↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Одиссея капитана Балка"
Пролог.
22.02.1905, Царское Село, вечер
— Спасибо! Спасибо, господа. И вас всех сердечно поздравляю. Слава Богу, все завершилось. С Победой нас всех! И, Петр Павлович, прошу Вас, я сейчас пойду немножко подышать, погуляю по парку. ОДИН. Будьте добры, постарайтесь сделать так, чтобы никто не мелькал вокруг. Я не дальше Фотографического.
— Слушаюсь, Ваше Величество!
— Александр Иванович, Вы что-то хотели сказать? Слушаю Вас.
— Ваше Величество, извините, но вдруг подумал, что если Вы решили на прогулку... Просто Дик с Касей у нас еще не гуляные, со всей этой суматохой...
— Ясно. Хорошо, возьму их с собой. Поводки в павильоне? И не волнуйтесь, рукавицы я взял...
Февральская метель захватила его сразу. С порога овладев всем существом. Он стоял перед ней, огромной, бескрайней, всесильной, затопившей все вокруг. Стоял один. Как маленький мальчик из прочитанной в детстве сказки перед входом в ледяные чертоги Снежной Королевы...
Он поглубже надвинул на лоб любимую кубанку и поднял воротник пальто. Снег забивался всюду, куда мог найти хоть щелку, слепил глаза выбивая слезу. "Тонко Спиридович мне хвостатых провожатых навесил. Молодец... И действительно, Гессе совсем неважно выглядит. Хорошо, что Михаил предупредил о его нездоровье. Надо обязательно Петру Павловичу отдохнуть. Александр Иванович хоть и молод, но и без него справится вполне. В курс всех дел уже вошел, так что, пожалуй, завтра и решим этот вопрос...
А еще хорошо, что Алике убедила одеть валенки, — подумалось Николаю, когда двери царского подъезда только затворились за спиной, — Пожалуй, первая такая пурга в этом году, да не пурга даже — это уже буран почти. Господи, какая же первобытная красота".
Бледные пятна двойных электрических фонарей вдоль пруда и дорожек едва проглядывали в летящей, вьющейся снежной круговерти. И только два ближних светили достаточно, чтобы увидеть занесенные гранитные ступени крыльца и девственно чистую белизну внизу, начисто слизнувшую расчищенные за день дорожки.
Николай закрыл глаза и с минуту постоял, подставив разгоряченное переживаниями дня и шампанским лицо освежающему покалыванию несущихся в волшебном хороводе снежинок. "Господи, всемогущий и всепрощающий... Слава Тебе! Господи, прости мне грехи мои тяжкие и страхи мои, не отступись и впредь... Направь и укрепи разум мой и десницу мою. Спаси и сохрани рабов твоих и матушку нашу Россию..."
Император Всероссийский молился. И это была не разученная с детства молитва. ТАК он говорил с Богом только несколько раз в жизни...
Великая Российская вьюга окружала его во всем своем великолепии снежной вечности. Со своим многоголосым хоралом, с отдаленным стоном качающихся на ветру обнаженных крон вековых лип и дубов, с призрачно-белым калейдоскопом переплетающихся струй поземки...
Наконец, как будто очнувшись, царь снял рукавицу, стер снег и льдинки с ресниц и бровей, стряхнул с усов, потер ладонью мокрое лицо, и с облегчением вздохнув, точно сбросив с плеч тяжкую ношу, шагнул в снег. Спокойно и уверенно, как в штормящий морской прибой на бьеркском пляже во время летней грозы...
Кружащийся возле угла дворца мощный вихрь попробовал на прочность бросившего ему вызов одинокого человека. Налетел, яростным порывом ветра чуть не сорвал с головы кубанку, швырнул в лицо пригоршню сверкающих ледяных стрелок. Отступил на мгновенье, набросился вновь, пытаясь остановить, свалить с ног... Но не тут-то было: человек устоял и продолжил свой путь, почти по колено зарываясь в свежий, текучий снег...
* * *
"А ведь не зря говорят на Руси, что в такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгоняет, — подумал Николай с улыбкой, в очередной раз стряхивая снег с усов, — Ничего. Во-первых, собаки у меня немецкие, а во-вторых, в парке наверняка тише. Так что мохнатым по свежему снежку поноситься — будет только в радость. Здоровые псы вымахали. Дика так и вообще можно издали с волком перепутать. И умные. Нужно обязательно заставить разводить и у нас эту породу. И в армии, и в полиции послужат..."
Среди деревьев буйство пурги действительно резко пошло на спад, и идти по освещаемой призрачным светом электрических фонарей снежной глади, под которой едва угадывались контуры дорожки к псовому павильону, стало значительно легче. Павильон этот по его указанию выстроили прямо над тепловыми трубами от главной котельной, возведенной в дальнем углу парка и запущенной впервые в октябре прошлого года. "Песий домик" с внутренними помещениями был утеплен, однако собаки сами могли выходить в открытый внутренний вольер. Судя по всему, разыгравшаяся не на шутку непогода их не особо донимала, и они как обычно сидели там, в ожидании хозяина. Николай, любивший сам их выгуливать, уже метрах в ста от павильона знал, что его ждут...
До Дика с Каськой у него была только одна любимая собака. Небольшой, поджарый пес средней лохматости по имени Иман, ирландской породы. Когда он внезапно умер от остановки сердца больше трех лет назад, Николай больше ни к кому из "придворных" псов не привязывался. А вот разных заблудших дворняг отстреливал в парке с наслаждением. С одной стороны — охотничий азарт, с другой — профилактическая мера, ибо бешенство или псовая чума были в те времена довольно серьезной опасностью. Укушенному бешеным животным человеку грозила тяжелая болезнь с неотвратимым летальным исходом, против чего даже вакцина Пастера не была панацеей. А беспокоиться царю было за кого и, как главу многочисленного семейства, его вполне можно понять. Тем более, что дворцовой охране и полиции стрелять на территории дворцового комплекса разрешалось только в исключительных случаях. Пуля, как говорится, дура. И еще не известно в кого соизволит попасть...
Но кроме этого, Николай вообще не любил любых чужих на СВОЕЙ ЛИЧНОЙ территории.
"Жаль, что нельзя так просто разрешать проблемы с некоторыми из двуногих... Прости, Господи, дурные мысли... Хотя, нет, не нельзя, конечно... Однако-ж, САМОДЕРЖЕЦ. Но нет. Не подобает это... Так будет вернее. Как человеку воспитанному и высокородному...
Да. Прости, милый Иман. Прости, друг мой, я долго хранил верность твоей памяти, но эта мохнатая парочка... Как же они сразу залезли в сердце всеми своими восемью лапами. С того самого первого дня, когда два лохматых "квадратных" увальня со смешными любопытными мордами и непропорционально большими, тяжеловесными лапами, устроили скачки на скользком для них новом паркете Александровского дворца... Господи, как же все смеялись над их неуклюжестью... Во время обеда они и отомстили главным насмешницам — безжалостно сгрызли ножки у венского комода в комнате Ольги с Татьяной. А уж когда барон Фредерикс вознамерился было за это их наказать... Что тут было..." Николай хмыкнул про себя, вспоминая как две юных фурии с гневными глазами чуть не напали на несчастного министра двора, который просто очень любил порядок, одной из форм которого считал воздаяние по заслугам...
Первым подал голос Дик. И тут же более высоко и тонко завизжала без ума влюбленная в хозяина Каська. "Ну и слух же у них. Щас ведь точно всего в снегу изваляют. Силушкой-то господь не обделил. И не щенки уже... И все-таки какой же Миша молодец, что настоял именно на этой породе. Я бы сам точно предпочел сибирскую лайку. Ведь про немецкую овчарку у нас ничего особого и не писали, так, вскользь, что, мол, в Германии культивируют овчарочью собаку... Я и не ожидал увидеть ТАКОЕ чудо... Да... А в каком восторге от них девочки. НО нет, сегодня я их в дом не впущу. Сейчас набегаются, наваляются по сугробам, опять все у нас там псиной провоняет. Алике с маленьким. Не хочу нервировать по пустякам, день и так в полном сумбуре прошел..."
Появлением своим в семье императора, именно в семье, а не при дворце, эта парочка мохнатых и зубастых была обязана Банщикову. Когда весной прошлого года Гессе, Дедюлин, и Герарди принесли на утверждение новое Положение "Об охране Императорских резиденций, мест пребывания и ЕИВ в пути следования", одним из пунктов было приобретение для семьи императора охранных собак. Поначалу Николай воспротивился, считая, что из-за предполагаемой болезни наследника близкое соседство с животными, которых фактически можно рассматривать как оружие, небезопасно. Мало ли что... Но тут Михаил подсказал, что как раз сейчас в Германии окончательно, в нескольких поколениях уже, сформирована порода немецкой овчарки. По отношению к детям эти псы весьма благодушны и дружелюбны, зато при необходимости всегда смогут защитить и их, и старших членов семьи от внезапной опасности. На том и порешили.
Откомандировали в Вюртемберг Мосолова, миссию которого телеграммой сопроводил сам кайзер. Там, у Макса фон Штефаница и купили двоих трехмесячных кутешат с длинными немецкими именами, которые уже в Царском селе были немедленно трансформированы дочерьми в Дика и Касю. Почему именно так? А никто императора в известность об этом и не ставил. Кстати, Вильгельм же и оплатил покупку, заявив, что это его подарок дорогому кузену...
— Ну, привет! Привет зверюги лохматые... Ай! Каська, не лижись же! Холодно! Ой, ах ты, лохма зубачая, карман же оторвешь! Фу!! Дик! Сидеть! Ну-ка! Успокаивайтесь оба... Так, ну-ка, давайте-ка сюда загривки... Ошейники. Поводки возьму сейчас... Все. Гулять!!!
Кубарем выкатившись в дверь и чуть не сбив при этом с ног Императора, взвизгивая и звонко гавкая от радости, взрывая сугробы тучами снежной пыли как два миноносца, идущих в атаку сквозь штормовые волны, овчарки растворились во вьюжной круговерти...
* * *
Итак, вопреки большинству предсказаний и пророчеств, война завершилась победоносно. Отбитая сегодня в Токио телеграмма с подтверждением текста заключенного братом Мирного договора стала ее последней точкой. И как будто вдруг упала мутная пелена впереди... Раздвинулись горизонты... Можно и нужно идти дальше...
Но откуда тогда это тревожное ощущение звенящей, почти осязаемой пустоты внутри, почти физического душевного изнеможения, которые нежданно-негаданно пришли на смену тому грузу забот и печалей, что до самого сегодняшнего вечера так давил на плечи? Наверное, он просто устал... Выдерживать тот темп, которые они с Михаилом задали всем окружающим, и им самим было не легко... Да. Действительно — он просто очень устал...
Николай неторопливо шел, вдыхая свежий, морозный воздух. Снежинки таяли на щеках, приятно освежая. Как хорошо... Можно расслабиться и просто не о чем не думать...
Но память вдруг, пробившись сквозь блаженную истому вечерней прогулки под музыку пурги, неожиданно вернула его в прошлое. Такое недавнее. И уже такое далекое...
Он хорошо помнил тот прошлогодний мартовский вечер. Слишком хорошо... Александр Михайлович вернулся из Дивеева и сразу, не навестив даже Ксению, поднялся к нему. Уставший от долгой дороги и не особо разговорчивый, он протянул ему запечатанный монастырской печатью длинный и узкий конверт.
— Сандро, а на словах?
— Нет, Никки. Она меня в этот раз даже в келью не звала. Буркнула, чтоб ждал. И с час почти ее не было. Потом черницы побежали к матушке-игуменье, а вернулись уже с запечатанным письмом. И на прощания посмотрела на меня так... И говорит: "Только ЕМУ. Чтоб САМ прочел. И САМ РЕШАЛ!" Повернулась и дверь за ней хлопнула. Словно уличила в том, что я могу читать твои письма...
— Не обижайся на Параскеву Ивановну, милый Сандро. Ты же знаешь, что у божьих людей свои промыслы. Может о тебе она и не думала в этот раз вообще... Благодарю тебя за труд, что сразу поехал. И оборотился быстро. Как раз успел к завтрашнему заседанию с Дубасовым и остальными. Отдохни пока, а утром переговорим, хорошо?
— Хорошо, Никки. Тогда я к себе... Алике не покажешь?
— Нет...
Когда дверь кабинета закрылась за спиной Великого князя, Николай быстро подошел к абажуру на столе, и так и не присев в кресло, распечатал конверт...
На маленьком листочке дешевой писчей бумаги корявым, крупным почерком старицы было написано:
"Спрашиваешь, кто пришел и кто будет? Зачем он? Что делать?
Когда и как — то мне не ведомо, но уже недалек он от Тебя. Будет подле Тебя. Путем дальним придет, таким, что обычному мирскому не дается. Будет сынишке помощь от него. И будет Божья Воля Тебе через него. Что делать Тебе — о том не ведаю. НО вижу: будет выбор Тебе дан. Две дороги. Одну ты знаешь. Какой пойдешь, то сам решай. Но вторая легче не будет, только короче. САМ РЕШАЙ".
"Только короче... Господи! Дай сил, направь, укрепи... Вторая дорога будет короче... И нельзя ошибиться. Нельзя... Значит, Михаил? И второй путь короче... Что случиться раньше? Наша Голгофа и гибель России? Или же излечение и величие ее? И ни намека, ни подсказки... Значит и сама не знает, иначе написала бы... САМ РЕШАЙ... — Император со вздохом опустился в кресло, вперив невидящий взгляд в выхваченный абажуром круг света на зеленом сукне с ответом Дивеевской Старицы посредине, — Сам решай... Как? Или так, как твердили все предсказатели, укрепив сердце готовиться к искупительной жертве? Как повелел Святой Серафим: ничего не предпринимая ко спасению России, нести свой Крест до конца?
Или отринув смирение, вступить на путь, к которому призывает Михаил? А в сущности, есть ли ТЕПЕРЬ у меня выбор? То, что он послан свыше, а не глаголит через него глас нечистого, блаженная подтвердила. Значит то, что за нашей гибелью и смутой последует столетие, не менее страшное и кровавое для России, фактический ее развал и балансирование на краю новой смуты, вполне реально? Но разве ради ЭТОГО готовился я смиренно принести себя и... ВСЕХ моих в жертву?
Ради того, чтобы за грядущее столетие английские купцы и еврейские банкиры стали почти полными хозяевами мира, а славяне превратились в вымирающий народ? Хочу ли я этой двойной русско-германской бойни, ведущей к мировому возвышению англосаксов и ими же сконструированной? Нет... Тогда, возможно, что предсказания Авеля и послание отче Серафима кто-то подменил? Возможно ли? Или это были испытания мне, посланные свыше? На стойкость в вере? Никто не подскажет... Это — МОЙ КРЕСТ. РЕШАЙ САМ..."
И он решил. Вернее — решился... А потом был этот год. Год, принесший ему мешки под глазами, кучу седых волос, бессонных ночей и трудных решений, когда приходилось переступая через свое "Я", делать что НУЖНО, а не что ХОЧЕТСЯ... Год, принесший ему сына, друга и Победу...
...Дик внезапно вырвался из снежной пелены откуда то сбоку. Он мчался на Николая неотвратимо как торпеда, от которой кораблю уже не увернуться, и всем на мостике остается только отрешенно следить за тем, как ее стремительный пенный след приближается к борту... "Все. Быть мне сейчас в сугробе. Подловил-таки, хитрый волчище, — пронеслось в голове Николая, — Ух, а ты откуда, шельма!" Каська темной молнией взвилась из-за ближайшего белого бархана, сшибла на лету Дика, уводя в сторону от хозяина. И тут же псы с притворным рычанием и клацаньем, играя укатились куда-то в снежную пыль...
"Пожалуй, телеграмму в Потсдам нужно будет послать еще сегодня... Как и обещал. Так что пора нам готовиться к приему гостей. Вильгельм обещал чем-то удивить. Только я, наверное, знаю чем — Николай улыбнулся, вспоминая доклад Фридерикса об очевидном сердечном влечении некой юной особы к Витязю на белом коне, поражающему толпы азиатских варваров, — Вот она — оборотная сторона нашей с Банщиковым затеи с фото— и кинорепортажами из Маньчжурии и с Квантуна. Благодаря которым весь мир смаковал отъезд Михаила на передовую из артурского госпиталя вопреки стонам Стесселя и врачей. Похоже, что доскачется братец, ох доскачется. Но, судя по всему, Мишкин и сам не против. Ну, что-ж... Худого в этом ничего не вижу.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |