Люди ли зомби?

Если бы не они — город превратился бы в ад, захлебнувшись в собственной крови. Каждые два часа они рискуют своими жизнями, защищая других. Забойщики. Отдушина для феномена, названного Превращением, жуткой реалии крупных городов. Он — один из них. Немного особенный, очень серьезно относящийся к своей работе. Он не путается понять Превращение, он просто старается воплотить в жизнь девиз его касты: "Никто не умрет". Но чтобы одни жили, другие должны умирать...

Скачано с:

www.кирилл-кудряшов.рф

Люди ли зомби?

Кирилл кудряшов

Перекур — это святое. В любой работе нельзя без перекура. И не важно, что вы подразумеваете под этим словом — действительно ли вы посвятите пять минут тому, чтобы превратить их в дым и пепел, или же просто посидите рядом с хорошим знакомым или коллегой, и поговорите о том, о сем. Главное — открытый воздух и хорошая компания.

Дружеский перекур — это разговоры о слухах и сплетнях, о бабах и деньгах.

Перекур коллег — это обсуждение сегодняшнего рабочего дня, изверга-шефа, маленькой зарплаты, служебных проволочек.

Перекур забойщиков — это молчание. Пять минут молчания, на протяжении которых курят все. Это наша традиция, наш ритуал. Тем, кто три раза за смену ставит на кон свою жизнь, нет нужды беспокоиться о раке легких или о запахе изо рта.

На часах — 3-50. Новосибирск спит. Спит спокойно, твердо зная, что смертей среди простых людей сегодня не будет. Зная, что забойщики на посту, и что если кто-то и умрет, то это будет один из нас — один из тех, кто сам сделал свой выбор, кто получает деньги за то, что рискует собой.

10 минут до боя. Перекур заканчивается в молчании. В кармане каждого из нас оживает мобильник, а у кого-то — начинают пищать наручные часы. Мой сотовый наигрывает бодренький похоронный марш — мы ставим будильник на "без десяти бой", чтобы не зазеваться, не оказаться слишком далеко от метро, когда пробьет четыре часа утра.

Катастрофы не будет — город все равно будет спать спокойно. За этим строго следят городские власти, и забойщиков всегда больше необходимых двадцати. На случай, если кто-то струсит, опоздает, зазевается... или умрет в предыдущем бою. Нашу шестичасовую смену вместе с нами коротает "скамейка запасных". Несколько забойщиков, готовых заменить любого из нас в случае чего.

Без семи минут четыре.

— Айда, ребята, — говорю я.

Это тоже ритуал. Правда месяц назад, после того как среди нас впервые появилась девушка, "Айда, мужики" пришлось сменить на что-то более демократичное. Поначалу было непривычно, но смена традиции ничто, в сравнении с появлением в команде девушки... Милой и хрупкой на первый взгляд, но отменно владеющей каратэ и, что гораздо более важно в нашей работе, великолепно владеющей собой.

Забойщиками становятся не те, кто умеют хорошо драться. Превращение на 15 минут наделяет нас навыками профессиональных бойцов, и собственные знания в этой области, конечно, являются хорошим подспорьем, но не более того. Забойщиками становятся лишь те, кто способен не полностью поддаться Превращению, сохранив хотя бы частичку здравого смысла, частичку себя прежнего... Этой частички обычно достаточно для того, чтобы притворить в жизнь наш девиз: "Никто не умрет!"

Мы спускаемся в метро. 19 крепких парней и одна не менее крепкая девушка. Молчим. Просто спускаемся по лестнице, на ходу машинально проверяя, на поясе ли ножны. Забойщики работают с ножами. В замкнутом пространстве с каменными стенами полет пули непредсказуем, а нож — это продолжение твоей руки, им ты не порежешь того, кого не нужно!

Год назад это просто был еще один вход в метро, с открывающимися в обе стороны дверями, с киосками в переходе. Год назад все изменилось, вместо трех стеклянных дверей — одна мощная стальная, открывающаяся только изнутри, с пульта охраны. Первые несколько недель тут вообще дежурил ОМОН — отбиваться от журналистов, желавших посмотреть на забойщиков, приходилось буквально врукопашную. Щелкает замок, и я, идущий впереди, распахиваю дверь перед остальными.

Я уже и не помню этот переход, как переход метро. За прошедший год он превратился для меня в место работы, в место, в котором раз в несколько недель обязательно гибнут люди.

В коридор, в котором еще ни разу никто не погиб в мою смену!

"Никто не умрет"!

Я с улыбкой киваю охраннику. Мы знакомы столько же, сколько я работаю забойщиком. Не раз мы с ним дрались бок о бок, а бывало что и друг против друга, пока однажды его бой не закончился для него ампутацией ноги. Покинуть этот переход он так и не смог, остался работать дежурным на пульте...

Иногда я задумываюсь о том, что будет со мной, если однажды удача изменит мне, и превратит в калеку. Да, за год работы я скопил немалые деньги, да и пенсию по инвалидности забойщикам выплачивают не слабую, с голоду не умру. В Москве один отошедший от дел забойщик издал книгу, и, по слухам, заработал на ней больше, чем за все время своей работы. "Люди ли зомби?" разлеталась такими тиражами, что Джоан Роулинг тихо плакала в углу от зависти. Вопрос в другом, смогу ли я жить без своей работы?

Это один из двух вопросов, которые занимают меня с тех пор, как я впервые спустился в подземный переход на площади Ленина, сжимая в руке охотничий нож.

"Смогу ли я жить, если перестану быть забойщиком?", и "Сколько я еще смогу оставаться забойщиком"? Думаете, здесь есть некое противоречие? Может быть... Но если вы никогда не стояли спиной к стене в подземном переходе, держа в поле зрения остальных девятнадцать человек, держа руку на рукояти ножа, и гадая, кто из них в следующий момент бросится на вас — вам не понять того, как эти два вопроса могут мирно уживаться друг с другом.

Без одной минуты бой. Мы встаем спиной к стене, по всему пространству перехода, примерно на равных расстояниях друг от друга. Кровь, оставшуюся после прошлой схватки, давно смысли, но ее запах все равно витает в воздухе... Запах крови, предвестник запаха смерти.

"Никто не умрет!"

Двери с окошками из бронированного стекла наглухо закрываются, отрезая нас от всего мира, от десятка врачей, которые кинутся к нам, как только бой закончится. Негромко пищат, включаясь, камеры под потолком. Общественность жаждет видеть кровавые подробности работы забойщиков. Еще бы, следующие 15 минут дадут фору любому боевику, а то и фильму ужасов.

Началось... Я чувствую это кожей, чувствую своим нутром. Словно порыв ледяного ветра, ворвавшийся в теплую комнату. Словно сама смерть прошла рядом... Волосы на затылке встают дыбом, по спине бегут мурашки. Инстинкты, доставшиеся нам от предков... Организм готовится к бою, выплескивая дозу адреналина в кровь, в то время как разум еще не отдавал приказа сражаться.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как на меня накатывает Превращение.

"Я — это я!" — твержу я себе. Не важно, что говорить. Можно читать стихи, можно нести любую околесицу, главное — не позволить Превращению полностью изменить тебя. "Я — это я!" "Никто не умрет"!

Время замедляет свой бег. Я снова забойщик. Снова, в который уж раз... В отличие от остальных, которых Превращение с одинаковой вероятностью может сделать и забойщиком, и зомби, я всегда становлюсь забойщиком. Я не феномен, я просто редкий экземпляр. Такие как я есть в Нью-Йорке и Лондоне, в Питере и Буэнос-Айресе. Но в Новосибирске я такой один.

Я выхватываю нож. Это МОЕ движение, мое собственное, не продиктованное мне Превращением. Я решаю, драться мне или нет. Я, а не та сила, что пробудилась во всех крупных городах мира, и стравливает нас теперь, будто бойцовых собак.

Словно в замедленной съемке я вижу, как на меня летят трое зомби. Если напрячься, я даже вспомню их имена — моя память все еще подчиняется мне, просто Превращение отодвинуло на второй план все, кроме умения драться.

И ненависти! Всепоглощающей ненависти к зомби. И эту ненависть мне нужно задвинуть туда же, где сейчас память об именах тех, кто рядом со мной. Я не должен ненавидеть. Тогда, и только тогда осуществим наш девиз.

Трех зомби мне не осилить. Строго говоря, мне и двух-то обезвредить будет проблематично. Остальные понимают это, и двое забойщиков бросаются ко мне, наперерез ближайшим к ним зомби. 10 на 10, такова арифметика превращения. Двадцать человек разделяются на два равных лагеря. Десять забойщиков, десять зомби... Один на один — все честно, при таком раскладе наш девиз вполне возможно притворить в жизнь.

Ближайшим ко мне зомби оказывается девушка. Усилием воли я вызываю в памяти ее имя, и ее лицо. Настя. Минуту назад она была красивой... Минуту назад, до того как ее лицо исказилось гримасой ярости. Сейчас она похожа на фурию, на чудовище... на зомби. Потому тех, кого Превращение заставляет ненавидеть весь свет, так и окрестили. А нас, чья ненависть направлена на них и только на них прозвали забойщиками.

Понеслось.

Я уклоняюсь от направленного мне в лицо удара, и полосую ножом по Настиной руке. Зомби не чувствую боли, но законы физики и биомеханики действуют и для них. Рука с перерезанным сухожилием повисает безжизненной плетью... Она рычит, дико, по-звериному, и снова бросается на меня, оскалив зубы.

Нырок, удар — нож вспарывает бок зомби, но она этого не замечает, пролетая по инерции мимо.

Пользуясь секундной передышкой, я окидываю взглядом переход — все идет как обычно, все разбились по парам, забойщик-зомби, и каждый вальсирует сейчас со своим противником.

Зомби снова летит на меня, и я, зазевавшись, едва не пропускаю удар. Она уже шевелит правой рукой, по которой прошелся мой нож, еще минута, и затянется и рана на боку... Минута — это так много, когда у тебя их всего пятнадцать.

Я бью ее в челюсть. Это против всех правил, это первое, чему я учу новых забойщиков, только-только пришедших на эту работу. Не лезьте с зомби в рукопашную, как огня бойтесь захватов. Будь вы хоть чемпионом мира по греко-римской борьбе, после Превращения зомби обретают такую силу, что тягаться с ними вы все равно не сможете. Бейте ножом, и только ножом. Остановить их может только сталь.

Рука горит, словно в огне — ударить зомби, это все равно что ударить кирпичную стену. Но, тем не менее, Настя отшатывается — кажется даже, что не от силы удара, а просто от удивления, хотя в горящих ненавистью глазах зомби нельзя прочесть вообще ничего. "Люди ли зомби?" Хороший вопрос...

Ее секундного замешательства мне хватает с избытком — я всаживаю нож ей под ребра, и рык зомби сменяется клокочущим бульканьем. Она заваливается на спину, неуклюже пытаясь вытащить нож. Это ей почти удается, но я со всей силы пинаю ее ногой в грудь, вгоняя лезвие еще глубже.

Все. Один готов! Остается только выдернуть нож из обмякшего тела...

Я озираюсь по сторонам, не нужна ли кому моя помощь. Нет, все в порядке. Еще трое зомби уже лежат на полу, все забойщики целы, никто вроде бы даже не ранен.

Моя помощь никому не нужна, но я все же не могу удержаться. Ярость кипит внутри меня, ненависть к зомби, порожденная Превращением. Я забойщик, я создан лишь для одного — убивать их. Кромсать, резать, бить... И я бью!

Мой удар приходится ближайшему ко мне зомби в позвоночник, чуть выше копчика. Нож с хрустом вклинивается между позвонками, и я, для верности, проворачиваю его в ране. Парень падает как подкошенный — руки еще слушаются его, а вот ног у него, можно сказать, больше нет. Но это не серьезно, это задержит его не более чем на три минуты, а нам нужно больше, хотя бы пять.

Забойщик прыгает на поверженного зомби сверху, приземляясь коленями на спину, круша его ребра и пронзая их осколками легкие. Молодой еще, глупый — для зомби это пустяк, меньше минуты на восстановление. Сердце — вот их единственное уязвимое место, и я, отталкивая забойщика, вонзаю зомби нож в спину, примерно туда, где расположено сердце.

Попал. Естественно, попал. Сила зомби — в их мощи и нечувствительности к боли. Сила забойщиков — в точности. Из Превращения мы впитываем ловкость и быстроту, а самое главное — знание, куда ударить так, чтобы удар оказался смертельным. Даже для кажущихся неуязвимыми зомби.

Я вновь прогоняю охватывающую меня ярость. Желание кромсать зомби, расчленить его, отрезать по одному пальцы рук и втоптать их в пол, вырезать сердце и нашинковать его мелкой стружкой — кто знает, способен ли зомби вырастить себе новое сердце? Я — профессиональный забойщик, я контролирую себя, и ярость уходит. Пусть нехотя, но уползает. А вот мой коллега, увы, еще не так хорошо владеет собой.

Еще дважды он всаживает нож в спину неподвижному зомби, прежде чем я ударом кулака сваливаю его на землю. Коля, так его зовут. Я помню это! Я могу заставить себя вспомнить!

— Коля, держи себя в руках! — говорю я, и произнесенное вслух собственное имя заставляет его вздрогнуть, и взглянуть на меня более осмысленно. Скорее всего он уже и забыл, как его зовут.

Он кивает, и я, видя, что с ним и с его зомби все будет в порядке, вновь обвожу взглядом переход. Забойщики на ногах, зомби на полу. Все под контролем. Все в норме, никто не впал в боевое безумие. Работаем!

Помимо ножа на поясе у каждого из нас по увесистому мотку скотча. Простого широкого скотча, и именно скотч, а не нож, как думают многие, наше главное оружие. Я сначала тоже смеялся, когда мне впервые сказали что пеленать зомби, способного крошить кулаками кирпичи мне придется не какой-то сверхпрочной веревкой со стальными волокнами, а обычным скотчем, но вы попробуйте смотать себе им руки, и разорвать эти оковы. Попробуйте, и представьте, что чувствуют зомби, намертво связанные по рукам и ногам.

Я возвращаюсь к Насте, и начинаю ее пеленать. Руки — за спиной, ноги — привязать в рукам, и все это — на двадцать пять оборотов каждая фиксация. Не вырвется! Мне все еще приходится подавлять ярость и желание истыкать ножом все ее тело, но сейчас, когда азарт схватки уже схлынул, когда зомби беззащитен и лежит перед тобой на полу, бороться с инстинктами забойщика гораздо проще.

Все, готово. Руки и ноги связаны намертво. Девушка лежит на полу, уткнувшись лицом в холодный мрамор... Я оглядываюсь по сторонам, чтобы в случае чего придти кому-нибудь на помощь. Даже у меня случалось, что зомби восстанавливался раньше ожидаемого срока, когда "пеленание" еще не было завершено, и тогда приходилось укладывать его вновь. Но даже и это не катастрофа — бросив взгляд на электронное табло часов на стене, я вижу, что прошло всего лишь семь минут из отпущенных нам Превращением пятнадцати. Мы сработали как всегда четко и быстро — даже если сейчас кто-то из зомби поднимется, мы успеем уложить его обратно. Время, необходимое им для полного восстановления — пять минут, а у нас в запасе еще целых восемь. Бездна времени! Никто не умрет!

Но все идет по плану, зомби накрепко связаны, и еще даже не начали ворочаться. Все прошло как по маслу...

Еще через две минуты Настя приходит в себя и начинает пытаться освободиться. Не вырвешься, родная! Скотч — штука крепкая! Как говорится, "Если скотч не берет, то и сварке делать не фиг!"