалось, когда она спешила к подростку, постоянно оглядываясь то на опустевшую тропу, то на псин, которые уже пришли в себя и яростно грызли свои натянутые верёвки, одновременно взрыкивая не только на мальчишку, но и на внезапно появившуюся девушку — вторую потенциальную жертву.

Орния добежала до подростка, который тоже начал выходить из наведённого дремотного состояния. Правда, ему тяжеловато приходилось. Она видела, как неизвестный мальчишка пытается поднять голову, вяло моргая и тут же снова тыкаясь подбородком в грудь. Пытается дёргать привязанной к дереву рукой, ещё не понимая, что с ним, где он и что происходит вокруг.

Закрывая его собой, Орния развернулась перед ним к подготовленным палачам.

Один пёс перегрыз верёвку и рванул к жертвам.

Сейчас всё будет зависеть от того, перегрызут ли следом за ним остальные две псины свои верёвки одновременно — или же попеременно.

Щелчок — болт шуршанул и смачно впился в налившийся злобой глаз пса, натасканного на убийство человека. Брызнула кровь. Зверь грохнулся так, что пропахал бы лапами землю, не будь почва здесь столь каменистой. Сдох не сразу — дрыгнулся в попытках подняться, но конвульсии быстро сошли на нет.

Следующие две псины сгрызли верёвки одновременно. И Орния, вложившая на место новый болт и натянувшая тетиву, приготовилась шептать заклинание смерти. Одну псину она убьёт болтом, вторую — магией, из-за которой и сама здесь оказалась.

Напряжённая, девушка словно пропиталась местом, как пропитала и его собой, своими чувствами. Потому и чувствовала любое движение на поляне так, как будто эта поляна стала её собственным телом.

Псины метнулись вперёд — уже без малейшего промедления, вызванного опоенностью. Выстрел — и не успела опустить арбалет, чтобы освободить посылающую смерть руку, как ощутила, что на поляне не одна.

Испугаться, что вернулись палачи, — тоже не успела.

Рухнула вторая псина — с болтом Орнии в глазу. Перед тем успела прошагать пару шагов, умирая.

А вот третья только и мявкнула, когда из ближайших кустов вылетело и рухнуло на неё тяжёлое тёмное тело. Оно почти сразу вцепилось в загривок упавшей и придавленной псины, благо та короткошёрстная. Один жим страшных челюстей под собачьим ухом, глухой треск шейных позвонков — и псина обмякла.

А со всех концов поляны уже неспешно выходили огромные волки, беспокойно внюхиваясь в воздух и кивая, будто здороваясь с Орнией. Впрочем, так оно и было. Пока вздрагивающая от неожиданности девушка осматривалась, волк, убивший третью псину, шагнул от мёртвого тела и потратил с минуту, чтобы обратиться.

Из уважения к девушке он обвязал бёдра драной тряпкой, которую некоторые оборотни, чаще вожаки, обычно носили на шее, и лишь затем подошёл к ней, вытирая краем ладони кровь с тонких губ и поневоле квадратного подбородка.

— Вечер, — бесстрастно прохрипел желтоглазый оборотень, вставая рядом с Орнией.

— Вечер, — кивнула та, поворачиваясь к подростку.

— Живой? — иронично поинтересовался оборотень.

— Живой, Дуан, — вздохнула девушка, вглядываясь в дремотные глаза мальчишки, который всего лишь с опасливым удивлением смотрел на высокого, широкоплечего оборотня, чьё тело мохнатилось чёрной шерстью, разве что бакенбарды чуть светлели сединой, но не боялся его, пока чувства ещё заглушены зельем. — Спасибо вам. Я думала — сама на этот раз не справлюсь.

— Ты никогда не боялась признаваться в своей слабости, — заметил оборотень, стоя за её спиной.

— Это не слабость, — возразила Орния. — Я бы убила всех троих, но мне не хватало времени, чтобы успеть. Или эту нехватку времени ты тоже посчитаешь за слабость?

— Ничего считать не буду, — заявил Дуан и оглянулся на своих: волки, не пожелавшие обратиться, уже стащили в кучу всех трёх мёртвых псин. И ухмыльнулся: — У нас сегодня, благодаря тебе, удачная охота.

— Когда вы меня увидели? — Орния выполнила перед лицом мальчишки нужный жест и прошептала заклятие, приводящее в сознание.

— Когда ты бежала сюда от берега, — кивнул довольный Дуан. — Мы сразу поняли, что может произойти. И были правы. — И тут же обеспокоился: — Твои болты не были отравлены? Мы можем забрать свою добычу?

— Можете, — ответила девушка и спросила у светловолосого мальчишки, который, кажется полностью очнувшись, уставился на неё и на оборотня ошалевшими тёмно-синими глазами: — Как тебя зовут?

— К-кенион, — чуть заикаясь, ответил тот.

Морща плосковатый нос, Дуан ухмыльнулся вновь, иронично счастливый:

— У людей дурацкая привычка называть себя звериными именами. Надо же — обозвали волком. Да ещё парня со светлыми волосами!

— Не всегда, — не оглядываясь, напомнила девушка. — Мы не всегда называем себя звериными именами. Бывают имена и иные.

Волк шутливо раскланялся перед её спиной, фыркая на мальчишку, который открыл рот, всё ещё с сонным изумлением глядя на него: Кенион видел всё, что происходило на поляне, но пока не мог проявить чувств.

— Но уж ты, Орния, своё имя — Золотая леди — носишь по праву.

— Ага, комплименты, да?.. — пробормотала девушка. — Беглая Золотая леди — очень даже по праву. Дуан, ты проводишь нас к берегу?

Пока оборотень распоряжался, кто из стаи оттащит к месту волчьего пристанища добычу, а кто — будет сопровождать Орнию и очередную неудавшуюся жертву, девушка постаралась узнать, всматриваясь в сонные глаза мальчишки:

— Ты понимаешь, что происходит?

— Сначала в доме почему-то заснули все слуги. А потом... Меня увезли из дома, — медлительно проговорил мальчишка и посмотрел на руку, машинально и осторожно растирая слегка кровавившее запястье, с которого только что сняли верёвку. — Сказали — приказ короля. А какой приказ — не сказали. Там была карета. И люди с нашивками королевской службы. Поборники. Я сел, а дальше... не помню ничего. Как я здесь оказался? Ты отвезёшь меня домой?

Орния оглянулась: волки всё ещё договаривались, кто куда, слегка огрызаясь друг на друга в небольшой перепалке. Вздохнула: опять объяснять... Сколько можно... Снова взглянув в глаза мальчишки, который уже пытливо смотрел на неё почти очищенными от дремотной одури глазами, она спросила:

— Ты занимался магией?

— Откуда ты!.. — дёрнулся мальчишка от неё и стукнулся о расселину дерева. А потом посмотрел мимо неё. Созерцание волков-оборотней словно отпустило нечто в нём, и Кенион вполголоса сказал: — Занимался.

— И ты использовал тёмные силы, — уточнила, уже не спрашивая, Орния.

Мальчишка смотрел на неё, как взрослый: безразлично, не собираясь отвечать. Тогда девушка пожала плечами и объяснила:

— Или ты сам проболтался кому-то о том, или кто-то увидел, что ты занимаешься некромантией. Вот теперь, Кенион, я отвечу тебе на твой вопрос: ты больше никогда не увидишь своих родителей. Если хочешь жить. Те люди, которые привезли тебя сюда, привезли тебя на казнь. Видишь — волки тащат собак? Эти собаки должны были убить тебя. Ты сам видел, как они бежали к тебе, когда освободились от верёвок... Но для всего нашего королевства ты и впрямь будешь мёртв.

Она подняла его безвольную от ошеломления руку и махом отрезала небольшой длинный лоскут от его рукава. Вставший рядом Дуан частично обратил свою руку в звериную лапу со страшными когтями, а затем разодрал этот лоскут на несколько лохматых частей, после чего промокнул ими кровь на руке Кениона, а затем один из волков сбегал к мёртвым псам и обмакнул тряпицы и в их кровь.

— Но я хочу домой... — прошептал Кенион, потрясённо глядя, как тот же волк бросил тёмные от крови тряпки возле его ног, а одну сунул в расщелину ствола.

— Выбор невелик, — вздохнула Орния, с сочувствием глядя на него. — Или ты умрёшь, вернувшись домой. Или будешь жив неопределённое время, если уйдёшь со мной. Шакалы из Ордена поборников чистоты отслеживают всех, в ком рождаются зачатки мага, применяющего тёмные силы. И убивают.

— Этого не может быть! — категорически воскликнул Кенион. — Я слышал, что убивают, казнят только простолюдинов! Но я из знатной семьи... — Он беспомощно посмотрел на девушку. — Со мной не могут так поступить!

— И ты никогда не слышал, что пропадают дети из знатных семей?

Он уставился на неё в ужасе.

— Я слышал, но...

— Ты неправильно разговариваешь с детёнышем, — пренебрежительно заметил Дуан.

При слове "детёныш" мальчишка вздрогнул и сделал странное движение, словно собираясь спрятаться от оборотня за спиной Орнии.

— Что значит — "неправильно"? — сухо спросила девушка. — Я объясняю ему так, как обычно это делаю.

— Вот именно. А нужно начинать так: детёныш, ты видишь мёртвых псов, которые должны были тебя растерзать в клочья и сожрать? Детёныш, взгляни на свою руку. Она всё ещё кровоточит из-за верёвки, которой ты был привязан к этому дереву. Тебя похитили, детёныш! Чтобы умертвить! И, если мы прямо сейчас не уберёмся подальше от этого места, похитители могут вернуться и поймать тебя снова. Так что все свои вопросы, детёныш, ты задашь Золотой леди, когда окажешься в безопасном месте. И пошевеливайся: волкам Дуана не терпится приняться за вечернюю трапезу, благо твои несостоявшиеся убийцы достаточно свежи и лакомы для нашего клыка.

— Твоё объяснение довольно красноречиво, — усмехнулась Орния, беря пригорюнившегося Кениона за руку и ведя его за собой.

Теперь мальчишку придётся держать за руку либо часто, либо постоянно: судя по тому, как он попал на место убийства, дар пробудился недавно. А значит — жди, когда он полностью вырвется из-под контроля. Ладно — сейчас, пока он под последствиями опоенности. Но, приходя в себя, он может начать... впадать если не в страх, то в смятение уж точно. Сорваться ему — легко.

— Ладно, Кенион, не будем заставлять волков ждать и голодать. Терпения у них обычно ни на грош, не правда ли, Дуан?

Тот что-то проворчал и чуть отстал от девушки с мальчишкой, а потом и вовсе совершил оборот, и теперь его от других волков стаи отличала лишь тряпка на шее. И ту ему повязала небрезгливая Орния...

Кенион пришёл в себя полностью, что стало заметно по его проснувшемуся страху перед оборотнями. Мальчишка жался к Орнии, что было даже хорошо, учитывая, что приходилось контролировать его и возможный выплеск его тёмного дара. А ещё было хорошо, потому как дело происходило на узкой тропе. Тем более что тропа эта пряталась в высоких и густых травах, каких не было на каменистой поверхности лесной поляны. Орния же машинально думала о том, что о тропе, в общем-то, знают лишь она да волчья стая. Ну и... пусти в эту сторону от расщепленного дерева собак — вероятно, и они учуют следы, среди которых наиболее частые — опять-таки Орнии и волков... Те немногочисленные бедолаги, которых удавалось спасти, тоже шли этой тропой. Но, как правило, только в одну сторону.

Впрочем, мальчишка жался к ней, наверное, не только из-за оборотней, которых в короткой жизни своей вряд ли видел — разве что слышал легенды о них да страшные сказки... Привезли его сюда, в лес, ближе к вечеру, который сейчас неспешно, но властно входил сгущающимися сумерками и плотными тенями под каждый куст и каждое дерево. Для человека, непривычного к лесу, идти по сумеречной тропе, прячущейся в травах и кустарнике, тяжело: сумерки затаённо играют со зрением, и тогда в глазах рябит из-за набегающего ветерка, перебирающего стебли и ветви, одновременно шугая тени между ними... Орния заметила, что Кенион то встревоженно всматривался в невидимую тропу под ногами, то резко переводил взгляд на свою руку, которой уже и сам крепко держался за девушку. Доверился. Это хорошо.