Ларош-Фиори

I'd turn my head. I'd back away.

I wouldn't want to know.

He scares me so.

I want him so.

I love him so.

J-C Superstar

* * *

После всего пережитого я был уверен, что мы никогда больше не пересечемся с Грейс. Я упомянул ее лишь единственный раз за этот год — когда Фиори захотел познакомиться с моими родителями — то есть с людьми, которым он должен быть благодарен, по его собственным словам. Я никак не мог найти внятный повод отказать, и он предложил:

— А хочешь, я покажусь им девушкой, с которой они и не мечтали тебя увидеть? Даю слово, они меня полюбят.

— Разве я уже не был женат на такой?

Он развел руками — тут возразить было нечего, но между тем мы все-таки поужинали с Аделиной и Баффало. Правда, через месяца два, поскольку застать их обоих в городе было проблемой, и я представления не имею, каким они увидели Фиори — да мне и не интересно было. Я аккуратно и незаметно напился и уснул в такси по дороге домой, а Фиори словно пометил галочкой сделанное дело и о них больше не спрашивал, что меня немало радовало. Мне не было дела до того, что нравится или нет моим родителям, и полюбят ли они мою жену, моего любовника или мое личное чудовище. Фиори же было дело только до меня и моих желаний, что тоже не радовать не могло.

Итак, то был единственный случай, когда я косвенно упомянул Грейс — хотя это не значило, что я о ней не думал, особенно проходя мимо одной из дверей и смотря на гвоздь, который почему-то так и не вытащил из стены. Но звонка от нее я не ожидал совсем.

— Мэтт, — сказала она, и меня словно окатило из ведра воспоминанием — так она часто со мной здоровалась, когда мы остались наедине без Фиори, не "привет", не "здравствуй", не "как дела?" а просто "Мэтт". Как будто тем она признавала, что я рядом с ней, именно я, а не кто-то другой.

— Привет, Грейс. Что-то случилось?

— Да. Случилось. — Она сделала паузу и будто через усилие проговорила: — Нужно встретиться, это не по телефону.

Хотя почему "будто" — уверен, ей действительно понадобилось усилие, и случилось что-то действительно важное, раз Грейс хотела видеть меня. Как и мне, чтобы ответить:

— Встретимся в полдень у кафе рядом с моим магазином.

Она положила трубку, не попрощавшись. Я взглянул на часы — еще сорок минут, так что как минимум полчаса можно потратить на чистку бронзовых дверных ручек. Просиживая в магазине целый день, я со скуки начал вникать в реставрацию и постепенно это увлекло меня, тем более что многие вещи нуждались лишь в небольшом вмешательстве, чтобы заблестеть. Иногда удивительно — стоит лишь открыть глаза и приложить каплю труда, как незаметный, ничем не выделяющийся предмет вдруг предстает почти шедевром, со своей историей, которую хочется услышать, с прошлым и секретами. Да уж, секреты, у кого их нет. Хотя таким, какой хранила Грейс, точно могла удивить далеко не всякая девушка ее круга.

Рассказать Фиори я даже не подумал. Не потому что хотел скрыть нашу встречу — ведь она была нашим общим прошлым. Я просто хотел, чтобы он оставался прошлым Грейс для ее же блага.

То, что она напугана, стало ясно как божий день, когда Грейс вынула сигарету, дважды щелкнула зажигалкой и уронила ее на пол, выругавшись от души.

— Не знал, что ты куришь, — это единственное, что пришло мне в голову.

— Я и не курю, — отрезала она, — и тем более так не выражаюсь. Прости, я просто... немного нервничаю.

Поскольку раньше на нервах Грейс перебирала паркет, подпевая Джуди Гарланд, я сам начал нервничать. И как выяснилось, не зря.

— Ко мне приходил частный детектив.

И только она произнесла эти волшебные слова, я все понял. Да, пряча трупы на дне колодца (или Колодца, как в нашем случае) мы надеемся позабыть о них навсегда, но все выходит иначе. В каком-нибудь романе на эту тему нас бы до смерти заело чувство вины, мы могли сойти с ума от преследования призраков или, наконец, самим пойти в участок и облегчить душу — но то был бы роман не о нас. Мы — забыли. Пока нам не напомнили.

— Я и не знал, что в расследовании есть подвижки.

— Нет, раз это был частный детектив, а не полиция, — Грейс сделала пару неумелых затяжек. Она все еще была розовым фламинго, сигарета шла ей невероятно, как и нервозность, и другие мужчины в кафе засматривались на нее. Все, кроме меня — я был на ней женат, я видел ее другой — такой, какой ни одна женщина не хотела бы стать. — Но она задавала вопросы, Мэтт. Ее нанял муж Одри Берковиц, когда полиция зашла в тупик.

— И что ты ей ответила?

— Конечно, ничего! Я же не спятила еще, — ответила она, и мне стало спокойнее — по крайней мере, Грейс держит себя в руках и не жаждет скинуть груз с совести. — Сказала, что у меня дела и я ничем не могу помочь. Но она придет к тебе, она так сказала, и ты должен быть готов.

— Она?

— Да, это девушка. Такая... не похожая на детектива совсем. Ее фамилия Изен... айзен... берг или что-то такое — я порвала визитку сразу же, так что не помню. Мэтт...

— Я все улажу, — сказал я убедительно. — Ты просто молчи.

Моей убедительности Грейс хватило — или же она просто хотела поскорее выбросить все это из головы.

— Их не найдут? — спросила она напоследок, понизив голос так, что я едва расслышал.

— Никогда.

Она кивнула. Хотя вряд ли понимала, что "никогда" в кои-то веки употреблено в своем прямом и непреклонном значении. Никогда. Нет ни единой вероятности, что тела ее подруг когда-нибудь всплывут в любом предполагаемом виде. Этому тайному не стать явным, хотя меня это почему-то на сто процентов не успокаивало. Теперь я знаю — то было просто дурное предчувствие.

Частный детектив, значит... Ну что ж, бывало и хуже.

* * *

Вернувшись домой, я застал Фиори на ковре, разбирающим пазлы. У него был оригинальный подход — он смешивал сразу несколько коробок и собирал нечто новое, и близко не напоминавшее ни один из оригиналов. Я всякий раз поражался, как четко подобранные кусочки, сотворенные только друг для друга и предназначенные самим создателем, в неожиданном союзе вдруг становятся совсем другими и сами творят собственный, неповторимый, никем не запланированный рисунок. В такие моменты судьба кажется просто инструментом порабощения и рутины.

— Что случилось? Я не ждал тебя так рано.

— Ничего, — машинально соврал я. На ковре вырисовывалось что-то смутно знакомое. — Это что, монумент Вашингтона?

— Не совсем, но мне нравится ход твоих мыслей. — Он усмехнулся мне в ухо. — Точно все в порядке?

— Просто устал.

— А вот это исправимо. Поужинаем на кухне или сюда принести?

— Не отвлекайся, я посижу пять минут. А потом можешь делать со мной что хочешь.

Он послушно стек с меня обратно на ковер — то, что я принял за монумент, оказалось гигантским и несколько устрашающим метрономом. Удивительно реалистичным для созданного из двух картин эпохи ренессанса. "Тик-так", — услышал я будто наяву, и вдруг покрылся гусиной кожей.

— Ну как?

— Изобретательно. Иди сюда.

Разместив последнюю деталь, Фиори подполз ближе, но не сел рядом, а положил голову мне на колени. Он заколол часть волос на затылке, остальные были разбросаны в беспорядке, открывая ухо — и почему-то я не мог оторвать от него глаз. Это было очень человеческое ухо, может, несколько вытянутое и чуть заостренное, но все равно настоящее. Странно, что я редко задумывался, как мало о нем знаю — да, у него текла кровь, билось сердце, он спал и ел, и чувствовал боль, и немало еще другого чувствовал. Но я не был уверен, что хоть что-то из перечисленного действительно ему необходимо, а не просто идет в комплекте притворства. Да, я видел его второй слой, его нездешние глаза и свечение в темноте — но не знал, как много от меня по-настоящему скрыто. Не то чтобы мне не было любопытно — было, даже несмотря на то малое, что я ощутил тогда, в заточении. Но мой вопрос о первом слое только рассмешил Фиори — он долго не мог поверить, что я серьезно.

— Мэтт, — сказал он тогда, — это совершенно невозможно. Ты и так видишь достаточно, а многого я не могу скрыть, даже если захочу. Такой уж ты. Неужели хочешь увидеть то, что обнимало тебя в Омуте?

— А если да? Не веришь, что я не испугаюсь?

Посерьезнев, он взял меня за руку и легонько сжал.

— О боги, я верю в тебя бесконечно — верю, что ты примешь меня каким угодно, и что ты очень смелый, Мэтт Ларош, и не только при солнечном свете. Но если я покажу то, что ты хочешь — тебя просто больше не будет. А я не могу допустить, чтобы тебя у меня не стало.

— То есть как? Я умру? Сойду с ума? Откуда тебе знать, Фай, ты прежде показывал себя людям?

Фиори лишь усмехнулся, глядя мне в глаза, и мне вдруг захотелось, чтобы он моргнул. Хотя бы пару раз.

— Мэтт, любовь моя. Прежде я и не скрывался... — Наконец он выпустил мою руку. — Но то были давние злые времена, они прошли и забыты.

Однако того, что я увидел в его глазах и услышал в голосе, мне хватило, чтобы больше не нарываться. Кусочек тех давних времен, о которых люди вспоминают с ужасом, а демоны — с ностальгией. Прошли — да, забыты — нет. Таковы уж они.

Сейчас, задумавшись, я пальцем обвел его ухо по контуру, и он повернулся:

— Можно мне спать с тобой сегодня?

— Почему ты вообще спрашиваешь?

— Потому что я не имею в виду принести гамак в твою комнату. Я имею в виду твою кровать.

— Да пожалуйста, — я пожал плечами. — Но гамак принеси, все равно ж потом в него уползешь.

— Это мы увидим.

— Увидим.

Он поцеловал мою руку, потом другую и потянул за них, помогая встать.

— Надеюсь, тебе понравится ужин — ты такого еще не ел.

И он был прав, не только насчет еды. По крайней мере я на время выбросил из головы двух мертвых женщин, и двух живых в придачу.

* * *

Я мог позвонить Джимми Бенедикту, все-таки ФБР, но почему-то опасался ляпнуть лишнего. Я позвонил Майку Норману — человеку, которого знал полчаса и понятия не имел, можно ли ему доверять. Он сразу взял трубку и, кажется, обрадовался мне.

— Я как раз в Нью-Йорке и поспрашиваю по твоему делу. Давай увидимся через пару дней — чем могу помогу.

Надо сказать, я почувствовал куда больше радости, чем перед встречей с Грейс. Поскольку детектив Как-ее-там еще не звонила, я подумал, что избегать ее еще пару дней не будет проблемой.

Как оказалось, я ошибался.

Я увидел ее уже на следующий день и даже не ожидал такой реакции — ну подумаешь, какая-то девушка расследует какое-то двойное убийство, которое даже не я совершил. Если за кого я и должен был переживать — то только за Грейс, однако впервые увидев Хлою Айзенгарт, я испытал острую тревогу. Если подумать, она кое-что напомнила — то, что я почувствовал, когда трое людей из Нового Орлеана вошли в мой магазин, чтобы разрушить нашу жизнь. Эта тревога была темной и вязкой, и лишь со временем до меня дошла ее причина.

У мисс Айзенгарт были рыжие волосы — не как у меня, а больше коричневые, но важно не это. Они были точь-в-точь цвета янтарной чаши с кровью Фиори, и бус, созданных для меня Тимми. А цвет этот совсем не ассоциировался у меня со спокойствием — будто дверь, которую больше не планировали открывать, вдруг среди ночи заскрипела на петлях.

Она была коротко подстрижена, так, что на затылке волосы вставали торчком, а еще на ней была короткая юбка и высокие сапоги, и в другое время я бы, конечно, обратил внимание на ее ноги. Сейчас же я думал только об одном — пройти мимо, словно это и не мой дом вовсе, или же подняться по ступенькам, игнорируя ее — но это получится вряд ли. Я молился, чтобы Фиори не вышел встречать меня — эта на вид безобидная ситуация отдавала катастрофой, как и всегда, когда в наши отношения вмешивались другие люди.

Мисс Айзенгарт решила все за меня. Она взглянула на часы, а потом просто пошла ко входной двери.

— Вам помочь? — спросил я уже после второго шага, мысленно умоляя, чтобы она отошла от двери подальше. Надеюсь, голос не прозвучал отчаянно. Она оглянулась на меня, потом на дверь и спустя долгие несколько секунд все-таки подошла, улыбаясь. Хлоя Айзенгарт действительно не была похожа на детектива, но изумило меня совсем не это. И не то, какой нормальной она была — хотя я внезапно осознал, что кроме покупателей, почти не общался с людьми все это время. Иначе нормальность девушки не бросилась бы мне в глаза так, как обычным людям бросается необычность.

— Мистер Ларош?

— Мэтт, — я протянул ей руку, надеясь, что пальцы не дрожат. Занавески на окнах были неподвижны. — А вы, надо полагать, мисс Айзенгарт?

— Хлоя, — улыбнулась она снова. — Как поживает мисс Грейс?

— Мы нечасто общаемся. — Я сделал несколько шагов, чтобы увести ее как можно дальше от входной двери. Занавески все еще не шевелились, а значит, была робкая надежда, что все обойдется. — И не думаю, что могу помочь вам с вашим делом.

— Никогда не знаешь, кто сможет помочь и с чем, — пожала плечами мисс Айзенгарт, и я заметил, что кожа у нее светлая, но не слишком, и без веснушек, а глаза на тон темнее волос. — Вы меня не пригласите?

— Извините, но это невозможно, — отдарил я улыбку так сердечно, как только мог. — Если хотите задать пару вопросов — давайте встретимся в конце недели, и я выделю вам час.

Она взглянула на дверь, и моя тревога выросла в размерах и ощетинилась шипами. Однако детектив настаивать не стала. Лишь сделала несколько шагов вдоль дома, словно стараясь рассмотреть его повнимательнее или запомнить.

Я лишь надеялся, что дом в этот момент не запоминает ее.

— Позвоните мне, если освободитесь раньше. — В мою руку лег бумажный прямоугольник терракотового цвета, и мне показалось, что пальцы Хлои удерживали его чуть дольше — пока я едва не выдернул визитку. Будто был заинтересован в ней. — Приятно было познакомиться, Мэтт.

Я промолчал, и она ушла не оглядываясь. Как только Хлоя Айзенгарт скрылась из виду, я вдохнул, посчитал до десяти и вошел в дом. Холл был пуст, только звуки Bittersweet Symphony, ниоткуда, будто бы из стен.

— Фиори?

— Я здесь, — раздался голос сверху. — Поднимайся.

Как только нас покинула Грейс, мы сразу прекратили притворяться, что наш дом и способ жизни соответствует хоть какому-то стандарту. Вследствие ныряния в Омут замылить мне глаза стало совершенно невозможно, но поскольку никаких особых требований я не выдвигал, то Фиори делал с домом что хотел — по крайней мере, на данный момент. Я помню, как он затянул синим шелком весь этаж — даже потолок, и это было словно другое измерение, а однажды выпросил у меня струны от сломанной арфы, и они звучали даже натянутыми на оконную раму, да так, что в тот вечер я выпал из времени часов на восемь. Сейчас он лежал в ванне, наполненной полосками ткани разных цветов и текстуры, их была уйма и понадобилась бы неделя, чтобы их нарезать — но у Фиори, видимо, были свои скрытые резервы. А может, время текло иначе.

— Я подозревал, что это будет приятно, но не настолько же, — потянулся он, потом поймал меня за руку. — Как все прошло?