Perfect day

Just a perfect day -

Drink sangria in the park

And then later, when it gets dark,

We'll go home...

Just a perfect day...

You make me forget myself -

I thought I was someone else,

Someone good...

* * *

В нашей с Генри связи, кроме очевидных преимуществ, есть недостаток. Когда он где-то шляется, я способен только на то, чтобы паркет натирать.

На самом деле это единственный момент, который действительно ощутим. Для меня, по крайней мере. Умственный труд любой сложности идет как по маслу, если Демон в пределах дома, даже пусть его не видно и не слышно, я просто знаю, что он здесь. Но когда его нет, все книги, записи по судебным процессам и прочие инструменты нефизической работы можно смело откладывать, несмотря на необходимости и дедлайны... Вот по дому шуршать и в оранжерее — самое оно, хотя и тут есть минус.

В отличие от Уилли, я склонностей к самокопанию не имею, лишь иногда находит. Как раз когда мозги свободны.

Я благодарен Демону за долгий ханимун после моего возвращения из больницы, честно. Но трезвость мысли — вещь врожденная, ее отключить нельзя, даже если есть искушение.

За время моего отсутствия он, вероятно, вынужден был признать обоюдность нашей связи, хотя бы в ничтожной степени. Ему меня не хватало, и когда я наконец вернулся, это вылилось в предоставленную оголодавшей связью эйфорию. Да еще и Эркхам тогда было часто и много. Нет, я радовался каждой минуте — хотя и знал, что долго это не продлится. Скоро он вспомнит, что связь — это слабость, и все схлынет, вернется на прежние круги, которые меня, в общем, вполне устраивают. Так и произошло, но та любовная лихорадка только укрепила меня в одном — без химии крови я бы не добился от него ни-че-го — ни мытьем, ни катаньем. Во всяком случае, не так быстро. Может, двух-трех сотен лет и хватило бы...

Поэтому о проявлениях связи я с ним не говорю — чтобы лишний раз не напоминать о ее наличии.

Так что я драю лестницу, как маниакальная Синдерелла, когда раздается телефонный звонок. Хватать трубку особо не спешу — слишком поздно, чтобы он что-то забыл, и слишком рано, чтобы вернулся.

— Слушаю.

— Привет, это Уильям. Где Генри?

— Охотится, а что?

— Отлично...

Я едва сдерживаю смешок.

— Какой ты злой, Уилли. Он, между прочим, там людей убивает.

— Да я не то имел в виду, — в голосе слышно смущение. — Отлично, что он в свободной зоне.

Я улыбаюсь снова.

— Ты не хуже меня должен соображать, что Демону не нужно для этого ехать в Нью-Йорк.

— Так он что, в городе?! Майк, это опасно, ты должен сказать ему. Монти уехал, он вне доступа, но моих кто-то предупредил, что в Бостоне сегодня контролер. Так что Генри крайне неудачное время выбрал для прогулки с привилегиями.

Сажусь на ступеньки, отставив швабру. Голос у него и правда взволнованный.

— Что за зверь?

— Сам впервые слышу. Типа того, что власти нанимают их для контроля за соблюдением правил. Не предупреждают ни главу города, никого, в этом и смысл. Если поймают кого-то на убийстве — будут неприятности, это как минимум. Контролеры — твари опасные, и слухи о них ходят очень дурные.

— Мило, что ты беспокоишься, но...

— Майк, это серьезно!

— Уилл, все равно Демон трубку не возьмет. А в здравом уме я к нему не полезу, когда он охотится. Я не свихнулся еще.

Он делает вдох и говорит уже спокойнее.

— Я верю, что он способен разобраться с контролером. Наверное. Но c одной стороны, не секрет, что законы нарушают не столько молодые и глупые, сколько древние и наглые. Знакомое описание? Заказчики не могут не знать, что с такими не каждый справится. А с другой — по протоколу им можно и не уничтожать на месте, достаточно увидеть нарушителя, чтобы написать отчет. И неприятности будут если не у Генри, то у Монти точно.

Теперь уже вздыхаю я.

— Ладно, хорошо. Я все улажу. Спасибо за заботу.

И кладу трубку, не дожидаясь финальных аккордов.

Никогда не верил в дурные предчувствия, и в другое время я бы забил на всю эту фигню с контролерами, но сейчас... Мне хочется найти Демона, а теперь есть и повод. Не то чтобы я беспокоюсь, просто с момента его ухода глупые мысли ведут в голове хороводы, и швабра давно перестала помогать. Он напевал "Il tango di Roxanne", пока собирался. Голос у него вполне ничего так, хотя впечатление производит разное, причем абсолютно не зависящее от песни. Однажды я слышал, как он пел в душе "Hallelujah" — клянусь, ощущение где-то близко с кошмарным сном, когда хочешь проснуться, но не можешь.

А еще всякий раз, когда его тянет на песенки, случается что-то неприятное. Может, кто и назовет совпадением, но не я.

Уже собравшись, выхожу за дверь — и наталкиваюсь на Уильяма. Руки в карманах, взгляд нерадостный, но решительный.

— Я подумал — тебе не нужно идти самому.

— Ой, плохо подумал, — говорю. Хотя, возможно, он прав, и попутчик не помешает. — Твои знают, где ты?

— Поедем на моей машине.

— Уилли, я вопрос задал.

— Не знают. И не узнают, потому что будут этой ночью сидеть дома, чего я каждому из нас желал бы.

— Я тебя не звал.

Он не отвечает и молчит до самой парковки.

* * *

Я бы, конечно, пошел пешком, если бы не здравый смысл. Просто с известных пор машины меня напрягают — ну как это, Майк "Детская Травма" Норман — и без очередной фобии. Даже в контору езжу на автобусе. По-хорошему надо был сказать об этом Демону, но я почему-то промолчал и мужественно терпел все наши поездки. Благо их было мало, а панические приступы легко сходят за приливы эмоций — прислонишься к плечу, глаза закроешь, и все прошло. В этот раз я сцепляю зубы с глубоким вдохом — вроде ничего, нормально. Уильям даже ничего не заметил.

— Знаешь, где его искать?

Я тыкаю ему под нос телефон.

— Технологии на службе человечества, Уилли. Демон умеет две кнопки нажимать, остальное его мало волнует. Так что иногда у меня есть преимущество.

— Уверен? — улыбается он. — Если Генри узнает, что ты можешь за ним следить, он тебя прибьет.

— Ну, в общем... Пожалеть точно заставит.

— И что он сделает?

Разговоры — это хорошо, отвлекают. А еще напоминают, что у нас с Уилли дружить не очень получается, потому что с его стороны мне постоянно мерещится какое-то... небольшое снисхождение, что ли, будто моя жизнь в сравнении с его — ад кромешный. Может, это непроизвольно, может, я так очевидно в себе не уверен и других чувств вызывать просто не могу, может, справедливо на все cто — а все равно раздражает. И моя реакция — защитная, не более. Так что рано или поздно я обязательно завожу какой-нибудь скользкий разговор, и все заканчивается плохо. Помню, как-то спросил его, как часто они спят вместе вдвоем, а не втроем. Просто проверял одну теорию. Уильям задумался... сказал: "Ну, как-то Джиа уезжала в Нью-Орлеан... а потом еще однажды..." А потом замолчал и месяц не звонил. Я не хотел намекать, что его одного им не хватает, клянусь — или мне сейчас так кажется... Короче, они что-то ему объяснили, и Уилли успокоился. Ему всегда надо быть уверенным, всегда докопаться до правды или ее суррогата. Уильям "Все-по-полочкам" Макбет в действии.

К тому же в последнее время он научился отвечать мне тем же, хотя даже до Барт в этом искусстве ему далековато.

— Откуда такой интерес к нашей личной жизни? — улыбаюсь я. Он пожимает плечами, и я понимаю, что ему тоже не по себе — оттуда и болтовня.

— Просто интересно.

— Демон прекрасно умеет НЕ делать так, что лучше бы прибил.

— И часто?

— Да нет. Он довольно редко "включает хозяина". Но когда это происходит, надо просто на время стать идеальной паркетной доской. Ты же знаешь, Уилли, я с детства по веревочке хожу, для меня это пара пустяков.

Оставив далеко позади небоскребы, мы выходим из машины, и по идее мне должно полегчать, но становится только хуже — мандраж заразителен, и контролировать себя становится все труднее. Тем более что Уильям просто не закрывает рот.

— А без джи-пи-эс ты его разве не чувствуешь? Это вроде недалеко ведь. Вы же дольше вместе, я вот своих уже какое-то время...

Я молчу, углубляясь в темный переулок, но он не останавливается. По-моему, ему слишком страшно, чтобы заткнуться.

— Вообще-то я долго не чувствовал, а потом как-то незаметно произошло... вроде как тебя ведет кто-то, в нужное место. Примерно в то же время, когда начал слышать Эркхам чуть лучше. А когда кожа к коже... я вот разговаривал с Кэтрин и еще парой людей, так они это так же описывают. Но ты наверняка и так знаешь, вы же дольше...

— А кто твой хозяин, Уилли? — обрываю его вдруг, это облегчение и сожаление одновременно. Все всегда заканчивается одинаково. Просто ни черта я не чувствую на самом деле, и Эркхам не слышу вообще, и обсуждать это не хочу абсолютно. Когда-то казалось, что начинаю слышать... но это было что-то другое. Совсем другое.

Он замолкает. Наконец-то. В этих играх я пока что выигрываю всегда.

— Это секрет?

— Какая разница? — ощетинивается он тут же, и мне становится лучше. На самом деле я мог бы спросить у кого угодно, у Демона, у Монти — но почему-то хочу услышать именно от Уильяма.

— Ну они оба не могут, так что... Ну же, Уилли, — беру его под руку, прямо ощущая холод и напряжение. — Ты что, думаешь, что предаешь одного, признавая второго? Это идиотизм, раз все равно каждый из вас знает правду.

Он молчит какое-то время. Потом выдает:

— Я-то знаю. А вот ты — знаешь, кто твой?

Молодец Уилли, научился менять неугодную тему на философские бредни. Правда, со мной такие номера не проходят.

— В смысле?

— Кто он такой? Он говорит с тобой о прошлом? Тебе хоть что-то о нем известно?

Читай — мои мне все рассказывают. Что ж, благо срок недолгий, много времени не заняло.

На самом деле не скажу, что мне совсем не интересно. Как-то Барт собралась поехать в Рим, Демон решил составить ей компанию — и взял меня с собой в последнюю минуту. Я потом понял, зачем. Несколько дней мы практически не сталкивались — днем я гулял по городу с Барт, ночью убегал он — навестить знакомых или еще бог знает куда. Вернувшись, Демон сидел в своей комнате до заката, и даже если Барт стучала — не реагировал.

Однажды уже после его ухода в дверь настойчиво постучали. Когда Барт открыла, там стояла миниатюрная девица со злыми глазами и на каблуках едва ли не в четверть своего роста.

— Вам кого? — спросила Барт.

— Это ты, значит, сынуля Дерека? — чирикнула она на ломаном английском, оглядывая меня, словно кроме нас в комнате никого не было. И потом безо всякого перехода: — Так его нет?

— Он умер, — сказала Барт желчно. Та ее будто не слышала, и я ответил:

— Вы разминулись.

Длинно выругавшись по-итальянски, она хлопнула нашей же дверью.

— Вот хамло макаронное! — бросила ей вслед Барт и еще полчаса возмущалась, пытаясь втянуть меня в диалог, с какого перепугу всякая не-мертвая шваль называет моего отца по имени. Хотя ее должно было беспокоить совсем другое — после Бостона ее чувство самосохранения взяло выходной, а здесь Старый Свет, и эта макаронница, между прочим, могла ей с ходу глотку вырвать. Не подавилась бы. В любом случае, настроение у меня почему-то покосилось, даже провожать ее в аэропорт не поехал.

После ее отъезда Демон неожиданно предложил прогуляться по ночному Риму. Это стоило всех недельных прогулок по дневному, ибо никакого сравнения, кто бывал — знает. Даже молчание особо не беспокоило. В конце концов, мы остановились у Колизея, стояли долго, без слов, и когда потребность сказать что-то восторженное стала сильнее меня, Демон вдруг подал голос:

— Он ужасен, Микелито... Когда-то он был новым и белым как рафинад... благоухал сотнями жизней. А сейчас там только запах дешевой обуви. И крыс.

Вот тогда у меня волшебно пропал весь интерес к его прошлому. Ко всем этим проклятым векам в целом и наглой аборигенке в частности. Я хотел только одного — чтобы он перестал ТАК молчать и молчал бы привычным образом. А там пропади пропадом все — и то, что в земле сгнило, и то, что до сих пор эту землю топчет.

Демон был мрачнее тучи всю дорогу до отеля, но, видно, мой отчаянный мысленный скулеж был услышан там, сверху. Уже в лифте он внезапно передумал психовать, вспомнив, что я вообще-то ни при чем — и устроил мне такой фейерверк, что остаток ночи без разговоров вошел в топ-3. Мозготрах и почти обоюдный кайф на несколько часов — да я полгода после дрожал, только вспоминая, и все из рук валилось... Не знаю причин этого припадка альтруизма, но все равно спасибо, и на фиг причины. Тогда я хоть впервые разглядел его внимательно, без темноты и без страха, застилающего глаза хуже темноты, — никаких шрамов и татуировок, ресницы короткие, но очень густые, нос когда-то был сломан, заметно, только если сильно присмотреться... Сотня мелочей. Для меня это был тот самый "гигантский шаг", о котором Нил Армстронг говорил. Не ночной кошмар, не осколок стакана и не полосатый джип — а именно пентхаус "Санрайза" в Риме окончательно расставил все по местам.

— Знаешь, Монти как-то сказал мне, что знаком с Демоном вдесятеро дольше меня и знает о нем и близко не столько, как хотел бы. Так что я особо в голову не беру.

— Значит, не рассказывает. Интересно, почему. Ведь...

— Осторожно, — я дергаю его за руку, довольно грубо.

Может, видим в темноте мы и не очень, но прочие органы чувств превосходят все ожидания. Это что, глупые перепалки так нас заняли?.. Как можно этот запах с чем-то спутать вообще, хоть в темноте, хоть во сне?

Лужа крови у наших ног впечатляет, при свете фонаря она кажется совсем черной. Уильям растерянно смотрит на носок своего кроссовка — а я думал, что это меня сейчас первого стошнит. Похоже, не сегодня.

— О боже мой, — говорит он тихо. Тело валяется неподалеку бесформенной грудой, будто его пытались сложить вчетверо.

Уилли, похоже, уже не до разговоров. Я и не знал, что у Семи Лучших его ничему не научили.

— Успокойся. А ты думал, что охота — это что-то вроде покера по четвергам? Твои такие же, ты не мог не знать...

— Нет! — отвечает он не задумываясь. — Нет, они... у них есть чистый продукт, им незачем...

— Ты такой наивный, а еще бывший мародер. — Похоже, его состояние придает мне сил, пусть я и умножаю их недостойным образом. — Скажи, они ведь иногда тоже ездят в Нью-Йорк или в свободную зону, может, поодиночке, чтобы не бросать тебя одного...

— Заткнись, — бросает он, отступая от меня на несколько шагов. — Если и так, мне плевать!

— А с виду и не скажешь. Я понимаю, трудно представить твою утонченную Джорджию, разрывающую кого-то пополам, но...

— Я же сказал — мне плевать!

Да, иногда я не знаю, когда заткнуться, но тут в сценарии и без нас все расписано. Завернув за угол, мы натыкаемся на второй труп.

Похоже, ее специально бросили прямо под фонарем. Красное платье то ли задрано от падения, то ли такой длины и было, на ногах лакированные сапоги. Колени сбиты дочерна. Откуда она взялась, это же Бостон! Тем более в старой части города. Я склоняюсь на ней, и в ушах начинает нарастать песенка, что Демон напевал утром. "Ro-о-о-оxanne... you don't have to wear this dress tonight..." Запоздалая дурнота накатывает без предупреждения, вдруг хочется упасть коленями в кишки этой безымянной шлюхи и рыдать, или попросить у Уильяма прощения за все, что наговорил, или дотронуться до пропитанных кровью волос... и тогда сломанная шея легко подастся, позволяя увидеть последнее выражение ее лица. Она успела испугаться? Все было быстро или еще побегала? Она сказала что-нибудь, прежде чем?.. Что-нибудь типа "Мне только семнадцать, я хочу жить!", или "У меня ребенок!", или "Сдается мне, я уже не в Канзасе..." Уилли застыл неподалеку, прижав ладонь ко рту — его плохо видно, но уверен, он бледный как простыня и еле держится на ногах. Однако делает несколько шагов, чтобы помочь мне отойти — я сам едва бы разогнулся.

— Смотри, Майк, — шепчет он.

В конце переулка тьма формирует высокий силуэт, он приближается быстро, но не бегом, и до первого фонаря мне кажется, что это Демон. Да, демон — только не мой. Он тоже одет в темное и почти того же роста, но шире в плечах и вообще крупнее, волосы собраны, а глаза... Я даже про труп забываю. Толкаю Уильяма поглубже в темноту, хотя в случае чего это вряд ли поможет.

Лишь на секунду замерев у тела, тварь проходит мимо — достаточно близко, чтобы оценить нас, но не настолько, чтобы проявить интерес. Полоса света выхватывает его застывшее лицо, плотно сжатые губы. Целеустремленный, запрограммированный кошмар. И мы не его цель, о боже, не завидую я его цели.

Уильям вспоминает, как дышать, когда оно скрывается за поворотом.

— Что это было?.. Он не... твою мать, у него глаза как угли, ты видел, Майк? Ты хоть раз видел не-мертвого с такими глазами?..

— Иди домой, Уилли, — прерываю я его резко. — Спасибо, что составил компанию, но дальше я сам.

— Я тебя не брошу одного! — вспыхивает он. Так и знал, чертов бойскаут... Обхватываю его лицо ладонями, и он замолкает, все еще глядя гневно и испуганно — ну как могло быть иначе.

— Ты не бросаешь, и я не один — Демон здесь, недалеко. Но если ему придется выбирать, кому помочь, он выберет меня. Уильям, я тебя люблю, правда, очень люблю, но убирайся к чертям отсюда, прошу по-хорошему. Пожалей своих. Ладно?

Секунду он сверлит меня взглядом, но смиряется. А уходя, все время оглядывается, пока ночь не скрывает и его, и звук его шагов. Еще пять минут назад, до встречи с контролером, я был близок к тому, чтобы уехать с Уилли. Но сейчас уже нет.

Достаю из кармана позабытый телефон. Демон действительно близко и, к счастью, совсем в противоположной стороне. Я иду сначала в том же темпе, но потом это становится слишком невыносимо. И я срываюсь на бег. Кто никогда не бегал еле освещенными переулками между знакомой Сциллой и незнакомой Харибдой, тому не понять, как трудно остановиться — благо дыхалка позволяет, еще один плюс идеального здоровья.

Кажется, квартала три точно пробегаю, петляя по улочкам, пока не выскакиваю прямо в эпицентр событий. Удача, не иначе. Недалеко подвывает полицейская сирена, но это последняя моя забота — может, и зря.

Машина копов валяется на боку, будто гигантский ребенок отшвырнул игрушку. Я ее даже не сразу заметил, что неудивительно, и освещение ни при чем. Его-то достаточно.

Первое, что бросается в глаза — девушка-полицейский, пистолет ходит ходуном в трясущихся руках. Господи, да она академию в этом году, что ли, закончила? Маленькая, худая, чуть ли не подросток с виду, челка липнет ко лбу. Где ее напарник, не хочу и предполагать.

Моя Сцилла стоит чуть поодаль, наполовину в темноте, лишь тонкий свет из-под полуприкрытых век. Все происходит быстро, так быстро, что и представить трудно — я делаю несколько шагов, выходя на линию огня, что окончательно выбивает ее из колеи. Она обещает выстрелить тонким дрожащим, как и ее руки, голоском... заученная фраза, она вообще не понимает, что делать... потом Демон вдруг говорит: "Пошел с дороги, Майки..." — тихо, и одновременно слышно даже на большом расстоянии, ненавижу этот звук... И вместо того, чтобы убраться, очень неожиданно для всех участников шоу, включая меня, я на нем просто висну... хватаясь за липкую от крови одежду, повторяя: не трогай ее, пожалуйста, оставь ее, она тебя не разглядела, нам пора идти, нам правда пора... А потом визг, выстрел — и... не знаю, наверное, в сумке у кенгуру такое ощущение. Или когда летишь на машине в пропасть и осознаешь, что забыл все молитвы. Все до единой.

* * *

Я прихожу в себя от тишины. В старой части города есть такие вот скверики, тихие и светлые, словно шумный ночной центр остается за звуконепроницаемым куполом.

Демон тоже здесь. Сидит на корточках с краю фонтана, покачиваясь на самых носках, словно хочет то ли взлететь, то ли прыгнуть. Пол-лица испачкано кровью — почему-то одна щека и мазок по шее, будто широкой кистью ляпнули.

— Майки, гляди, какая луна... — говорит он, не сводя с неба сияющих диких глаз. — Она была такой, когда... — не замечая, он вдруг переходит на какой-то странный мелодично-трескучий язык, всплесками возвращаясь к английскому, можно разобрать только что-то про "верхушки черных сосен" и "снег, словно атласный полог". — Ты видишь?.. Видишь, Майки?..

На секунду на меня накатывает такой безотчетный ужас, что я закрываю лицо руками. Но он так же внезапно отступает, и остается только усталость. Привыкаю, наверное.

— Вижу, — отвечаю мрачно. — С девушкой все в порядке?

— С какой из них?

— С живой!

Наконец Демон спрыгивает, но вот это потустороннее покачивание и блеск никуда не деваются. После Эркхам он всегда бешеный, обожает весь мир, способен трахнуть сателлита своих детей и кучу прочей ерунды натворить — но охота это другое. Или то же самое со знаком минус. Я всегда его уже остывшим заставал, хотя и того хватало. Он становится даже красивым: кожа светится, волосы искрят, радужка будто вращается вокруг зрачка... и глаза б мои этого всего не видели.

— А обо мне спросить не хочешь? Я, между прочим, из-за тебя пулю поймал.

— С ней все хорошо? — повторяю с нажимом. Демон улыбается, жутковато, хотя улыбка эта уже чуть более приземленная, и не уверен, что стало лучше.

— Уймись, в порядке твой ненаглядный коп, — фыркает он. — Страшно было?

— Переживу.

— А сердце твое не согласно. Тук-тук... Тук-тук... Тук-тук... — он с усмешкой легонько тыкает сжатыми пальцами мне в грудь, не больно, но бесит ужасно, и я перехватываю его за запястье.

— Не лапай меня, умоляю. У тебя руки по локоть в кровище, и не в переносном смысле.

— Какие мы серьезные. На свои посмотри.

Он прав, и я — апатично, без особого отвращения — мою руки в фонтане. То же делает и он — демонстративно, напоследок ополоснув лицо. Будто так легко отмоется...

— Ну, теперь можно трогать?

Очень расслабленно Демон прижимает меня к краю фонтана, коснувшись за ухом горячими губами. Вся одичавшая энергия движется вместе с ним, ласкает, подавляет... И где только силы беру упираться.

— Имеешь право. Но может, лучше все-таки домой?

— Да не нервничай, она ничего не видела. Как и контролер.

Меня будто в этот ледяной фонтан уронили. Нет, я точно совсем дурак, мы с Уиллом оба. Конечно, он знал про контролера, как я мог даже предположить, что не знал! В этом весь смысл охоты, разве нет?

— Пожалуйста, пошли домой, — говорю, может, излишне резко, но как уж могу. Впервые за много лет обниматься вообще не хочется, видеть его не хочется, тварь безответственную.

Через несколько шагов без особой надежды оглядываюсь — он не идет следом, а закуривает, опираясь о фонтан. Не сердится, в глазах та же усмешка, в голосе — искры.

— Тебя не поймешь, Майки. Вечно жалуешься, что тебе ласки не хватает, а теперь отталкиваешь.

— Я не жалуюсь! Я вообще такого не говорил!

— А зачем говорить? — Демон чуть склоняет голову к плечу. — Я слышу все, что в моем доме творится, каждый вздох, каждый скрип...

То ли от этого голоса, то ли от чего еще мне вдруг кровь в лицо бросается, почти до слез.

— И не отталкиваю! Просто мне не по себе, что этот красноглазый выродок тут бродит... и что ты по углам кучу трупов порастыкал... и что в тебе пуля сидит.

Замолкаю, окончательно растеряв словарный запас. Я вдруг четко осознаю то, что где-то там знал всегда — что ему действительно ничего не угрожает. Что когда-нибудь он может сдохнуть, лечь под смерть по своей воле, так же легко, как забавлялся с контролером. Просто из интереса. Надеюсь не дожить до этого, искренне, хотя вряд ли он продержится триста лет. Одна надежда на конец света...

Окурок аккуратно летит в урну, и Демон подходит, медленно, не поймешь, что и на уме.

— Why... does... my heart... cry?.. — напевает он утреннюю песенку, и меня передергивает.

Feelings I can't fight...

You're free to live me...

But just don't deceive me...

And please!.. believe me when I say...

Фраза обрывается. Ну конечно.

— Он ловит собственный хвост, — говорит Демон мне на ухо, легко касаясь предплечья, локтя... сплетая наши пальцы. Даже после воды рука не холодная, хотя и остывает уже. — Глупый маленький щенок. Орден, из которого в контроль приглашают, силен, но самый старший из них — ровесник Вильгельма Завоевателя, будь старый пень до сих пор жив... Сюда так вообще часто молодняк посылают, хоть и способный. Так что бегать от них с одной стороны — не так чтоб опасно, а с другой — интересно. К тому же этот не показался мне смышленым.

— Почему? — спрашиваю еле слышно.

— Он не видел меня, но чуял же. А тебя видел. И отпустил, хотя не мог не знать, кто мы друг другу. На его месте я бы использовал тебя как живца.

— А на своем месте?

— Порвал бы его на салфетки и отправил посылкой в их головной офис.

— Все шутишь.

— Шучу. Майк, — говорит он неожиданно серьезно, — я бы никогда не подставил Монти. Ни при каких обстоятельствах. Даже если бы пришлось решать вопрос... радикально.

Наконец я поворачиваюсь.

— Больно?

— Конечно, больно. Я же не-мертвый, а не не-живой.

— Покажи.

Демон распахивает рубашку. Края рваные, будто пулю нетерпеливо выковыривали, и несмотря на засыхающую кровь видно, как дыра становится все мельче. Я прикасаюсь губами где-то рядом, он шипит — больше притворства, чем боли. Хорошо, что просто свинец... Может, я дурак набитый, но верю каждому его слову и уже не против пообниматься. Если желания до сих пор совпадают... Поэтому следующая фраза звучит очень неубедительно.

— Когда-нибудь тебя убьют.

— Хрена с два, — улыбается он. А потом поднимает меня, обхватывая чуть выше колен, как шестилетку, и я упираюсь в его плечи. Нечасто выдается возможность посмотреть сверху вниз. — Я же долбаный Супермен.

— Ты не Супермен. Но если бы у Кларка Кента могли быть дети от Лекса Лютора — это был бы ты.

— Знаешь, иногда твоя извращенность даже меня шокирует.

Да уж. Порой я думаю, что будь у меня нормальный отец или нормальный психоаналитик, со мной бы такого никогда не случилось. И я бы не радовался просто тому, что меня держат и упасть не дают.

— Ну прости, что прервал твой офигительный квест.

Опустившись на землю, я чувствую сожаление. Не думал, что такое возможно, только не с Майком Норманом, не с тем, для кого твердая почва под ногами — это все.

— Я все равно собирался закругляться. Разве не чувствуешь?

Ничего я не чувствую. Но независимо от этого через пару минут хлынул такой ливень, что на нас в момент сухого места не осталось.

* * *

Оказалось, дом совсем не далеко, если добираться огородами. Там прямо под горячим душем мы избавляемся от одежды, отпихнув ее в угол комком — потом все сжечь, включая обувь. Вода, уходящая в сток, становится чистой довольно нескоро.

— Это было глупо, — говорит Демон, подставляя мое лицо под поток, пока не начинаю фыркать. Ему-то хорошо — дышать не обязательно, можно стоять так, пока вода не закончится.

— Идея Уилла, не моя.

— Всегда знал, что он бесстрашный.

— Уилли, значит, смелый — а я глупый?

— Это одно и то же. — Наконец, закрыв кран, он отжимает свои волосы, потом мои. От раны на груди не осталось и следа. — Чего ты хочешь, Майки?

Он ждет ответа, и я его даю.

— Спать хочу... Ужасно. Буду счастлив, если вообще дойду до спальни.

— И это все?

Киваю, упираясь лбом в его плечо. И это все. Да, после Эркхам он затащил бы меня в койку на двое суток и травмировал, пока стоп-слово не скажу. Но я уже говорил, охота — это другое... Если не дай бог недобор — опасно, стоп-слово может и не сработать. Если же под завязку, как сейчас — то он уже получил удовольствие, запредельное, которое не превзойти. А я не люблю игру в одни ворота.

— Ну смотри.

— Только если... ты не мог бы завтра остаться дома? — решаюсь в конце концов. — Наша связь причудливо работает, а мне в Нью-Йорк ехать на днях. Семинар, помнишь? И столько надо сделать... а голова вообще не варит, и...

Впервые поминаю связь — но, видимо, время подходящее. Демон усмехается.

— Забавно. Ладно, я, в общем, никуда и не собирался. А в перерыве можно побаловаться — давно мы палками не махали.

Не знаю, что у меня с лицом, потому что он закатывает глаза.

— Не фехтовали, господи... Точно уверен, что ничего не хочешь?

Я начинаю хохотать, не могу сдержаться — из последних сил. Он всегда говорит, что у меня одно на уме, но это неправда. Темперамент мой всегда был более чем средним — я никогда не хотел кого-то так, что ум за разум. Никогда не целовался, погибая от отчаяния, что это вот-вот закончится, даже если прерваться нужно лишь на вдох. Никогда от одних прикосновений ноги не отнимались и кожа не горела. Я не озабоченный, что бы там Демон не думал. Просто нужно время привыкнуть к тому, чего никогда не испытывал.

Полотенце величиной с вертолетную площадку накрывает меня с головой, и пол в третий раз за эту ночь скользит из-под ног. Вспоминаю вдруг, как он нес меня на руках из больницы — все казалось таким четким и определенным, таким понятным. Наверное, мозги еще плохо работали...

Сейчас, конечно, чуть лучше. Моя Сцилла не уходит, и я понимаю, почему. Хочет продлить тепло, покидающее его с каждой минутой. Жаль, что у меня нет для этого тысячи рук, но делаю что могу.

— У Монти прnbsp; Демон тоже здесь. Сидит на корточках с краю фонтана, покачиваясь на самых носках, словно хочет то ли взлететь, то ли прыгнуть. Пол-лица испачкано кровью — почему-то одна щека и мазок по шее, будто широкой кистью ляпнули.

авда не будет проблем?

— Да чтоб мне сдохнуть, — говорит Демон, тихо и неохотно. — Контролер работу не выполнил, и написать правдивый отчет — значит признать свою несостоятельность в частности и их Клуба в общем. А репутация немалых денег стоит... Так что прямо сейчас он занимается тем, в чем им действительно нет равных. Уборкой.

— Скажешь, сколько?..

— Зачем?

— Просто интересно.

— Восемь. Ну, семь с половиной... может, ее напарник-герой еще выживет...

Сон колеблется, то накатывая, то отступая. Возможно, всему виной прижатое ко мне тело — под кожей все еще плывет, гудит, гуляет похищенная у других жизнь. У тех, кому уже не гулять... Я непроизвольно вздрагиваю, и объятья становятся крепче. В другое время, если бы мы друг друга так тискали, в жизни б не уснуть — но сейчас чувствую себя чугунной болванкой.

— Генри, а я как умру?

— Быстро. Даже не заметишь.

— А именно?

— Сам знаешь.

— А если... ты этого не сделаешь? Как будет?

— Блин, да что ты привязался? — в его голосе какое-то незнакомое недовольство, только оттенок уловить не могу. — Оно тебе надо?

Я замираю — перегнул? — но через секунду все же слышу:

— Это будет НЕ быстро. И ты заметишь каждую секунду, поверь.

— Откуда знаешь?

— Слышал. Майки, какого хрена ты думаешь на триста лет вперед? — Демон чуть отстраняет меня за шею. Пальцы на горле напряжены, хоть и не сжимают. — Мир катится к чертям, кто знает, сколько нам осталось. Может, грянет техногенная катастрофа, или природная, или еще какая, и мы все сгинем через полвека. Или раньше, а может, позже. Или вас накроет первых — а потом и мы подтянемся. Будет день — будет пища.

Сам не рад, что спросил. Тихонько глажу его руку, не отводя глаз, пока она не обвивает меня снова.

— В свете сегодняшних событий смысл у этой фразы какой-то...

— Спи уже, ладно?

* * *

В нашей с Генри связи кроме недостатков есть очевидное преимущество. С ее помощью комплексам, страхам и навязчивым идеям рано или поздно просто выходит срок, и они исчезают — слезают с легкостью, как шелуха, или отрываются с болью. Я не боюсь темноты. Уже не боюсь крови. Не ворошу прошлое. Однажды Демон позвал меня посмотреть отцифрованную фотку Зака столетней давности, и меня даже слегка замутило от злости — заранее. Пока не увидел тощего до прозрачности ребенка, впервые оказавшегося перед фотокамерой — в одном глазу ужас, в другом восторг... И обнаружил вдруг, что смотрю с тем же выражением лица, что и сам Демон, хотя у меня никогда не было ни сына, ни детеныша. Нет, какие-то вещи просто нами придуманы, а какие-то надо пережить, с чужой помощью или без. Если с Заком когда увидимся, я его точно обниму — вот уж офигеет...

У меня остается последний, вроде бы пустяковый страх — что Демон умрет раньше меня, но справиться с ним пока непросто.

Надеюсь, трехсот лет хватит. Больше у меня просто нет.

* * *

энд

Oh it's such a perfect day,

I'm glad I spent it with you...

Oh such a perfect day,

You just keep me hanging on...