Беспризорный князь

Анатолий Дроздов

Беспризорный князь

Роман

1.

Повозки тащились по броду. Колеса утопали в речном иле, измученные кони, подгоняемые ударами кнутов, упирались ногами в топкое дно, но двигались еле-еле. Люди, бредшие по колено в воде, налегали на повозки плечами, пытаясь помочь лошадям, но без толку. Люди, как и кони, обессилели. От долгой дороги, бессонной ночи, понуканий стражей. А те не унимались: брызгая мутной водой из-под копыт коней, скакали обочь, крутя над головой плетками.

— Шибче! Шибче рушай, пся кревь!

Удары плетей обжигали бока лошадей. Те вздрагивали, но не прибавляли шаг — усталость была сильнее боли. Перепадало и смердам, недостаточно старательным по мнению стражей. Те только ниже опускали головы, не решаясь поднять на обидчиков взгляды. За ненависть, горевшую во взорах, могли не только плетью — мечом вытянуть.

Худо-бедно, но колонна двигалась. Выбираясь на противоположный берег, люди отводили повозки в стороны и обессилено падали на траву. Лошади замирали на подрагивающих ногах и свешивали головы. Голодная малышня, ехавшая в повозках среди узлов с пожитками (дети постарше брели рядом с взрослыми), тихонько хныкала, но громко плакать боялась: измученные родители были щедры на затрещины. Даже стража угомонилась. Выгнав последнюю повозку на берег, воины сползли с седел, и повалились на траву, подобно смердам. Только предводитель остался в седле. Это был молодой рыцарь, скорее даже юноша, статный и широкоплечий. Пушок, пробивавшийся на верхней губе, делал его лицо по-детски милым. Однако любой, кто заглянул бы в холодные, серые глаза юноши, сразу переменил бы мнение.

Окинув взором табор, Збыслав, так звали юношу слуги, или попросту Збышко, соскользнул наземь, снял стальной шлем и поклонился потемневшему от непогоды кресту, возвышавшемуся неподалеку от брода.

— Нех бендзе пахвалены пан Езус! И ты, Матка Боская...

Продолжить молитву Збышко не успел. Крылатая тень, следом и другая скользнули по земле, на мгновение закрыв табору солнце. Испуганно заржал жеребец Збышко, его поддержали кони стражей. Збышко поднял взор, и лицо его скривилось.

— Пся крев!

Два огромных крылатых змея, пролетев над путниками, развернулись над дальним берегом и приземлились у одинокого дуба, росшего посреди склона. Сложив крылья, змеи присели. На спинах их показались воины в кольчугах и шлемах. В больших корзинах, прицепленных к бокам змеев, виднелись головы других. Как только змеи коснулись земли, воины выскочили. Их оказалось восемь. Из тех, кто сидел верхом, двое тоже спрыгнули. Образовавшийся десяток вытащил из корзин щиты и копья и построился в линию, преграждая дорогу. Один воинов вышел вперед. Он был высок, широкоплеч, голубые глаза его выделялись на загорелом лице. Золотая икона Божьей Матери украшала граненый шлем воина, отполированные зерцала доспеха блестели в лучах солнца.

— Я князь Иван! — крикнул воин, сложив руки рупором. — Повелеваю бросить зброю и встать на колени! Кто не подчинится — смерть!

— Пся крев!

Збышко вскочил в седло и закрутил над головой выхваченным из ножен мечом.

— До мне!

Стражники, опасливо поглядывая на змеев, нехотя забрались в седла и сгрудились за спиной предводителя. Тот бросил меч в ножны и отстегнул от седла копье.

— Напшуг!

Отряд всадников, ощетинившись копьями, устремился вверх по склону. Уставшие кони скакали медленно. Возможно, дело было не в этом. Спутники Збышко, со страхом глядя на змеев, поневоле придерживали животных, отставая от предводителя. Тот, увлеченный атакой, не заметил этого. Метя наконечником копья в лицо князю, он мчался по склону.

— Олята! — крикнул Иван воину, сидевшему на ближнем змее. — Подпусти ближе! Не то бегать потом за ним...

Воины князя засмеялись. Тем временем конь Збышко, подгоняемый всадником, подскакал совсем близко. Переменив решение в последний миг, лях не стал бить с седла и занес руку для броска. Змей заревел: трубно и злобно. У людей на берегу заледенило в жилах. Кони и вовсе обезумели. Встав на дыбы, они рвались из постромок, вставая на дыбы, сбрасывали всадников, и, освободившись от ноши, летели прочь, не разбирая дороги. Збышко тоже не усидел. Выронив копье, он скатился на землю. Копье потерялось в траве, Збышко не стал его искать. Выхватил меч. После чего побежал к князю, выкрикивая боевой клич.

— Вот ведь неугомонный!

Иван выдернул из рук ближнего воина копье и склонил его земле. Подбежавший Збышко замахнулся мечом, но князь сунул копье меж ног ляха и дернул древком. Левая нога Збышко поехала вбок, лях покачнулся и грянулся навзничь. Князь, размахнувшись, приложил древком о шлем врага. Тот охнул и выронил меч.

— Вяжите!

Иван вернул копье хозяину и двинулся вниз. Воины устремились следом. Стражники, устрашенные судьбой предводителя, не сопротивлялись. Один за другим бросали оружие и вставали на колени. Воины князя вязали им руки и, подталкивая древками копий, гнали к дубу. Скоро там оказался отряд во главе с предводителем.

— Соберите коней! — приказал Иван дружинникам и пошел к повозкам. Смерды, встретили его поклонами. Одна из женщин, выбежав вперед, бросилась князю в ноги, обхватив его сапоги.

— Что ты?!

Иван, склонившись, поднял женщину.

— Не чаяли, что переймешь. Они... — Женщина всхлипнула.

— Насильчали? — посуровел лицом князь.

— Не! — ответил за женщину выступивший вперед смерд. — Только били. Чтоб шибче шли.

— Кто-нибудь помер? Язвленные есть?

Смерд покрутил головой.

— Ты староста?

— Так! — Смерд поклонился.

— Как звать?

— Кубта.

— Идем!

Князь двинулся вдоль повозок, заглядывая в каждую. Испуганные змеем дети глядели на него со страхом. Иван гладил русые головенки, подмигивал, дети оттаивали и робко улыбались в ответ. Кубта, делая озабоченное лицо, семенил следом. Возле одной из телег князь замер. Среди наваленных узлов и прочего скарба лежала женщина. Сыромятные ремешки крепко стягивали ей руки и ноги. Рот полонянки был также завязан, а распухшее лицо представляло собой сплошной синяк. На белом теле, видном сквозь разодранную рубаху, виднелись кровоподтеки. Медового цвета глаза полонянки смотрели на князя с надеждой. Иван вопросительно глянул на старосту. Тот переменился в лице.

— Это кто?

— Ведьмарка... — Кубта замялся. — Поганая. Рядом жила. Роды принимала, лечила... А что? Разве нельзя? Ты не велел поганых трогать.

— За что ее?

Староста потупился и промолчал. Иван достал из-за голенища нож, перерезал путы на руках и ногах женщины, после чего сорвал повязку с ее лица. Полонянка, толкнув языком ком шерсти, забитый в рот, стала выплевывать шерстинки. Иван терпеливо ждал. Закончив, ведьмарка вытерла рот и настороженно глянула на князя. Тот протянул снятую с пояса баклагу. Ведьмарка приникла к горлышку. Утолив жажду, вернула сосуд.

— Как звать? — спросил Иван, цепляя баклагу к поясу.

— Млава.

Голос у женщины оказался молодым и звонким.

— За что били?

— Снасиловать хотели.

— Казал: баб не трогали! — обернулся Иван к старосте. Тот испуганно отступил на шаг.

— Их не трогали, я меня, поганую, можно, — пояснила Млава. — Он сам и подсказал — за дочек своих боялся. Мердал! Чтоб язык твой отсох! — Млава харкнула в сторону Кубты. Плевок угодил старосте прямо в лицо. Тот испуганно закрестился. Довольная улыбка тронула разбитые губы Млавы. Иван, протянув руку, помог ей выбраться. Ведьмарка оказалась высокой — почти вровень с князем. Ступив на траву, она покачнулась. Иван поддержал ее за локоть.

— Ноги затекли, — сказала Млава. — Храни тебя Мокошь, княже! Животом обязана! — Ведьмарка пыталась поклониться, но снова качнулась и оперлась спиной о телегу. — Спалить меня хотели.

— За что?

— Уды им заговорила, когда насиловать стали. Сказала: ни у кого не встанет.

— И? — сощурился князь.

— Не встали.

Иван захохотал. Млава терпеливо ждала, когда он отсмеется.

— Они разозлились и стали меня бить, после чего связали и бросили в телегу. Рот заткнули, чтоб не кляла — чар моих боялись. Сказали: отвезут к монахам, а те меня спалят. После чего заклятие сойдет. Нет уж! — мстительно сказала ведьмарка.

"У них уже жгут! — подумал Иван, глядя на изувеченное лицо ведьмарки. — Паписты!"

— Кубта! — обернулся он к старосте. Тот подошел, ступая на негнущихся ногах.

— Дай ей новую одежу и... — Иван посмотрел на босые ноги ведьмарки, — обувку какую.

— У меня сапоги были, добрые, — поспешила Млава. — И узел с добром. Все он забрал! — она с ненавистью глянула на старосту.

"Хозяйственный! — усмехнулся Иван. — Прихватизировал. Не пропадать же добру..."

— Верни! — распорядился строго и двинулся дальше. Кубта поспешал следом. Осмотрев табор, Иван подозвал старосту.

— Передохните и бредите обратно. Охрану дам.

— Избы спалили! — пожаловался Кубта. — Налетели с рассветом, рожны схватить — и то не успели.

Староста явно оправдывался. За историю с ведьмаркой, за спешный марш в ляшские земли. Иван не собирался его винить. На каждого из стражей приходилось по три смерда, но что они могли против обученных воинов? Правильно сделали, что подчинились, не то порубили бы их в капусту...

— Выгнали нас из хат, велели собрать скарб, и зажгли, — продолжил Кубта. — Коров и коней дозволили взять, овечки с курами погорели.

— Видел! — кивнул князь. — Доберешься, скажи тиуну, чтоб помог лесом и людьми. К осени избы должны стоять! Потраву и скот возместят; передай тиуну, что я велел. И вот что. Как погорельцев освобождаю вас в это лето от дани.

— Спаси тебя Иисус, княже!

Кубта упал на колени и приник губами к ладони князя. Тот сердито вырвал руку и пошел к дубу, возле которого ждали дружинники. Один, по прозвищу Жбан, выступил навстречу князю.

— Спымали коней! — доложил радостно. — Не успели сбежать. Брони с них, — он кивнул на связанных пленников, — ободрали. Только у одного, — он указал на Збышко, — добрая была. У остатних — худые, а мечи так и вовсе дрянь.

— Какая-никакая, а добыча! — возразил князь. — Не тяжко досталась.

Жбан согласно склонил голову.

— Что с ними? — указал на пленников.

— Сам знаешь! — посуровел лицом Иван. — Раз зброю не кинули... Только не здесь! — одернул дружинника, поднявшего взгляд к веткам дуба. — На своей земле.

— Тогда и сапоги сымем! — обрадовался Жбан. — Им не понадобятся.

Иван поморщился, но возражать не стал.

— Пойдешь со смердами! — велел воину. — Не спешно. Они вымотались, не гони. Через седмицу жду вас в Звенигороде. Сдай их тиуну, и вели счесть убыток. Даю вам смока... Зых! — повернулся князь к дружиннику, стоявшему у ближнего змея. — Летишь с ними!

Воин кивнул.

— Зорко гляди! Не ровен час другие наскочит.

Зых поклонился.

— Мы с Олятой — в Звенигород! Я...

Крик не дал князю договорить.

— Войско!

Дружинник, стоявший на страже, указывал рукой на гребень берега. Там, заполняя горизонт, сгрудились всадники.

— К зброе!

Зых и Олята влезли на змеев и стали привязываться к седлам. Остальные, похватав щиты и копья, встали в ряд.

— Легкая добыча! — сплюнул Жбан, беря копье поудобнее. Иван, остался на месте. Поднеся ладонь ко лбу, стал считать незваных гостей. Тех было с полсотни — по пять на каждого из его воинов. Несмотря на численное превосходство, ляхи не спешили атаковать. Один отделился и поскакал к дубу. Дружинник, стоявший обочь Ивана, натянул лук. Князь предостерегающе поднял руку. Дружинник ослабил тетиву. Лях тем временем приблизился. Богатая броня с полированными зерцалами, отделанный серебром шлем и красные сапоги на крепких ногах говорили, что это не простой воин.

Вороной жеребец, подскакав к змеям, захрапел и стал пятиться. Всадник, поколебавшись, соскочил и пошел к князю. Обрадованный конь отбежал и замер, косясь в сторону змеев.

Иван молча разглядывал незваного гостя. Тот был немолод, но крепок. Невысокий, но кряжистый, с длинными и сильными руками лях выглядел внушительно. Давний шрам, пересекая щеку, придавал его лицу свирепый вид. Покосившись на змеев, лях остановился и склонил голову — чуть-чуть.

— Коронный воевода Мацей из Застенок, герб Мзура, — важно представился он.

"Проще говоря, Мацько!" — подумал Иван.

— Ты — князь Галицкий?

Иван кивнул.

— Пошто забрел в мои земли?

— Заберу свое и уйду, — Иван кивнул на притихший с появлением всадников табор.

— То наши хлопы! — нахмурился Мацько. — Летось ушли. Весь бросили, орать некому.

— В Галиче нет холопов! — возразил Иван. — Любой, кто приходит, становится вольным.

Мацько насупился.

— Ты не вправе имать их здесь!

— Отчего же? — хмыкнул Иван. — По ряду, заключенному с твоим королем, могу преследовать татей, схитивших мое добро, на день пути от межи. Ваши земли начинаются от реки. Я далеко забрел? Или, может, разорил твою весь?

Мацько не ответил.

— А вот они, — указал князь на связанных пленников, — мою землю зорили. Сожгли избы, угнали люд, потравили посевы. Я вправе наказать.

— Как? — спросил Мацько.

— Повешу.

— Дам выкуп за этого! — Мацько указал на Збышко. — Остальных вешай! Дрянь, а не люди, раз господина не защитили... Згода?

Князь покачал головой.

— Не нужно золото? — удивился Мацько.

— Он знал, куда шел. Летось объявил: повешу любого. Если отпущу, придет снова. Мне опять ловить? Не проси!

Мацько засопел.

— Буду биться с тобой, князь!

Иван усмехнулся и выразительно посмотрел на смоков.

— С нами Езус и Матка Боская!

— Это вряд ли! — ответил князь.

Воевода повернулся и пошел к жеребцу. Тот принял хозяина на спину и поскакал прочь.

— Олята, Зых! — Князь обернулся к воинам, сидевшим на смоках. — Воеводу не калечить! Доставить целым.

Дружинники кивнули и подобрали поводья. Змеи встали на толстые лапы и разбежались. Расправив крылья, они взмыли над склоном. За рекой развернулись и встали крылом к крылу. После чего вытянули шеи и оскалили пасти. Усеянные рядами острых зубов, те были страшны. Смерды на берегу закрестились. Змеи, проплыв над ними, устремились на ляхов, уже скакавших к дубу с копьями наперевес. Приблизившись, смоки заревели — еще сильнее и ужаснее, чем недавно. Непереносимый рык сломал строй атакующих. Кони ляхов брызнули в стороны, некоторые встали на дыбы или принялись подавать задними ногами, сбрасывая всадников. Ляхи валились на траву как снопы. Гнедой воеводы, прыгая, как козел, нес его к дубу. Мацько, бросив копье, пытался усмирить коня, но тот не подчинялся. Храпя и фыркая, вороной мчал к дереву, грозя разбить об него себя и всадника. Пленники, увидев это, поползли в стороны — помирать под копытами никому не хотелось. Мацько отделяло от дуба всего ничего, когда его догнал смок. Выпустив когти, змей схватил ляха и приподнял вместе с жеребцом. Ноги Мацько выскользнули из стремян. Освобожденный конь приземлился и порскнул в сторону. Помчался к реке, где его переняли наблюдавшие за схваткой смерды.

Змей же, увернувшись от столкновения дубом, повернул и снизился. Бросив ляха, он сел. Весело глянул на дружинников, будто спрашивая: "Ну как я? Ловко?" А те, вздернув воеводу на ноги, обезоружили и подвели к князю.