За полынь-рекой

оглавление

Прелюдия

Круг 01 Vivere non est necesse

Круг 02 Ad narrandum, non ad probandum

Круг 03 Memento quia pulvis est

Круг 04 Caput mortuum

Круг 05 Sol lucet omnibus

Круг 06 Omnia mea mecum porto

Круг 07 Ad limina apostolorum

Круг 08 Abiens, abi!

Круг 09 Abiit, excessit, evasit, erupit

Прелюдия

01

Разговор,

случайно услышанный мною

13.02.1988 в троллейбусе

"...при Сталине случилось. Году эдак в сорок восьмом — девятом. Времечко непростое, послевоенное, тяжкое...

Вот нынче всe по телевизору зудят: "беззакония" да "террор", а порядку об ту пору было больше, чем нынче, у Горбача, у этого долбоноса-то пятнолысого. Хотя опять же, ещё как сказать насчёт порядку... Виноватых сажали, спору нет, а на каждого виновного трое невинных приходилось. Гребли знатно. Чего? Ушами слушай! "Гребли" говорю, а не... "Гр", а не "е"! Кстати, какая там остановка, Петрович? Стекла за-мерзли, не видно ни хрена ... Ты процарапай-то в инее дырочку, раз у окна сидишь, не то проскочим...

Так вот, не то в Кемерово, не то в Перми, в общем, где-то там жил себе бухгалтер. Такой, знаешь, невзрачный че-ловечек, щупленький, в очочках да сатиновых нарукавничках. На фронт не попал по совокупности возраста и бухгалтерских хвороб: тут тебе и близорукость, и плоскостопие, и все остальные-прочие язвы в полнейшем комплекте. Крутил себе арифмометр, щелкал на счетах, дело своё знал отменно, никуда не лез, нигде шибко не светился, жил в коммуналке скромнень-ко на свои четыреста пятьдесят старыми деньгами. На огороди-ке копался, как все, картошку-петрушку выращивал.

Только вот пришли как-то за ним херувимы в погонах, да и повязали.

Почему и за что — вопрос, как говорится, открытый. Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности им занимался. Ну, ОБХСС... Вроде как растрату нашли крупную, на сотни тыщ. Только соседи шептались, что счетовода подстави-ли. Нашли, как водится, стрелочника. Хапало начальство, а как всплыло — свалили все на рядового бедолагу. Сдали счето-вода, как бомж стеклотару. Жирных хряков, может быть, трону-ли, а, может статься, и нет, не знаю, врать не буду. Но факт, что очкарику влепили по полной, дали двадцать лет с конфискацией латаных штанов и мешка картошки. Спасибо, хоть к стенке не поставили. Хотя, собственно, какая разница: выс-шая мера, или смертный срок? Что совой об пень, что пнём об сову. Тому сморчку даже недели в лагере прожить не светило.

Суд тогда работал навроде конвейера на нашем заводе — одного с приговором вывести не успеют, другого за сроком заводят. Настоящих матёрых уголовников, мелюзгу, вроде того бухгалтера, м-да... Рта ему раскрыть не дали, дело пришили — готово. Да только потом правосудие промашечку допустило. Наставлял-наставлял же подчиненных Лаврентий Палыч, дорогой товарищ Берия, что бдительность — превыше всего, что хлеба-лом мух ловить нельзя, да всё без толку. Кандалов, к приме-ру, на руки об ту пору не надевали, в клетки в зале суда не сажали, словно зверей, не было такой мерзотности, как нынче... Ну, вот ведёт, значит, кормлёный и мордатый мент сгорбленно-го и плюгавого счетоводишку, а сам во все мурло зевает. А чего ему не зевать: который год таких вот пришибленных-безответных туда-сюда конвоирует. Вышли они на скользкое крылечко во дворе суда и тут...

Собственно, что произошло с бухгалтеришкой — толком не известно. Но будто подменил кто его. Подставил ногу охраннику, тот с размаху своей толстой рожей приложился об оледенелые ступени, да так и остался примерзать. А счетовод подхватил ментовский наган, из расстегнутой кобуры вылетев-ший, подбежал к "черному воронку", который у стены стоял. Вскочил на подножку, с неё — на капот, с капота — на кабин-ку. Водитель обалдел, ничего сообразить не может. Бухгалтер между тем уже с кабины "воронка" на стену сиганул и — в су-гроб на ту сторону.

Никто не ждал от тихони такого выкрутаса — ведь вот что главное! Как органы в себя пришли — так тут же наряд с оружием к нему на квартиру послали. А он там и не объявился вовсе! Искали-искали, да так и не нашли. Будто сквозь землю сгинул.

А вот теперь, Петрович, самое интересное. Бухгалтер этот, несмотря на все строгости с паспортами и прописками умудрился добраться до наших краев, добыть нужные бумажки, осесть тут и дожить тихо-мирно до семидесяти с лишком.

О, чуть не проскочили! Наша остановка! А ну-ка, дви-нули на выход. Скорей, скорей, поворачивайся, к двери.

Откуда знаю, спрашиваешь? Зацепило, что ль? Э-э-э, брат, тут вот какое дело..."

02

-"Я смерть готов без страха повстречать.

Не лучше ль будет там, чем здесь, — как знать?

Жизнь мне на срок дана. Верну охотно,

Когда пора наступит возвращать" ..

К часу ночи боль ушла из изъеденного раком и искромсан-ного тремя операциями тела. Я понял, что сейчас произойдёт — настало предсмертное облегчение. Уже не мог разговаривать и только шевельнул спёкшимися губами: "Спасибо". Неизвестно, кого благодарил, потому что никогда не верил ни в одного бо-га. Но благодарить было за что. Больше всего на свете боялся, что умирать придётся в полузабытьи. Это ужасно, когда ты не хозяин угасающего разума. Тогда вываливается откуда-то лохма-тый бесформенный страх, давит, подминает. А если, как сейчас, в ясном уме — ничего, вполне себе можно. Не страшно, честное слово. Смерть даже кажется желанной избавительницей.

Особенно, если подыхаешь в больнице номер семь славного сибирского мегаполиса Хамска. Вообще уже то, что я почти две недели занимал здесь пресловутое "койкоместо", можно было назвать чудом чудным. В девяносто первом, после уничтожения и раздела Советского Союза, сразу же начался дикий погром мощ-ной Хамской промышленности и истребление сельского хозяйства. Но созданное проклятым тоталитарным "совком" хозяйство оказа-лось таким мощным, что Алкашу, первому "пердизентику Роисси", пришлось усердно попотеть и только к двухтысячному в Хамске были ликвидированы последние колхоз и завод. Школы вроде бы остались, их просто успешно перепрофилировали в питомники идиотизма, переименовав при этом в "гимназии" и "лицеи". А вот огрызки здравоохранения каким-то чудом просуществовали до 2020 года. Карлик-Моль, второй "роиссянский пердизентик", не только воровал пенсии у без того ограбленных стариков, пере-писывал конституции и учил журавлей летать. Было объявлено, что мир опустошает страшная до жути китайская простуда. Остаткам больниц приказали прекратить все плановые операции, не принимать больных и вообще озаботиться исключительно поис-ком простуженных, насильственным шприцеванием здоровых и клеймлением ошприцованных. А там и гражданская война грянула, идиоты под власовскими триколорными и бандеровскими жовтобла-кытнымы тряпками принялись усердно истреблять друг друга... вместо того, чтобы повернуть оружие против тех, кто им его дал и стравил в братоубийственной бойне...

Воспоминание...

"Не знаю, по счастью, как там сейчас, а раньше при бойнях состояли козлы. Стадо баранов, гонимое на убой, могло почуять запах крови и остановиться. И с ним, стадом, ничего невозможно было поделать. Вот тогда-то вперёд забегал козёл. Он и заводил стадо на бойню. Самого козла, естественно, не трогали.

Силы небесные! Насколько бараны умнее людей! Они не ходят раз в несколько лет на избирательные участки голосо-вать за козлов!

Так что я, доставленный в медсанчасть No7 на последней стадии онкозаболевания, с самого начала понял, что дело без-надежно. Это только в фильмах усталые и мудрые доктора умело скрывают от пациента его состояние. На самом деле эскулапы особо не церемонятся. Плевать им на больных. Хотя... их тоже можно понять. Им за сочувствие пациентам денег не платят: -"Ах-ах-ах, боритесь, батенька, за жизнь, не сдавайтесь! Все можно превозмочь, всё будет хорошо!". Им вообще ни за что не платят. Поступали за огромные взятки в мединституты, пышно переименованные в "академии", с грехом пополам получали ди-пломы и шли на грошовые зарплаты в нищие казенные клиники ре-зать с переменным успехом безнадежную голытьбу. "Ну что, на стол его, вспорём, глянем, может и выживет. А нет — значит нет, главное, в отчёте указать, что тест на модную простуду — положительный, что от неё сдох. Чем больше жмуриков в отчёт вставим, тем больше премию получим!".

Соседям по палате я понравился. Не ныл, однако и не бодрячился, а потому никого не раздражал. На разговоры не навязывался, но и от бесед не уклонялся. "Слышь, а правда, что ты в университете препода-вал? Ну, надо же! Уволили? Вот сволочи! А правда, что ты книжки фанта-стические пишешь? Ну нич-чё себе! А чего это к тебе никто не приходит, передач не носит? Не, если некстати спросили, то извини, конечно... Доктора сладкие фрукты есть разрешают? Держи банан!"

Кстати, некстати... Какая разница? Дочурке я никогда не был нужен.

Cрубили дерево враги,

Дом отобрали за долги.

И, кстати, сын привел врагов,

Наделав перед тем долгов.

А бывшая жена... тоже понятно. Бабы они и есть бабы. Гие-ны. Пока зарплату отдавал до последнего гроша и на собствен-ных штанах экономил, так — "уси-пуси", а когда самого на но-силках в "скорую" потащили — глазища кровью налила, пасть оскалила: "Подыхать, что ли, собрался, козёл? Я с тобой во-зиться не собираюсь, знай". И не возилась. Единственное обе-щание, которое сдержала. А, чего там, беситься по этому пово-ду — только зря последние минуты терять. Даже вспоминать обе-их сучек поганых не хотелось, и хорошо, что не вспоминались. А передачи их всё равно не нужны, даже если бы и принесли хоть раз. Здешний больничный дистиллированный супчик без осадка, после которого тарелка словно вымытая, и тот есть бы-ло противопоказано.

-"Собственно, о чём думаю в последние минуты? А о чём ещё? -тут возразил себе я. -Мысленно просить отпустить грехи? Какие и зачем? Прощения тех, кого обидел несправедливо, я не заслужил, прощение тех, кому нанёс обиду за дело, мне не нуж-но.

Всю жизнь наставники мне врали:

-Живи по правилам морали!

Пришла ко мне с косой Она

И удивилась: -На хрена?

Я почувствовал себя необычно легко и свободно, открыл глаза и оглядел душную и тесную палату. Все одиннадцать чело-век спали. Над входом светила синяя лампочка, поблескивали грани графина на тумбочке. Всё было как обычно и вместе с тем не так, как всегда. Я не дышал, но ничего плохого не случа-лось. Попытался шевельнуться, и вот уже три дня как совершен-но непослушная чугунная кисть теперь повиновалась! Пальцы за-шевелились, локоть согнулся, рука легко выскользнула из своей оболочки, которая осталась с посиневшими ногтями лежать по-верх застиранного одеяла. Я сел на постели, потом встал и оглянулся на оболочку. Та неподвижно лежала на койке. "Ну, надо же, каким стал". Острое лицо, впалые землистые щеки, мокрая от пота щетина коротко стриженых седых волос. "Инте-ресно, заберёт ли вдовушка тушку? Хотя бы из приличия, чтобы шепотки не шли: мол, даже не похоронила... Так что, трупик не заберут и тогда..." Секретом не было то, что не востребованных из больницы покойников отправляли в мединститут на растерза-ние студентам. После чего — "кремировали". Поскольку настоя-щего крематория в Хамске нет, под этим словом подразумевали сожжение потрошеных останков в печах изношенных, построенных ещё при СССР теплоэлектроцентралей.

Разговор,

случайно подслушанный мною

08.07.2024 в палате для безнадёжных

...Вообще говоря, даже сейчас для некоторых кодекс че-сти— не пустые слова. В том числе понятие "врачебной тайны". Врач никогда и никому не передавал того, что узнавал от больного. Даже если это были ничего не значащие подробности его жизни. Но нет правил без исключений, в данном конкретном случае Врач полагал, что теперь не только имел право рас-крыть секрет пациента, но даже был обязан это сделать.

Врач признавал, что Пациент, что был человеком ред-кой силы духа. Очень крепким внутренне.

-Сколько мне осталось?

-Не меньше недели. -не стал скрывать Врач. -Не боль-ше месяца.

-Отлично. -спокойно констатировал Пациент. -Хватит, чтобы приготовиться без спешки. Верите ли, доктор, совсем не страшно умереть, но очень не хочется умира-а-ать. Понимаете разницу?

Врач кивнул.

-Скажите, можно ли как-то облегчить процесс?

-Безусловно. -сказал Врач. -Инъекции, которые вам делают.

-Да. -согласился Пациент. -Настоящее чудо, болей со-вершенно нет.

-Одна проблема. -осторожно заметил Врач. -Французского обезболивающего хватит на два дня, отечествен-ного аналога не имеется.

-Можно ли где-то купить?

-Конечно. Но за невероятно большие деньги, которых в больнице нет.

-А к чему мне сейчас экономить? -рассудительно спро-сил Пациент. -Нетерпеливых наследников не имею, могу спу-стить всё до нитки.

Так он и поступил. Средств, полученных от продажи квартиры в центре города и остального имущества, больному хватило на оплату лекарств и одноместной палаты на сорок дней.

Врач теперь сам выделял себе ночные дежурства, хотя вполне мог бы этого не делать. Большую часть этого времени проводил за разговорами с Пациентом. И отнюдь не потому, что чувствовал жалость к страдальцу или пытался утешить несчаст-ного. Как раз в жалостном утешении тот совершенно не нуждал-ся, хотя последние две недели с колоссальным трудом подни-мался с постели. Несмотря на стремительно нараставшую сла-бость, Пациент оставался великолепным собеседником, высоко-образованным эрудитом и ироничным логиком.

-Так что от меня вскоре останется? -как-то задумчиво спросил он. -В смысле — тело минус душа. Вот тут, посмотри-те, доктор, на досуге расписал:

-жир для семи кусков мыла;

-известь, чтобы побелить курятник;

-фосфор на головки 2200 спичек;

-железо для одного гвоздя среднего размера;

-магний на одну фотовспышку;

-сахар, чтобы избавить одного пса от блох.

-Не смешно.

-Абсолютно. -согласился Пациент. -Так и пора уж пре-кращать смешочки-то. Вся жизнь была сплошным хохотом. Радо-стей, правда, раз-два и обчёлся. А смеха, это да, было выше крыши. Сам хихикал над собой и над окружающими, те ржали в мой адрес... Кстати, по поводу радостей жизни — знаете, что лучше всего во французском средстве?

-?

-То, что для него практически нет противопоказаний. Вот, например, могу напоследок пить сколько угодно хорошего кофе. Это — радость. Огромная. Хорошо, что не каждому такая выпадает, замечу в скобках. Кстати, доктор, не хлопнуть ли нам по чашечке?

-А заснёте потом?

-Да ну! -поморщился Пациент. -Кому вы сейчас толкуе-те о том, что сон, дескать, придаёт сил и всё такое? Мне? Ха-ха.

-Гм? -усомнился Врач, но после полуминутного разду-мья пошёл к тумбочке включать электрокофейник.

-А вот я бы мог обеспечить бессонную ночь без всяко-го кофе. -внезапно пообещал Пациент. -Если бы рассказал кое-что.

-Страшилку?

-Это кому как, на вкус и цвет товарищей нет.

-Валяйте. -Врач принёс ему чашечку, с второй устро-ился в кресле рядом с кроватью, над которой горел синий ноч-ник.

-Бывает ли так, -неспешно начал Пациент, -что родной по всем моральным нормам человек на самом деле является смертным врагом? Бывает ли, чтобы формально близкий человек вызывал исступлённое желание от него избавиться.