Несвобода

От автора:

Эта история когда-то вышла из "Аделы" и "Элоизы" (раздел Rest), но я помещаю ее сюда, хотя она и не связана с другими частями "Оттенков". Зато есть пара персонажей-камео из "Пяти ночей")

I've got a ticket to the moon

I'll be leaving here any day soon

Yeah, I've got a ticket to the moon

But I'd rather see the sunrise in your eyes.

Got a ticket to the moon

I'll be rising high above the earth so soon

And the tears I cry might turn into the rain

That gently falls upon your window

You'll never know.

E L O

* * *

Я не помню точно, когда начал воспринимать свободу как драгоценность. Но, думаю, это произошло непосредственно после того, как Мерри покинул мою жизнь так же внезапно, как появился. Когда же еще?

Меня по-прежнему мало что волнует, я по-прежнему хорошо сплю. Только иногда, если жена вдруг начинает жаловаться на свое начальство, а сын — проклинать всю систему из-за штрафа за парковку, ночью мне снится один человек — герой рассказанной когда-то истории, человек, хотевший ТАК МАЛО... И во сне на его лице всегда та самая улыбка, которую обронил Мерри за долю секунды до того, как стал свободным.

* * *

Все истории о странных существах разные, как и эти существа.

* * *

В двадцать семь я был разведен, не обременен и относительно доволен жизнью. Если честно, то никогда и не прилагал особых усилий получать удовольствие от жизни, как, впрочем, и быть ею недовольным. Джим Кэрри называет это "позитивным мышлением", моя же бывшая супруга называла меня Джек-Пофигист, и подозреваю, что именно это обстоятельство в конце концов спасло мне жизнь и не раз. А еще мое правило — живи и дай жить другим. А еще — ничему не удивляйся, это уж точно работает на самосохранение. Я прожил с Пилар почти три года и за это время бог знает сколько раз был на волосок от смерти, но в конце концов она просто ушла. Не могу сказать, что не боялся за свою жизнь — было немного, но совсем немного. Однако ее семья рассудила иначе, и безо всяких бессмысленных размышлений Джек "Пофигист" Лински не удивился, он не был даже по-человечески рад. Жизнь все еще казалась чем-то само собой разумеющимся, и чтобы начать ее ценить, брака с Пилар Мейсон, как ни странно, оказалось мало.

Так что в моем контексте фраза "я не слишком удивился, услышав в трубке ее голос" приобретала совсем другой смысл. Она не значила "я ждал ее звонка". Она значила просто "не удивился" и все.

— Я на пороге, открой. Ты что, так и не починил домофон?

— Сама и открой, — ответил я, помолчав секунду. — Уверен, у тебя остался ключ.

Пилар сделала паузу, а потом в унисон с короткими гудками раздался щелчок замка входной двери.

Она вошла и окинула взглядом комнату.

— Ничего не изменилось, Джек. Включая домофон.

— Включая меня. Ты знаешь, я не заморочен на переменах.

— Очень надеюсь.

Я предложил ей чаю, она кивнула. Сама Пилар казалась практически той же, что и три года назад, только овал лица слегка изменился, и разумеется, цвет волос. Но это не удивительно, в свое время не так много времени мне понадобилось, чтобы понять, что она меняет масть по желанию. И салоны красоты тут ни при чем.

Теперь у нее была прическа "клеопатра" на кирпично-рыжих волосах, четко очерчивающая лицо и привнесшая оттенок экзотики. Да, новые скулы к такой стрижке были просто необходимы.

— Как семья, все живы-здоровы?

— Джек, ты должен оказать мне услугу.

— Вот так всегда, — усмехнулся я, — стараешься быть вежливым, а в результате все равно что-то должен.

— Ты же знаешь, что должен мне, — Пилар наклонилась, и я поднес зажигалку к ее сигарете.

Я пожал плечами. Может, и так. Если считать, что отпущенная рыбаком рыба что-то ему должна.

— Мне нужна твоя помощь, если так больше нравится, — сказала она, затянувшись и постукивая по столу пальцами. Маникюр отвлекал внимание, но все равно я без особых усилий разглядел на среднем и безымянном по лишней фаланге.

— Пилар, — я скосил глаза на ее руку, и она спешно сжала пальцы в кулак.

— Чертовы пробки, сорок минут простояла... Время дорого, Джек, так что опустим формальности.

Мы никогда не жаловали формальности, но сейчас я не стал ей об этом напоминать. Она нервничала, а я прекрасно знал, что бывает, когда Пилар выходит из себя.

Долгое время она считала меня или недалеким, или просто ненаблюдательным. Это было не так — я замечал все, просто игнорировал. Я замечал куда больше, чем многие. Мы познакомились в Вегасе за пять минут, пока стояли в очереди в кассу, мы поженились в Вегасе за пять минут, потому что она предложила, а я не отказался. Она была веселой и авантюрной, и сексуальной до безумия. И мне нравилось с ней жить, действительно нравилось. Она вносила в жизнь искру, без которой я свободно обходился, но и отвергать не спешил. Даже когда я уже знал, что именно ей от меня надо, это до поры до времени ничего не портило. Даже искры, что я час от часу замечал в ее глазах в кромешной тьме.

Красавица Пилар с ногами длиной в милю, и независимо от обуви время от времени она казалась выше меня как минимум на полфута.

Я принимал окружающий мир, включая ее саму, как есть. Уверен, как только Пилар это поняла, она начала меня уважать. Понимать — нет, но уважать — это уже было немало. Учитывая то, что я до сих пор жив, семья, видимо, разделяла ее точку зрения.

Ее родители умерли, а остальную родню я видел нечасто. Тетю Огасту, неправдоподобно худую и с постоянно менявшейся формой ушей. Кузена Бэйзила, умевшего оглядываться назад как сова. И конечно, ее брата Максвелла, чей лед в глазах мог соперничать только с ледяной кровью. Хотя нет, тут не точно. Однажды он случайно порезался у меня на глазах, довольно глубоко — и трудно было скрыть, что кровь у него не идет в принципе. Если она вообще есть.

— Что я могу сделать для тебя?

— Привези кое-кого в Нью-Йорк. На машине. Пять штук сейчас — пять по прибытии, плюс оплата всех расходов.

Я присвистнул.

— Проблемы с самолетами?

— Да, именно. — Пилар зажгла еще одну сигарету. Раньше она так много не курила — хотя раньше у нее была цель, мало сопоставимая с курением. — Одна Веселая Проблема. Видишь ли, наш Меррил много лет провел в закрытом помещении, но сейчас у него уже нет никакой агорафобии, он просто избалован и упрям. И не желает, чтобы его сопровождал кто-то из... знакомых. А он дорог... нам дорог, ты не представляешь как.

— И ты выбрала меня. Неужели он знает всех в семье?

Она вздохнула, и скулы снова неуловимо сместились.

— Ты ведь тоже был ее частью.

Вряд ли, по крайней мере в прямом смысле, но я не стал спорить.

Пилар всегда занималась сексом как одержимая, а мне было двадцать три года, и я ничего не имел против. В урне вечно валялись коробки от тестов на беременность, и только дебил мог бы не заметить, что их гораздо больше, чем месяцев в году. Вот почему она не могла меня понять — как можно замечать и МОЛЧАТЬ, просто молчать, не от страха, а просто потому, что не мое это дело. Мелочи, далеко не всегда мелкие. Перчатки и шарф, которые Пилар никогда не забывала, когда приходилось уходить из дому надолго. И то, как ближе к финалу брака таяли ее надежды, она рыдала в голос после очередного минуса на тесте. И как я раз дотронулся до нее, чтобы утешить, и отдернул руку от выступивших на загривке мелких перышек цвета фиолетовых чернил.

А после этого — обнимал ее ночью и говорил, что все будет хорошо. Вот чего она убей не могла понять.

Может, это и было истинной причиной обратиться именно ко мне.

Я все-таки спросил:

— Он опасен?

Пилар чуть улыбнулась — так улыбаются после уколов ботокса.

— Уверена, все будет в порядке.

А вот и еще причина. Вряд ли кто еще, кроме Джека-Пофигиста, мог спокойно принять такой уклончивый ответ.

* * *

Почему-то узнал я его сразу. Наверное, интуиция.

Он сидел в баре недалеко от Аон-Сентр и пил через трубочку молочный коктейль со звуком, перебивающим шум болтовни посетителей и Боба Дилана из динамиков. Он был очень вряд ли совершеннолетний, хотя об этом я и не спрашивал. Рубашка полностью расстегнута — слишком ровный и красивый загар для затворника, а выгоревшие местами добела волосы удерживал обруч-спираль. Розовый. Такой же носила моя кузина Лил, когда ей было пять.

В целом он казался абсолютно нормальным. Хотя поначалу и Пилар мне такой казалась.

— Привет, я Джек. Лински. — Мою протянутую руку он проигнорировал. — Если все в порядке, можем ехать.

Он взглянул исподлобья. Глаза были слегка раскосые, светлые, а вокруг зрачка — оранжевое кольцо. Он оглядывал меня методично и медленно, словно хотел сфотографировать все до мелочи, а между тем мне становилось не по себе. И причина была совсем не в этом преувеличенном внимании. В редкие моменты детства, когда наконец удавалось собраться вместе, мы с кузинами устраивали в доме деда настоящий погром, и он вылавливал нас за шиворот из-под столов и стульев, притворно ругая: "Буду бить и плакать не давать!" Тогда мне это казалось смешным, а вот сейчас не очень. Потому что глаза у парня были именно такие.

— Мерри, — мрачно произнес он и, обойдя меня, двинулся к выходу.

Я пошел следом, но у самых дверей бара он внезапно остановился и окинул взглядом посетителей.

— Ладно, посмотрим, что из этого выйдет, — пробормотал он под нос и едва не пришиб меня дверью.

Вряд ли он это мне. В баре сидело немало народу, и все занимались своими делами, хотя... Готов поклясться, что едва ли не каждый украдкой покосился на нас, когда мы выходили. Будь я подозрительным, то подумал бы: они похожи на заговорщиков.

Но это был бы не я.

Поэтому мы просто сели в машину и поехали.

* * *

Молчание может быть вполне комфортным, а может доставать дальше некуда. Пока я не мог понять, к какой категории отнести начало нашей поездки, и потому сильно не напрягался. Как обычно. Мерри закрыл глаза, закинув длинные ноги едва не до лобового стекла, и на какое-то время я засмотрелся — профессиональное, ничего не сделаешь. У него была идеальная форма ступни, точеные пальцы и ногти один в один. Никогда такого не видел, а мне пришлось повидать немало конечностей.

— Смотри на дорогу, — сказал вдруг Мерри, и от неожиданности я чуть вильнул — благо другие машины находились от нас на приличном расстоянии.

— Извини. Просто скучно.

— А разглядывание чужих ног тебя веселит?

— Это моя работа, — объяснил я ровно, и он фыркнул.

— Фетишист.

Мне стало смешно — в каком-то смысле он был прав. Очевидно, Мерри ждал другой реакции — он углубился в пробегающий мимо пейзаж и замолчал на полчаса.

Забавно, что, стараясь выглядеть равнодушным, он просто ел глазами, все, что видел, так же жадно, как рассматривал меня — будто боялся пропустить хоть что-то, и время от времени даже забывал дышать. Пока наконец не вдыхал, жмурясь от наслаждения и боли в легких.

— Давай скажи.

— Что?

— Что все говорят. Что имя мне не идет.

— Почему?

— Максвелл считает, что меня следовало назвать Энгри.

— Он не прав.

Неожиданно Мерри захохотал, и вот этот смех я назвал бы "энгри" без раздумий.

— Это ж надо! Поглядел бы я, как Максу что-то такое говорят.

Я усмехнулся. Любой, кто хоть раз видел Максвелла Мейсона, понял бы нас обоих.

— Ты, значит, жил c Пилар?

Он все еще глядел на бескрайнее поле за обочиной дороги, но было очевидно, что его внимание переключилось. Не знаю, хорошо ли это, а может, просто молчать надоело.

— Да, было дело.

Теперь Мерри обернулся ко мне — поджав под себя одну ногу и опершись локтем о спинку сиденья.

— И что ж разбежались?

Если он пытался выяснить, как много мне известно, то ничего скрывать я и не собирался.

— Она хотела детей. У нас не получалось.

— Ага. Они всегда хотят.

— А ты кем ей приходишься?

Он взглянул на меня с огнеопасной смесью презрения и злости.

— А то ты не знаешь.

Я пожал плечами — должно быть, неубедительно, поскольку Мерри сплюнул и перелез на заднее сиденье, казалось, потеряв ко мне интерес. Я же продолжал искоса наблюдать в зеркало, и мне наоборот это казалось довольно интересным. Не уверен, почему — он не делал ничего особенного, он просто был там, и все. В нем была жутковатая самодостаточность — и в то же время уязвимость, он притягивал внимание без усилий... небрежным поворотом головы вправо и вверх, шевелящимися на ветру волосами, и когда он на мгновение забывал, что злится, и улыбался в пространство вокруг нас, в бездонное небо и горячий воздух... Это было странное чувство, не сравнимое с тем, что я испытывал рядом с другими членами семьи Пилар и с ней самой, почти физическое желание протянуть руку и просто коснуться его плеча или щеки, этой теплой от солнца загорелой кожи, просто пообещать, что все будет хорошо, потому что ему это так нужно. Но зная, что ничего не могу обещать, я просто смотрел. И все.

Пока в какой-то момент Мерри не заорал так, что я чуть не съехал с дороги:

— Тормози! Стой, я сказал!!!

Не дождавшись полной остановки, он выпрыгнул прямо в поднявшуюся пыль и поднял на руки что-то, отдаленно напоминающее старую шапку.

— Ты чуть не убил его, идиот!

Когда пыль улеглась, я разглядел енота на руках Мерри — довольно спокойного, какими дикие звери не бывают в принципе, а тем более — выпрыгнувшие из-под колес и пойманные. Ручной? В шоке? Ручной и в шоке?.. Мерри некоторое время гладил зверька, опустив голову и шмыгая носом, и неожиданно до меня дошло, что эти всхлипы совсем не от пыли — а в то время он уже просто ревел, прижимая к себе енота, сев прямо на землю, словно не держали ноги, и что-то такое горькое и безнадежное в этом было, что мне будто дали по лицу, от души и без причины.

— Я просто не заметил, — заговорил я растерянно, — ну ты что?.. Хочешь, возьмем его.

— Да пошел ты, — не оборачиваясь, бросил Мерри и выпустил енота — тот заковылял в кусты, неспешно и с достоинством. — Пошел ты на хрен. ДЖЕК. Или как тебя там.

За эти несколько минут три машины остановились, чтобы спросить, не нужна ли нам помощь — милая женщина за сорок на "шеви", двое парней-студентов и дальнобойщик. И когда я наконец тронулся с места, Мерри свернулся позади калачиком и устало сказал:

— Задолбали. За каждым шагом. За каждым гребаным шагом...

Это было небеспочвенное наблюдение на самом деле — от самого Чикаго мы ни разу не оставались на дороге одни, хотя по настоянию Пилар я не выбирал центральные трассы. До Нью-Йорка можно было добраться и за день, но она почему-то настояла, чтобы мы не спешили. "Пусть покатается", — сказала она, и учитывая прежний образ жизни юного Мерри, это не было так уж абсурдно.

Так вот — у нас действительно всегда была компания, но в этом совпадении не было ничего странного. А у Мерри хватало странностей и без паранойи. Мне почему-то очень хотелось его утешить, но я не знал как, чтобы не нарваться на новую порцию приятных слов. Потому я дождался, когда он уснет, и достал из багажника одеяло. А когда укрывал, он вдруг сжал мою ладонь во сне. И подсунул себе под щеку.