Ветер бил в лицо, обжигая холодными порывами и позвякивая кольцами на загривке благородного животного. Пластины вычурной, боевой брони всадница давно отстегнула, чтобы хоть немного облегчить ношу скакуна, жалея о том, что ещё на земле не догадался сделать тоже с его крыльями.
Небесный аур, существо напоминающее царственного льва с гигантскими, орлиными крыльями, давно оставил позади свою резвость. Теперь его движения были похожи на судорожные рывки умирающего животного. Бока тяжело ходили ходуном, дыхание разрывалось хриплым кашлем, грива спуталась колтунами и тот потухшими глазами ловил остатки вечернего света. Он несся вперед не столько силой мышц, сколько отчаянием и гордыней, отказываясь сдаваться перед неумолимо приближающейся опасностью. Впрочим, у иных всадников, что по большей части летели на малмутах, крылатых волках или грифонах, положение было ещё хуже.
Громкий хруст ломающейся кости перекрыл жалобный, почти человеческий, вскрик животного, летящего чуть позади, на мгновение заглушив вой ветра. Все вокруг почувствовали, как звучала погребальная песнь уставшего сердца, что вот-вот остановится, обрушив пернатое тело в хищную стихию под ними, но безжалостное время не оставляло им шанса помочь погибающему собрату.
Который день они гнали своих, небесных скакунов над смертельно опасными тучами, полными эфирных искажений, ища в них прореху. Звери выбивались из сил, один за другим падали в бурлящий безумными цветами Вечный Океан, которому не было видно ни конца, ни края, а позади клубилась, нагоняя, громада следовавшего за ними Кх'алтара. Зверя из Бездны. Существа, порожденного в глубинах мальстрима, где страдания и отчаяние слились в единую сущность. Его прежде бесформенное тело, сейчас приняло форму пульсирующей, темной массы, извивающейся по небесам, подобно змее, покрытой густым слоем кричащих теней.
Все эти дни он медленно, но неуклонно догонял их. Единственное спасение, которое оставалось, это разрастающаяся пасть катаклизма, на севере у самого горизонта. Гигантский аркус облачного массива, словно волна стягивала к себе мутный покров, скрывавший землю. Возможно, им повезет и там, возле ока бури, они смогут обнаружить просвет, чтобы спуститься.
Шансов победить посланника сил Разрушителя у остатков их небольшого отряда не было никаких. Оставалось лишь спасаться бегством. Теперь ещё и нужно успеть до первого "вздоха" Небесной Горы, что знаменует прорыв изначальной магии в реальность. Все, что окажется в этот момент рядом, будет тут же изменено в нечто иное, новое, страшное.
Впрочем, даже будь возможность сразиться на равных, на подобный риск никто бы из них не пошел. С огромным трудом, если не сказать чудом, добыли они искомое в Омуте Мучителя, там где и указали им оракулы владык. В глубинах улья каннибалов, "ключ" обнаружился среди груд обглоданные дочиста костей, да гор тряпья, покрытого черной плесенью. Никому не нужный и забытый. Как эта вещь вообще оказалась там?
Хотя нет, она не хотела этого знать и отнюдь, не потому, что мысли о пожираемых заживо внушали ей страх или отвращение, рожденным в Кеплере такие сантименты не свойственны. Причиной был стыд за неосмотрительность. То, как они сокрушали искаженных магией обитателей глубин, выжигая заразу, десятилетиями опустошающую окрестные земли, как упиваясь собственной силой, ослепнули от гордыни. Она расслабилась, не заметив, что их просто ведут в ловушку. Лишь тревога её скакуна, почуявшего приближение сущности Кх'алтара, спасло её Всадников Шторма от гибели прям там же.
Молния темно-сапфировой дугой расчертила небо, потянувшись к набирающей силе реликтовой магии. Её энергии, потрескивая, растекались в стороны и мир впереди треснул, как разбитый витраж, осыпаясь вниз осколками серых небес, а на их месте появлялись зеркальные воронки, в которых отражалось прошлое, будущее, и то, что произойдет, если они когда-нибудь станут единым. В глубине мальстримов, набирающих скорость, сошлись в бою призрачные армии грозных инферналов. Стихии, подвластные их злой воле, превращали пространство вокруг в кромешный, вставший на дыбы, Ад.
Смертельно уставший аур даже не заметил новой преграды и лишь натянутая, медная цепь управы, сковавшая его левое крыло, заставила животное заложить крутой вираж, уходя вниз от столкновения. Но этого оказалось недостаточно. Шрамы на теле реальности, со скоростью разбегающихся по льду трещин, расчертили пространство сетью угловатых шипов. Они, словно когти зверя вонзившиеся в плоть, тянули на себя рваные клочья облаков, отчего внутри тех растеклась какая-то слизь и кучевые массивы на глазах приобретали цвета давно сгнившего мяса.
Всадница скользнула взглядом по веретену отражений впереди и черные нити магии, изливающиеся из его центра, впились в разум, заставив ту безмолвно закричать. Когда же ослепившая её вспышка боли погасла, она заметила, что одна из боевых сестер сумела-таки вырваться из западни, отвесно спикировав во внезапно образовавшийся просвет.Та все набирала скорость, явно рискуя разбиться на смерть.
Причина, почему она вообще оказалась так низко, выбившись из общего строя, была банальна. Лишившись сил, её молодой грифон просто больше не мог махать крыльями, планируя вниз, опасно приближаясь к облакам, наполненным искривлением и едва в тех образовался просвет, наездница тут же направила скакуна в него. Безумие. Почти самоубийство, но единственный шанс для этих двоих на спасение. И возможно, спасения для всей их миссии.
Рука сама потянулась к кулону, в котором был заключен золотистый осколок с прожилками, наполненными кристаллизованной магией. Добыча, что они сумели выкрасть из Омута Мучителя. Её нужно спасти. Во что бы то ни стало передать сестре, падающей сквозь облака.
Ветер попытался раскидать слова заклятия переноса, а жар от приближающихся, черных шипов, на гранях которых танцевали тысячи теней, иссушил глотку, превращая мерный речитатив в сухое карканье. Холодные когти агонии Кх'алтара уже проникали в подкорку разума, превращая сознание в месиво из ночных кошмаров и обещаний бесконечных мук.
Ярко вспыхнув, заклятие погасло, развеянное бичом, хлестнувшим наперерез серебристой молнии, на секунду принеся ужас от мысли, что ничего не вышло. Однако, опустевшая рука и разочарованный вой Зверя Бездны за спиной успокоили всадницу, несущуюся прямиком в горнило битвы потусторонних. Теперь она не думала отворачивать в сторону, чувствуя, как несколько лезвий, рожденных в "мире за гранью", оставили на коже горящие огнем порезы. Сердце благородного аура больше не билось и её тоже скоро должно остановиться, но это было не важно. Главное, что им удалось вырвать ключ. Всадники Шторма никогда не подводили своих владык и несмотря на потери, справились и в этот раз.
Краем гаснущего сознания Кирана почувствовала, как что-то острое вонзилось в спину. Неважно. Боль временна. Слава вечна.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — —
ГЛАВА 0. Тени Прошлого.
Желтоватый свет холодного осеннего солнца едва пробивался сквозь полог пожухлой, умирающей листвы. Ледяные лианы-паразиты уже крепко обвились вокруг чахлых стволов, изменённых магией деревьев. Скоро кроны скроются в гнилостно-розовых коконах этой новой 'коры' и настанет время собирать зимний урожай.
Кеплер или как его ещё называли, проклятый мир, был скуп на подарки и если уж он давал возможность накопить провианта на зиму, относительно безопасным способом, то это нельзя было упускать. Молодой человек, стараясь не касаться мутировавшей поверхности ветки осторожно сорвал несколько, случайно замеченных орехов и присев, стал изучать землю в поисках оставленных им ранее знаков. Камень-вдова, светящийся ядовитый мох, лесная трупоедка, он искал любую из меток, которые оставлял для себя и родни. Они позволяли не потерять в вечно меняющемся лесу важные места, вроде схронов, грибниц или даже старых гномских дозорных каверн.
Ничего, лишь свернувшиеся в сухие трубочки листья умирающего валежника. Последний раз окинув поляну взглядом и с грустью признав, что на этот раз природа его переиграла, парень, вздохнув, поднялся на ноги. Надо было двигаться дальше — оставаться на одном месте, значило привлечь к себе нежелательное внимание местных обитателей. Но если его отец или старший брат могли выйти против какой-нибудь твари вроде дьяволо-волка один на один и одержать победу, то ему о таком не приходилось даже мечтать. Подобные мысли часто посещали юного охотника, а от воспоминаний об отце начинало щемить в груди. Тот погиб больше десяти лет назад, но тяжесть утраты тяготила сегодня ни чуть не меньше.
Пробираясь сквозь поредевший подлесок, осторожно перешагивая гниющие остатки черведрева, чтобы не дай бог их не задеть и не побеспокоить живущих в этих стволах-ловушках колоний жуков плотоядов, Викар старался отбросить, так не вовремя нахлынувшие, воспоминания. Ему не посчастливилось родиться в мире, где нужно было быть начеку все время, а смерть была далеко не худшей судьбой для незадачливого искателя приключений, но по мимо его воли мысли все чаще возвращались к тому проклятому дню ...
* * *
— Пап! Постой, — крикнул запыхавшийся мальчуган, — тут слишком много веток. — Но не успел он договорить, как из-за высокой сосны, истошно вереща и размахивая маленькими щпальцами-вибриссами вылетел очередной белкогриб. Викар едва успел среагировать, подняв плетеную корзину и поймав рыжую добычу. Белкогриб влетел в корзинку, где с чавком был насажен на миниатюрные колья, вплетенные во внутренние стенки и дно. На этих деревянных 'клыках' уже истекали разноцветной кровью и ихором десяток разнообразных лесных животных.
Мальчик подождал, пока свежая добыча перестанет дергаться, после чего, аккуратно, обухом, подаренной старшим братом костяной дубинки, продвинул полосатое тельце глубже в корзину. Однако белкогриб оказался вовсе не мертвым и тут же хлестнул, по приблизившейся к нему ребристой рукояти оружия, гибкими щупальцами. Тонкие пурпурные канатики взбухли выпустив из себя ядовитые хелицеры. Мальчишка улыбнулся:
— Ишь какой хитрый, но я хитрее, — едва слышно прошептал он. Осознание, что даже мертвое может быть опасным, отец вколачивал в него с того момента, как парнишка начал понимать людскую речь. Уроки жизни сыпались на него и его братьев один за другим: все люди вне семьи враги, жить в городе значит быть бесправным рабом, жить на пустошах значит в лучшем случае умереть, а в худшем ... впрочем о худшем отец пока не рассказывал.
— Викар, что я тебе говорил о разговорах с самим собой? — раздался голос, глубокий, как корни окружавших его деревьев. В нем не было гнева, скорее тревога о том, что сын забыл уроки выживания. Вообще-то полное имя мальчика было Викариан, на нем настояла его мать, надеясь, что оно привлечет внимания Пантеона и дарует помощь тезке одного из сыновей Громовержца. Однако отец никогда не разделял этих шаманских взглядов своей жены чародейки и по старой воинской привычке называл сына Викаром, либо просто Виком.
— Есть охотник и его добыча, а разница между ними лишь в том, кто кого первый заметил, — тихо пробормотал виновник отцовского беспокойства.
— Именно сын! — мальчик все ещё не мог понять, откуда исходит голос, он будто бы звучал со всех сторон одновременно. Найти егеря в родном лесу было делом непростым. Внезапно то, что раньше было частью дерева, покрытого тонкими ветками с темной зеленью старой листвы, шевельнулось и направилось вглубь бора, а голос говорившего стал мягче — идем, мы должны добраться до дольмена раньше чем солнце войдет в зенит.
Бросив взгляд на песочного цвета небо, закрытое тяжелыми безводными облаками и поудобней перехватив корзину с добычей, паренек приладил дубинку к захвату на поясе и тут же устремился в след едва отличимой от окружающего леса фигуре. Сам он уже пытался делать 'камуфляжные нахлесты', постигая искусство скрытности, но все что пока у него выходило это зелено бурая мешанина, из постоянно норовивших отвалиться сучков, да мятых листьев. Это недоразумение скорее было постоянно шелестящей и неудобной помехой нежели надежной маскировкой. Отец лишь улыбался, глядя на него и изредка подсказывал как лучше приладить тот или иной элемент на меховую накидку.
Они шли вперед, пробираясь через чумной валежник. Пару раз отец останавливал его, указывая на участки, опасные для жизни, вроде лежки горбатого лицехвата или норки трупоедки. Это был небольшой зверек, едва ли с ладонь взрослого человека, но обладающий пастью занимавшей половину его туловища и усеянную маленькими острыми крючками зубов, истекающих густым зеленоватым ядом. Голова напоминала гриб гнилушку с десятками желейных усиков, каждый из которых оканчивался черной бусинкой глаза. Встреча с ним не сулила ничего хорошего.
Пробивавшееся сквозь перину грязных облаков солнце, было уже почти в зените. Многие опасные создания заснули или притаились, не желая выходить на освещенные участки, где их смогли бы легко заметить иные хищники. Именно поэтому охотники всегда старались дойти до злачных мест раньше полудня, так как возвращаться домой в потемках было делом во сто крат более опасным, чем даже повстречаться с ...
* * *
'Химера!' — Викара вырвало из мира воспоминаний, таких теплых и таких безопасных, где отец всегда был готов прийти на помощь и рывком бросило в длинные высушенные когти реальности. Задумавшись слишком сильно, он нарушил первое правило егерей: всегда будь начеку, иначе из хищника превратишься в добычу. Теперь, в каком-то метре от его лица колыхались под порывами ветра, будто водоросли в воде, множество тонких гибких веточек, чья напускная видимая хрупкость являлась весьма обманчивой.
Это были охотничьи сети. Они вырастали из туго натянутого каната мышц и сухожилий, цветом ничем не отличимых от окружавших охотника деревьев, и уходившего в ствол мощного дуба. Слева от дерева-носителя жутковатой поросли, возвышались ещё два его брата, не менее старых, увенчанных венцами ветвистых крон и золотом осенних жухлых листьев. Из дальнего вырастала ещё одна рука-силок, раскинувшая свою паутину в другом конце лесной прогалины, оплетая чахлые кусты красной горе-ягоды, видимо там была нора какого-то животного. Однако настоящий кошмар, буквально выплывал из поверхности самого могучего, с болезненно-почерневшей и отсыхающей, словно кожа от черной чумы, корой дуба.
Это была голова химеры. На короткой мускулистой шее, толщиной с предплечье взрослого мужчины, покоился огромный череп. Он был туго обтянут сухой коричневой кожей и увенчан тремя полуметровыми рогами, выходившими из висков и затылка твари. Рога выгибались симметрично. Они образовывали что-то вроде трехгранной костяной короны над гротескной головой и изобиловали черными наростами, из которых сочился тонкими струйками темно-фиолетовый дымок. Это нечестивое марево свивало причудливые, непостоянные узоры и распадалось на части так же легко, порождая всполохи энергий изменения. Чудовище было самим эфиром, квинтэссенцией ночных кошмаров, напоенное силой из ключей дикой магии.
По истерзанной коре несчастных деревьев, от рук и головы химеры, расходились темные концентрические круги, будто тварь 'выныривала' из их плоти. Даже самые безумные и пугающие мутации, о которых знали люди, никогда не создавали ничего столь противоестественного, нематериального и в то же время опасного.
