Душа на осколки

ДУША НА ОСКОЛКИ

Пролог

— Иди, — Люцифер опустил тяжелую голову, потирая свои тысячелетние морщины на лбу мозолистыми пальцами. Устал... Как же он устал, что уж говорить о людях?

Он не сомневался, что его приказ будет исполнен. Здесь воля человека, да и не человека, играла уже далеко не ту роль, что в их жизни. Тут существовали его веления и его желания. Его желания воздать то, что они успели заслужить за время своего пути.

— Зачем ты это сделал? — громогласный голос, разносящийся рокотом по необъятному залу, испугал бы любого, но Люцифер к нему давно привык.

— Мучить друг друга они могут и там, а у меня полно другой работы... — версия показалась правдоподобной даже ему. Они будут мучить друг друга, в этом не сомневался ни он, ни вопрошающий.

Вот только с ответом последний не спешил. Хотя... Ведь им-то некуда спешить...

— С годами ты становишься сентиментальным... — Люцифер попытался скрыть улыбку, вдруг коснувшуюся губ. Когда он улыбался в последний раз? Что стало тому причиной? Этого он уже точно не вспомнил бы.

Возможно. Возможно, действительно становится сентиментальным, а возможно, ему просто интересно понаблюдать, смогут ли они избежать старых ошибок ради того, чтобы совершить новые. Да и игра не должна прекращаться.

— Опять? — в голосе, дарующем всему земному успокоение, лишь Дьявол мог услышать нетерпение. Лишь их игра могла вызвать в Нем нетерпение.

— Опять.

— Ставишь на душу?

— На осколки...

ОСКОЛОК ПЕРВЫЙ

Глава 1

— Альма, — девушка почувствовала несколько легких толчков в плечо. Секунда, и она уже распахнула глаза, готовясь беспрекословно исполнять отданный приказ.

Наставница стояла над ее кроватью, держа в руках парафиновую лампу. Тусклый свет давал возможность рассмотреть лишь лицо женщины, и то, что оно полнится волнением. Черная монашеская одежда придавала фигуре еще большей таинственности, а вот кожа казалось белее обычного.

— Пора, Альма, собирайся, дитя.

— Что..? — голос после сна, казалось, совершенно потерян, а мысли отказывались строиться в ряд, способствовать пониманию того, что происходит вокруг.

— Здесь тебе опасно, дитя. Собирайся. За тобой приехали. Они отвезут туда, где никто не узнает... — поставив лампу на невысокий табурет, служивший часто и столом и комодом одновременно, наставница сама направилась в сторону платяного шкафа, в котором девушки-послушницы хранили свои поистине скромные пожитки.

— Что... — Альма моргнула, пытаясь заставить мозг работать быстрей, а потом поднялась с кровати, следую за матушкой. — Постойте, — она положила свои мягкие ладошки на сморщенные уже пальцы наставницы, упреждая ту от дальнейших действий. — Я не понимаю, матушка Витта, кто отвезет, куда?

Женщина остановилась лишь на мгновение. Бросила странный, очень странный взгляд на лицо девушки, а потом вновь занялась сборами.

— Ты сама все поймешь, скоро... Тебе объяснят, Альма. Просто так нужно. Поверь, дитя, так будет лучше для всех...

— Но...

— Собирайся! — еще минуту тому растерянная матушка Витта вновь обрела уверенность в себе, часто вселявшую страх в ее учениц. Любой приказ этой старой монашки был безапелляционным указанием к действиям. Был всегда, стал сейчас.

Лишь еще один взгляд в глаза наставницы, и Альма послушно отступает, давая возможность матушке Витте открыть шкаф.

— Кто является в ночь..? Да еще и столько стражи... Святой отче, перебудили всех наставниц, но ведь еще так рано, почти незаметно... — монахиня приговаривала себе под нос, путая Альму окончательно.

Кто-то явился, за ней явился, и теперь... Боже, ведь она еще ни разу в жизни не была за стенами своего маленького мира огражденного хвойным лесом... Ни разу в жизни не оставалась одна, ни разу не покидала свой дом.

Пусть домом ей служили холодные стены когда-то замка, а теперь обители нескольких десятков монахинь и их воспитанниц, но это был ее дом. Ее холодный, часто вражий, бесчувственный дом, из которого теперь ее хотели выдернуть в неизвестность.

— Матушка Витта...

— Все, — женщина защелкнула сундук, поворачиваясь к растерянной девушке. — Иди за мной, и взгляд поднимать не смей.

Вопросу вновь не дали сорваться с губ. Послушно кивнув, Альма проследовала за наставницей.

Удивительно, но ни одна из девушек, деливших с ней комнату, так и не проснулась. Или они просто сделали вид, что спят, опасаясь, что вспомнят и о них? Как же каждая из них мечтала рано или поздно вырваться из этой божьей пустоши, и как же страшно осознавать, что ее мечты близки к тому, чтобы стать правдой...

Оглянувшись напоследок, Альма попыталась запомнить хотя бы ночные очертания родных для нее предметов. Почему-то в возможность увидеть их еще хотя бы раз, она не верила.

Вереница коридоров, переходов, лестниц и вот, они оказались в огромном холле их замка-монастыря.

Видела ли Альма в своей жизни мужчин? Да. Старик, служивший на колокольне был знаком девочке с детства, у них часто получали кров путники, паломники и даже жил какое-то время отряд королевского войска. Но вот мужчины-полукровки, дети людей и лордов, в их захолустье были редкостью.

Светящиеся в темноте глаза поймали ее взгляд прежде, чем девушка успела опомниться, исполняя наставление матушки.

"Не смей поднимать взгляд, дурочка, тебе же велено!" — за долгие годы строжайшей дисциплины вычитывать себе Альма научилась, наверное, лучше, чем читать утренние и вечерние молитвы. Единственное, о чем она жалела — что эта способность не работает на опережение.

Ее заметили. Высокий, грузный мужчина, с практически львиной гривой седеющих волос и такими же пышными усами двинулся в их сторону.

Опустив взгляд в пол, Альма отметила, как руки матушки, державший саквояж, вдруг задрожали. Справиться с волнением ей удалось далеко не сразу.

— Это она? — сглотнув, Альма попыталась заставить сердце успокоиться. Да, она видела полукровок чуть ли не впервые, да, ее испугал этот взгляд, да, она неимоверная трусиха, но должна вести себя достойно. Достойно...

— Да, — даже голос главной наставницы показался теперь Альме слишком неуверенным. Но раздумывать об этом уже через мгновение у нее не осталось сил — мужчина приблизился, не церемонясь сбросил с ее головы капюшон, скрывающий слишком пышную копну рыжих волос, поддел подбородок, заставляя запрокинуть голову.

Впервые ее касались руки не подруги-послушницы или наставниц. Кожа у мужчины была горячей, мягкой, он тяжело и громко дышал, так, что Альма то и дело краем глаза улавливала, как вздымается могучая грудь, а воздух с шумом выходит из легких.

— Как тебя зовут, гелин? — гелин — невеста. Обращение, принятое в приграничье азарийских земель. Так называли всех девушек, достигших брачного возраста, но не успевших еще вступить в брак. Вот только будущих монашек это не касалось.

— Альма, ее имя — Альма, — впервые на памяти девушки, у наставницы Витты сдало терпенье, она ответила вместо подопечной, а получив в награду тяжелый взгляд мужчины, снова опустила голову, лишь сильней сжимая ручку саквояжа.

— Альма, гелин? — мужчина медленно повернул ее лицо, будто осматривая. Направо, потом налево, потом снова так, чтобы она могла в полной мере насладиться жутким зрелищем светящихся в полумраке глаз.

— Да, — и как ни странно, страшно не было. Сердце вырывалось из груди, кровь била в висках, несомненно, привлекая внимание полукровки еще больше, если легенда об их пристрастиях к человеческой крови, конечно, реальны, но страха не было.

Он держал ее подбородок в своих пальцах достаточно долго, как показалось Альме — целую вечность. Но вдруг все прекратилось, ее отпустили, мужчина моргнул, оглянулся на матушку Витту.

— Мы исполним свою часть уговора.

— Что..? — Альма повернула голову к наставнице, задавая вопрос скорей себе, чем окружающим.

Но ей бы никто и не ответил. Мужчина с усами кивнул, давая на что-то добро, к наставнице подошел еще один заезжий, забрал из ее рук саквояж.

— Пора в путь, гелин, — усач не обернулся, не обозначил очередным взглядом, что обращается к ней, но ослушаться Альма почему-то даже не подумала.

— Береги себя, девочка моя, — уже после того, как она сделала шаг следом за мужчиной, на ее плечо легла рука наставницы, сжала чуть сильней, чем того требовало обычное ее ободрение, а потом матушка Витта резко развернулась, спеша к остальным монахиням, застывшим посреди холла.

Не веря до конца, что это явь, Альма сделала еще один шаг вслед за незнакомцем. Господи, ведь это всего лишь сон? Делая шаг за шагом, девушка повторяла про себя, что это всего лишь сон. Что завтра она проснется и поймет, что ее сырая постель по-прежнему принадлежит ей, что до рассвета еще далеко, а значит, она не опаздывает на утреннюю молитву, что времени до начала занятий у нее предостаточно, и стоит в сотый раз повторить пройденное. Да, завтра обязательно так и будет...

Шаг, и еще один, и снова... Нырнув в собственные мысли, Альма не заметила, как пересекла холл, хотела обернуться, но даже этого сделать не смогла. Увидь она такие же растерянные провожающие ее взгляды, поверила бы в реальность происходящего, а этого ей совершенно не хотелось.

Пустошь перед замком встретила ее порывом ветра, разметавшим и без того непослушные волосы.

— Гелин? — усатый мужчина остановился у экипажа, явно принадлежавшего ему, открыл дверцу, предлагая Альме забраться туда первой.

— Кто вы? — уже во второй раз за ночь она нарушала заповедь матушки — снова смотрела в глаза мужчине, от которого теперь явно зависела ее жизнь. Этого делать нельзя, это как бросать вызов, но ведь по-другому понять помыслы человека, да и не человека, слишком сложно...

— А как ты думаешь? — мужчина, кажется, даже улыбнулся. И голос его не звучал сурово.

— Я не знаю.

— Я друг, гелин. Не волнуйся, друг, — и, повторив приглашение, мужчина кивнул на карету.

Возможно, в душе Альмы должен был родиться страх, сомненья... Возможно, ей стоило упереться рогом, требуя объяснений, хвататься за дверцы экипажа, упираться ногами, лишь бы ее не увезли из отчего дома, но что-то подсказывало девушке, что смысла в этом нет. За ней послала судьба. Это ее путь.

Глубокий вдох, наполнивший легкие запахом хвои и такой родной сырости — последнее, что она решилась взять с собой в неизвестность.

Одобрительный кивок седовласого "друга", и Альма нырнула в карету.

— Трогай, — мужчина последовал за ней. Остальные же путники оседлали лошадей.

Легкий толчок, и экипаж двинулся, заставляя Альму на секунду вжаться в сиденье.

— Спи, гелин. Путь длинный. Будем на месте не раньше утра.

— Путь куда? — Альма ощущала привкус горечи во рту. Горечи и утраты. Это не сон. Она, правда, больше не увидит этих людей и эти места. Что бы ни ждало ее дальше — сюда она уже не вернется.

— Спи, гелин, — незаметный пасс в ее сторону, и веки Альмы вмиг тяжелеют, не оставляя шанса на сопротивление.

Мужчина обернулся к окну, вглядываясь в укрытые туманом поля. Солнце должно вот-вот взойти, но это не важно. Пусть лучше спит. Потом будет не до сна, он знал точно. Он помнил.

— Ну что, Альма, попробуем еще раз?

* * *

*

— Мой лорд, — Аргамон склонился, не доходя до первой ступени крыльца.

Ринар ждал их. Стоило лишь почувствовать приближение экипажа, как он уже оказался на пороге. Он ждал этого долго. Безумно долго, и если и на этот раз их обманули... Если опять не она... Надежда сплелась с предчувствием горечи воедино.

— Где она? — тон мужчины был холоден, как и взгляд, выражения лица не должно было дать понять хоть кому-то, как сердце выскакивает из груди. Его сердце, сердце лорда, замедлившее свой стук много десятилетий тому, снова гонит кровь в жилах как у шестнадцатилетнего юнца.

— Она спит, мой лорд, — Аргамон отступил, открывая взгляду дверь экипажа. Кивнул одному из сопровождающих их стражников. Внимая молчаливому приказу, тот на секунду пропал в карете, а потом появился на свет, держа на руках девочку.

Ринар непроизвольно выдохнул. Девочка. Совсем еще ребенок, лет четырнадцать, не больше.

— Ты уверен, что это она? — старый служащий поймал неуверенный взгляд хозяина. — Что она сможет..?

— Я не могу быть уверенным на все сто, мой лорд.

— Но как ты узнал?

— Слухи, мой лорд, земля полнится слухами.

— Почему она не просыпается? — молчаливый страж, несущий на руках бесценное сокровище или очередную пустышку, успел приблизиться.

Ринар бросил на спящую еще один долгий взгляд.

— Я наложил на нее чары. Кажется, перестарался, — Аргамон невольно скривил губы в улыбке, скрывая это под пышными усами.

Неодобрительный взгляд на управляющего, и Ринар проводит над умиротворенным лицом девочки, вырывая ее из сновидений.

Секунду ничего не происходило, а потом... она открыла глаза.

Впервые за долгие годы Ринар потерял самообладание. Один взгляд этих глаз, и захотелось отшатнуться. Отшатнуться или упасть к ее ногам, потому что теперь он был уверен — это не ошибка. Наконец-то не ошибка.

* * *

*

Альма не поняла, как это произошло, просто ее вдруг вырвало из спокойного сна. Хлоп, и чей-то немой приказ, отданный шепотом прямо у нее в разуме, заставляет распахнуть глаза.

— Все хорошо, гелин, ты в безопасности, — испуг родился в ней в ту же секунду, а услышав знакомый уже голос усача, она обернулась, разыскивая его взглядом.

Осознание того, что ее держат на руках, совершенно посторонний человек... Хотя, может, даже не человек, тоже пришло почти сразу. Она дернулась, но державший ее страж только сжал руки сильнее, оглядываясь при этом на третьего, пристально следящего за ней мужчину.

— Отпусти, — тот кивнул, давая стражу добро, и лишь после этого Альма почувствовала твердую землю под ногами.

Щеки девушки невольно вспыхнули, она сделала шаг в сторону от недавно так тесно прижимавшего ее к себе мужчины, снова опуская взгляд.

Когда на плечо легла тяжелая рука уже другого нового знакомого, она непроизвольно вздрогнула. Святой Кастий, заступник всех невест божьих, куда занесла ее жизнь...

— Все хорошо, девочка, не бойся, — его низкий, рокочущий голос действительно помогал успокоиться, или, возможно, дело в руке. Альма всегда считала, что не относилась к тем людям, которым повезло чувствовать направленную на них магию, но что-то подсказывало ей, что этот полукровка уже во второй раз ворожит над ней. Скинуть руку, воспротивиться она не осмелилась. Лишь почувствовала, как страх понемногу отступает.

— Посмотри на меня, — этот же голос был полной противоположностью громогласности усача. Тихий, спокойный, вот только в отличие от фраз, брошенных "другом", как незнакомец сам попросил его называть, этот не оставлял права выбора. Ее не просили, ей приказывали.

И как бы ни было страшно поднять взгляд, направленный сейчас на носки его сапог, сделать это все равно пришлось бы. Тяжелый, прерывистый вздох, и, собрав силы в кулак, Альма вскинула голову, встречаясь глазами с обладателем этого жуткого до мурашек голоса.