Креcт

Крест

С трех сторон их окружал лес — могучий и величественный, медленно сливающийся с наступающей темнотой. И лишь за их спиной лесная чаща чуть расступалась, открывая обзор на древнюю полуразрушенную церковь, за которой на несколько сот метров вилась узенькая заросшая дорожка, выходящая на главную дорогу, соединяющую Богом забытую деревню с райцентром. Все здесь говорило о запустении — разбитые окна и некогда красивые витражи церкви, исчезающая с людских глаз под натиском деревьев тропинка, и могилы, к большинству из которых жители деревни забыли дорогу уже два года назад, когда обитавшее в одной из них существо впервые выбралось на поверхность. Два года к большинству из могил никто не прикасался — суеверный ужас сельчан не давал им даже днем приблизиться к этому месту. Редкие люди приходили сюда разве что в полдень, опасливо оглядываясь по сторонам, чтобы подправить оградку или выполоть сорняки на могиле, стараясь не думать о том, что возможно именно из нее поднимается по ночам жуткое нечто, влекомое жаждой крови.

Однако, когда прошлым летом двое не вернулись отсюда, а их тела были обнаружены с разорванным горлом спустя несколько недель, посетители кладбища и вовсе сошли на нет. Куда больше, чем внешний вид пристанища мертвых жителей деревни беспокоила безопасность живых. Огороды благоухали чесноком, на каждой двери красовался крест, люди боялись оставлять на ночь открытыми окна и держали под подушкой осиновые колья — все было бесполезно. Не смотря ни на что вампир пробирался в запертые жилища, обращая людей в бледные, дрожащие от холода обескровленные тени. Он не убивал, всегда оставляя в человеке немного крови. Самую малость, чтобы дать ему шанс на выживание. Чтобы иметь возможность вернуться через несколько недель, когда жертва достаточно окрепнет.

Не убивал... до недавнего времени....

Близлежащие леса опустели, обрекая охотников на постоянные неудачи. Лоси, олени... Даже белки покинули эти места. Не стало лис, перестали попадаться следы медведей. И лишь волчий вой, да уханье сов только окрепли, будоража слух жителей деревни по ночам.

А месяц назад начались убийства и исчезновения. Трех жертв в течение одной недели нашли обескровленными в своих постелях. Четверых детей не нашли — они пропали ночью из запертых комнат. А волки, беспрестанно завывавшие по ночам, казалось, окружили деревню плотным кольцом, от чего собаки в бешенстве срывались с цепей и убегали в лес, чтобы больше никогда не вернуться обратно.

Вторая неделя принесла еще пятерых полностью обескровленных и троих пропавших. Третья — семь смертей и шесть исчезновений. Пропавших собак никто даже не пытался считать.

Мертвецов похоронили не на кладбище, опасаясь даже проходить мимо, а прямо у дороги, накрепко заколотив гробы и установив осиновые кресты.

Те, кто мог, бежали в город. Многие из тех, кто не мог — тоже, бросив свое жилье и рассчитывая прожить в городе хотя бы на вокзале. ПРОЖИТЬ, а не умереть в когтях вампира или одичавшего волка. Деревня пустела...

И тогда те немногие, кто решил остаться, приняли решение вызвать ИХ. Тех, о ком слагали легенды, до поры до времени называемые бабушкиными сказками. Охотников на нечисть, не имевших ни дома, ни семьи, ни родины. Мало кто вообще верил в их существование, но один из сельчан клятвенно уверял остальных что был лично знаком с человеком, видевшим ИХ собственными глазами.

Никто не верил ему, когда он отправился за двадцать километров в соседнее село. Никто не верил ему, когда он, вернувшись на следующий день сказал, что тот человек предполагает, как можно связаться с НИМИ и уже сделал несколько звонков. Пришлось поверить только тогда, когда однажды утром двое крепких, рослых мужчин с одинаковыми чертами лица и в одинаковой одежде, постучались в расположенный близ дороги дом.

Они не отвечали на вопросы сельчан и лишь задавали свои.

Кто они? — Не важно. Важно то, когда было совершено первое нападение.

Что они собираются делать? — Это их дело. А ваше — подробно рассказать, какие из мер защиты оказались наиболее действенными.

Как их зовут? — одного — Первый, а другого — Второй. Но какое это имеет значение? Важно лишь то, ЧТО скрывается на старом кладбище.

Сколько они потребуют? — А вот это уже вопрос по существу.

Сумма не была астрономической, но все же значительно превышала наличность, имеющуюся у всех жителей вместе взятых.

При попытке торговаться и сбавить цену один из близнецов лишь задумчиво пожал плечами.

— Если вам не устраивает наша цена, — сказал он, — Найдите других. Если устраивает — мы готовы подождать с оплатой пару месяцев. Но не дольше! Вам следует всегда помнить, что то, что мы сделаем ДЛЯ вас, мы можем сделать и ПРОТИВ вас!

Договоренность была достигнута час спустя.

Охотники потребовали дать им время до вечера на подготовку и заперлись в облюбованном ими доме. За несколько часов до того, как на деревню должна была опуститься тьма они, не сказав никому ни слова, вышли из дома с четырьмя огромными сумками на плечах — по две на каждого. Провожаемые испуганными взглядами сельчан они направились к лесу...

И вот теперь они стояли, внимательно осматривая кладбище, все такие же спокойные и невозмутимые.

— Следов вскрытия могил нет. — сказал Первый.

— Нет. — согласился Второй. — Но это еще не означает, что это кладбище необитаемо.

— Быть может, стоит проследить за свежими могилами?

— Нет. Если те, кто погиб в деревне и обратились, то их гробы сейчас уже пусты. Сельчане все равно не заметили бы, что кто-то выбрался из них и вновь засыпал землей — ты же знаешь, какие страшные педанты эти кровососы.

— Да. Каждую песчинку могут положить на то место, которое она занимала до их появления!

— Так что, если они выбрались...

— ... То они где-то здесь...

Десятилетия, проведенные братьями вместе, позволили им понимать друг друга без слов — даже мысли их бежали, казалось, в одном направлении.

— А почему мы так уверены, что найдем ЕГО здесь?

— ОН должен любить кладбища. Да и должен же он где-то спать.

— ОН? А может ИХ несколько?

— Маловероятно. Если ОН находит себе пару — они оба угомонятся и перестанут нападать так открыто. Тогда им нужно будет лишь добывать себе пропитание, а это — одна-две жертвы в неделю. Жертвы, но не трупы!

— А может быть так оно и есть, и ОНИ вообще уже покинули эти места и наслаждаются, теперь, лишь стылой кровью друг друга, изредка выходя на охоту, а здесь орудуют их жертвы — "обсоски", не потомственные вампиры?

— Не исключено. Но это нам на руку. Справиться с "обсосками" будет легко, сколько бы их тут не пряталось.

— Да... Один ХОЗЯИН стоит сотни этих тварей. Но что, если ИХ тут все же двое? ОН и ОНА? Двое потомственных, нашедших друг друга в этой глуши?

Второй хмуро посмотрел на брата и положил ему руку на плечо.

— Мы все равно справимся, не так ли? Перекрестье дорог недалеко — будет, где пригвоздить мерзавцев.

— Справимся! — на губах Первого заиграла улыбка и он копировал позу брата, положив ему руку на плечо. — Конечно справимся, будь их даже двое. Слишком много этих кровососов мы уже положили, чтобы испугаться чего-либо.

Они простояли так несколько минут, положив руки друг другу на плечи и глядя прямо в глаза.

— Нет страха.

— Нет!

— Нечисть уберется прочь!..

— Прочь!..

— Во имя Отца!

— Во имя Отца!

— К черту Сына и Святого Духа!

— К черту!

— Во имя нашего Отца!

-... Нашего Отца!

Казалось, что их сковала невидимая цепь. Казалось, что это не братья близнецы, а один человек, стоящий перед зеркалом. Два десятилетия охоты и игры в кошки мышки с потусторонними силами словно слили их воедино, оставив связь и с давно умершим отцом, научившим их этому ремеслу и погибшим от клыков оборотня.

Наконец они оба как по команде, сделали шаг назад и опустили глаза, разрывая невидимую нить, связывающую их.

— Пойдем. — произнес Второй, — нужно выбрать позицию для боя. Их дом не здесь, не в могилах, но они обитают на этом кладбище! Я чувствую это....

— Так же как я чувствую, что ОН здесь не один. — пробормотал сквозь зубы Первый и двинулся следом за братом.

Они на несколько раз пересекли кладбище. Ничего. Ни одной могилы со следами того, что недавно кто-то выбрался из нее, или забрался обратно. Ни один вампир, даже самый педантичный и внимательный от природы не смог бы так подчистить за собой следы.

И уж подавно этого не смогли бы сделать "обсоски"... Глупые трави, порожденные вампиром. Мерзкие клыкастые существа. Уже не живые, но еще и не мертвые, в отличие от Хозяина, который ЖИВЕТ, не смотря на свою потустороннюю сущность. Для людей вампир мертв — его холодное сердце, впитавшее могильный холод, не бьется, но в его жилах, подчиняясь неизвестным человечеству законам, продолжает течь кровь. Холодная кровь! И для вампира ее вкус даже более приятен, нежели вкус крови живого человека.

Именно поэтому, во время своих любовных игр вампиры кусают друг друга! Вкус крови себе подобного действует на них как наркотик, даруя ощущение неземного блаженства и чувство превосходства над всем миром и даже над своим собратом. Ведь если высосать всю его кровь — он умрет в ИХ понимании этого слова. Превратится в обескровленного "обсоска"!

Поэтому обретшие пару вампиры реже выходя на охоту — теперь кровь становится для них лишь пищей, а не лакомством, ибо рядом с ним находится тот, или та, кто вкуснее любого смертного. Такова вампирская любовь. Любовь загробная и непонятная людям.

Потомственный вампир — дитя этой любви, получает силу и власть отца и матери. "Обсосок" же, с точки зрения вампиров-Хозяев является никем. Его существование подчинено одной лишь цели — добыть новую порцию горячей крови! Высосать ее из жертвы всю, без остатка, превратив ее в себе подобного.

Именно из-за расплодившихся "обсосков", чаще всего и нанимали Охотников, ибо, если не остановить их — не перебить, пока их еще не достаточно много, эти расплодившиеся твари могут стереть все живое с лица Земли.

Даже вампиров, в том числе и самих себя, оставив свой род без пищи.

Помимо Хозяев и "обсосков" Охотникам был известен и третий тип вампиров — "полукровки". Их существованием и объяснялся тот факт, что не смотря на действия Охотников, количество вампиров на Земле не уменьшалось.

"Полукровки" были плодом любви Хозяина и смертного. Бывало, что вышедший на охоту потомственный вампир влюблялся в свою жертву и, желая подарить ей бессмертие, дабы вечно быть с нею рядом, сначала практически полностью обескровливал ее, а затем позволял умирающему человеку испить его холодной крови.

Такие существа, не будучи ни людьми, ни вампирами, не обладали силой Хозяев, но, подобно им, были бессмертными, не переносящими солнечного света и способными к продолжению рода. Ребенок двух "полукровок" рождался бессмертным, боящимся солнца и не наделенным силой и жаждой крови. Ребенок "полукровки" и потомственного вампира рождался потомственным вампиром с одним лишь "НО" — его сила была несколько меньшей, нежели у чистокровного родителя. По этому век от века вампирский род мельчал, и древние вампиры, давно распятые на перекрестьях дорог древними Охотниками, наверняка презирали бы вампиров нынешних, сравнивая их с "обсосками".

Все это объясняло то, что количество вампиров на Земле не сокращалось, но вопрос "Откуда появился первый Хозяин?" — по-прежнему оставался открытым. И из того, что братья знали о наиболее частом объекте своей охоты — и сами вампиры не раз задумывались о том, где берет свое начало их древний род. Были ли вампиры побочной ветвью эволюции, ведущей к развитию человека, или же человек был побочным результатом эволюции вампиров — не знал никто. Однозначно можно было сказать лишь то, что эти два вида похожи анатомически и взаимосвязаны.

Не стоило, так же, забывать о религиозной подоплеке вампиризма. Охотники не верили в Бога, мотивируя это тем, что если бы он существовал, то не позволил бы вампирам, оборотням и прочей нечисти бродить по планете, населенной созданными им людьми. Если "Бог — есть любовь", то как объяснить то, что он не следит за тем, чтобы все души умерших людей обретали покой? Как он допускает возможность того, что душа, отделенная от тела, нередко веками блуждает по свету, все больше озлобляясь и начиная мстить живым просто за то, что они живы. Охотники считали, что либо Бога нет вообще, либо библия что-то не так доносит до нашего сведения и даже начинали склоняться к тому, что Буддизм куда более точно отражает жизнь на небесах, нежели Христианство.

Однако нельзя было отмахнуться от таких необъяснимых вещей, как то что озлобленный дух или вампир не может заставить себя приблизиться к распятию, или то, что глаз вампира и оборотня режет, словно ярким солнечным светом, вид христианской церкви.

Это было одной из множества загадок их ремесла, но Охотники не желали ломать над ней головы. Они знали главное — существует множество действенного оружия против выходцев с того света. Осиновые колья, серебреные пули, различные ритуалы и т.д.

Даже бессмертного вампира можно убить, и это было главным.

Ночь опускалась на лес. Кроваво-красный закат ярким пламенем горел на западе, но Охотники не могли видеть его сквозь густые кроны величественных сосен, перешептывающихся о чем-то под дуновениями ветра.

Ночь опускалась на лес. Темно-зеленые иголки деревьев все еще оставались темно-зелеными на нижних ветках, но чуть выше — там, где человеческий глаз уже не мог вычленить одну иголку из полотна, сотканного из сотен, они превращались в синевато-черные. А еще выше, там, где свет уходящего за горизонт светила озарял их красным огнем, игольчатые кроны деревьев наливались кровью, словно напитавшись ею из земли, в которой покоились сотни человеческих тел.

Ночь опускалась на лес. И лишь купол церкви, заброшенной и разграбленной десятки лет назад, озарял последними отблесками солнечного свете опушку, на которой Охотники готовились дать бой нежити.

Ночь опускалась на лес...

— Сколько времени? — спросил Второй, взводя курок арбалета, заряженного тремя осиновыми стрелами с посеребренными наконечниками.

— Девять сорок. — отозвался Первый, положив на землю рядом с собой три распятия с заостренными штырями в центре. Стоило вбить такое в лоб вампира, и крест разрезал его голову на четыре части, проходя сквозь нее словно горячий нож сквозь масло. — Летом темнеет поздно.

— Еще с пол часа и ОНИ появятся.

— Да.

И вновь молчаливые приготовления к бою. Расположить на поясе две удобные кобуры с "Береттами" так, чтобы пистолет выхватывался за доли секунды и сам ложился в руку. Обвешать одежду полутора десятками обойм к ним, заряженными пулями со смещенным центром тяжести и серебреным покрытием. Такая пуля разила наповал любое материальное существо, пробивая в нем отверстие размером с кулак и оставляя по всему пути следования след расплавленного от трения серебра. Слабый вампир или оборотень погибал на месте, и даже потомственные вампиры страшились этого оружия, ибо оно оставляло долго незаживающие раны на их теле.