Гарри Поттер и Тайная комната

глава один

САМЫЙ УЖАСНЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Не в первый раз за завтраком в доме номер четыре по Бирючиновой аллее разгоралась ссора. Мистер Вернон Дурсль был разбужен ранним утром громким улюлюканьем, доносившимся из комнаты его племянника Гарри.

— Третий раз за неделю! — проревел он через стол. — Если ты не можешь управлять этой совой, ее придется выбросить!

Гарри снова попытался объяснить.

— Ей скучно, — сказал он. — Она привыкла летать на улице. Если бы я только мог выпускать ее гулять по ночам...

— Я что, похож на идиота? — проворчал дядя Вернон, и с его густых усов свисал кусочек яичницы. — Я знаю, что произойдет, если выпустить эту сову.

Он обменялся мрачными взглядами со своей женой Петунией.

Гарри попытался возразить, но его слова потонули в долгой, громкой отрыжке сына Дурслей, Дадли.

— Я хочу еще бекона.

— На сковородке еще осталось, сладенький, — сказала тетя Петуния, устремив затуманенный взгляд на своего огромного сына. — Мы должны помочь тебе, пока у нас есть такая возможность. ...Мне не нравится, как пахнет эта школьная еда. . . .

— Ерунда, Петуния, я никогда не голодал, когда учился в Смелтингсе, — искренне сказал дядя Вернон. — Дадли получает достаточно, не так ли, сынок?

Дадли, который был таким большим, что его задница свисала с кухонного стула, ухмыльнулся и повернулся к Гарри.

— Передай сковородку.

— Ты забыл волшебное слово, — раздраженно сказал Гарри.

Эффект, произведенный этой простой фразой на остальных членов семьи, был невероятным: Дадли ахнул и упал со стула с таким грохотом, что сотряслась вся кухня; миссис Дурсль тихонько вскрикнула и прижала ладони ко рту; мистер Дурсль вскочил на ноги, на его висках вздулись вены.

— Я имел в виду "пожалуйста"! — быстро сказал Гарри. — Я не имел в виду...

— ЧТО я ТЕБЕ ГОВОРИЛ, — прогремел его дядя, брызгая слюной на стол, — НАСЧЕТ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОИЗНОСИТЬ СЛОВО НА БУКВУ "М" В НАШЕМ ДОМЕ?

— Но я...

— КАК ТЫ СМЕЕШЬ УГРОЖАТЬ ДАДЛИ! — взревел дядя Вернон, ударив кулаком по столу.

— Я просто...

— Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ ТЕБЯ! Я НЕ ПОТЕРПЛЮ УПОМИНАНИЯ О ТВОЕЙ НЕНОРМАЛЬНОСТИ ПОД ЭТОЙ КРЫШЕЙ!

Гарри перевел взгляд со своего багроволицего дяди на бледную тетю, которая пыталась поднять Дадли на ноги.

— Хорошо, — сказал Гарри, — хорошо.

Дядя Вернон снова сел, дыша, как запыхавшийся носорог, и внимательно наблюдая за Гарри уголками своих маленьких острых глаз.

С тех пор как Гарри приехал домой на летние каникулы, дядя Вернон обращался с ним как с бомбой, которая могла взорваться в любой момент, потому что Гарри Поттер не был нормальным мальчиком. На самом деле, он был настолько ненормальным, насколько это вообще возможно.

Гарри Поттер был волшебником — волшебником, только что закончившим свой первый курс в Школе чародейства и волшебниц Хогвартс. И если Дурсли и были недовольны его возвращением на каникулы, то это не имело никакого отношения к тому, что чувствовал Гарри.

Он так сильно скучал по Хогвартсу, что это было похоже на постоянную боль в животе. Он скучал по замку с его потайными ходами и привидениями, по своим занятиям (хотя, возможно, и не по Снейпу, мастеру зелий), по почте, доставляемой совой, по банкетам в Большом зале, по постели с балдахином в спальне башни, по визитам к егерю Хагриду в его хижине по соседству. К Запретному лесу на территории парка и, особенно, к квиддичу, самому популярному виду спорта в волшебном мире (шесть высоких ворот, четыре летающих мяча и четырнадцать игроков на метлах).

Все книги Гарри с заклинаниями, его волшебная палочка, мантия, котел и первоклассная метла "Нимбус Две тысячи" были заперты дядей Верноном в шкафу под лестницей, как только Гарри вернулся домой. Какое Дурслям дело до того, что Гарри потерял место в школьной команде по квиддичу из-за того, что не тренировался все лето? Какое Дурслям дело до того, что Гарри вернулся в школу, не сделав ни одного домашнего задания? Дурсли были из тех, кого волшебники называют магглами (в их жилах не было ни капли магической крови), и, по их мнению, наличие волшебника в семье было предметом глубочайшего стыда. Дядя Вернон даже запер сову Гарри, Хедвиг, в клетке, чтобы она не передавала сообщения кому-либо в волшебном мире.

Гарри был совсем не похож на остальных членов семьи. Дядя Вернон был крупным, без шеи, с огромными черными усами; у тети Петунии было костлявое лошадиное лицо; Дадли был светловолосым, розовощеким и толстым. Гарри, напротив, был маленьким и худощавым, с блестящими зелеными глазами и черными как смоль волосами, которые всегда были растрепаны. Он носил круглые очки, а на лбу у него был тонкий шрам в форме молнии.

Именно этот шрам делал Гарри таким необычным, даже для волшебника. Этот шрам был единственным намеком на очень загадочное прошлое Гарри, на причину, по которой его оставили на пороге дома Дурслей одиннадцать лет назад.

В возрасте одного года Гарри каким-то образом пережил проклятие, наложенное величайшим Темным колдуном всех времен, лордом Волдемортом, чье имя большинство ведьм и волшебников все еще боялись произносить. Родители Гарри погибли во время нападения Волдеморта, но Гарри отделался шрамом от удара молнии, и каким-то образом — никто не понимал почему — силы Волдеморта были уничтожены в тот момент, когда он не смог убить Гарри.

Итак, Гарри воспитывали сестра его покойной матери и ее муж. Он провел десять лет с Дурслями, так и не поняв, почему с ним продолжали происходить странные вещи, хотя он этого и не хотел, поверив в историю Дурслей о том, что он получил свой шрам в автокатастрофе, в которой погибли его родители.

А потом, ровно год назад, Гарри написали из Хогвартса, и вся история выплыла наружу. Гарри поступил в школу волшебников, где он и его шрам были знамениты. ...но теперь учебный год закончился, и он вернулся к Дурслям на лето, и с ним снова обращались как с собакой, которая вывалялась в чем-то вонючем.

Дурсли даже не вспомнили, что сегодня у Гарри двенадцатый день рождения. Конечно, он не возлагал больших надежд; они никогда не дарили ему настоящего подарка, не говоря уже о торте, но полностью игнорировать это. . .

В этот момент дядя Вернон важно прочистил горло и сказал:

— Итак, как мы все знаем, сегодня очень важный день.

Гарри поднял глаза, едва осмеливаясь в это поверить.

— Вполне возможно, что сегодня я заключу самую крупную сделку в своей карьере, — сказал дядя Вернон.

Гарри вернулся к своему тосту. Конечно, с горечью подумал он, дядя Вернон говорил о том дурацком званом обеде. Он уже две недели ни о чем другом не говорил. Какой-то богатый строитель с женой собирались прийти на ужин, и дядя Вернон надеялся получить от него крупный заказ (компания дяди Вернона производила сверла).

— Я думаю, нам следует еще раз пройтись по расписанию, — сказал дядя Вернон. — Мы все должны быть на своих местах в восемь часов. Петуния, ты будешь?..

— В гостиной, — быстро ответила тетя Петуния, — жду, чтобы любезно поприветствовать их в нашем доме.

— Хорошо, хорошо. А Дадли?

— Я буду ждать, чтобы открыть дверь. — Дадли изобразил на лице мерзкую, жеманную улыбку. — Могу я взять ваши пальто, мистер и миссис Мейсон?

— Он им понравится! — восторженно воскликнула тетя Петуния.

— Отлично, Дадли, — сказал дядя Вернон. Затем он повернулся к Гарри. — А вы?

— Я буду в своей спальне, не буду шуметь и сделаю вид, что меня здесь нет, — бесцветным голосом ответил Гарри.

— Вот именно, — злобно сказал дядя Вернон. — Я отведу их в гостиную, представлю тебя, Петуния, и налью им выпить. В восемь пятнадцать...

— Я объявлю, что подан ужин, — сказала тетя Петуния.

— А ты, Дадли, скажешь...

— Могу я проводить вас в столовую, миссис Мейсон? — сказал Дадли, протягивая свою толстую руку невидимой женщине.

— Мой идеальный маленький джентльмен! — фыркнула тетя Петуния.

— А ты? — злобно спросил дядя Вернон у Гарри.

— Я буду в своей комнате, не буду шуметь и притворяться, что меня здесь нет, — глухо ответил Гарри.

— Именно так. Теперь мы должны постараться сделать несколько хороших комплиментов за ужином. Петуния, есть какие-нибудь идеи?

— Вернон сказал мне, что вы замечательный игрок в гольф, мистер Мейсон. ...Расскажите мне, где вы купили свое платье, миссис Мейсон. . . .

— Отлично. Дадли?

— Как насчет того, чтобы написать сочинение о нашем школьном герое, мистер Мейсон, и я написал о вас.

Это было уже слишком и для тети Петунии, и для Гарри. Тетя Петуния разрыдалась и обняла своего сына, а Гарри нырнул под стол, чтобы они не увидели, как он смеется.

— А ты, мальчик?

Гарри изо всех сил старался сохранить невозмутимое выражение лица, когда вынырнул.

— Я буду в своей комнате, не буду шуметь и притворюсь, что меня там нет, — сказал он.

— Совершенно верно, так и будет, — убежденно сказал дядя Вернон. — Мэйсоны ничего о тебе не знают, и так оно и останется. Когда ужин закончится, ты, Петуния, отведешь миссис Мейсон в гостиную выпить кофе, а я продолжу разговор о тренировках. Если повезет, я подпишу сделку и скреплю ее печатью до начала новостей в десять. Завтра в это же время мы отправимся за покупками для загородного дома на Майорке.

Гарри не был в восторге от этого. Он не думал, что Дурсли полюбят его на Майорке больше, чем на Тисовой улице.

— Ладно, я ухожу в город за смокингами для нас с Дадли. А ты, — прорычал он Гарри. — Держись подальше от своей тети, пока она занимается уборкой.

Гарри вышел через заднюю дверь. День был чудесный, солнечный. Он пересек лужайку, опустился на садовую скамейку и запел себе под нос::

— С днем рождения меня. ...с днем рождения меня. . .

Ни открыток, ни подарков, и ему придется провести вечер, притворяясь, что его не существует. Он с несчастным видом уставился на живую изгородь. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким. Больше всего на свете в Хогвартсе, даже больше, чем по квиддичу, Гарри скучал по своим лучшим друзьям, Рону Уизли и Гермионе Грейнджер. Однако они, похоже, совсем не скучали по нему. Ни один из них не написал ему за все лето, хотя Рон и сказал, что собирается пригласить Гарри к себе погостить.

Бесчисленное количество раз Гарри был готов открыть клетку Хедвиг с помощью магии и отправить ее Рону и Гермионе с письмом, но рисковать не стоило. Несовершеннолетним волшебникам не разрешалось использовать магию за пределами школы. Гарри не сказал об этом Дурслям; он знал, что только их страх, что он может превратить их всех в навозных жуков, помешал им запереть его в чулане под лестницей вместе с волшебной палочкой и метлой. Первые пару недель Гарри наслаждался, бормоча себе под нос бессмысленные слова и наблюдая, как Дадли выбегает из комнаты так быстро, как только позволяли его толстые ноги. Но долгое молчание Рона и Гермионы заставило Гарри почувствовать себя настолько отрезанным от волшебного мира, что даже насмешки над Дадли потеряли свою привлекательность — и теперь Рон и Гермиона забыли о его дне рождения.

Чего бы он сейчас не отдал за весточку из Хогвартса? От любой ведьмы или волшебника? Он был бы почти рад увидеть своего заклятого врага, Драко Малфоя, просто чтобы убедиться, что все это не было сном. . . .

Не то чтобы весь его год в Хогвартсе был веселым. В самом конце прошлого семестра Гарри встретился лицом к лицу ни с кем иным, как с самим лордом Волдемортом. Волдеморт, возможно, и превратился в развалину своего прежнего "я", но он по-прежнему был страшен, по-прежнему хитер, по-прежнему полон решимости вернуть себе власть. Гарри во второй раз ускользнул из лап Волдеморта, но это было чудом, и даже сейчас, несколько недель спустя, Гарри просыпался по ночам в холодном поту, гадая, где сейчас Волдеморт, вспоминая его мертвенно-бледное лицо и широко раскрытые безумные глаза...

Гарри вдруг резко выпрямился на садовой скамейке. Он рассеянно смотрел на живую изгородь, а живая изгородь смотрела в ответ. Среди листьев показались два огромных зеленых глаза.

Гарри вскочил на ноги как раз в тот момент, когда над лужайкой разнесся насмешливый голос.

— Я знаю, какой сегодня день, — пропел Дадли, ковыляя к нему.

Огромные глаза моргнули и исчезли.

— Что? — спросил Гарри, не отрывая взгляда от того места, где они только что были.

— Я знаю, какой сегодня день, — повторил Дадли, подходя прямо к нему.

— Молодец, — сказал Гарри. — Итак, ты наконец-то выучил дни недели.

— Сегодня твой день рождения, — усмехнулся Дадли. — А почему у тебя нет никаких открыток? У тебя что, даже друзей нет в этом дурацком заведении?

— Лучше бы твоей маме не слышать, как ты говоришь о моей школе, — холодно сказал Гарри.

Дадли подтянул штаны, которые сползали с его толстой задницы.

— Почему ты уставился на изгородь? — подозрительно спросил он.

— Я пытаюсь решить, каким заклинанием лучше всего ее поджечь, — сказал Гарри.

Дадли тут же отшатнулся, на его жирном лице отразилась паника.

— Ты н-не можешь... Папа сказал тебе не заниматься м-магией... он сказал, что выгонит тебя из дома... и тебе больше некуда пойти... у тебя нет друзей, которые могли бы тебя отвезти...

— Джиггери-покерист! — свирепо воскликнул Гарри. — Фокус-покус — скуигли вигли.

— МАААААМ! — завопил Дадли, спотыкаясь о собственные ноги и бросаясь обратно к дому. — МААААМ! Сам знаешь, что он делает!

Гарри дорого заплатил за свое веселье. Поскольку ни Дадли, ни изгородь никоим образом не пострадали, тетя Петуния знала, что на самом деле он не колдовал, но ему все равно пришлось пригнуться, когда она нанесла ему сильный удар по голове мыльной сковородой. Затем она дала ему задание, пообещав, что он больше не будет есть, пока не закончит.

Пока Дадли бездельничал, наблюдая за происходящим и поедая мороженое, Гарри вымыл окна, машину, подстриг газон, подстриг цветочные клумбы, подрезал и полил розы, а также перекрасил садовую скамейку. Солнце палило ему в затылок. Гарри знал, что ему не следовало попадаться на удочку Дадли, но Дадли сказал именно то, о чем Гарри и сам думал. ...может быть, у него и не было друзей в Хогвартсе. . . .

"Жаль, что они не могут сейчас увидеть знаменитого Гарри Поттера", — свирепо думал он, разбрасывая навоз по цветочным клумбам; спина у него болела, а по лицу струился пот.

Было половина восьмого вечера, когда, наконец, измученный, он услышал, как тетя Петуния зовет его.

— Иди сюда! И пройдись по газете!

Гарри с радостью перешел в тень сверкающей кухни. На холодильнике стоял приготовленный на вечер пудинг: огромная горка взбитых сливок и засахаренные фиалки. В духовке шипела свиная вырезка.

— Ешьте скорее! Мейсоны скоро будут здесь! — рявкнула тетя Петуния, указывая на два ломтя хлеба и ломтик сыра на кухонном столе. На ней уже было коктейльное платье лососево-розового цвета.

Гарри вымыл руки и проглотил свой жалкий ужин. Как только он закончил, тетя Петуния унесла его тарелку.

— Наверх! Скорее!

Проходя мимо двери в гостиную, Гарри мельком увидел дядю Вернона и Дадли в галстуках-бабочках и смокингах. Он едва успел подняться на верхнюю площадку, как в дверь позвонили, и разъяренное лицо дяди Вернона появилось у подножия лестницы.