После

За минуту до

-...ни! — Миль опустил переговорный браслет и сказал что-то грубое.

На управляющих панелях мерцали огни.

Черное веретено Вихря наматывало на себя кишки раненого мира.

Матиас сжимал венец Та-Рэнери, и крутился на кресле, и думал о том, что зря не пошел с магистром; о том, сколько веселого пропускает; и мечты и волнения беспорядочно путались в его сознании.

А взрыв был потом.

Глашатая, направленного в мир-донор, чтобы провозгласить погибель, звали Маллеа.

Матиас им не был.

Матиаса сотворили таким, каким он был; в том, кем он стал, он не был виноват. Он должен был приспосабливаться — кто же виноват в этом; он должен был поглощать информацию — из-за постоянного потока новых знаний его память постоянно обновлялась, и от прошлого в Р'Нэа осталась лишь пара ярких картин; и меняться, как по заведенному порядку меняются Лорды, как меняется красная лодка в горьком темном море, как меняется несчастное Сердце — но в потоке предопределенных трансформаций он нашел и отделил частицу себя.

Матиас, на самом деле, никем не был.

Когда он впервые ступил в новый мир — тот, который должен был уничтожить — все было таким чистым, таким новым, и он был еще никем, и он смотрел на мир в первый раз. И это мир был нов и прекрасен, прекрасен, как может быть прекрасно увиденное впервые, холоден и чужд, и был создан не для него.

А потом мир его поглотил и стал им.

Первое, что он услышал — оглушающую тишину.

В воздухе висела мелкая взвесь, не позволяющая видеть; как будто Хсаа'Р'Нэа вытряхнули как старую тряпку и весь песок Хсаа'Р'Нэа поднялся в воздух и смешался с этим миром — Матиас даже ощущал знакомый привкус. Он лежал головой на управляющей панели, в луже подстывшей крови. Поверхность была твердой, и он мог ее ощутить, и больше ничего.

Потом в мутной взвеси появились вспышки — как будто неподалеку пытались создать освещающую печать, но не смогли. Потом из мути явилась тень, и темный маг Эршенгаль склонился над ним, заглядывая в лицо. Он что-то спросил, но Матиас не услышал, помог сесть в кресле и пошел дальше.

Поле зрения немного раздвинулось: теперь Матиас видел людей, лежащих на полу, рядом и дальше. У управляющего центра больше не было стен, не было записывающих линз и защитных оболочек, и мира вокруг тоже не было. Матиас по-прежнему ничего не чувствовал; он чувствовал себя звездочкой посреди черноты, слишком далекой, чтобы ее свет кто-то мог увидеть; единственной живой точкой посреди пыльного небытия.

Он думал, что должен помнить момент разрыва миров; и что-то было в его сознании, уплывающие неоформленные формы, которые сознание не могло ни раскрыть, ни расшифровать. Но память отступала назад на несколько шагов, спотыкалась и проваливалась в пропасть.

Он создал простенькую освещающую печать. Это получилось долго; и сложно; как будто он делал ее первый раз, заново. Свет выхватил лежащие тела, новые и новые, сваленные грудами вещи, и те вдруг зашевелились, возвращаясь к жизни.

Матиас опустил ноги на пол, вспоминая, как двигаться, как стоять, и наклонился к ближайшему человеку.

Они встретились с Эршенгалем, пройдя круг. Эршенгаль тронул его за плечо и улыбнулся, как делали люди в знак поддержки, и Матиас улыбнулся в ответ, как подсмотрел у людей. Там, где был Вихрь, ничего не было видно, но Матиас был уверен, что Вихря не было.

Матиас слышал.

Шорох.

Пощелкивание сгорающих печатей.

Стоны, невнятное бормотание и жалобы.

Вокруг было много темной магии — последний всплеск магии Нэа, ядовитым укусом впрыснутый напоследок — и в восприятии светлого мага она давила и назойливо скреблась и скрежетала вокруг.

— Темную магию не использовать, — приказал Эршенгаль.

Миль его не послушал: Миль держал переговорный браслет на вытянутых ладонях, и все новые печати обматывались вокруг. Матиас мог представить, что Миль делал именно это, когда межмировой мост рушился — и даже не смотрел, как мост рушился — но Кэрэа Рейни в последнее время совсем ни с кем не хотел разговаривать, так что Матиас не был удивлен, что Кэрэа Рейни совсем не хотел говорить с Милем.

Иллерни появился среди людей, и приблизился к Милю, даже поспешно, даже испуганно:

— Миль, ваши щиты, они все...

Миль отвернулся.

Иллерни выглядел неясным, неустойчивым, когда повернулся к Матиасу и когда непонятно спросил:

— Матиас, вы чувствуете светлого магистра? Или темного?

Матиас прислушался — на самом деле, он ничего не слышал — и ответил:

— Нет.

Лица собравшихся вокруг людей стали палево-бледными

— Мы собираем отряды для разведки, — сказал высший маг Эршенгаль. — И начнем поиски.

* * *

Четыре часа после

— ...я не хочу приносить плохие вести, но мы должны рассмотреть вариант, что магистры мертвы.

Через несколько часов пыль еще висела в воздухе. Поисковые отряды вернулись ни с чем. Но в управляющем центре прибрались, и сейчас здесь были только четверо — Матиас, Эршенгаль, Иллерни и человек Миль.

— Гибель магистров всегда понятна сразу, — Иллерни вел себя так, будто извинялся за каждое слово, и при этом гнул свою линию непреклонно. — В нашем случае, при наличии фактора иного мира, могут быть варианты, но... Магистров здесь нет. Наши Источники, наш мир не может существовать без магистров. Нам нужно выбрать тех, кто заменит.

По мнению Матиаса, все было настолько ясно, что говорить не о чем. Тем более, важные решения не принимаются четырьмя магами в пыльной комнатушке посередине разрушенного мира. Им оставили инструкции, простые и четкие. Но темный маг Эршенгаль молчал, как будто происходила какая-то традиция.

А традиций в стране Аринди было как икринок в инкубаторе прорыва Тогтогшохх, и все такие же колючие, кусачие и злые.

Наконец Эршенгаль наклонил голову — как будто весь мир давил на него своим весом:

— Мой магистр приказал мне, что страна не должна развалиться. И я исполню его приказ в точности.

И Матиас соскочил с панели управления, потому что наконец-то можно было что-то делать:

— Ты поедешь на север, я поеду на юг, выпущу... людей из убежищ и включу антенны.

Перед глазами что-то вспыхнуло; вспышка без света; и Матиас на мгновение почувствовал то же самое, когда перед ним развернулся новый мир; когда машина выехала на утес и вокруг развернулось море; когда еще не магистр Кэрэа Рейни протянул ему руку, и для него зажглось личное солнце, такое маленькое и теплое, впервые в жизни лично его.

Но, наверное, Матиас неудачно прыгнул на пол.

Иллерни смотрел на них с выражением благоговения. Такое выражение, с точки зрения Матиаса, вечно появлялось у темных, когда кто-то добровольно вызывался работать.

Человек Миль все слышал, но безучастно молчал. Человек Миль стоял на своем месте, безвольно опустив руки. Матиас попытался заглянуть ему внутрь, и увидел только черную пропасть — но пустоту он и так видел вокруг.

Иллерни подобрался ближе и осторожно спросил, как будто в любой момент готовый исчезнуть:

— Миль? Вы теперь — самый сильный и опытный маг гильдии, и, раз заклинания не работают, именно вы...

— Высший маг Миль, — повторил Эршенгаль.

Миль поднял голову и посмотрел на него; потом перевел взгляд на Матиаса и скривил губы в ядовитой ухмылке, полной чистейшей ненависти:

— Рейни, — заговорил, с каждым словом поднимая голос. — Я все думал, что он еще может сделать. Он сказал, что я буду жить, и я стану жалеть — я не стану жалеть. Я восстановлю гильдию, я верну заклинания, я приведу эту проклятую страну к процветанию. Он не победит.

Матиас промолчал, потому что считал полезным молчать, когда ничего не понимаешь. Светлого магистра Рейни было не за что ненавидеть — светлый магистр Рейни был лучшим Лордом в мире — а человечек просто был неадекватным, это сразу было ясно. Остальные людишки молчали, потому что, очевидно, тоже не поняли.

А потом Иллерни аккуратно улыбнулся и голосом, в котором слышался лязг захлопнувшегося капкана, сказал:

— Хорошо.

— "Можете плыть"? — Миль вдруг с силой отшвырнул браслет. Браслет ударился о панель замерцал, и Миль торопливо схватил его обратно, но то сгорали печати.

Человек Миль пришел в себя только по дороге на Побережье. Матиас был в соседнем отсеке, лежал на диванчике и смотрел в окно, но он все равно все слышал — хотя маги и не пытались скрываться:

— Чем заслужила наша страна таких бед? Что мы сделали настолько ужасного, чтобы настолько прогневать мироздание? Один магистр загорец, второй снова из разведки, и даже не нашей!

Матиас мог бы сказать, что Кэрэа Рейни всегда отрицал принадлежность к разведке — но ему это нравилось; он, Матиас, из разведки, отчего Кэрэа Рейни не быть?

— Зато Аринди может сказать, что перепробовала все варианты, — мудро заметил Иллерни.

Перед машиной появлялись поля; темно-зеленые деревья с обломанными ветками. Эмпатический сигнал не шел далеко, но Матиас представлял цепь убежищ, и ждущих внутри людей, чудесные искры, которые ждут, чтобы их достали из коробки и смогли увидеть; города, и стеклянные окна, и цветы тут и там, жесткие горькие листья, колючки, мокрые скалы, дождь, серебряная скользкая рыба, море, маяки.. И Побережье приближалось, вставало перед ним, проявляясь из небытия.

— Но, учитывая, что наш новый магистр заарн, как воспримут светлые...

— Они же светлые! Даже если этот нелюдь при всех будет отрывать людям головы, какая-нибудь светлая Бринвен скажет, что светлый магистр споткнулся и случайно махнул рукой. Удивительная слепота.

Человечку Милю было завидно.

— Полезная, — поправил Иллерни.

— Но, Рейни, — мысли Миля все время крутились вокруг светлого магистра, уходили и возвращались, и Матиас одобрил бы это, если бы Миль не использовал имя Кэрэа Рейни только чтобы сказать о нем что-то плохое. — Я не понимаю, какой тварью надо быть. Считал, что кроме него в мире ничего не существует...

— Но, Миль, — ответил Иллерни вежливо, но твердо, — вы сами ни к кому не относитесь по-человечески.

На Побережье в домах выбило стекла, море слизнуло печати, и шел дождь.

И Матиас сказал:

— Светлого магистра Кэрэа Рейни нет. Я за него. Но он просил передать, что все будет в порядке.

И мир открыл глаза.

Матиас вместе с заклинателями успокаивал замок, который после вспышки запутался в коридорах и комнатах, и не успокоился, пока не нашел всех своих обитателей. Матиас восстанавливал печати, и открывал убежища, и помогал людям, и ехал по дороге, и мир говорил с ним множеством голосов, и мир был дорогой, дождем и окнами, и людьми.

К Милю постоянно подходили темные и люди, и задавали вопросы, и Миль всем отвечал, как будто знал их вопросы, а когда не отвечал, начинал раздавать указания Матиасу, и это было забавно, и все было так легко, как будто Кэрэа Рейни был рядом.

Матиас даже украдкой оглянулся, но нет, Кэрэа Рейни не было — но Матиас мог представить, что его магистр, как обычно, идет рядом.

Двое заклинателей стояли на пристани у "Песчаного ската". Они узнали новости последними, и Матиас слышал их разговор, когда проходил мимо.

— Неужели магистра Шеннейра больше нет, — один из заклинателей взмахнул рукам, словно в порыве чувств, не зная, как выразить и как передать. — Вот так ощущается свобода!

Им было страшно.

Венец Та-Рэнери Матиас принес в хранилище гильдии, и сам положил в окованный слоями железа ящик, и замкнул личной печатью, довольный тем, что выполняет все, как сказал магистр. Кэрэа Рейни бы гордился им; иногда Матиасу казалось, что он чувствует его присутствие. Кэрэа Рейни и раньше уезжал и оставлял его одного, и Матиасу было не по себе, и недавно, когда Кэрэа Рейни не хотел его видеть, Матиасу казалось, что он уходит, даже когда Кэрэа Рейни стоял перед ним и никуда не уходил; но Матиас знал, что надо всего лишь подождать.

Один оборот солнца, или два, как там считают время люди, или немного больше.

* * *

Два оборота солнца после

Личные покои светлого магистра Рейни были закрыты и запечатаны. Туда никто не заходил, как сказал Миль, и там не было ничего важного, как сказал Миль, игнорируя вопрос, откуда он знает.

Море ревело в темноте; невидимый ветер свистел в холмах, в черной ночи; белый круг катился по черному небу как белый глаз Лорда. Матиасу казалось, что он катится за ним и смотрит только на него.

— Мало того, что Рейни подставил Эршенгаля. Эршенгаль еще недавно был боевым командиром среди равных — у него нет такого авторитета, как у Шеннейра. Эршенгалю придется доказывать свою власть перед всеми этими... а Рейни считался учеником Шеннейра, и он мог бы...

— А я приеду к ним и все объясню, — Матиас был быстрым существом, как все тхие из Нэа, но за человеком не успевал. — Я светлый маг, мы все объясняем.

— ...хорошо, светлый магистр Рейни ненавидит Эршенгаля. Но тебя? Почему ему не жаль тебя? Подобрал на дороге существо, которое вчера глаза открыло, поменял как хотел и бросил. А ты даже неспособен понять!

Матиас вздрогнул и прикрыл уши ладонями. Теперь он понимал, почему светлые держались в отдалении, а недавно вообще сказали, что им плохо после взрыва Вихря, и заперлись у себя. Нельзя кричать рядом с эмпатом, но люди так делали. Про своего магистра Матиас слушать любил, но Миль магистра снова ругал.

Просторная череда комнат встретила их пустотой. Ставни на окнах были подняты, и отражения заплясали в стеклах как в зеркалах, когда Миль переступил порог и через плечо бросил:

— Поменяй символ. Рыбка была у Рейни. Ты — не Рейни.

Матиас искоса посмотрел на отражение: спрятал руки в рукава и широко улыбнулся, потом улыбнулся иначе и умильно произнес:

— Но я похож.

— Ты похож, — тоном, далеким от симпатии, сказал темный маг. — Умное существо.

Матиаса не так часто хвалили, так что он счел это приятной похвалой.

Темный маг так и не стал зажигать свет, и даже затушил свою печать. Предметы обступили их со всех сторон, непонятные и даже немного странные в темноте. Вот стол, на котором Кэрэа Рейни записывал указания для него, Матиаса; Кэрэа Рейни оставил все, что требовалось, и Матиас не мог объяснить, зачем пришел сюда и что хотел найти.

На ставне над столом была глубокая зазубрина, как будто в дерево с силой воткнули что-то острое. Странно; Матиас не мог представить, чтобы это сделал светлый магистр.

Человек Миль остановился посередине рабочего кабинета, ни к чему ни прикасаясь, и усмехался, запрокинул голову:

— Светлый магистр Рейни считал, что мир смотрит на него множеством глаз. И этот взгляд оказался для него слишком тяжел.

Матиас думал, что заберет подушку. Кэрэа Рейни не будет против, даже если недосчитается.

— Мой магистр отдал тебе рыбу, — упоминание символа напомнило другое. У Матиаса была подаренная ракушка, но ему казалось, что если он получит рыбу, то поймает и то другое, ускользающее. — Тебе она не нужна, и ты отдашь ее мне.

Темный маг над ним смеялся:

— Высший светлый Матиас, для соответствия должности вам нужно очень, очень сильно поработать над стилем речи.