Баллада о Генри

Lie there, lie there, little Henry Lee

Till the flesh drops from your bones

For the girl you have in that merry green land

Can wait forever for you to come home

And the wind did howl and the wind did moan

La la la la la

La la la la lee

A little bird lit down on Henry Lee

Nick Cave feat. PJ Harvey

* * *

Если честно, раньше Генри и представления не имел, что существует такая боль.

Он даже сразу не вспоминает, что произошло. Лицо Хезер, склонившейся через плетеную изгородь для последнего поцелуя, а потом — боль, горячая и текущая, как патока.

К счастью, Генри тут же теряет сознание и выплывает из бреда лишь пару раз, да и то видит лишь отца Хезер, мельника, и одного из ее братьев — здоровяка Тода, а позже — ощущает, что его куда-то тащат. И голос, твердящий, что надо успеть до рассвета управиться, чтобы концы в воду.

А воды в том колодце уже лет тридцать как не бывало.

Генри ничего не знает про демона, прошедшего той же дорогой получасом раньше, да и остальные в темноте едва ли заметили пятна крови на камне, прикрывающем колодец. А демон ничего не знает про Генри. У него свои проблемы, которые, впрочем, решаются куда легче.

Последнее, что Генри помнит — скрежет отодвигаемой плиты и тьма навстречу, холодная и сырая, ничем не лучше боли. А потом удар.

* * *

Открыв глаза, он решает, что умер. Потому что место похоже на ад, а напротив сидит демон.

Генри так сразу и понимает. У демона светятся глаза, как у совы, а в остальном он походит на человека — насколько можно разглядеть. Потому что другого источника света здесь нет так же, как и воды.

— Я вообще-то не ждал компанию, — говорит демон и открыто улыбается. — Но все равно добро пожаловать.

— Мы в колодце?.. — едва выдавливает из себя Генри. То, что монстр разговаривает, немного успокаивает его, но лишь до того момента, как возвращается боль. Он стонет и касается раны, но тут же с ужасом отдергивает руку, наткнувшись на рукоятку ножа, торчащую из живота.

— Именно так. Самое лучшее место ночевки, если день застает тебя в чистом поле.

Демон что-то достает из дорожного мешка, Генри слышит лишь звук огнива. Колодец освещается неожиданно мощным огоньком свечи, и наконец можно оглядеться. От боли и ужаса кружится голова, трудно представить, как можно упасть сюда, не переломав руки и ноги. Разве только...

— Я тебя поймал, — демон снова улыбается, — так что ты мне должен. Только вот сомневаюсь, успеешь ли вернуть долг.

Генри снова прикусывает губу от боли и только сейчас замечает, что демон, похоже, тоже ранен. На нем длинный темный балахон, а в том месте, где он прижимает к груди руку, белую рубашку пропитала кровь.

— За меня не волнуйся, — перехватывает тот его взгляд. Кроме совиных глаз демон ничем не отличается от людей, и это странным образом успокаивает. В любом случае Генри может думать только о боли, разъедающей его кишки, и о том, как стремительно холодеют ноги. Он снова касается ножа, но демон качает головой:

— Не стоит. Только вытащишь его — и сразу умрешь. Забавные существа люди — сняли с тебя почти всю одежду, а такой отличный нож оставили.

Это так — Генри одет только в рубашку, да и ту, верно, не забрали только из-за дырки. И крови. Хезер всегда была практична, как и вся ее проклятая семья.

От мысли о Хезер становится дурно. Он пробует думать о леди Эмме, но это оказывается еще труднее. Генри вдруг становится плевать, что он никогда ее не увидит, он хочет одного — жить. А потом можно отстроить все мечты заново.

— Знаешь, а я могу тебе помочь, — произносит демон, словно читая его мысли. — Не бесплатно, конечно, что скажешь?

— У меня ничего нет, — через силу говорит Генри, отползая подальше к стене. Места много, колодец расширяется книзу, да, место есть, только сил нету. — Вы хотите мою душу?

Демон смеется, а потом ойкает — видно, ему тоже больно.

— Душу?... Не представляю, что бы мне делать с душой?

— Тогда что?

Тяжело дыша, едва не лишаясь чувств, Генри даже не замечает, как демон оказывается совсем близко. А потом тот просто выдергивает нож, и ослепляющее, неповторимое ощущение вырывается наружу — боль настолько невыносимая, что все пережитое ранее разом блекнет, — и облегчение. Однако Генри может кричать так, как хочется, только мысленно, здесь же он только ударяется затылком о стену и едва слышно стонет.

А потом становится легче.

Понять, что происходит, трудно, для этого стоит открыть глаза. Разлепив же залитые слезами ресницы, Генри видит, что демон отнял окровавленную ладонь от своей груди и прижимает к его ране.

— Мне продолжать? — спрашивает он шепотом. — Ты заплатишь?

— Что вы хотите?..

— Ничего особенного. Скажем... позволишь себя поцеловать.

— Что? — Генри плохо соображает, одно очевидно — боль проходит, становится тонкой и рассеивается прахом. И отвлекшись от нее, он вдруг осознает глубину и тьму его могилы, достаточно глубоко и темно, чтобы похоронить любое будущее. И от этого он не может дышать, только сцепляет что есть силы зубы и зажмуривается, и в этот момент ощущает холодные и липкие от крови пальцы демона на своем подбородке.

— Эй, нет! Оставайся со мной, смотри на меня! Ну же, как тебя зовут?

— Генри, — шепчет он, чуть приподняв веки, и голос демона становится мягким и теплым, как заячий мех.

— Отличное имя.

— Это... страшно... что со мной будет?

— Мне тоже не весело, Генри, поверь, но еще ничего не кончено. Смотри, — демон поворачивает его голову и подносит огниво к стене, где съежилась пара крохотных едва заметных стебельков. — Смотри, эта крошка выжила здесь, тянется вверх и не теряет надежды, хотя ей некому помочь. А нас двое, так что я обещаю, Генри, все скоро закончится. Повтори: Генри выберется отсюда и проживет долгую и счастливую жизнь. Давай, я жду!

— Генри... выберется... отсюда...

Слова отдаются в стенах колодца неожиданно связной скороговоркой, когда демон снова кладет свою руку на рану Генри. Потом поднимает нож — и облизывает его, аккуратно, стараясь не пораниться.

— Так ты скажешь "да"?

— Да, — отвечает тот и наконец теряет сознание в эйфории, кутаясь в искристый сон, полный счастья, где леди Эмме самое место, только ее самой почему-то там нет.

* * *

Он приходит в себя от тихого голоса, напевающего что-то — Генри уже слышал эту песню и не раз, это сказание о Ланселоте и Гиневре. Звук мягкий и красивый, уходящий вверх по гулкой трубе колодца, — лучшее исполнение, что он когда-либо слышал. А еще живот уже почти не болит, и Генри может привстать, обнаружив, что головой лежит у демона на коленях.

— Славная история, но скучная, — говорит тот. — У вас тут все песни такие?

— Вы не местный? — Генри произносит первое пришедшее на ум, пока его тело не начинает снова ему подчиняться. — Но у вас очень... чистый язык.

— В смысле — нет акцента? Это объяснимо, ведь я не слышал родного языка и не говорил на нем. А это язык моего прайма, и в общем-то первый, что я знал.

Это малопонятно, но Генри спрашивает о другом:

— Вашего кого?

— Моего наставника, он из этих мест. Хотя и предпочитает цивилизацию вашим варварским привычкам. — Демон улыбается ему сверху вниз и наконец помогает приподняться, но Генри все еще сидит, привалившись. Рана почти затянулась, осталась лишь слабость, хотя сейчас она не первая в списке.

— Здесь холодно, — угадывает его мысли демон. — Я тоже обескровлен и вряд ли смогу тебя согреть, но так все равно лучше, чем на земле, правда?

Возражать нет смысла — они полулежат на расстеленном плаще с меховой подкладкой, таком широком, что еще можно и чуть укрыться. Пока Генри был без сознания, демон промыл (интересно, чем?) его рану, а свою закрыл кружевным платком, в уголке виднелся четкий инициал S. Почему-то ему больше любопытно, кто такая эта S, чем то, как демону удалось справиться с раной, и со своей, и с его. Наверняка это просто колдовство, и для монстра из преисподней раз плюнуть.

Хотя для монстра он слишком добр. И Генри начинает потихоньку задумываться, как это можно использовать, он почти уверен, что можно, только узнать бы как. Даже у демонов есть слабые места, точно есть.

Демон глотает из причудливого сосуда с пробкой, и в воздухе развеивается слабый сладкий запах вина.

— Можно мне? — просит Генри — он очень хочет выпить, просто душу продал бы за это, в самом деле. Тем более что втихомолку он все же слабо верит в такие вещи, как душа.

— Ты еще за прежнее не расплатился, стоит ли заводить новые долги? — хмыкает демон, и Генри вдруг бесконтрольно краснеет, хорошо, что здесь темно. Хотя что монстру тьма, как белый день. Он протягивает Генри бутылку, и тот делает глоток, даже не медлит, даже не думает, чем будет платить. Поцелуем больше, поцелуем меньше — да если подумать, это считай даром. А раз демону такое нравится... в конце концов можно будет его заставить задолжать. И потратить этот долг не зря.

Но демон неожиданно меняет тему.

— Значит, твое имя Генри?

— Я... — вино вдруг бьет в голову и ненадолго сознание мутнеет, так, что на секунду кажется — он говорит о ком-то другом, о незнакомце. — Да.

От вина теплее, или же Генри просто перестал терять тепло. А с ним приходит уверенность, что все будет хорошо, и он смело соглашается на еще один глоток — хотя и считает их.

— А ваше? — смелеет он. В самом деле, у демонов же есть имена?

Демон на секунду задумывается и говорит:

— Бастиан.

Отчего-то Генри уверен, что он лжет, но это вряд ли имеет значение.

— Ты женат?

— Нет, — отвечает Генри, и прекрасный призрак леди Эммы тут же посылает ему улыбку, опускает ресницы, отводит взгляд. — Пока нет.

— Странно. Мне казалось, что в твоем возрасте здесь все уже давным-давно женаты, и не по разу, — усмехается демон. — Я, конечно, был старше тебя, когда... перестал быть человеком, но уверен, что на твоем месте уже овдовел бы как минимум раза два.

— Вы? Не может быть. — Окончательно осмелев, Генри поворачивается так, чтобы видеть гладкое лицо демона. Теперь со стороны может показаться, что они просто беседуют, как старые друзья. — Я никогда не видел мужчину старше меня, который бы выглядел как вы.

— Ну, — пожимает плечами демон, — за мной хорошо ухаживали. Я не прозябал в каменных замках, ничем не отличающихся от этого колодца, в холоде и сквозняках, не ел ту дрянь, что вы зовете едой, и мылся каждый день, а не раз в год.

— Каждый день? — не верит Генри. — Зачем?

— В этом и разница между нами. — Легким движением Бастиан касается его волос, подбородка, шеи — это должно казаться угрозой, но не кажется. — Когда ты последний раз мылся?

— Вчера утром, — отвечает Генри, не раздумывая, и демон улыбается.

— Не представляешь, как радостно это слышать.

Воспоминание о мытье сразу воскрешают в памяти Хезер, отжимающую белье у реки, ее кобылий зад и тяжелую косу цвета пшеницы — и он с досады кусает губу. Мерзавка. Она поплатится за то, что сделала. Они все поплатятся.

— Значит, девушка, что была наверху — не твоя жена?

У Генри снова возникает опаска, что демон читает мысли, но скорее всего это не так. Он не мог видеть Хезер... но учуять ее — вполне.

— Она хотела бы ею стать, — говорит он со злостью. — Что она себе возомнила, дочка мельника? А я...

— А ты у нас кто? — любопытствует демон. — Дай угадаю — сын лорда... хотя нет. Ты вырос в замке, хотя лорд не твой отец. — Он внимательно наблюдает за лицом Генри и, похоже, забавляется. — Да? Пойдем дальше... Скорее всего, твою мать выдали замуж беременной, и ты не претендуешь на наследство... хотя судя по твоему дергающемуся рту, претендуешь на что-то большее.

Генри тут бессилен, он старается придать лицу бесстрастности, но не выходит. Бастиан то ли умеет читать мысли, то ли лица для него — открытая книга. Он вздергивает подбородок, и демон коротко смеется.

— Не может быть! Ты считаешь себя сыном короля? Твоя матушка так сказала?

— Она знала, кто мой отец! — не выдерживает Генри. — Ясно?!

— Да, разумеется. — В глазах у Бастиана бесятся искринки, он явно наслаждается происходящим. — Здесь, как я понял, это в порядке вещей — тем более что она назвала тебя в его честь. И что же, ты метишь на трон?

Генри молчит. Он не собирается делиться с демоном своими планами — по крайней мере, сейчас. А того, похоже, интересуют иные подробности.

— Значит, пообещал бедной девушке жениться? И бросил? Ну ты и негодяй... — В голосе демона слышится одобрение, и это придает уверенности. — Знаешь, ты мне все больше нравишься.

— Я не был уверен, что это мой ребенок.

— А если бы был?

Генри дергает плечом. В глубине души он знает, что Хезер досталась ему нетронутой и смотрела ему в рот все время, что он гостил в поселке, но к чему теперь вспоминать? Как и о Мэри, и о Бриджит, и о другой Мэри. Не так они значительны, чтоб занимать его мысли.

Он даже не замечает, как следующий глоток воздуха вдруг превращается в поцелуй.

У демона привкус вина и крови, и его язык быстро согревается. Генри отрешенно думает о том, как это странно, хотя и вполовину не так странно, как ему представлялось. Здесь, в глубине колодца, все было иначе, другой, темный мир, где все можно и запретов нет. Мысль, что на него могла подействовать кровь демона, мелькнула и пропала, как задутая свечка. Помедлив, он придвигается ближе, рука скользит по бедру, и объятия сжимаются, чтобы через секунду разжаться, а Бастиан прерывисто выдыхает ему в щеку.

— Ты ел мед?..

Дыхание Генри тоже сбито, но на порядок слабее, чем у демона. Он кивает, понимая, впрочем, что в этом нет необходимости. Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Мед и кровь, что может быть приятнее. Мне нравится процесс расплаты, — шепчет Бастиан ему в волосы, и по телу Генри разливается колкое тепло.

— Вы любите мужчин? — решается он спросить, но демон смеется — открыто и весело, и звуки спиралью уходят вверх.

— А не поздно для таких вопросов? Да нет, на самом деле не люблю. Как и женщин. И вообще людей. У меня другие интересы, но не прими на свой счет, потому что ты... очень мил. Настолько, что я даже планирую расширить круг интересов. Итак, продолжим?

Так быстро? В общих чертах Генри представляет, что будет дальше, но вряд ли готов к чему-то такому. Однако в этот раз Бастиана интересует нечто другое.

— Какие еще песни ты знаешь? Позабавнее той.

— Я... не умею петь.

— Ну так расскажешь, я не привередлив... Итак?

— О Персивале и священном Граале, — начинает перечислять Генри, все еще предательски дрожащим голосом, — о рыцарях Круглого стола, о Мерлине и Моргане...

Тот морщится, пока Генри не упоминает о леди Дейдре из Холодного замка, тут демон останавливает его.

— Эту я хочу услышать, хоть что-то не банальное. А расскажешь хорошо — дам еще глоток.

— Может, лучше простите долг? — спрашивает Генри, но Бастиан только смеется и качает головой.

— Ни за что на свете.

Это больше укрепляет в намерениях, чем разочаровывает. Он поджимает босые ноги, опираясь на демона, и только чуть ежится, когда его привлекают к себе сильные руки. Да, так удобнее и можно лучше укрыться. Но все равно ему вдруг почему-то становится жутковато, и Генри начинает песню — в основном для того, чтобы расслабиться и перестать трястись. Да ладно, откуда демон может знать, что он боится — здесь просто очень холодно, и все.