Душа на осколки

ДУША НА ОСКОЛКИ

Пролог

— Иди, — Люцифер опустил тяжелую голову, потирая свои тысячелетние морщины на лбу мозолистыми пальцами. Устал... Как же он устал, что уж говорить о людях?

Он не сомневался, что его приказ будет исполнен. Здесь воля человека, да и не человека, играла уже далеко не ту роль, что в их жизни. Тут существовали его веления и его желания. Его желания воздать то, что они успели заслужить за время своего пути.

— Зачем ты это сделал? — громогласный голос, разносящийся рокотом по необъятному залу, испугал бы любого, но Люцифер к нему давно привык.

— Мучить друг друга они могут и там, а у меня полно другой работы... — версия показалась правдоподобной даже ему. Они будут мучить друг друга, в этом не сомневался ни он, ни вопрошающий.

Вот только с ответом последний не спешил. Хотя... Ведь им-то некуда спешить...

— С годами ты становишься сентиментальным... — Люцифер попытался скрыть улыбку, вдруг коснувшуюся губ. Когда он улыбался в последний раз? Что стало тому причиной? Этого он уже точно не вспомнил бы.

Возможно. Возможно, действительно становится сентиментальным, а возможно, ему просто интересно понаблюдать, смогут ли они избежать старых ошибок ради того, чтобы совершить новые. Да и игра не должна прекращаться.

— Опять? — в голосе, дарующем всему земному успокоение, лишь Дьявол мог услышать нетерпение. Лишь их игра могла вызвать в Нем нетерпение.

— Опять.

— Ставишь на душу?

— На осколки...

ОСКОЛОК ПЕРВЫЙ

Глава 1

— Альма, — девушка почувствовала несколько легких толчков в плечо. Секунда, и она уже распахнула глаза, готовясь беспрекословно исполнять отданный приказ.

Наставница стояла над ее кроватью, держа в руках парафиновую лампу. Тусклый свет давал возможность рассмотреть лишь лицо женщины, и то, что оно полнится волнением. Черная монашеская одежда придавала фигуре еще большей таинственности, а вот кожа казалось белее обычного.

— Пора, Альма, собирайся, дитя.

— Что..? — голос после сна, казалось, совершенно потерян, а мысли отказывались строиться в ряд, способствовать пониманию того, что происходит вокруг.

— Здесь тебе опасно, дитя. Собирайся. За тобой приехали. Они отвезут туда, где никто не узнает... — поставив лампу на невысокий табурет, служивший часто и столом и комодом одновременно, наставница сама направилась в сторону платяного шкафа, в котором девушки-послушницы хранили свои поистине скромные пожитки.

— Что... — Альма моргнула, пытаясь заставить мозг работать быстрей, а потом поднялась с кровати, следую за матушкой. — Постойте, — она положила свои мягкие ладошки на сморщенные уже пальцы наставницы, упреждая ту от дальнейших действий. — Я не понимаю, матушка Витта, кто отвезет, куда?

Женщина остановилась лишь на мгновение. Бросила странный, очень странный взгляд на лицо девушки, а потом вновь занялась сборами.

— Ты сама все поймешь, скоро... Тебе объяснят, Альма. Просто так нужно. Поверь, дитя, так будет лучше для всех...

— Но...

— Собирайся! — еще минуту тому растерянная матушка Витта вновь обрела уверенность в себе, часто вселявшую страх в ее учениц. Любой приказ этой старой монашки был безапелляционным указанием к действиям. Был всегда, стал сейчас.

Лишь еще один взгляд в глаза наставницы, и Альма послушно отступает, давая возможность матушке Витте открыть шкаф.

— Кто является в ночь..? Да еще и столько стражи... Святой отче, перебудили всех наставниц, но ведь еще так рано, почти незаметно... — монахиня приговаривала себе под нос, путая Альму окончательно.

Кто-то явился, за ней явился, и теперь... Боже, ведь она еще ни разу в жизни не была за стенами своего маленького мира огражденного хвойным лесом... Ни разу в жизни не оставалась одна, ни разу не покидала свой дом.

Пусть домом ей служили холодные стены когда-то замка, а теперь обители нескольких десятков монахинь и их воспитанниц, но это был ее дом. Ее холодный, часто вражий, бесчувственный дом, из которого теперь ее хотели выдернуть в неизвестность.

— Матушка Витта...

— Все, — женщина защелкнула сундук, поворачиваясь к растерянной девушке. — Иди за мной, и взгляд поднимать не смей.

Вопросу вновь не дали сорваться с губ. Послушно кивнув, Альма проследовала за наставницей.

Удивительно, но ни одна из девушек, деливших с ней комнату, так и не проснулась. Или они просто сделали вид, что спят, опасаясь, что вспомнят и о них? Как же каждая из них мечтала рано или поздно вырваться из этой божьей пустоши, и как же страшно осознавать, что ее мечты близки к тому, чтобы стать правдой...

Оглянувшись напоследок, Альма попыталась запомнить хотя бы ночные очертания родных для нее предметов. Почему-то в возможность увидеть их еще хотя бы раз, она не верила.

Вереница коридоров, переходов, лестниц и вот, они оказались в огромном холле их замка-монастыря.

Видела ли Альма в своей жизни мужчин? Да. Старик, служивший на колокольне был знаком девочке с детства, у них часто получали кров путники, паломники и даже жил какое-то время отряд королевского войска. Но вот мужчины-полукровки, дети людей и лордов, в их захолустье были редкостью.

Светящиеся в темноте глаза поймали ее взгляд прежде, чем девушка успела опомниться, исполняя наставление матушки.

"Не смей поднимать взгляд, дурочка, тебе же велено!" — за долгие годы строжайшей дисциплины вычитывать себе Альма научилась, наверное, лучше, чем читать утренние и вечерние молитвы. Единственное, о чем она жалела — что эта способность не работает на опережение.

Ее заметили. Высокий, грузный мужчина, с практически львиной гривой седеющих волос и такими же пышными усами двинулся в их сторону.

Опустив взгляд в пол, Альма отметила, как руки матушки, державший саквояж, вдруг задрожали. Справиться с волнением ей удалось далеко не сразу.

— Это она? — сглотнув, Альма попыталась заставить сердце успокоиться. Да, она видела полукровок чуть ли не впервые, да, ее испугал этот взгляд, да, она неимоверная трусиха, но должна вести себя достойно. Достойно...

— Да, — даже голос главной наставницы показался теперь Альме слишком неуверенным. Но раздумывать об этом уже через мгновение у нее не осталось сил — мужчина приблизился, не церемонясь сбросил с ее головы капюшон, скрывающий слишком пышную копну рыжих волос, поддел подбородок, заставляя запрокинуть голову.

Впервые ее касались руки не подруги-послушницы или наставниц. Кожа у мужчины была горячей, мягкой, он тяжело и громко дышал, так, что Альма то и дело краем глаза улавливала, как вздымается могучая грудь, а воздух с шумом выходит из легких.

— Как тебя зовут, гелин? — гелин — невеста. Обращение, принятое в приграничье азарийских земель. Так называли всех девушек, достигших брачного возраста, но не успевших еще вступить в брак. Вот только будущих монашек это не касалось.

— Альма, ее имя — Альма, — впервые на памяти девушки, у наставницы Витты сдало терпенье, она ответила вместо подопечной, а получив в награду тяжелый взгляд мужчины, снова опустила голову, лишь сильней сжимая ручку саквояжа.

— Альма, гелин? — мужчина медленно повернул ее лицо, будто осматривая. Направо, потом налево, потом снова так, чтобы она могла в полной мере насладиться жутким зрелищем светящихся в полумраке глаз.

— Да, — и как ни странно, страшно не было. Сердце вырывалось из груди, кровь била в висках, несомненно, привлекая внимание полукровки еще больше, если легенда об их пристрастиях к человеческой крови, конечно, реальны, но страха не было.

Он держал ее подбородок в своих пальцах достаточно долго, как показалось Альме — целую вечность. Но вдруг все прекратилось, ее отпустили, мужчина моргнул, оглянулся на матушку Витту.

— Мы исполним свою часть уговора.

— Что..? — Альма повернула голову к наставнице, задавая вопрос скорей себе, чем окружающим.

Но ей бы никто и не ответил. Мужчина с усами кивнул, давая на что-то добро, к наставнице подошел еще один заезжий, забрал из ее рук саквояж.

— Пора в путь, гелин, — усач не обернулся, не обозначил очередным взглядом, что обращается к ней, но ослушаться Альма почему-то даже не подумала.

— Береги себя, девочка моя, — уже после того, как она сделала шаг следом за мужчиной, на ее плечо легла рука наставницы, сжала чуть сильней, чем того требовало обычное ее ободрение, а потом матушка Витта резко развернулась, спеша к остальным монахиням, застывшим посреди холла.

Не веря до конца, что это явь, Альма сделала еще один шаг вслед за незнакомцем. Господи, ведь это всего лишь сон? Делая шаг за шагом, девушка повторяла про себя, что это всего лишь сон. Что завтра она проснется и поймет, что ее сырая постель по-прежнему принадлежит ей, что до рассвета еще далеко, а значит, она не опаздывает на утреннюю молитву, что времени до начала занятий у нее предостаточно, и стоит в сотый раз повторить пройденное. Да, завтра обязательно так и будет...

Шаг, и еще один, и снова... Нырнув в собственные мысли, Альма не заметила, как пересекла холл, хотела обернуться, но даже этого сделать не смогла. Увидь она такие же растерянные провожающие ее взгляды, поверила бы в реальность происходящего, а этого ей совершенно не хотелось.

Пустошь перед замком встретила ее порывом ветра, разметавшим и без того непослушные волосы.

— Гелин? — усатый мужчина остановился у экипажа, явно принадлежавшего ему, открыл дверцу, предлагая Альме забраться туда первой.

— Кто вы? — уже во второй раз за ночь она нарушала заповедь матушки — снова смотрела в глаза мужчине, от которого теперь явно зависела ее жизнь. Этого делать нельзя, это как бросать вызов, но ведь по-другому понять помыслы человека, да и не человека, слишком сложно...

— А как ты думаешь? — мужчина, кажется, даже улыбнулся. И голос его не звучал сурово.

— Я не знаю.

— Я друг, гелин. Не волнуйся, друг, — и, повторив приглашение, мужчина кивнул на карету.

Возможно, в душе Альмы должен был родиться страх, сомненья... Возможно, ей стоило упереться рогом, требуя объяснений, хвататься за дверцы экипажа, упираться ногами, лишь бы ее не увезли из отчего дома, но что-то подсказывало девушке, что смысла в этом нет. За ней послала судьба. Это ее путь.

Глубокий вдох, наполнивший легкие запахом хвои и такой родной сырости — последнее, что она решилась взять с собой в неизвестность.

Одобрительный кивок седовласого "друга", и Альма нырнула в карету.

— Трогай, — мужчина последовал за ней. Остальные же путники оседлали лошадей.

Легкий толчок, и экипаж двинулся, заставляя Альму на секунду вжаться в сиденье.

— Спи, гелин. Путь длинный. Будем на месте не раньше утра.

— Путь куда? — Альма ощущала привкус горечи во рту. Горечи и утраты. Это не сон. Она, правда, больше не увидит этих людей и эти места. Что бы ни ждало ее дальше — сюда она уже не вернется.

— Спи, гелин, — незаметный пасс в ее сторону, и веки Альмы вмиг тяжелеют, не оставляя шанса на сопротивление.

Мужчина обернулся к окну, вглядываясь в укрытые туманом поля. Солнце должно вот-вот взойти, но это не важно. Пусть лучше спит. Потом будет не до сна, он знал точно. Он помнил.

— Ну что, Альма, попробуем еще раз?

* * *

*

— Мой лорд, — Аргамон склонился, не доходя до первой ступени крыльца.

Ринар ждал их. Стоило лишь почувствовать приближение экипажа, как он уже оказался на пороге. Он ждал этого долго. Безумно долго, и если и на этот раз их обманули... Если опять не она... Надежда сплелась с предчувствием горечи воедино.

— Где она? — тон мужчины был холоден, как и взгляд, выражения лица не должно было дать понять хоть кому-то, как сердце выскакивает из груди. Его сердце, сердце лорда, замедлившее свой стук много десятилетий тому, снова гонит кровь в жилах как у шестнадцатилетнего юнца.

— Она спит, мой лорд, — Аргамон отступил, открывая взгляду дверь экипажа. Кивнул одному из сопровождающих их стражников. Внимая молчаливому приказу, тот на секунду пропал в карете, а потом появился на свет, держа на руках девочку.

Ринар непроизвольно выдохнул. Девочка. Совсем еще ребенок, лет четырнадцать, не больше.

— Ты уверен, что это она? — старый служащий поймал неуверенный взгляд хозяина. — Что она сможет..?

— Я не могу быть уверенным на все сто, мой лорд.

— Но как ты узнал?

— Слухи, мой лорд, земля полнится слухами.

— Почему она не просыпается? — молчаливый страж, несущий на руках бесценное сокровище или очередную пустышку, успел приблизиться.

Ринар бросил на спящую еще один долгий взгляд.

— Я наложил на нее чары. Кажется, перестарался, — Аргамон невольно скривил губы в улыбке, скрывая это под пышными усами.

Неодобрительный взгляд на управляющего, и Ринар проводит над умиротворенным лицом девочки, вырывая ее из сновидений.

Секунду ничего не происходило, а потом... она открыла глаза.

Впервые за долгие годы Ринар потерял самообладание. Один взгляд этих глаз, и захотелось отшатнуться. Отшатнуться или упасть к ее ногам, потому что теперь он был уверен — это не ошибка. Наконец-то не ошибка.

* * *

*

Альма не поняла, как это произошло, просто ее вдруг вырвало из спокойного сна. Хлоп, и чей-то немой приказ, отданный шепотом прямо у нее в разуме, заставляет распахнуть глаза.

— Все хорошо, гелин, ты в безопасности, — испуг родился в ней в ту же секунду, а услышав знакомый уже голос усача, она обернулась, разыскивая его взглядом.

Осознание того, что ее держат на руках, совершенно посторонний человек... Хотя, может, даже не человек, тоже пришло почти сразу. Она дернулась, но державший ее страж только сжал руки сильнее, оглядываясь при этом на третьего, пристально следящего за ней мужчину.

— Отпусти, — тот кивнул, давая стражу добро, и лишь после этого Альма почувствовала твердую землю под ногами.

Щеки девушки невольно вспыхнули, она сделала шаг в сторону от недавно так тесно прижимавшего ее к себе мужчины, снова опуская взгляд.

Когда на плечо легла тяжелая рука уже другого нового знакомого, она непроизвольно вздрогнула. Святой Кастий, заступник всех невест божьих, куда занесла ее жизнь...

— Все хорошо, девочка, не бойся, — его низкий, рокочущий голос действительно помогал успокоиться, или, возможно, дело в руке. Альма всегда считала, что не относилась к тем людям, которым повезло чувствовать направленную на них магию, но что-то подсказывало ей, что этот полукровка уже во второй раз ворожит над ней. Скинуть руку, воспротивиться она не осмелилась. Лишь почувствовала, как страх понемногу отступает.

— Посмотри на меня, — этот же голос был полной противоположностью громогласности усача. Тихий, спокойный, вот только в отличие от фраз, брошенных "другом", как незнакомец сам попросил его называть, этот не оставлял права выбора. Ее не просили, ей приказывали.

И как бы ни было страшно поднять взгляд, направленный сейчас на носки его сапог, сделать это все равно пришлось бы. Тяжелый, прерывистый вздох, и, собрав силы в кулак, Альма вскинула голову, встречаясь глазами с обладателем этого жуткого до мурашек голоса.

* * *

*

И во второй раз он тоже чуть не отшатнулся. Это правда. Они нашли то, что нужно. Через столько лет...

На него смотрели глаза совсем еще ребенка. Во всяком случае, наивности, невинности, немой мольбы и непонимания в них было куда больше, чем знаний о себе и мире вокруг.

Вот только ограничиться глазами Ринар не смог. Эта наивность, невинность, хрупкость крылась во всем, в каждой черте. Распахнутые перепуганные глаза, слегка подрагивающие крылья ровного носа, сжатые в тонкую линию бледные губы, даже копна беспорядочно вьющихся рыжих волос, спускающихся по плечам, подрагивала в такт с ее страхом. Все это казалось неимоверно правильным и... таким знакомым.

— Как тебя зовут? — еще один оклик, и она снова дергается, словно ожидая удара.

* * *

*

Он смотрел так пристально, так долго, не давая возможности не то, что отвести глаза, пошевелиться. Альма кожей ощущала скользящий по лицу взгляд, он будто прощупывал. Но не было в этом ни похоти, ни отвращения, лишь какая-то странная жадность. Может, жадность по отношению к ее крови, а может... А может, ей не дано понять этого человека... Лорда.

Мужчина был значительно младше своего усатого помощника, значительно моложе, но, кажется, в нем жизни содержалось куда меньше. От него веяло холодом, смертельным холодом, и страх невольно завладевал сердцем девушки.

Выше ее на две головы, он окутывал одним своим присутствием всех вокруг. Не только ее, даже стоящих за спиной она не ощущала, испытывая лишь его пристальный взгляд. Рука на плече уже не помогала справиться с дрожью.

Серые глаза с красным ободком, свидетельство принадлежности к представителям касты лордов, блуждали по ее лицу, а все, на что хватило смелости девушки — ответить тем же. Гладкая смуглая кожа, острый нос, резкие скулы, коротко остриженные волосы, и жадность в глазах. Жадность, заставляющая поежиться.

— Как тебя зовут? — Альма даже не сразу поняла, что обращаются к ней. И то, что дышать перестала, заметила лишь, когда рука на плече сжалась чуть сильней, будто подсказывая, что настало время говорить.

— Альма, — собственный голос показался девушке слишком тихим и неуверенным. А еще более странным показалось то, что ответа она ждала снова затаив дыхание. Будто этот вопрос мог иметь неправильный ответ, будто он мог не удовлетворить его...

* * *

*

— Альма, — мужчина повторил ее имя, поднося руку к лицу напротив.

Он видел такое раньше. Видел в глазах каждой, которая когда-то переступала порог этого дома, каждой, привезенной Аргамоном из очередных поисков, но никогда это не завораживало его настолько. Настолько сильно, настолько неконтролируемо.

Именно поэтому Ринар был уверен — на этот раз ошибки быть не может. Они угадали.

Почувствовав касание к щеке, девочка непроизвольно дернулась, но отпрянуть не посмела. Смелая. Губы Ринара дрогнули в улыбке. Он провел пальцами по скуле, остановился на секунду в уголке губ, обвел их контур, вернулся взглядом к глазам.

Цвет радужки лишь начал меняться, кальми в ней только зрела. Лишь один сектор сейчас отливал фиолетовым, но это временно. День за днем, цвета, свидетельствующего о том, что она почти готова, будет становиться все больше и больше.

— Альма, — опустив руку, Ринар снова повторил ее имя. — Душа. Ты чья-то душа, Альма, знала об этом?

Не отрывая взгляда от странного мужчины напротив, девушка мотнула головой. Он говорил слишком сложные для ее понимания вещи. Непосильные, для ее понимания.

— Душа... — мгновение, и мужчина моргает, отступая.

— Аргамон, проведи леди Альму в ее комнату, подозреваю, она захочет отдохнуть.

— Как скажете, мой лорд, — покоившаяся до сих пор на ее плече рука чуть надавила, провоцируя шагнуть в сторону распахнутой двери здания.

Господи, Альма лишь сейчас поняла, что все это происходило с ней не вне пространства и времени, а в мире, среди людей... или лордов.

Огромные двери, практически не уступающие дверям в их монастырь, распахнуты, и она делает шаг, потом еще один, следуя молчаливому приказу Аргамона. Именно так зовут усача, теперь она знала хоть это.

Уже на пороге девушка запнулась, резко оборачиваясь. Она не смогла бы объяснить, почему это сделала, просто где-то в голове снова прозвучала еле слышная команда и она оглянулась, ловя еще один взгляд незнакомца.

"— Душа..." — лишь секунда, и он отворачивается, а Аргамон снова кивает на дверь, приглашая войти.

* * *

*

"Я мог видеть ее раньше?" — лорд не часто решал обращаться напрямую к разуму подчиненных. Аргамон мог сосчитать эти обращения на пальцах, но видимо, вопрос был для Ринара слишком важен, чтобы откладывать на потом.

Указав Альме на лестницу, ведущую на второй этаж, он обернулся, утыкаясь взглядом в напряженную спину патрона.

"Нет. Не могли."

"Но почему тогда..?"

"Вы слишком долго думали о ее поисках, всего лишь."

"Да, наверное, ты прав. Иди."

Кивнув все той же спине, Аргамон поспешил вслед за девчонкой. Если бы Ринар знал, как близок к истине... Может, хотя бы на этот раз?

Глава 2

Кажется, ее снова насильно усыпили. Альма чувствовала, как ее все дальше и дальше уносит на волнах сновидений и не могла этому сопротивляться. Может, так действительно лучше? Лучше забытье, чем осознание себя в ошарашивающей реальности?

Проснулась девушка лишь тогда, когда солнце за окном клонилось к закату. Несмотря на то, что за последние два дня она проспала больше, чем за любую из недель обитания в монастыре, голова не болела, и тело будто отзывалось неимоверной благодарностью за предоставленный ему отдых. Альма села на кровати, оглядывая все вокруг.

Когда Аргамон привел ее сюда, сделать этого она не успела. Не заботясь о разрешении, усач вновь воспользовался своими умениями, погрузив ее в сон. Подобное явно входило в привычку мужчины, а значит, спиной к нему поворачиваться не стоит. Мало ли, что может полететь в нее в следующий раз.

В полумраке комнаты Альма различила границы большой кровати, вдвое или даже втрое превосходящей ее родное ложе. Девочка провела ладонью по шелковой простыне, на которой еще не так давно лежала. Необычайно приятна, даже представить сложно, сколько должна стоить такая роскошь. В изголовье кровати — по меньшей мере с десяток подушек, несомненно набитых пухом, в этом Альма почему-то не сомневалась. Пухом, а не жестким гусиным пером, способным оцарапать щеку до крови.

Все в этой комнате казалось нереальным и неправильным в своем богатстве. Слишком большая кровать, водруженная зачем-то на пьедестал, слишком шикарный шкаф у противоположной стены, украшенный невероятными резными узорами, слишком мало напоминает лампа на тумбочке свечу, которой приходилось довольствоваться Альме вечерами в своем углу, готовя задания на завтра...

Из раздумий девушку вывел тихий стук в дверь.

— Госпожа, позволите? — послышался скорей писк, чем голос взрослого человека, Альма же подскочила с кровати, разыскивая взглядом ту самую госпожу, к которой обращаются из-за двери. Но комната продолжает хранить молчание, а значит... Непроизвольно выдохнув, девушка подошла к выходу.

Госпожа... Никогда в жизни девушка не думала, что к ней обратятся так.

Свет из коридора ударил в глаза. В этом доме не чурались использовать магию, даже растрачивая ее на освещение.

У двери стояла девушка, на вид — чуть старше самой Альмы. И стоило последней открыть глаза после того, как она непроизвольно сощурилась от слишком яркого света, как пришедшая уже опустила голову, слегка присев. Как перед госпожой.

— Я пришла вам помочь принять ванну и одеться к ужину.

— Что? — наверное, это слово слышали от нее чаще других в последнее время, но еще ни разу Альма не получила ответ на свой вопрос, а потому подобное грозило повториться еще не раз.

— Я пришла вам помочь, госпожа, — девушка склонила голову еще ниже, повторяя объяснение немного тише.

— Я не... — Альма сама еще не знала, что собирается ответить: что не является госпожой или что не нуждается в помощи, но собеседница договорить ей не дала.

— Пожалуйста, — она лишь на миг вскинула полный мольбы взгляд, а потом опять уставилась в пол. — Мне велено, госпожа. Если я скажу, что вы меня отправили, лорд будет недоволен, пожалуйста...

Раздумывала Альма не больше мгновения. К несчастью, ей знакомо чувство, когда тобой недовольны.

Никогда она не была достаточно прилежна в учебе, молитвах, жизни. Причиной тому было не отсутствие стараний, она старалась, очень. Всегда старалась даже больше, чем подруги по несчастью, просто в ее жизни ничто не могло быть идеальным. Все имело червоточинку.

— Проходи, — отступив обратно в комнату, Альма позволила девушке войти.

Лишь на первый взгляд барышня показалась Альме робкой, скромной и запуганной. Оказавшись в комнате, та будто преобразилась. Щелчок пальцами и тут, как и в коридоре, загорается яркий свет, а незнакомка, уперев руки в боки, обводит комнату серьезным взглядом.

Не слушая протесты, она увязалась вслед за Альмой и в смежную ванную, вот только от помощи в банных процедурах еще вчера послушница безапелляционно отказалась, выставив новую знакомую за дверь.

Та, конечно, попыталась сопротивляться, но посчитав, что может пока приготовить необходимую одежду, сдалась.

Заперев дверь в ванную комнату, Альма на секунду прикрыла глаза. Святой Кастий... Как кровать занимала большую половину комнаты, так и ванна, о которой раньше Альме доводилось только слышать, возвышалась на стальных ножках, а наполнившая ее вода окутывала помещение горячим паром. Все, что могли им когда-то обеспечить матушки — общая баня раз в три дня. Волосы мыть разрешалось не чаще, чем раз в неделю, ведь все время, отданное телу — забранное у воспитания духа, в них же воспитывали именно его.

А в этом доме все будто кричало о том, что она сама, Альма, просто жалкое создание. Жалкое создание в монашеской робе, чуждое богатству обстановки, атмосферы и обитателей дома.

Чтобы скинуть эту самую робу, пропахшую сыростью и ветхостью монастырской спальни, девушке понадобились считанные мгновения, и ровно столько же на то, чтобы скользнуть в горячую ванну.

Все это казалось Альме нереальным. Все, что творилось вокруг. Еще вчера она ложилась спать, чтобы сегодня встать раньше рассвета и прожить день, ничем не отличающийся от прошлого, а теперь оказалась в неизвестном доме, среди неизвестных людей, и даже не людей. И ведь должна бояться. Должна, но почему-то в голове лишь мысли о том, что это правильно. Что так и должно было быть.

Минуты тянулись невероятно медленно, по телу разливалась непривычная истома, все грозило закончиться новой порцией сна, теперь уже прямо в воде, но очередной стук в дверь заставил Альму вновь встрепенуться.

— Вам помочь?

Боясь, что девушка и вправду заявится помогать, Альма скользнула босыми ногами на холодный кафель, по телу прошла дрожь.

— Не нужно, спасибо, — прежде чем горничная решит ослушаться, Альма облачилась в свой привычный наряд.

Пусть он не вписывается в общий ансамбль богатства и роскоши, она и себя не чувствовала частью этого ансамбля, потому притворство здесь неуместно.

— Все готово, госпожа, — горничная снова встретила ее, потупив взгляд, при этом обращалась она к кровати или к вернувшейся в комнату Альме, понять было слишком сложно. — Я помогу вам одеться.

— О, нет, — Альма отступила, мотнув головой.

На кровати лежал наряд. Несомненно, красивый, несомненно, ужасно дорогой, удобный, но надевать она его не собиралась.

— Но леди...

— Нет, — иногда даже в ней просыпалась решительность.

— Но мне велено...

— Как тебя зовут? — обращаться к незнакомке, не зная ее имени, Альме порядком надоело.

— Свира.

— Ты свободна, Свира, не волнуйся, если спросят, скажи, что сделала все, что тебе велели. Если спросят меня, я скажу, что сама переоделась в свое.

— Но, госпожа, мне велено...

— Альма. Меня зовут Альма, и я не госпожа. Я послушница монастыря.

— Мне велено подготовить вас к ужину, госп... Альма, — запинаясь, Свира продолжала спорить с кроватью, на которую сейчас смотрела. Нежелание же оглядываться на нее, Альму уже откровенно раздражало.

— Тогда я оденусь сама, я не беспомощна.

Свира явно собиралась возразить, но вовремя прикусила язык, лишь кивнула, пятясь к двери.

— Я буду ждать вас за дверью, госп...

— Альма, — девушка резко обернулась, блеснув глазами. Наверное, впервые она позволила себе повысить голос на кого бы то ни было. И Свира была в этом не виновата, просто спокойствие, которое еще совсем недавно царило в душе, начало проходить, заполняя мысли паникой. Кажется, Аргамон все же применил к ней какие-то успокаивающие чары, действие которых грозило вот-вот закончиться.

Блузка из нежного шелка, куда более тонкого, чем покрывало на кровати, и юбка, плотно облегающая талию, и пышным колоколом спускающаяся к полу. Такого Альма тоже никогда в своей жизни не носила. Вот только нетерпение не давало насладиться всем этим. Не может подобное даваться просто так. И если мысли о том, что имей на ее счет планы по расправе, на подобное бы не распылялись, немного успокоили, то непонимание ситуации по-прежнему убивало.

Облачившись в предложенное одеяния, девушка вышла из комнаты.

* * *

*

По коридору Альма неслась уже уверенным шагом. Она следовала за Свирой, мысленно храбрясь и готовясь к долгой беседе с тем пугающим мужчиной, что встретил ее на пороге дома. Девушка поочередно прокручивала в мыслях вопросы, которые должна задать: зачем? как долго? почему? Прежде чем определиться, как стоит себя вести, девочка хотела разобраться с происходящим вокруг. С происходящим, так и не вписавшимся в ее понимание. В какой-то момент Свира запнулась, резко останавливаясь, Альма же затормозила инстинктивно и лишь потом поняла, что причиной остановки стал оклик вышедшего из-за угла мужчины.

— Постой, гелин, — Аргамон преградил им дорогу, закрывая собой практически весь проход. Рядом с ним Свира сжалась еще больше. А вот Альма вскинула взгляд без боязни. Он ее не пугал, в отличие от того, другого, он почему-то не пугал. — До ужина еще есть несколько минут, ступай, Свира, а мы с гелин поговорим, — еще один учтивый поклон, теперь уже перед Аргамоном, и Свира прошмыгнула мимо мужчины, скрываясь за поворотом.

Он же еле заметно улыбнулся Альме, указывая куда-то вглубь коридора.

— Как насчет душевного разговора, Альма?

Вопрос не требовал ответа. Девушка послушно развернулась, направляясь теперь уже в противоположную сторону.

* * *

*

— Присаживайся, гелин, — Аргамон указал на кресло за ее спиной, сам же устроился на диванчике напротив. Сложись обстоятельства по-другому, Альма, наверное, даже посмеялась бы тому, как комично смотрится огромный мужчина на практически кукольном предмете мебели.

— Я не гелин, я стану монахиней, — девушка послушно опустилась на мягкую обивку кресла, отмечая, что живущие тут люди привыкли к комфорту во всем. Теплые постели, дорогие одежды, мягкая мебель, наверняка вкусная еда, дорогое вино. Ее мир так далек от этого, да и в этом она скорей всего смотрится глупо.

— Но ведь еще не стала, гелин, — губ мужчины опять коснулась улыбка. Он чуть наклонил голову, заглядывая в лицо девушки. — Сколько тебе сейчас, дитя? — он уже не помнил ее такой. В прошлый раз они решили, что не стоит торопиться, нужно дать событиям идти своим чередом. Тогда успеха это не принесло. Хотя Аргамону иногда казалось, что в их деле успеха быть не может ни при каких обстоятельствах.

— Пятнадцать, — жизнь Альмы сложилась таким образом, что она не знала дня своего рождения. С детства свыклась с мыслью о том, что очередной новый год для нее отсчитывается с первого дня лета. Еще три года, и перед ней стал бы самый настоящий выбор без выбора: послушницы имели право покинуть стены монастыря. Имели право выбрать другую жизнь, отправиться со своим скромным сундуком на поиски судьбы, но так не поступал никто. С младенчества им внушали, что мир вокруг жесток и беспощаден. А особенно беспощаден к ним — сиротам, за спинами которых не стоят родители. Не будет наказан их обидчик, не будет отомщено их унижение. Лишь оставаясь в стенах монастыря, они смогут этого избежать. За долгие пятнадцать лет ни одна послушница не покидала холодные стены навсегда. В этом Альма была первой.

— Не спеши расти, гелин, все успеется, — то, как серьезно она смотрела, как себя вела, не походило на манеру пятнадцатилетнего ребенка. Но детскость в ней жила, Аргамон знал. — Я хочу поговорить.

На каждую его фразу девчушка реагировала, напрягаясь еще больше. Спина уже и без того ровная, как палка, выровнялась еще больше, лоб чуть сморщился, губы сжались в белую линию.

— Тебя ведь интересует, почему ты здесь?

Кивок и побелевшие костяшки пальцев, сжатые в кулаки, стали ему ответом. Волнуется, боится, еще бы.

— Ты с младенчества воспитывалась в монастыре, я знаю это от твоих наставниц. И понятия не имеешь о том, кто дал тебе жизнь.

Это была правда. В монастырь попадали по-разному, кого-то отдавали родители, не способные прокормить, кого-то приводили родственники и соседи, на которых свалилась обязанность выхаживать лишившегося родителей ребенка, некоторые приходили сами, испытав боль потерь любимых, родных или даже себя, а Альма знала лишь то, что однажды утром ее нашли на подъемном мосту. Корзину, в которой лежал ребенок, обнаружила матушка Витта, возвращаясь из города. Сегодня Альма не впервые ощущала шелк под ухом — корзинка была застелена не менее дорогим материалом.

— И это напрямую связанно с твоим пребыванием здесь.

Немой вопрос застыл в глазах девочки. Не желая томить ее дольше, чем это требуется, Аргамон пояснил:

— Ты происходишь из магического рода, гелин. Твои родители были магами, и ты тоже, подозреваю, владеешь задатками. Они погибли, не тешь себя надеждами зря. Их ты не найдешь, но прежде, чем отправиться на тот свет, они взяли клятву с нашего лорда, что в случае чего он возьмет на воспитание их дочь.

— Вашего лорда?

Известие о кончине родителей, как ни странно, девочку практически не задело. Лишь легко кольнуло где-то в груди. Она свыклась жить сиротой, свыклась настолько, что появись вдруг у нее любящая мать, просто бы не знала, куда деть эту любовь.

Куда более значимой же для нее была возможность понять, в чьем доме она оказалась.

В Азарии не так-то много лордов. Их в принципе осталось в мире не так-то много и с каждым годом, десятилетием и столетием становится все меньше. Из прочитанных в монастыре книг и дошедших до молодых ушек слухов девушка знала, что сейчас между ними распределены территории государства, а подчиняются они лишь королю.

— Ты находишься в доме лорда Тамерли, Альма. Твои родители взяли с него клятву, что он даст тебе все, чего не смогли дать они.

— Но почему сейчас? — возможно, найди ее благодетель раньше, она восприняла бы это иначе. Так, как явно ожидал от нее усач. Альма просто по-детски радовалась бы тому, что ее жизнь круто вильнула, вырывая из безысходности. Но за долгие годы пребывания там, девочка сумела сделать одну важную вещь — искоренить в себе даже зародыш надежды на то, что ее жизнь может вильнуть так. Безвозмездно.

— Мы долго искали тебя, гелин.

— Вы не дали мне права выбора, — Альма даже сама удивилась тому, какая мысль блеснула у нее в голове. Ведь это так, благотворительность не принято навязывать, а ее никто вчера не спросил, хочет ли она променять свою жизнь на... это.

И проблема была далеко не в том, что ее благодетелем оказался неизвестный лорд, представитель правящих династий, о которых много судачили даже в обители, нет. Это-то как раз не пугало. Проблема была в другом страхе. В страхе перед неизвестностью.

— И какой бы выбор ты сделала, девочка моя? — мужчина, годящийся ей в отцы, если не деды, вдруг наклонился ближе, снова сверкая своими серыми глазами. Альма непроизвольно отметила, что у Аргамона, в отличие от того, другого, красные ободки практически отсутствовали. Он выставил вперед руки, — жизнь невесты господней, годы, проведенные в молитвах и смирении, — одна рука чуть приподнялась, — или все же возможность провести юность беззаботно, молодость счастливо, а старость бесконечно вспоминая первое и второе? — Теперь вверх поднялась другая рука. — Сложный выбор, гелин, ты права.

Это была явная насмешка, но ответить Альме было нечего. Ему не понять ее страхов. Никому в мире не понять ее страхов. Любой, оказавшийся на ее месте, падал бы в ноги благодетелю, молясь за его спасение перед всевышним. А ей не позволяла сделать это неизвестно откуда взявшаяся гордость и гложущие сомненья.

— О чем задумалась, Альма? — Аргамон вновь откинулся на спинку кресла, разглаживая усы. Он никогда не думал, что разговор с ребенком может быть настолько сложным. Ее интересовало совершенно не то, что он считал, должно интересовать в этом возрасте и в этом положении.

— А если я захочу уйти?

— Твои родители имели в виду опеку, а не финансовое обеспечение. Откупных не будет.

— Нет, если я просто захочу уйти.

Аргамон закрыл на миг глаза, собираясь с мыслями.

Они так надеялись, что тщательно обдуманная легенда станет достаточным объяснением для всех. Для любопытных горожан, для редких заезжих гостей, для нее самой. К сожалению, с ней все оказалось сложней, чем предполагалось.

— Этот вопрос адресован должен быть не мне, гелин. Идем, дитя, — мужчина поднялся, протягивая руку. — Ужин уже подали, лорд Тамерли ждет нас.

По девичьей спине прошел холодок. Альма невольно вернулась к утренней встрече на крыльце. Если Аргамон ее не пугал, то о другом незнакомце того же сказать она не могла. Пристальный взгляд и шепот ближе, чем это возможно. Он пока оставался для нее загадкой. Загадкой, которую не хотелось разгадывать.

* * *

*

В столовую они вошли вдвоем. Аргамон так и не выпустил девичью руку до самых дверей. И даже оказавшись в комнате, не спешил отпускать.

В том, что таким образом он воздействует на нее, Альма больше не сомневалась, снова по организму вместе с кровью разносилось спокойствие.

Перед ними открылись двери, являя взгляду огромную комнату. Конечно, не настолько большую, какой была монастырская трапезная, но куда более шикарную столовую.

Девушка обвела взглядом помещение, чувствуя, как сердце снова начинает биться быстрее — эта роскошь ее просто пугала. Кремовая мебель обитая медового цвета тканью, переливающаяся хрустальными бликами люстра над головой, уставленный всевозможными яствами стол. А чуть дальше, за ним...

— Ринар, — Аргамон учтиво кивнул, привлекая внимание стоявшего вполоборота мужчины.

Ее подвели к столу, отодвинули один из стульев. Реагируя на вопрошающий взгляд, Аргамон кивнул, давая добро на то, чтобы девушка села.

Стол был накрыт на четверых. Две тарелки на почетных местах хозяев дома по обе стороны огромного стола и еще две по правую и левую руку от одной из "главенствующих" тарелок. Это заставило напрячься еще больше: ведь пока в комнате их было только трое, а неизвестность пугала.

— Альма, — казавшийся абсолютно отрешенным еще минуту тому, хозяин дома моргнул, поставил бокал с каким-то напитком на столик, подошел к своему месту во главе. — Аргамон объяснил вам все? — видимо, его взгляд должен был лучиться гостеприимством, но Ринар понятия не имел, что это за чувство. А потому губ коснулась лишь кислая улыбка, не нашедшая ответа на лице девочки.

— Да. Объяснил, — Альма оглянулась на усача, чья улыбка казалась теперь куда более искренней, а потом опустила взгляд в тарелку. С Ринаром в одной комнате ей было неуютно. Она чувствовала, что это соседство напрягает его, и никак не могла понять, зачем тогда мучить себя?

— Не все, мой лорд, у леди Альмы остались еще вопросы, но их, мы решили, ей лучше задать вам, — на этот раз Аргамон учтиво улыбнулся уже лорду Тамерли.

— Я готов ответить на ваши вопросы, Альма, но прежде... Подозреваю, вы проголодались, — хоть фраза и была адресована ей, проговорил ее мужчина глядя перед собой. Туда, где стоял четвертый, кажется лишний, набор приборов.

Сказать, что в неизвестной компании Альме не лез кусок в горло, было бы неправдой. Последнее, что она ела -постные лепешки, заменившие ужин еще в монастыре, и пусть практически весь день после этого девушка проспала, справиться с аппетитом не помогла даже странная компания.

Мужчины ели молча, лишь изредка переглядываясь. Стоило Ринару сделать еле заметный жест, как в столовой появлялись слуги, сменявшие одни блюда другими. Большинство из них оставалось нетронутым.

Следя за таким расточительством, Альма чувствовала, как сердце сжимается. Этой еды хватило бы им с сестрами на неделю.

— О чем задумалась, гелин? — видимо ее растерянные взгляды, провожающие подавальщицу, не укрылись от пристального внимания Аргамона.

— Ни о чем, — отложив вилку, Альма опустила руки под стол, сжимая их под покровом скатерти в кулачки.

— Как же ни о чем, гелин? Такова ваша человеческая природа, а особенно — женская, у вас в голове роятся сотни мыслей. Поделись...

Кажется, не только она уже насытилась едой, кожей Альма чувствовала, как взгляд обоих мужчин скользит по ее лицу.

— Вы живете в роскоши, — девушка запнулась, пытаясь сформулировать мысль мягче, чем крутилось на языке. — В роскоши, которая для меня непонятна.

— О чем ты, дитя? — в диалог же с ней вступал только Аргамон. Бросив один единственный взгляд на Ринара, Альме снова показалось, что он находится далеко отсюда.

— Она о том, что мы слишком много тратим на свою еду тогда, когда другие умирают с голоду, я прав... Альма? — и тут же он доказал, что девушка заблуждалась. Их взгляды встретились во второй раз. И наконец-то Альма поняла, что так пугает ее во взгляде лорда — он пустой. Совершенно пустой взгляд. В нем нет ни искры интереса, презрения, жалости, нет ничего. Даже той жадности уже нет. Пустота, лишь пустота, в которую может затянуть.

— Да, — и врать там, где ее прочитали как открытую книгу, Альма не собиралась.

— Аргамон, ты говорил, что леди Альма содержалась в монастыре? — ему стоило бы оглянуться на усача, стоило бы дать возможность отвести взгляд, но Ринар не сделал этого. Он продолжал смотреть прямо, бесстрастно и пусто.

— Да, мой лорд.

— Тогда ты должна знать, Альма, что так распорядился бог, которому ты благоволишь. Он допустил на землю грехи, он допустил несправедливость, кто же я такой, чтоб сопротивляться его воле?

— Он дал нам право выбирать, всего лишь... А выбор предполагает справедливость и несправедливость, правду и ложь, шаг вперед и возвращение, жизнь и смерть.

— Мы вольны выбирать жизнь или смерть? — их диалог казался Альме странным. Очень странным. Но отшутиться, сменить тему, отвлечься от подобных разговоров так, как положено делать пятнадцатилетним девушкам, Альма не могла — просто не умела.

— Да, но должны быть готовы нести ответ за свой выбор.

На самой глубине серых радужек на секунду блеснула искра. Еле заметная, практически неуловимая, но она была. Альма знала точно. А потом все резко закончилось.

— Велите подавать десерт, мой лорд, пока милая гелин не решила, что и это от лукавого, — над собственной шуткой посмеялся только Аргамон, но к этому разговору они больше не возвращались.

Впервые в жизни Альма попробовала шоколад. Лакомство, о котором лишь слышала, но никогда не видела, и по правде, даже не мечтала о нем. Вкусно ли? Да, но не настолько, чтоб восторгаться, хлопаться в обмороки и признаваться густой пасте в любви, как, видимо, от нее ожидали.

Хотя нет, Ринар не ждал от нее ничего, Альма знала точно, его она тяготила. Ждал Аргамон. Переводил взгляд с задумчивого лорда на нее и чего-то ждал, вот только мысли читать Альма не умела.

Девушка не знала, сколько длилась их трапеза, но в какой-то момент поняла, что находиться за столом больше не может.

— Простите, — отложив салфетку, Альма попыталась подняться. Ей хотелось скрыться там, где она не будет казаться себе настолько лишней, где ей не будет так неудобно. Где звенящая тишина не будет резать уши.

Никогда тишина не была для нее проблемой. Никогда раньше, а здесь она давила.

— Все хорошо? — смотрящий куда-то в окно Аргамон перевел взгляд на нее. Эти странные... люди... они явно не разделяли ее волнения. Им было комфортно.

— Да, простите, просто я хочу отдохнуть.

— Опять? — Альма не была знакома со всеми правилами этикета и хорошего тона, наука монашек в этом плане могла считаться достаточно скудной, но оставшись сидеть, после того, как она поднялась, лорд явно не выказывал свое почтение. Слегка запрокинув голову, Ринар поймал ее растерянный взгляд, губ мужчины коснулось подобие улыбки. — Я думал, вы не пожелаете отдыхать еще долго после того, как Аргамон не пожалел на вас поистине львиной доли чар.

Аргамон кашлянул, а потом пожал плечами, будто извиняясь.

— Я всего лишь жалкий полукровка, мой лорд, немного не рассчитал... — Ринар хмыкнул еще раз, так и не отведя взгляда от напряженной Альмы.

— У тебя были вопросы, Альма, я готов их выслушать, — резко встав, он навис над девушкой скалой. Не успев поднять голову, она практически уткнулась носом в рубашку мужчины, невольно делая вдох. Он странно пах... Пах немного горько, а еще практически неуловимо хвоей и дождем, будто только что вернулся из-под проливного ливня в ее родном монастыре. Один вдох, и Альма отступила, заставляя себя опомниться. — Аргамон, — всего лишь произнося имя подчиненного, Ринар умудрялся отдавать ему приказы.

Кивок, и усач шумно отодвигает стул, обходит стол, застывшие на расстояние вытянутой руки друг от друга фигуры, на секунду останавливается, снова кладя руку на напряженное девичье плечо, а потом выходит, плотно прикрыв за собой дверь.

— Что тебя интересует? — лорда Тамерли явно не волновало ничто и никогда. И сейчас он продолжал возвышаться над Альмой, не чувствуя и не разделяя ее напряжения.

— Кем были мои родители и почему вы поклялись опекать меня?

— Это так важно для тебя?

— Да, — если честно, второй вопрос интересовал девушку куда больше, по одной простой причине: она не верила в возможность искренних безвозмездных порывов, прожив пятнадцать лет в обители приближенных к святости людей, девушка отчетливо понимала — за все приходится платить. А от его ответа зависело, этот порыв по отношению к ней — его плата, или когда-то плату взыщут с нее.

— Они были магами, полегли во время последней войны, она закончилась раньше, чем тебе исполнился год. Я долго не подозревал об этом, а когда узнал, было уже поздно — тебя отдали на воспитание в другую семью, а они уж распорядились, как считали нужным.

— Вы искали меня пятнадцать лет? — в это верилось с трудом. Слава богу, не так-то много детей подбрасывают под двери монастырей каждый день.

— В их городе прошел мор. Многие не выжили, они тоже. Я долго считал, что ты погибла с ними, но совсем недавно узнал, что это не так.

— Как? — Альма видела, как при каждом следующем вопросе Ринар слегка кривится, будто этот допрос грозил с минуты на минуту надоесть лорду, но пока он мужественно выдерживал натиск.

— Это было заботой Аргамона, понятия не имею, — он ответил, не моргая, не тушуясь, дыхание не сбилось, Альма кивнула, принимая такой ответ.

Он действительно не похож на... человека, который стал бы заниматься вопросом ее поиска лично. Проведя подле него время трапезы, у девушки вообще закралось сомненье, что он занимается чем-то лично, кроме как бросает задумчивые взгляды на окружающие его предметы.

— Почему вы поклялись опекать меня?

— У меня нет детей...

— Вы молоды, — такой ответ совершенно не устраивал Альму. Клялся он больше пятнадцати лет назад. Жизнь лордов длится до трех столетий, они так же как и люди рождаются, так же живут, и стареют. Просто с ними происходит все куда медленней. На вид, девушка не дала бы Ринару больше тридцати по человеческим меркам, а значит, ему светит еще минимум сто лет счастливой жизни в достатке. А достаток привлекает невест, способных дать потомство.

— Я задолжал.

— Что?

Эта девочка будила в нем непонятные чувства. Слишком прямолинейна, слишком скрытна и открыта одновременно, слишком много понимает и в то же время не понимает ничего, а ее вопросы... Ведь он мог пресечь их на корню, но почему-то не делал этого. Ах да... Ведь все должно быть добровольно, как он мог забыть...

— Они спасли меня когда-то, а теперь настал мой черед. Я обеспечу тебе жизнь, достойную твоего происхождения. Я дам образование, кров, все, что пожелаешь.

— А если я решу уйти? Если я откажусь?

— Не раньше, чем мой обет будет исполнен.

Альма кивнула. Такое развитие событий она предвидела. Конечно, ни одна здравомыслящая барышня и не решилась бы уходить из подобной золотой клетки, но за себя Альма ручаться не могла.

— Если мои родители были магами...

— Аргамон будет обучать тебя. Я не могу, чарами лордов ты не овладеешь в полной мере, а он полукровка, научит тебя всему, что понадобится. Если хочешь, через несколько лет представлю тебя при дворе.

— Каком?

— Азарии, очевидно...

Еще один кивок, и Альма невольно закусила губу. Красочные картинки сами собой вставали перед глазами. Она никогда не видела двор. Только в детстве, почитывая сказки, пыталась представить, каким он должен быть.

Последняя война между соседствующими Азарией и Валией сильно повлияла на оба государства, спровоцировав голод не только в приграничных территориях, но даже в столицах. Но война была давно, а значит, столица вновь пестрит красками, цветет и развивается.

— А вы..?

— Лорд Приграничья, гелин.

Очередной кивок девочки вызвал легкую улыбку на лице Ринара. Альму это не смутило, ей нужно было переварить информацию. Значит, ее родителям задолжал один из важнейших чинов государства, если верить словам незнакомца, конечно. Азария делилась на округа, над каждым из которых главенствовал лорд. Эти территории отличались размерами, своим политическим, экономическим, социальным значением, плотностью населения и прочими факторами. Пожалуй, самым важным, опасным и в то же время плодотворным было именно Приграничье. Здесь время от времени вспыхивали мятежи, нарушались границы. Здесь же находилась самая богатая земля и самый трудолюбивый люд. Король просто не мог поручить эти земли лорду, пользующемуся не полным его доверием.

Вот только значение сейчас для девушки имело не это. Она чувствовала шаткость своего положения и хотела максимально оградить себя от возможных эксцессов, мысли о которых тут же хлынули в голову.

— Вы не станете выдавать меня замуж, без моего согласия, — слухи о том, как поступают с подопечными опекуны доходили и до их глуши. Хотя и родные отцы не часто спрашивали о желании дочери, выдавая ее замуж.

— Обещаю, — губ мужчины опять коснулась улыбка, и в глазах снова на миг зажглась искра.

— И если я захочу уйти после своего восемнадцатилетия...

— Я сделаю так, как ты пожелаешь.

Очередным кивком Альма закрепила их договоренность. Три года. Целых три года ее жизнь будет напоминать сказку, после пятнадцати лет затворничества. Шелковые простыни, сытные завтраки, мягкие стулья, собственный пони и преподаватель-маг. О таком она никогда не мечтала, и честно могла признаться самой себе, что и сейчас это не принесло той радости, на которую можно было рассчитывать.

Делая шаг к экипажу еще там, в родной пустоши, Альма понимала, что это правильно, в этом направлении зовет ее судьба, но теперь в сердце закралось сомнение. А вдруг она ошиблась? Вдруг, она заняла чье-то место?

— У тебя странные глаза, Альма, — из раздумий ее вывел незаметно ставший привычно уже тихим голос теперь официально ее благодетеля. Девушка моргнула, тут же потупившись.

— Так было не всегда, они начали менять цвет недавно.

В канун пятнадцатилетия Альма заметила, что радужка изменилась. Привычный зеленый цвет уступил место странному, фиолетовому. Такого цвета глаз она не видела еще ни у кого. Перемену заметила не только она. Как-то матушка Витта подозвала ее к себе, долго пристально смотрела в глаза, а потом...

— Давно это началось? — она спросила с опаской.

— Нет, с постом, — именно на это Альма и списала тогда изменения, посчитала, что опять делает что-то не так, раз даже глаза меняют цвет. Но реакция матушки заставила задуматься еще сильней.

— Не поднимай взгляд ни на кого Альма. Это приказ. Если заметят — тебе несдобровать.

Почему, зачем, сколько будет действовать этот приказ, наставница не уточняла, но Альма пыталась следовать ему беспрекословно. Пока не попала сюда. Тут почему-то она искала чужие взгляды с особым усердием.

— Тебе это нравится? — и снова голос Ринара вернул Альму из собственных мыслей.

— Нет.

— Подойди ближе, — он поманил ее пальцем, — я наведу морок.

Первой мыслью было отказаться, ведь снова приблизиться к нему почему-то было страшно, но шепот где-то над самым ухом "иди", и она делает шаг.

Он не размахивал руками, не произносил замысловатых заклинаний, не пытался вырвать ее волосок, свой волосок, приготовиться прямо здесь какое-то зелье. Лишь мимолетный шепот, ощущения тепла руки на своем лице, и отступает он.

— Все, придешь через неделю, я обновлю морок. Можешь посмотреть, — он кивнул на зеркало, висевшее у камина.

Не откладывая в долгий ящик, Альма последовала его совету. Глаза снова были совершенно нормальными. Такими, какими она помнила их всю жизнь — цвет спелой зелени, цвет ее родных лесов.

— Спасибо, — Альма оглянулась, впервые улыбаясь мужчине. Впервые искренне улыбаясь за многие-многие дни. Так было спокойней. Даже самой не следить за тем, как фиолетовый все больше сменяет привычный зеленый, было куда спокойней.

— Пожалуйста, — он на секунду задержался взглядом на лице девушки, а потом отвернулся. — Еще вопросы, милая гелин?

— Нет.

— Ну, тогда, с вашего позволения, леди Альма, я отправлюсь на покой, — он вновь обернулся, слегка склонил голову, а потом направился к двери.

Лорд успел преодолеть комнату, нажать на ручку, открыть дверь, но в последний момент передумал, задавая еще один вопрос.

— Скажи мне, неужели ты даже не хочешь знать, кем были твои родители?

Девушка тряхнула головой, прядь волос выскользнула из тугого пучка на затылке.

— Нет.

— Почему? — они потратили с Аргамоном столько времени на продумывание правдоподобной версии, а теперь получалось, что сделали это отчасти зря...

— Я вам не верю, мой лорд, — теперь уже зеленые глаза вновь смотрели на него, не моргая.

— Почему тогда смолчала?

— А разве вы скажете мне правду?

— Нет.

— Но рано или поздно потребуете услугу за проявленную доброту?

— Да.

— Я готова, — Альма снова вытянулась по струнке, вскидывая взгляд на мужчину у двери.

Разоблачившись сейчас, она теряла шанс списаться когда-то на свое незнание. Но юлить ее тоже забыли научить, а жить в правде, пусть и сдобренной недосказанностью, все же лучше.

— Спокойной ночи, Альма, — последние слова в его исполнении показались еще более мягкими, чем раньше. Он вселял в нее страх, трепет и уверенность одновременно. Девушка понятия не имела, как такое возможно, но это было именно так.

— Спокойной ночи, лорд Тамерли.

Дверь за мужчиной закрылась бесшумно, и лишь над ухом пронеслись отголоском брошенные им утром слова.

"Душа. Ты чья-то душа, Альма, знала об этом?"

Глава 3

Прошло почти три года.

— Леди Альма, вы просили разбудить вас до восхода! — Свира трижды ударила кулачком о дверь, прежде чем ворваться в покои госпожи. Вот уже почти три года, как госпожи.

— Спасибо, Свира, — Альма же сидела у трюмо, скалывая волосы в пучок.

Она проснулась сама. Эту привычку нежность нынешней жизни искоренить в ней не смогла. Впрочем, не только эту.

Вот уже долгие месяца она спала на самой мягкой в мире перине, такой же, как в первую ночь тут, шелковые простыни сменяли одна другую через день, а ванна продолжала каждый вечер разносить сладкую истому по всему телу. И как ни странно... Альма к этому привыкла.

Привыкла ко всему: к лености жизни нежных барышень, единственной заботой которых является учеба и развлечения, к неправильной роскоши, в которой когда-то упрекнула, к людям и нелюдям вокруг. К Аргамону, ставшему учителем. К вечно задумчивому Ринару. Даже к нему.

Сколько длилось это привыкание? Не было в жизни Альмы такого, чтоб ложась спать, она еще была послушницей монастыря святого Кастия, а проснувшись — почувствовала себя леди Альмой Кристэль. Именно к этому роду, по словам Аргамона, она и принадлежала. Нет, все происходило постепенно, день ото дня Альма все больше чувствовала, как свыкается со своим настоящим. Сначала с роскошью вокруг, потом со странными отношениями обитателей дома между собой и к ней, потом — с осознанием себя частью всего этого.

Аргамон оказался великолепным учителем. Он преподавал ей не только чары. Он учил ее этикету, помогал усовершенствовать правописание, чтение, основы арифметики, заставлял читать книги и думать. Главное — он неустанно заставлял ее думать, размышлять, оценивать всех и вся. Учил тому, что так старательно пресекали обитательницы монастыря. Там собственные суждения были ни к чему, слишком они казались монахинями вольнодумными, здесь же Аргамон радовался каждому вопросу, каждому сомнению.

— Умница, гелин, — в подобные моменты усач улыбался, щелкая ученицу по носу, а потом приговаривал: — Когда-то ты станешь настоящим тираном, радость моя. Только подумаю, что какому-то несчастному достанется в придаток к твоей красоте еще и ум, остается его лишь пожалеть.

После слов по комнате разносился раскатистый хохот Аргамона, а Альма на мгновение застывала, не зная, что ответить.

Свира, из служанки, боявшейся смотреть в глаза, стала единственной подругой.

Лорд Ринар... Он так и остался для Альмы загадкой. С одним большим отличием — теперь разгадать его хотелось, очень хотелось. Девушка видела его реже, чем других обитателей дома. Лишь знала, что он проводит дни в своей комнате, в своем кабинете, в своих поездках. Там, где ей не рады. Там, где не рады никому, кроме, разве что, Аргамона. Трапеза же, устроенная в честь ее приезда, была в доме исключением из правил. Обычно вечера они с Аргамоном проводили вдвоем.

Усач был не просто управителем дома, он считался советником и другом лорда Тамерли. Потому и имел честь делить с ним стол и пищу. Правда выпадали такие случаи довольно редко, место Ринара очень часто пустовало так же, как и тарелка на противоположной стороне стола.

Не выдержав, Альма однажды спросила у Аргамона, зачем слуги вечно накрывают на четверых, подозревая, что это просто какая-то неведомая ей традиция, но мужчина удивил ее своим ответом.

Улыбка сползла с лица усача, а взгляд на секунду стал суровым.

— Так надо, гелин, и забудь об этом. Не смей спрашивать у Ринара, — такой настоятельной рекомендации Альма вняла. А спрашивать у Ринара она не стала бы в любом случае. Кто она такая, чтобы требовать ответов у лорда?

Она понятия не имела, чем он разбавляет праздность или занятость своих дней. Лишь изредка пересекаясь с ним в коридорах и комнатах, чувствовала, как сердце предательски пропускает удар, а потом вдруг несется галопом.

Страшно было признаться в этом даже самой себе, но она влюбилась в этого молчаливого вечно задумчивого лорда. В своего благодетеля и опекуна, а он... А он все эти годы провел рядом, но будто на другом краю вселенной.

Иногда, углубившись в свои мысли, Ринар врывался на застекленную лоджию, служившую полигоном Альмы во время практических занятий по магии. Аргамон учил ее тому, что умел сам, и что могло пригодиться ей: бытовые чары, левитация, элементарная трансфигурация, игра со светом. По правде, даже это давалось ей с трудом, что в очередной раз подтверждало версию девушки о том, что когда-то о родителях-магах ей соврали. Будь они действительно сильными, ей не пришлось бы недели напролет пытаться оторвать от поверхности стола всего лишь иглу.

Вот так, во время их уроков, когда нервы на пределе, когда даже воздух пропитан ее желанием сотворить чудо, на лоджию иногда врывался порыв ветра, несший с собой запах горечи и хвои. В такие моменты очередная игла могла взметнуться вверх, воткнувшись в потолок, но Альма этого не замечала.

Резко развернувшись, она провожала взглядом мужчину, не обратившего на них с Аргамоном ни малейшего внимания.

Так было почти всегда. Даже проводя вместе время за ужином, Ринар чаще всего оставался отчужденным. Он находился здесь и одновременно неизвестно где. Снисходительно реагировал на несмелые попытки заговорить, улыбался чаще всего невпопад, вставал из-за стола слишком быстро. Мчась на ужин, Альма каждый раз предвкушала, что на этот раз мужчина посмотрит на нее как-то по-особенному, скажет что-то важное, невзначай коснется или сделает еще что-то, о чем можно будет вспоминать ночи напролет, лелея свою влюбленность, а уходила девушка, чувствуя горькое разочарование из-за того, что еще один ужин с ним прошел зря.

Вот только упрямства ей было не занимать — на следующий день после очередного разочарования, она снова неслась в столовую, окрыленная своими надеждами. А еще у нее были еженедельные походы в кабинет лорда. Такой важный, долгожданный, незаменимый ритуал.

Глаза продолжали менять цвет. То быстрей, то медленней, но никогда фиолетового не становилось меньше. Если пришла она в этот дом счастливой обладательницей вкрапления фиолетового в зеленый, теперь все было с точностью да наоборот. Зеленого осталось чертовски мало.

Это пугало Альму. Пугала возможность лишиться зрения, пугала возможность того, что это болезнь или проклятие, но Аргамон успокоил обещанием справиться у мага куда более опытного, чем он сам, а Ринар...

В какой-то степени Альма была даже рада тому, что с глазами творилось что-то неладное. После того, как лорд впервые наложил на глаза морок, она приходила к нему каждую неделю. И это было время триумфа ее влюбленности. Мимолетные встречи в доме — моменты нежданного счастья, а вот эти походы были распланированы девушкой задолго до похода к нему. Находясь же в кабинете опекуна, она тянула с уходом, как могла.

Аргамон давно уже научил ее наводить морок самостоятельно, следил за тем, чтоб она тренировалась в этом умении особенно прилежно, но Ринару об этом почему-то не говорил. И за это Альма была ему очень благодарна.

Сердце девушки замирало, стоило лишь постучаться в кабинет опекуна, а оказавшись в нем, увидев его, немного рассеянного, иногда улыбающегося, а иногда хмурого, оно устремлялось в галоп.

И пусть не было романтики в том, как он исполнял эту повинность, пусть его "гелин" излучало тепло далеко не того характера, о котором мечтала Альма, она не могла заставить себя перестать думать о нем. Перестать думать перед сном и проснувшись рано утром, за завтраком и во время обеда. Борясь с законом земного притяжения и сохранения энергии. Не могла.

Да, у нее появилось много новых привычек, но были и те, которые напоминали о детстве в монастыре. Например, Альма так и не отвыкла от ранних подъемов. Пусть теперь в этом не было необходимости, пусть теперь она могла нежиться в постели до начала занятий, будь-то уроки Аргамона или других приглашенных преподавателей, не получалось. Как делала всю свою жизнь, даже в этом доме Альма просыпалась с солнцем, читала молитву, вкладывая в нее немного новый смысл: девушка просила, чтоб однажды ее сны о нем стали явью, а потом мчала в новый день, полный надежд.

— Не спится же вам, госп... Альма, — Свира взялась убирать постель, когда Альма, проносясь мимо, клюнула ее в щеку, направилась к двери.

— Хочу наведать Шоколадку.

Не дожидаясь ответа, Альма вышла из комнаты, тихо притворила дверь. Дом еще должен был спать, что Ринар, что Аргамон славились любовью сидеть в компании друг друга или в одиночестве допоздна, и утро начиналось у них, а значит и всего дома, ближе к полудню.

Альма спустилась вниз по лестнице, вооружившись лишь пузырьком света, созданным по щелчку пальцев (этому она научилась достаточно быстро). Толкнув тяжелые двери, девушка ощутила, как влажный прохладный воздух ударил в лицо. Ранняя весна в этом году затянулась. Сад перед домом был укрыт туманом.

Но значения сейчас это не имело, снова сердце ухнуло в пятки.

— Мой лорд, — увидев на крыльце знакомый силуэт, Альма почувствовала, как дрожь прошла по телу. Так было всегда, стоило мужчине появиться на горизонте.

Он стоял к ней спиной, держась за перила, вглядывался куда-то вдаль. Снова был слишком занят своими мыслями, чтобы заметить ее приход. Альма остановилась в нескольких шагах за спиной мужчины, ожидая, пока он отреагирует на ее появление.

— Почему ты так рано встала, душа моя? — Ринар не обернулся, даже не пошевелился, но это и не требовалось, чтоб на сердце разлилось тепло. Только его тихий голос, и это "душа моя..." могли вызвать такую реакцию. Он давно начал обращаться к ней так. И Альме нестерпимо хотелось, чтоб это обращение значило для него так же много, как для нее.

Стоило ему оказаться рядом, от еще недавно такого хладнокровного ума не оставалось ничего. Альма не понимала саму себя, но бороться с родившейся в сердце влюбленностью не могла, и по правде, не хотела.

— Хочу проверить все ли уже хорошо с Шоколадкой, — на шестандцатилетие Ринар подарил ей лошадь. Красивого, статного скакуна, достойного представителя своего рода и породы. Когда-то ее не впечатлило лакомство, носящее это гордое название, зато лошадь с таким именем навек отпечаталась в сердце. Возможно потому, что это был первый его настоящий подарок.

И пусть Альма знала, подсказку дал Аргамон (сам лорд скорей всего понятия не имел, что у нее будет день рождения), это было не важно.

К тому же... Даже она так точно и не узнала, когда родилась.

Почти сразу после попадания в этот дом, они с Аргамоном ездили в город — нужно было уладить некоторые бюрократические процедуры, в том числе и оформление документов. Оказалось, что в этих самых документах нужно указать дату рождения, которая оставалась для девушки загадкой.

Узнав об этом, местный ратушный маг окинул ее скептическим взглядом, а потом, тяжело вздохнув, встал со своего места, подошел вплотную, стал водить руками над головой девушки. Водил долго, вдумчиво, с чувством, а потом обратился почему-то к суровому Аргамону.

— Не вижу... — в голосе самоуверенного мага слышалось сомненье.

Достаточно долго мужчина пытался "увидеть", но, судя по всему, результата это не дало. В конце концов, после консультации с Аргамоном и небольшой денежной стимуляции со стороны усача, было решено вписать в документ предложенный девушкой наобум день.

Позже Альма спрашивала у Аргамона, часто ли такое случается, часто ли магам не удается определить точный возраст человека. Он заверил, что повсеместно. Судя по тому, как скривился при ответе, наверняка соврал.

— Там роса, гелин, подожди пока туман сойдет.

— Я не боюсь росы, мой лорд, — к нему она обращалась теперь лишь так. Пробуя на вкус каждое "мой". Юношеская влюбленность бывает схожей с настоящей манией, болезнью. И сейчас Альма болела им, сгорая от этого жара.

— Я знаю, — он опустил голову, а потом резко обернулся, глядя на подопечную с улыбкой. — Я иногда думаю, что ты ничего не боишься. Ни темноты, ни высоты, ни скорости, бедности, старости... Скажи мне, Альма, чего ты боишься? — он продолжал улыбаться уголками губ, лениво облокотившись о перила.

Альма знала точно, что за эти годы она изменилась. Она изменилась, а вот он нет. Все тот же, что во время первой их встречи, тут же, на крыльце.

Девушка не любила врать. Особенно ему, но правду сказать бы не осмелилась. Она боялась, что когда-то придется его покинуть. Лишь этого. Ни смерти, ни бедности, ни голода, ни боли. Лишь того, что когда-то придется уйти из этого дома. Уйти от него.

— Быть отвергнутой, — даже сейчас соврать не получилось. Пусть не полная, но это была правда. Страшно было знать, что он не испытывает к ней того же, что она так холит в своем сердце.

По террасе разнесся смех мужчины. Иногда с ним случалось даже такое — он смеялся. Очень редко, но смеялся.

— Какая же ты еще глупенькая, Альма, — он оттолкнулся от балюстрады, подошел к ней почти вплотную. Девушка вновь, как делала всегда, когда он оказывался рядом, втянула в себя его запах. Пьянящий, дурманящий, не дающий надышаться. — Ни один в мире мужчина не отвергнет тебя, душа моя. Разве что слепой, — поддев пальцем рыжий локон, Ринар аккуратно потянул его на себя, а потом отпустил, наблюдая за тем, как он снова собирается в спирать.

Она стала не просто красивой. Безумно красивой. Два года превратили чрезмерно худого, чуть угловатого подростка в по-настоящему красивую женщину. Волосы, спускавшиеся когда-то до плеч, отросли, теперь закрывая поясницу, а глаза могли свести с ума любого. Важен был не их цвет, ведь истинные их преображения видел лишь он, а взгляд. За один лишь ее взгляд можно было убивать.

— Слепой, — Альма опустила глаза, грустно улыбаясь. Он не был слепым, но что-то подсказывало девушке, что скажи она ему о своих чувствах, страх реализовался бы сию же минуту. — Почему вы не спите, мой лорд? — свое небывалое везение, встречу с ним, хотелось продлить любым способом — задавая ненужные и неважные вопросы, слушая пустые по сути своей ответы, улыбаясь.

— Не только же тебе играть роль ранней пташки, гелин. Иногда и я могу полюбоваться утром. Не находишь?

— Вы не ложились? — под глазами мужчины залегли тени. Даже лорду Приграничья нужен был сон.

— Ты волнуешься за меня? — Ринар сделал удивленный вид, поднимая брови и слегка улыбаясь.

Неужели не замечает? Неужели он, правда, не замечает, как она смотрит на него? Даже сама Альма, к своему стыду, признавала, что слишком уж ее влюбленность очевидна. Очевидна всем: Аргамону, Свире, ей самой, слугам, даже Шоколадке, но не ему.

— Вы ведь должны стребовать с меня одолжение, мой лорд, а кто же сделает это, если переутомление скажется на вас губительно? — Альме казалось, что ее ответ был отличным предлогом для очередной улыбки, ответной фразы, еще одного нежного взгляда, но он снова удивил.

Застыл на мгновение, полоснул холодным взглядом, а потом отвернулся, вновь опираясь о перила.

— Иди, гелин, — не было в голосе больше тепла, которым Альма так жадно упивалась.

— Мой лорд... — она присела, склонив голову, будто он не стоял к ней спиной, будто мог видеть.

— Шоколадка ждет, душа, не заставляй беднягу мучиться в ожидании единственного дорогого существа, — голос снова стал куда более красочным, но спросить, что стало причиной такой резкой перемене в нем, Альма не осмелилась.

Прошла мимо, спустилась по ступенькам вниз, шагнула на гравиевую дорожку. Он не смотрел вслед. Если бы бросил хоть один взгляд, Альма обязательно бы это почувствовала. Но нет, он снова нырнул с головой в свой собственный мир, в котором ей места не было.

* * *

*

— Это просто, Альма, всего лишь мысленная команда и пасс. Ясно? — на кресле сидела насупившаяся Свира, а учитель и ученица нависали над ней, испытывая те самые сонные чары, которыми так умело когда-то орудовал сам Аргамон.

— Ясно, — Альма буркнула ответ, стискивая кулаки сильнее. Сегодня у нее не получалось ничего. После утренней встречи с Ринаром не получалось ничего. Что она сказала не так? Что сделала? Что должна сделать, чтобы он наконец-то все понял?

— Альма! — обычно спокойный Аргамон вдруг рявкнул, возвращая девушку из плена тяжелых мыслей. — Ты свободна, Свира, спасибо.

Свира покачала головой, вознеся хвалу небесам, что осталась живой и даже невредимой, потом бросила на Альму жалостливый взгляд, но ослушаться не посмела. Себе дороже. Лучше вечером, перед тем, как поедет в город на выходные, забежит к госпоже и спросит, что стряслось на этот раз.

Проводив горничную суровым взглядом, Аргамон повернулся к ученице, сложил руки на груди.

— Как это понимать, милая моя девочка? — ни тон, ни поза, ни выражения лица не предвещали ничего хорошего, но и бояться его Альма сейчас не могла.

— Как понимать что? — бросать мятежные взгляды в его сторону ей почему-то удавалось. И спорить с ним тоже. И выяснять, кто прав, а кто виноват.

— Ты невнимательна, Альма, или хочешь лишить подругу головы вместо того, чтобы усыпить?

— На такое у меня не хватит сил, — сжав кулаки сильней, Альма развернулась, собираясь гордо удалиться. День откровенно не задался, и портить его еще и перебранкой с Аргамоном не хотелось.

— Стоять, гелин, — прямого приказа ослушаться девушка не могла. Только стиснула зубы. — Я разве разрешал тебе уйти?

— Я не способна к чарам, Аргамон. Не нужно тратить свое и мое время впустую, — она ответила не оборачиваясь. И согласись он, почувствовала бы лишь облегчение. Ее душа не лежала к таким их урокам. Впрочем, сейчас она была бы рада чему угодно, лишь бы все оставили ее в покое.

— Что стряслось, девочка? — он подошел практически неслышно, уже привычно на ее плече опустилась рука, но прежде, чем он успел снова "успокоить", Альма стряхнула его тяжелую ладонь, разворачиваясь.

— Вы же сами видите, что у меня не выходит. Зачем тогда мучиться? Лучше я потрачу это время на уроки стряпни или... Или попытаю свои силы в математике, или... Да что угодно! У меня не получается, Аргамон! — голос практически сорвался на крик. И пусть Альма понимала, что имеет в виду сейчас далеко не чары, что усач ни в чем перед ней не виноват, а нервы шалят в последнее время стабильно, сдержаться не смогла.

— И ты хочешь прекратить занятия? — он же отвечал спокойно, словно забыл о своем раздражении минутной давности.

— Да!

Альма ожидала, что Аргамон возразит в категоричной форме, что удвоит количество часов, чтоб не оставалось времени на глупые мысли, но он как всегда удивил.

— Сама скажешь об этом Ринару, гелин. Я не против.

— Нет, — и этот ответ получился куда менее уверенным, чем первое "да".

— Почему же? — мужчина снова сложил руки на груди, склонил на бок голову, изогнул бровь. — Это твое решение, Альма. Твое, и ты должна за него отвечать. Держи ответ перед Ринаром. Повтори ему все то, что сказала только что мне.

— Нет, — практически шепот, в котором нет ни грамма уверенности.

Признаться в своей беспомощности перед Ринаром было бы жутко стыдно. Даже думать о таком было стыдно, а представляя, с каким снисхождением лорд посмотрит в ответ, Альма почувствовала отвращение к самой себе.

— Что ты сказала, Альма?

— Нет, — вновь стискивая кулаки, девушка вскинула взгляд на Аргамона.

— Ну, раз нет, то брось свои глупости и возвращайся к упражнениям. А если еще раз услышу от тебя подобное, действительно займешься стряпней.

Он умел быть удивительно разным. Добрым другом, советчиком, помощником, наставником. И в то же время худшей занозой, невозможным тираном и жестоким учителем.

— Я не выспалась, — пусть полный отказ от занятий был глупым, сейчас Альма действительно не чувствовала в себе сил на то, чтоб продолжить этот урок.

— Неужели? — Аргамон хлопнул в ладоши, выражая напускное удивление, а потом снова насупил брови. — Ну и кто же в этом виноват, гелин? Может я? Или ты сама решила не высыпаться? Мир вокруг не станет ждать, пока маленькая гелин выспится, победит свои страхи и перестанет вечно сомневаться. Все в твоих руках Альма... А теперь прекрати жалеть себя и продолжай тренировку, поняла?

Сцепив зубы, Альма вернулась на исходные. Тренироваться было уже не на ком, но как применить гнев девочки, Аргамон придумал — они начали изучать основы боевой магии.

"Перестань вечно сомневаться. Все в твоих руках...". Легко сказать, когда сам ты уже давно развалина, прожившая больше столетия. А в семнадцать отбросить сомненья непросто. Особенно те, которые касаются влюбленности.

В тот день он гонял Альму знатно. Давая возможность выпустить пар и немного поостыть. И Аргамону, по правде, было совершенно все равно, кого она представляет, метая подручные предметы в направлении заданной им точки: его или Ринара, он хотел лишь, чтоб решимость тут рано или поздно обратилась в решимость в другом месте.

Все снова шло не по плану. Снова слишком медленно. А он снова спешил.

* * *

*

— Мой лорд, — Ринар отдавал последние указания конюху, когда к нему подошел управляющий.

— Что, Аргамон? Что-то стряслось? — урок с Альмой давно закончился. Совершенно обессиленная, но куда более спокойная, она отправилась отдыхать, а Аргамон в свою очередь решил, что еще один разговор с лордом откладывать не стоит.

— Нет, милорд, просто хотел поделиться успехами нашей маленькой леди.

Ринар улыбнулся, даже толком не обратив на это внимание.

Так было всегда. Стоило подумать об этой девочке, на губах начинала играть улыбка. Поистине лучик солнца в его темном царстве. Глоток кислорода там, куда он слишком долго не поступал.

Мог ли он представить тогда, в вечер их знакомства, что привяжется к немного дикой, напоминающей гордого загнанного зверька девчушке? Конечно, нет. Но так и случилось. Он привязался. Рад был, что вместе с ее появлением, его дом ожил. Что теперь тут даже иногда слышен смех. Совсем как когда-то...

Он был рад этому, а еще безмерно благодарен девочке, из-за которой это происходило. Следя за тем, как Альма растет, меняется, он даже чувствовал невольную гордость, ведь и его заслуга в этом есть. Не найди ее Аргамон, цветок увял бы в монастырских стенах, а так... Ей суждено было цвести. Цвести для кого-то. И Ринар чуточку завидовал тому, кому достанется эта честь.

— Я слушаю тебя, о благородный наставник, — Ринар учтиво склонил голову, подыгрывая серьезному тону Аргамона. У него сегодня был совсем неплохой день. Один из тех, в которые реальность занимала куда больше мыслей, чем воспоминания. Такое случалось редка, а от того Ринар ценил эти дни как ничто другое.

— Она хватает на лету, мой лорд. Мне иногда даже кажется, что мы могли не соврать, в ней есть кровь магов.

— Несомненно, есть, в каждой кальми течет магическая кровь.

— Да, но в ней я чувствую куда больший потенциал, чем тот, который требуется для поддержания способностей кальми.

— Будто ты знаешь, какой потенциал должен быть у таких, как она, — Ринар обернулся, убеждаясь, что подслушивать их некому. Не лучшее время и место Аргамон выбрал для разговора. Слишком опасного разговора.

— Я ведь много читал, мой лорд. Пожалуй, больше вашего, и знаю о кальми предостаточно. Она не просто кальми. Она способна стать сильным магом. Она способна на многое, Ринар.

— К чему ты клонишь? — Ринар нахмурился, не до конца понимая, что хочет сказать ему старый друг.

— Давайте подождем, мой лорд. Не стоит торопиться. Не спешите, она скоро созреет, но ведь мы так долго ждали, давайте подождем еще немного, а вдруг...

— Что? — как Альму утром обдало холодом, так и Аргамон еле сдержался от того, чтоб не отпрянуть от лорда. — Что вдруг? Ты предлагаешь мне подождать еще, после того, как я ждал полстолетия? Ты спятил?

— Нет, мой лорд, — склонив голову, Аргамон пошел на попятные. — Я просто думаю, что дай мы ей еще немного времени, у нас будет больше шансов на успех... Ведь мы не можем быть уверены, что все пойдет именно так, как мы предполагаем...

— Я не стану ждать, Аргамон. Я слишком долго ждал.

— Но Альма...

— С ней ничего не случится. Это ее предназначение, кальми выживают после ритуала. Кроме того, это будет ее первый раз.

— Но мой лорд...

— Разговор окончен, Аргамон. Ты привязался к девочке, я вижу. Я тоже. Но это не значит... — Ринар набрал полную грудь воздуха. — Я не отступлю от задуманного, Аргамон. Все будет именно так, как должно. Я верну ее, чего бы мне это не стоило.

— Да, мой лорд, — сдаваясь, Аргамон согнулся в поклоне.

Упрямый дурак. Неужели опять? Неужели опять совершит ошибку? Опять поймет слишком поздно? Опять они промчат весь замкнутый круг до самого конца, так и не разорвав его?

— Но после ритуала... Я не гоню ее, Аргамон. Никто не узнает о нем. И если она захочет, я не против, чтоб она осталась.

Аргамону не было что ответить. После ритуала... Она ни за что не останется после ритуала. Она сбежит из этого дома, позабыв обо всем: о людях, о чувствах, о верной Шоколадке, стоит ей лишь понять, как ее использовали.

И все из-за слепого упрямства одного дурака.

Аргамон не был свидетелем их утреннего разговора на террасе, но если бы слышал замечание о том, что отвергнуть ее может лишь слепой, несомненно, согласился бы с этим самым слепцом.

Продолжение здесь: https://lit-era.com/account/books/view?id=14614