Волчица и пергамент. Том 11

Исуна Хасэкура

ВОЛЧИЦА И ПЕРГАМЕНТ

Том 1

Перевод с японского: Google, DeepL, О.М.Г.

Иллюстратор Дзю Аякура

ПРОЛОГ

Вера — это что-то вроде обещания. И наоборот, обещание тоже основывается на определённой вере. Даже когда обещание всё никак не выполнится, если кажется, что о нём забыли, надо просто верить и держаться за него. Именно это заставляет людей отправляться в дальний путь и двигаться навстречу трудностям.

Благодаря этому свершаются великие события, достойные того, чтобы менестрели слагали о них песни.

Так что следует просто продолжать идти вперёд, отрывать от земли ноги и опускать их снова, словно пытаясь затоптать свою усталость.

Только повторяя это вновь и вновь, можно идти к цели.

Люди могут сопровождать недоумевающими взглядами, спрашивать, зачем всё это делать.

Но, давая обещание, берёшь на себя обязательство. И оно должно быть исполнено.

— Сюда, — растеряно произнёс торговец, который привёл его к этому месту.

Возможно, торговца беспокоил его грязный вид, столь не соответствовавший роскоши этого места, или же торговца раздражало, что пришелец не удосужился хотя бы отмыть водой ноги.

Он коротко поблагодарил торговца, сделал вдох, успокаивая дыхание, и положил руку на ручку двери.

Толстую, тяжёлую деревянную дверь было не так легко отворить тому, кто почти без передышки проделал путь от крутых гор до этого города на море.

Он навалился плечом на эту дверь и распахнул её так, будто это было последним его испытанием.

Перед собой он увидел почти пустую комнату. Она была обставлена минимально, а странного вида железные решётки, которыми были забраны открытые окна, давали понять, что это не просто место, где можно было отдохнуть после дневных дел.

На стуле посреди комнаты сидела девушка. Её глаза метнулись к нему с удивлением, тут же обратившимся в радость.

Он, проклиная отяжелевшие от усталости ноги, сделал последние несколько шагов, чтобы остановиться перед девушкой.

Нежные руки девушки лежали рядом на коленях, отяжелённые грубыми кандалами, так нелепо смотревшимися на её хрупких запястьях.

Не произнеся ни слова, он встал перед ней на колени, несмотря на предостерегающий окрик торговца.

Девушка тоже молчала, не шевелилась, лишь следила за происходившим.

Но вот кандалы сняты, и он прикоснулся ладонями к немного покрасневшей коже запястий.

— Как я и обещал, я пришёл за тобой.

Потому что вера подобна обещанию, а обещание основывается на вере.

Чуть кивнув, девушка ответила:

— Да. Мой брат...

Улыбнувшись подобно весеннему солнцу, девушка прильнула к его груди. Эта пленница цеплялась за него, словно пыталась похоронить на его груди тревогу и одиночество, владевшие ей до его возвращения.

Он обнял её хрупкое тело и глубоко, с облегчением вздохнул.

Вот так было выполнено его обещание.

Так же, как в песнях менестрелей.

Или, может, примерно так же.

Пока всё разыгрывалось в соответствии с предполагавшимся сюжетом.

— Теперь ты довольна? — спросил он девушку, держа её за руки.

Но она не только не ответила, но и наступила ему на ногу, чтобы он не говорил лишнего.

Раз так, то и кандалы она, скорее всего, сама надела незадолго до его прихода.

— Ну, надо же...

Он не знал, сколько раз уже говорил эти слова.

Но всё же не стал упрямиться и легонько обнял её, девушка тут потребовала, чтобы он вложил в объятие больше сил.

Вообще-то пленённые принцессы, о которых пели менестрели, никогда не были такими нахальными.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

День выдался ясным, и Коул вышел на палубу, чтобы с наслаждением подставить лицо свежему ветерку и отогнать призрак морской болезни. Он предполагал, что сможет, глядя на бескрайнее море, собраться с мыслями и сосредоточиться на будущем, но этого, конечно, не произошло, потому что его не оставляла девушка с горячей, как солнце, болью внутри.

— Миюри, — холодно, с раздражением обратился Коул.

Девушка-сорванец, наконец, подняла голову и стиснула зубы.

Кья, кья, — кричали сверху морские птицы, неторопливо пролетая вокруг корабля против ветра.

— Ну и? — заговорила она. — Что же произошло, когда ты повёз гадалку к королю?

Она сидела, скрестив ноги, рядом с ним и писала. С учётом того, что прежде, когда он был моложе, ему приходилось привязывать к стулу эту девочку-непоседу, чтобы учить писать, её нынешнее занятие можно было бы счесть огромным шагом вперёд. Но то, что она писала, было не изящным стихотворением, не текстом из Священного писания, а её собственная приключенческая история, мешавшая правду с вымыслом.

Коул вздохнул — как же трудно ему было понять её — и стал рассказывать, что происходило, когда его не было с Миюри.

— Какова бы ни была причина, но Амаретта действительно сбежала от правителя. Так что существовала опасность, что её могли и обезглавить, поэтому мы с госпожой Иленией и господином Ваденом подготовили совершенно безопасный способ доставить её выборщику Дюрану.

Миюри почесала подбородок обратной стороной пера, немного подумала и записала на бумагу предложение.

Речь шла о последствиях столь шумного исчезновения астронома Амаретты. Когда Амаретту удалось утащить из маяка на острове, Коулу пришлось попросить Миюри остаться в одном торговом доме в Арберке, поэтому она не знала о дальнейшем развитии ситуации. Но помимо любопытства у Миюри была ещё одна причина узнать побольше об этом.

— В конце концов, принцесса не она... — буркнула Миюри и перевела взгляд на Коула.

Коул попросил её остаться в том торговом доме, чтобы она стала там как бы заложницей, что ей, само собой крайне не понравилось, но никого другого на эту роль он найти не мог, поэтому ему пришлось поиграть со словами. Он дал понять Миюри, что для неё это прекрасная возможность испробовать на себе роль пленённой принцессы.

Похоже, это лестное название роли подействовало на любительницу помечтать Миюри.

Нет, похоже оно оказалось слишком действенным, так как Миюри прекрасно подготовилась к возвращению Коула: она сама себя заковала в комнате, где обычно запирали должников торгового дома.

Позже владелец торгового дома уверил Коула, что Миюри жила в комнате для гостей, конечно же, без каких-либо кандалов, но Коул, само собой, не стал выражать этой мечтательнице какие-либо сомнения.

И он полагал, что сделал всё возможное для воплощения мечты Миюри в действительность, однако ожидания принцессы-волчицы оказались слишком высокими.

И потому Миюри, не удовлетворившись ролью спасённой из плена в замке принцессы, пребывала всё время в дурном настроении и всячески давала волю своему себялюбию.

Миюри продолжала смотреть на Коула, и тот, вздохнув, отломил половину куска чёрствого хлеба, захваченного с собой на палубу, и протянул ей.

Наблюдательные морские птицы сели на палубу и приблизились к ней, но Миюри молча отпихнула их, откусила кусочек в рот и разом проглотила.

Надо же, — Коул отвернулся к морю и снова стал вспоминать события в Убане.

— О том, что госпожа Амаретта не способна предсказывать затмения, я заявил правителю со всей определённостью. То, чем занималась госпожа Амаретта, было совсем иным. И потому она не способна помочь правителю восстановить власть.

Перо в руке Миюри, шумно жевавшей чёрствый хлеб, замерло на полуслове.

— А ведь это пророчество было последней надеждой короля, так?

— Да. Верно, я был готов к тому, что правитель отмахнётся от моих слов или рассвирепеет.

Утопающий хватается за соломинку. Выборщик Дюран цеплялся за призрачную луну, увлёкшись легендой, возлагая на это последнюю надежду... Так полагал Коул и поэтому попросил не-людей Илению и Вадена помочь ему в опасной ситуации.

Он опасался, что выборщик Дюран не смирится с истинным положением дел и снова заточит Амаретту в башне. Что было бы ещё не так плохо, как если бы, а такая вероятность была, их сочли бы предателями. Скажем, шедший по следу Амаретты Предрассветный кардинал передумал и решил присвоить себе пророчество затмения либо стал марионеткой в руках Церкви или торговцев Арберка, совершив таким образом предательство.

— Вскоре я осознал, что недооценивал правителя.

Миюри проглотила хлеб и обратила на Коула свои красноватые глаза. Учитывая состав команды Вадена, она не скрывала своих волчьих ушей, и ветерок играл шерстью на них.

— Правитель не рассердился и не выказал какой-либо подозрительности, он просто глубоко вздохнул. Это был очень, очень долгий вздох.

Глаза Миюри, по-детски любопытные, устремились к небу. Её воображение позволяло ей запросто летать в небесах, и она сказала так, будто она была в тот момент рядом с ними:

— Разве этот вздох короля не был вздохом облегчения?

Миюри всегда отличалась своим чутьём.

Коул, сдавшись, улыбнулся и продолжил:

— Верно. Напряжение в тот момент настолько оставило правителя, что он чуть не сполз со стула... И знаешь, у него на лице была написана радость.

— Я уверена, что сам по себе он не верил в предсказание. Но это было единственным, что у него было, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как тянуть эту линию. Думаю, он принуждал себя верить во всё это. И ещё этот дядя... Он же король.

Нынешний представитель правящего рода Дюран родился болезненным, к тому же его нога пострадала при падении с лошади, он телесно не был способен участвовать в сражениях. В стране, созданной королями-наёмниками и ценившей военную мощь, ему было суждено оказаться в невыгодном положении.

Оказавшись в невыгодном положении, когда власть ускользала из рук короля, он мог бы постараться опереться на свою мудрость, чтобы хорошо править. Но в этих местах ремесленники зимой брали копья и уходили зарабатывать наёмничеством, вследствие чего положиться на свою сообразительность могло выглядеть неразумным. Так складывался порочный круг, в котором нарастало повсеместное недовольство правителем, приводившее к дальнейшему ослаблению его власти.

Когда Коул пришёл к выборщику Дюрану, положение того, как правителя, стало уже угрожающим, и он старался с помощью предсказания вернуть утраченную власть.

Нет, всего лишь оттянуть её падение.

Потому что он был королём.

А безнадёжная борьба редко приводит к удачному исходу.

Перо Миюри вновь заскользило по бумаге, но снова замерло после слов Коула:

— Ты верно сказала. Выборщик Дюран — потомок великого короля-наёмника.

Миюри, похоже, восприняла это как насмешку и укоризненно посмотрела на Коула: нельзя пинать побеждённого. Но Коул покачал головой:

— Правитель сразу сказал вот что: 'Теперь мне больше не нужны сдержанность и благоразумие'.

Коул не был уверен, что смог точно воспроизвести интонации короля, но глаза Миюри расширились, коник её хвоста приподнялся.

— Правитель встал со стула, держа в руке меч вместо трости: 'Вот то, чем, в конце концов, защищают трон'.

Дюран был не кровожадным полководцем, жаждавшего сражений, а командующий, озарённым мудростью. Его несчастье состояло в том, что он родился в стране короля-наёмника, стране, известной своей военной мощью.

Но он правильно понял свою судьбу. Встретить которую королю подобало с мечом на поясе.

— Это было... это было просто потрясающе.

Сам Коул никогда не дрался, все мальчишки в его родной деревне размахивали палками, строя из себя героев, а он учил никому не интересные буквы.

Но даже на него произвела впечатление отвага правителя, достойная короля-наёмника. Он почувствовал небольшую неловкость, рассказав с такой гордостью, как выглядел в тот момент правитель.

Миюри открыла рот, собираясь что-то сказать, но снова его закрыла, проглотив какие-то слова. Затем, выдохнув с чувством, она задвигала пером так быстро и с таким нажимом, что оно стало скрипеть.

Усмехнувшись её взволнованности, Коул перевёл взгляд на море.

Решительность выборщика ничуть не померкла в памяти Коула, но брать в руки меч для защиты своей власти — действительно крайняя мера. Счесть, что лучше потерять всё, — путь саморазрушения.

Нынешний выборщик почти не имел союзников, к тому же существовала ещё одна ветвь его рода, которая могла законно претендовать на трон, в случае мятежа правитель будет легко побеждён.

Даже если бы он обратился за подкреплением к остальным шести выборщиков, подмога в крутые горы подоспела бы с большой задержкой.

Решительность правителя была достойна восхищения, но его мечу не достать до цели.

Меч может лишь рубить, а не соединять.

Миюри нарочито громко провела пером по бумаге и сказала зловещим голосом:

— Ну и?

Её поднятые на Коула глаза горели предвкушением.

Миюри любила приключенческие истории, особенно те, от которых стыла кровь в жилах, в то же время она знала, на что смотрели сейчас её глаза.

Взгляд её упирался в Коула. Того самого Предрассветного кардинала, на которого было сложно положиться, который нетвёрдо стоял на ногах, но которому не было равных в умении не сдаваться.

— Всего выборщиков семь, и один уже на нашей стороне. Привлечение ещё одного значило бы очень много. Вот почему мы отправились в такой спрятавшийся за крутыми горами город как Убан и побегали за пропавшим из Убана астрономом.

Уловив некоторую иронию в голосе Коула, Миюри откровенно улыбнулась.

— Мы приложили усилия для возвращения госпожи Амаретты, но если правитель расправится с ней, прежде чем мы получим пользу от его благодарности, мы потеряем и саму благодарность, и её плоды. Сверх того, если в итоге из-за должности выборщика начнутся столкновения между группами жителей, это внесёт беспорядок в функционирование империи в целом. Другие выборщики могут отложить свою борьбу с Церковью, и мы упустим время, когда можно было бы привлечь их на нашу сторону. Вот почему я ему сказал, что при такой его решимости как правителя, может быть, он не будет против того, чтобы на некоторое время присоединиться к нашей безнадёжной борьбе?

Миюри, почесав обратным концом пера подбородок, записала что-то на бумаге, которую она держала в руке, и спросила:

— Но ведь можно заменить слова "безнадёжная борьба" на другие, верно?

— "Неукротимый боевой настрой".

Миюри, широко улыбнувшись, расплела ноги и встала. Коул невольно улыбнулся, когда она ловко записала слова уже стоя, и продолжил:

— Я дал правителю разъяснения. Госпожа Амаретта в действительности была увлечена легендой об охоте Медведя-Лунобивца на луну. И связи с легендой о попытке армии древней империи войти с юга в горный край, попытка провалилась, так как путь армии был перекрыт. Но вторая легенда может указывать на короткий путь из горного края в южные земли.

На карте Убан и южные земли размещались близко, но дорога между ними был очень дальней. Прямой путь перекрывали крутые горы, и поток людей и товаров с богатого юга был вынужден двигаться, обходя горы далеко на западе. К тому же на очень узкой обходной дороге всегда было тесно.

Если же найти короткий путь, по которому шла та древняя армия, на север по нему устремится множество товаров.