Perfect day

Just a perfect day -

Drink sangria in the park

And then later, when it gets dark,

We'll go home...

Just a perfect day...

You make me forget myself -

I thought I was someone else,

Someone good...

* * *

В нашей с Генри связи, кроме очевидных преимуществ, есть недостаток. Когда он где-то шляется, я способен только на то, чтобы паркет натирать.

На самом деле это единственный момент, который действительно ощутим. Для меня, по крайней мере. Умственный труд любой сложности идет как по маслу, если Демон в пределах дома, даже пусть его не видно и не слышно, я просто знаю, что он здесь. Но когда его нет, все книги, записи по судебным процессам и прочие инструменты нефизической работы можно смело откладывать, несмотря на необходимости и дедлайны... Вот по дому шуршать и в оранжерее — самое оно, хотя и тут есть минус.

В отличие от Уилли, я склонностей к самокопанию не имею, лишь иногда находит. Как раз когда мозги свободны.

Я благодарен Демону за долгий ханимун после моего возвращения из больницы, честно. Но трезвость мысли — вещь врожденная, ее отключить нельзя, даже если есть искушение.

За время моего отсутствия он, вероятно, вынужден был признать обоюдность нашей связи, хотя бы в ничтожной степени. Ему меня не хватало, и когда я наконец вернулся, это вылилось в предоставленную оголодавшей связью эйфорию. Да еще и Эркхам тогда было часто и много. Нет, я радовался каждой минуте — хотя и знал, что долго это не продлится. Скоро он вспомнит, что связь — это слабость, и все схлынет, вернется на прежние круги, которые меня, в общем, вполне устраивают. Так и произошло, но та любовная лихорадка только укрепила меня в одном — без химии крови я бы не добился от него ни-че-го — ни мытьем, ни катаньем. Во всяком случае, не так быстро. Может, двух-трех сотен лет и хватило бы...

Поэтому о проявлениях связи я с ним не говорю — чтобы лишний раз не напоминать о ее наличии.

Так что я драю лестницу, как маниакальная Синдерелла, когда раздается телефонный звонок. Хватать трубку особо не спешу — слишком поздно, чтобы он что-то забыл, и слишком рано, чтобы вернулся.

— Слушаю.

— Привет, это Уильям. Где Генри?

— Охотится, а что?

— Отлично...

Я едва сдерживаю смешок.

— Какой ты злой, Уилли. Он, между прочим, там людей убивает.

— Да я не то имел в виду, — в голосе слышно смущение. — Отлично, что он в свободной зоне.

Я улыбаюсь снова.

— Ты не хуже меня должен соображать, что Демону не нужно для этого ехать в Нью-Йорк.

— Так он что, в городе?! Майк, это опасно, ты должен сказать ему. Монти уехал, он вне доступа, но моих кто-то предупредил, что в Бостоне сегодня контролер. Так что Генри крайне неудачное время выбрал для прогулки с привилегиями.

Сажусь на ступеньки, отставив швабру. Голос у него и правда взволнованный.

— Что за зверь?

— Сам впервые слышу. Типа того, что власти нанимают их для контроля за соблюдением правил. Не предупреждают ни главу города, никого, в этом и смысл. Если поймают кого-то на убийстве — будут неприятности, это как минимум. Контролеры — твари опасные, и слухи о них ходят очень дурные.

— Мило, что ты беспокоишься, но...

— Майк, это серьезно!

— Уилл, все равно Демон трубку не возьмет. А в здравом уме я к нему не полезу, когда он охотится. Я не свихнулся еще.

Он делает вдох и говорит уже спокойнее.

— Я верю, что он способен разобраться с контролером. Наверное. Но c одной стороны, не секрет, что законы нарушают не столько молодые и глупые, сколько древние и наглые. Знакомое описание? Заказчики не могут не знать, что с такими не каждый справится. А с другой — по протоколу им можно и не уничтожать на месте, достаточно увидеть нарушителя, чтобы написать отчет. И неприятности будут если не у Генри, то у Монти точно.

Теперь уже вздыхаю я.

— Ладно, хорошо. Я все улажу. Спасибо за заботу.

И кладу трубку, не дожидаясь финальных аккордов.

Никогда не верил в дурные предчувствия, и в другое время я бы забил на всю эту фигню с контролерами, но сейчас... Мне хочется найти Демона, а теперь есть и повод. Не то чтобы я беспокоюсь, просто с момента его ухода глупые мысли ведут в голове хороводы, и швабра давно перестала помогать. Он напевал "Il tango di Roxanne", пока собирался. Голос у него вполне ничего так, хотя впечатление производит разное, причем абсолютно не зависящее от песни. Однажды я слышал, как он пел в душе "Hallelujah" — клянусь, ощущение где-то близко с кошмарным сном, когда хочешь проснуться, но не можешь.

А еще всякий раз, когда его тянет на песенки, случается что-то неприятное. Может, кто и назовет совпадением, но не я.

Уже собравшись, выхожу за дверь — и наталкиваюсь на Уильяма. Руки в карманах, взгляд нерадостный, но решительный.

— Я подумал — тебе не нужно идти самому.

— Ой, плохо подумал, — говорю. Хотя, возможно, он прав, и попутчик не помешает. — Твои знают, где ты?

— Поедем на моей машине.

— Уилли, я вопрос задал.

— Не знают. И не узнают, потому что будут этой ночью сидеть дома, чего я каждому из нас желал бы.

— Я тебя не звал.

Он не отвечает и молчит до самой парковки.

* * *

Я бы, конечно, пошел пешком, если бы не здравый смысл. Просто с известных пор машины меня напрягают — ну как это, Майк "Детская Травма" Норман — и без очередной фобии. Даже в контору езжу на автобусе. По-хорошему надо был сказать об этом Демону, но я почему-то промолчал и мужественно терпел все наши поездки. Благо их было мало, а панические приступы легко сходят за приливы эмоций — прислонишься к плечу, глаза закроешь, и все прошло. В этот раз я сцепляю зубы с глубоким вдохом — вроде ничего, нормально. Уильям даже ничего не заметил.

— Знаешь, где его искать?

Я тыкаю ему под нос телефон.

— Технологии на службе человечества, Уилли. Демон умеет две кнопки нажимать, остальное его мало волнует. Так что иногда у меня есть преимущество.

— Уверен? — улыбается он. — Если Генри узнает, что ты можешь за ним следить, он тебя прибьет.

— Ну, в общем... Пожалеть точно заставит.

— И что он сделает?

Разговоры — это хорошо, отвлекают. А еще напоминают, что у нас с Уилли дружить не очень получается, потому что с его стороны мне постоянно мерещится какое-то... небольшое снисхождение, что ли, будто моя жизнь в сравнении с его — ад кромешный. Может, это непроизвольно, может, я так очевидно в себе не уверен и других чувств вызывать просто не могу, может, справедливо на все cто — а все равно раздражает. И моя реакция — защитная, не более. Так что рано или поздно я обязательно завожу какой-нибудь скользкий разговор, и все заканчивается плохо. Помню, как-то спросил его, как часто они спят вместе вдвоем, а не втроем. Просто проверял одну теорию. Уильям задумался... сказал: "Ну, как-то Джиа уезжала в Нью-Орлеан... а потом еще однажды..." А потом замолчал и месяц не звонил. Я не хотел намекать, что его одного им не хватает, клянусь — или мне сейчас так кажется... Короче, они что-то ему объяснили, и Уилли успокоился. Ему всегда надо быть уверенным, всегда докопаться до правды или ее суррогата. Уильям "Все-по-полочкам" Макбет в действии.

К тому же в последнее время он научился отвечать мне тем же, хотя даже до Барт в этом искусстве ему далековато.

— Откуда такой интерес к нашей личной жизни? — улыбаюсь я. Он пожимает плечами, и я понимаю, что ему тоже не по себе — оттуда и болтовня.

— Просто интересно.

— Демон прекрасно умеет НЕ делать так, что лучше бы прибил.

— И часто?

— Да нет. Он довольно редко "включает хозяина". Но когда это происходит, надо просто на время стать идеальной паркетной доской. Ты же знаешь, Уилли, я с детства по веревочке хожу, для меня это пара пустяков.

Оставив далеко позади небоскребы, мы выходим из машины, и по идее мне должно полегчать, но становится только хуже — мандраж заразителен, и контролировать себя становится все труднее. Тем более что Уильям просто не закрывает рот.

— А без джи-пи-эс ты его разве не чувствуешь? Это вроде недалеко ведь. Вы же дольше вместе, я вот своих уже какое-то время...

Я молчу, углубляясь в темный переулок, но он не останавливается. По-моему, ему слишком страшно, чтобы заткнуться.

— Вообще-то я долго не чувствовал, а потом как-то незаметно произошло... вроде как тебя ведет кто-то, в нужное место. Примерно в то же время, когда начал слышать Эркхам чуть лучше. А когда кожа к коже... я вот разговаривал с Кэтрин и еще парой людей, так они это так же описывают. Но ты наверняка и так знаешь, вы же дольше...

— А кто твой хозяин, Уилли? — обрываю его вдруг, это облегчение и сожаление одновременно. Все всегда заканчивается одинаково. Просто ни черта я не чувствую на самом деле, и Эркхам не слышу вообще, и обсуждать это не хочу абсолютно. Когда-то казалось, что начинаю слышать... но это было что-то другое. Совсем другое.

Он замолкает. Наконец-то. В этих играх я пока что выигрываю всегда.

— Это секрет?

— Какая разница? — ощетинивается он тут же, и мне становится лучше. На самом деле я мог бы спросить у кого угодно, у Демона, у Монти — но почему-то хочу услышать именно от Уильяма.

— Ну они оба не могут, так что... Ну же, Уилли, — беру его под руку, прямо ощущая холод и напряжение. — Ты что, думаешь, что предаешь одного, признавая второго? Это идиотизм, раз все равно каждый из вас знает правду.

Он молчит какое-то время. Потом выдает:

— Я-то знаю. А вот ты — знаешь, кто твой?

Молодец Уилли, научился менять неугодную тему на философские бредни. Правда, со мной такие номера не проходят.

— В смысле?

— Кто он такой? Он говорит с тобой о прошлом? Тебе хоть что-то о нем известно?

Читай — мои мне все рассказывают. Что ж, благо срок недолгий, много времени не заняло.

На самом деле не скажу, что мне совсем не интересно. Как-то Барт собралась поехать в Рим, Демон решил составить ей компанию — и взял меня с собой в последнюю минуту. Я потом понял, зачем. Несколько дней мы практически не сталкивались — днем я гулял по городу с Барт, ночью убегал он — навестить знакомых или еще бог знает куда. Вернувшись, Демон сидел в своей комнате до заката, и даже если Барт стучала — не реагировал.

Однажды уже после его ухода в дверь настойчиво постучали. Когда Барт открыла, там стояла миниатюрная девица со злыми глазами и на каблуках едва ли не в четверть своего роста.

— Вам кого? — спросила Барт.

— Это ты, значит, сынуля Дерека? — чирикнула она на ломаном английском, оглядывая меня, словно кроме нас в комнате никого не было. И потом безо всякого перехода: — Так его нет?

— Он умер, — сказала Барт желчно. Та ее будто не слышала, и я ответил:

— Вы разминулись.

Длинно выругавшись по-итальянски, она хлопнула нашей же дверью.

— Вот хамло макаронное! — бросила ей вслед Барт и еще полчаса возмущалась, пытаясь втянуть меня в диалог, с какого перепугу всякая не-мертвая шваль называет моего отца по имени. Хотя ее должно было беспокоить совсем другое — после Бостона ее чувство самосохранения взяло выходной, а здесь Старый Свет, и эта макаронница, между прочим, могла ей с ходу глотку вырвать. Не подавилась бы. В любом случае, настроение у меня почему-то покосилось, даже провожать ее в аэропорт не поехал.

После ее отъезда Демон неожиданно предложил прогуляться по ночному Риму. Это стоило всех недельных прогулок по дневному, ибо никакого сравнения, кто бывал — знает. Даже молчание особо не беспокоило. В конце концов, мы остановились у Колизея, стояли долго, без слов, и когда потребность сказать что-то восторженное стала сильнее меня, Демон вдруг подал голос:

— Он ужасен, Микелито... Когда-то он был новым и белым как рафинад... благоухал сотнями жизней. А сейчас там только запах дешевой обуви. И крыс.

Вот тогда у меня волшебно пропал весь интерес к его прошлому. Ко всем этим проклятым векам в целом и наглой аборигенке в частности. Я хотел только одного — чтобы он перестал ТАК молчать и молчал бы привычным образом. А там пропади пропадом все — и то, что в земле сгнило, и то, что до сих пор эту землю топчет.

Демон был мрачнее тучи всю дорогу до отеля, но, видно, мой отчаянный мысленный скулеж был услышан там, сверху. Уже в лифте он внезапно передумал психовать, вспомнив, что я вообще-то ни при чем — и устроил мне такой фейерверк, что остаток ночи без разговоров вошел в топ-3. Мозготрах и почти обоюдный кайф на несколько часов — да я полгода после дрожал, только вспоминая, и все из рук валилось... Не знаю причин этого припадка альтруизма, но все равно спасибо, и на фиг причины. Тогда я хоть впервые разглядел его внимательно, без темноты и без страха, застилающего глаза хуже темноты, — никаких шрамов и татуировок, ресницы короткие, но очень густые, нос когда-то был сломан, заметно, только если сильно присмотреться... Сотня мелочей. Для меня это был тот самый "гигантский шаг", о котором Нил Армстронг говорил. Не ночной кошмар, не осколок стакана и не полосатый джип — а именно пентхаус "Санрайза" в Риме окончательно расставил все по местам.

— Знаешь, Монти как-то сказал мне, что знаком с Демоном вдесятеро дольше меня и знает о нем и близко не столько, как хотел бы. Так что я особо в голову не беру.

— Значит, не рассказывает. Интересно, почему. Ведь...

— Осторожно, — я дергаю его за руку, довольно грубо.

Может, видим в темноте мы и не очень, но прочие органы чувств превосходят все ожидания. Это что, глупые перепалки так нас заняли?.. Как можно этот запах с чем-то спутать вообще, хоть в темноте, хоть во сне?

Лужа крови у наших ног впечатляет, при свете фонаря она кажется совсем черной. Уильям растерянно смотрит на носок своего кроссовка — а я думал, что это меня сейчас первого стошнит. Похоже, не сегодня.

— О боже мой, — говорит он тихо. Тело валяется неподалеку бесформенной грудой, будто его пытались сложить вчетверо.

Уилли, похоже, уже не до разговоров. Я и не знал, что у Семи Лучших его ничему не научили.

— Успокойся. А ты думал, что охота — это что-то вроде покера по четвергам? Твои такие же, ты не мог не знать...

— Нет! — отвечает он не задумываясь. — Нет, они... у них есть чистый продукт, им незачем...

— Ты такой наивный, а еще бывший мародер. — Похоже, его состояние придает мне сил, пусть я и умножаю их недостойным образом. — Скажи, они ведь иногда тоже ездят в Нью-Йорк или в свободную зону, может, поодиночке, чтобы не бросать тебя одного...

— Заткнись, — бросает он, отступая от меня на несколько шагов. — Если и так, мне плевать!

— А с виду и не скажешь. Я понимаю, трудно представить твою утонченную Джорджию, разрывающую кого-то пополам, но...

— Я же сказал — мне плевать!

Да, иногда я не знаю, когда заткнуться, но тут в сценарии и без нас все расписано. Завернув за угол, мы натыкаемся на второй труп.

Похоже, ее специально бросили прямо под фонарем. Красное платье то ли задрано от падения, то ли такой длины и было, на ногах лакированные сапоги. Колени сбиты дочерна. Откуда она взялась, это же Бостон! Тем более в старой части города. Я склоняюсь на ней, и в ушах начинает нарастать песенка, что Демон напевал утром. "Ro-о-о-оxanne... you don't have to wear this dress tonight..." Запоздалая дурнота накатывает без предупреждения, вдруг хочется упасть коленями в кишки этой безымянной шлюхи и рыдать, или попросить у Уильяма прощения за все, что наговорил, или дотронуться до пропитанных кровью волос... и тогда сломанная шея легко подастся, позволяя увидеть последнее выражение ее лица. Она успела испугаться? Все было быстро или еще побегала? Она сказала что-нибудь, прежде чем?.. Что-нибудь типа "Мне только семнадцать, я хочу жить!", или "У меня ребенок!", или "Сдается мне, я уже не в Канзасе..." Уилли застыл неподалеку, прижав ладонь ко рту — его плохо видно, но уверен, он бледный как простыня и еле держится на ногах. Однако делает несколько шагов, чтобы помочь мне отойти — я сам едва бы разогнулся.