Креcт

Крест

С трех сторон их окружал лес — могучий и величественный, медленно сливающийся с наступающей темнотой. И лишь за их спиной лесная чаща чуть расступалась, открывая обзор на древнюю полуразрушенную церковь, за которой на несколько сот метров вилась узенькая заросшая дорожка, выходящая на главную дорогу, соединяющую Богом забытую деревню с райцентром. Все здесь говорило о запустении — разбитые окна и некогда красивые витражи церкви, исчезающая с людских глаз под натиском деревьев тропинка, и могилы, к большинству из которых жители деревни забыли дорогу уже два года назад, когда обитавшее в одной из них существо впервые выбралось на поверхность. Два года к большинству из могил никто не прикасался — суеверный ужас сельчан не давал им даже днем приблизиться к этому месту. Редкие люди приходили сюда разве что в полдень, опасливо оглядываясь по сторонам, чтобы подправить оградку или выполоть сорняки на могиле, стараясь не думать о том, что возможно именно из нее поднимается по ночам жуткое нечто, влекомое жаждой крови.

Однако, когда прошлым летом двое не вернулись отсюда, а их тела были обнаружены с разорванным горлом спустя несколько недель, посетители кладбища и вовсе сошли на нет. Куда больше, чем внешний вид пристанища мертвых жителей деревни беспокоила безопасность живых. Огороды благоухали чесноком, на каждой двери красовался крест, люди боялись оставлять на ночь открытыми окна и держали под подушкой осиновые колья — все было бесполезно. Не смотря ни на что вампир пробирался в запертые жилища, обращая людей в бледные, дрожащие от холода обескровленные тени. Он не убивал, всегда оставляя в человеке немного крови. Самую малость, чтобы дать ему шанс на выживание. Чтобы иметь возможность вернуться через несколько недель, когда жертва достаточно окрепнет.

Не убивал... до недавнего времени....

Близлежащие леса опустели, обрекая охотников на постоянные неудачи. Лоси, олени... Даже белки покинули эти места. Не стало лис, перестали попадаться следы медведей. И лишь волчий вой, да уханье сов только окрепли, будоража слух жителей деревни по ночам.

А месяц назад начались убийства и исчезновения. Трех жертв в течение одной недели нашли обескровленными в своих постелях. Четверых детей не нашли — они пропали ночью из запертых комнат. А волки, беспрестанно завывавшие по ночам, казалось, окружили деревню плотным кольцом, от чего собаки в бешенстве срывались с цепей и убегали в лес, чтобы больше никогда не вернуться обратно.

Вторая неделя принесла еще пятерых полностью обескровленных и троих пропавших. Третья — семь смертей и шесть исчезновений. Пропавших собак никто даже не пытался считать.

Мертвецов похоронили не на кладбище, опасаясь даже проходить мимо, а прямо у дороги, накрепко заколотив гробы и установив осиновые кресты.

Те, кто мог, бежали в город. Многие из тех, кто не мог — тоже, бросив свое жилье и рассчитывая прожить в городе хотя бы на вокзале. ПРОЖИТЬ, а не умереть в когтях вампира или одичавшего волка. Деревня пустела...

И тогда те немногие, кто решил остаться, приняли решение вызвать ИХ. Тех, о ком слагали легенды, до поры до времени называемые бабушкиными сказками. Охотников на нечисть, не имевших ни дома, ни семьи, ни родины. Мало кто вообще верил в их существование, но один из сельчан клятвенно уверял остальных что был лично знаком с человеком, видевшим ИХ собственными глазами.

Никто не верил ему, когда он отправился за двадцать километров в соседнее село. Никто не верил ему, когда он, вернувшись на следующий день сказал, что тот человек предполагает, как можно связаться с НИМИ и уже сделал несколько звонков. Пришлось поверить только тогда, когда однажды утром двое крепких, рослых мужчин с одинаковыми чертами лица и в одинаковой одежде, постучались в расположенный близ дороги дом.

Они не отвечали на вопросы сельчан и лишь задавали свои.

Кто они? — Не важно. Важно то, когда было совершено первое нападение.

Что они собираются делать? — Это их дело. А ваше — подробно рассказать, какие из мер защиты оказались наиболее действенными.

Как их зовут? — одного — Первый, а другого — Второй. Но какое это имеет значение? Важно лишь то, ЧТО скрывается на старом кладбище.

Сколько они потребуют? — А вот это уже вопрос по существу.

Сумма не была астрономической, но все же значительно превышала наличность, имеющуюся у всех жителей вместе взятых.

При попытке торговаться и сбавить цену один из близнецов лишь задумчиво пожал плечами.

— Если вам не устраивает наша цена, — сказал он, — Найдите других. Если устраивает — мы готовы подождать с оплатой пару месяцев. Но не дольше! Вам следует всегда помнить, что то, что мы сделаем ДЛЯ вас, мы можем сделать и ПРОТИВ вас!

Договоренность была достигнута час спустя.

Охотники потребовали дать им время до вечера на подготовку и заперлись в облюбованном ими доме. За несколько часов до того, как на деревню должна была опуститься тьма они, не сказав никому ни слова, вышли из дома с четырьмя огромными сумками на плечах — по две на каждого. Провожаемые испуганными взглядами сельчан они направились к лесу...

И вот теперь они стояли, внимательно осматривая кладбище, все такие же спокойные и невозмутимые.

— Следов вскрытия могил нет. — сказал Первый.

— Нет. — согласился Второй. — Но это еще не означает, что это кладбище необитаемо.

— Быть может, стоит проследить за свежими могилами?

— Нет. Если те, кто погиб в деревне и обратились, то их гробы сейчас уже пусты. Сельчане все равно не заметили бы, что кто-то выбрался из них и вновь засыпал землей — ты же знаешь, какие страшные педанты эти кровососы.

— Да. Каждую песчинку могут положить на то место, которое она занимала до их появления!

— Так что, если они выбрались...

— ... То они где-то здесь...

Десятилетия, проведенные братьями вместе, позволили им понимать друг друга без слов — даже мысли их бежали, казалось, в одном направлении.

— А почему мы так уверены, что найдем ЕГО здесь?

— ОН должен любить кладбища. Да и должен же он где-то спать.

— ОН? А может ИХ несколько?

— Маловероятно. Если ОН находит себе пару — они оба угомонятся и перестанут нападать так открыто. Тогда им нужно будет лишь добывать себе пропитание, а это — одна-две жертвы в неделю. Жертвы, но не трупы!

— А может быть так оно и есть, и ОНИ вообще уже покинули эти места и наслаждаются, теперь, лишь стылой кровью друг друга, изредка выходя на охоту, а здесь орудуют их жертвы — "обсоски", не потомственные вампиры?

— Не исключено. Но это нам на руку. Справиться с "обсосками" будет легко, сколько бы их тут не пряталось.

— Да... Один ХОЗЯИН стоит сотни этих тварей. Но что, если ИХ тут все же двое? ОН и ОНА? Двое потомственных, нашедших друг друга в этой глуши?

Второй хмуро посмотрел на брата и положил ему руку на плечо.

— Мы все равно справимся, не так ли? Перекрестье дорог недалеко — будет, где пригвоздить мерзавцев.

— Справимся! — на губах Первого заиграла улыбка и он копировал позу брата, положив ему руку на плечо. — Конечно справимся, будь их даже двое. Слишком много этих кровососов мы уже положили, чтобы испугаться чего-либо.

Они простояли так несколько минут, положив руки друг другу на плечи и глядя прямо в глаза.

— Нет страха.

— Нет!

— Нечисть уберется прочь!..

— Прочь!..

— Во имя Отца!

— Во имя Отца!

— К черту Сына и Святого Духа!

— К черту!

— Во имя нашего Отца!

-... Нашего Отца!

Казалось, что их сковала невидимая цепь. Казалось, что это не братья близнецы, а один человек, стоящий перед зеркалом. Два десятилетия охоты и игры в кошки мышки с потусторонними силами словно слили их воедино, оставив связь и с давно умершим отцом, научившим их этому ремеслу и погибшим от клыков оборотня.

Наконец они оба как по команде, сделали шаг назад и опустили глаза, разрывая невидимую нить, связывающую их.

— Пойдем. — произнес Второй, — нужно выбрать позицию для боя. Их дом не здесь, не в могилах, но они обитают на этом кладбище! Я чувствую это....

— Так же как я чувствую, что ОН здесь не один. — пробормотал сквозь зубы Первый и двинулся следом за братом.

Они на несколько раз пересекли кладбище. Ничего. Ни одной могилы со следами того, что недавно кто-то выбрался из нее, или забрался обратно. Ни один вампир, даже самый педантичный и внимательный от природы не смог бы так подчистить за собой следы.

И уж подавно этого не смогли бы сделать "обсоски"... Глупые трави, порожденные вампиром. Мерзкие клыкастые существа. Уже не живые, но еще и не мертвые, в отличие от Хозяина, который ЖИВЕТ, не смотря на свою потустороннюю сущность. Для людей вампир мертв — его холодное сердце, впитавшее могильный холод, не бьется, но в его жилах, подчиняясь неизвестным человечеству законам, продолжает течь кровь. Холодная кровь! И для вампира ее вкус даже более приятен, нежели вкус крови живого человека.

Именно поэтому, во время своих любовных игр вампиры кусают друг друга! Вкус крови себе подобного действует на них как наркотик, даруя ощущение неземного блаженства и чувство превосходства над всем миром и даже над своим собратом. Ведь если высосать всю его кровь — он умрет в ИХ понимании этого слова. Превратится в обескровленного "обсоска"!

Поэтому обретшие пару вампиры реже выходя на охоту — теперь кровь становится для них лишь пищей, а не лакомством, ибо рядом с ним находится тот, или та, кто вкуснее любого смертного. Такова вампирская любовь. Любовь загробная и непонятная людям.

Потомственный вампир — дитя этой любви, получает силу и власть отца и матери. "Обсосок" же, с точки зрения вампиров-Хозяев является никем. Его существование подчинено одной лишь цели — добыть новую порцию горячей крови! Высосать ее из жертвы всю, без остатка, превратив ее в себе подобного.

Именно из-за расплодившихся "обсосков", чаще всего и нанимали Охотников, ибо, если не остановить их — не перебить, пока их еще не достаточно много, эти расплодившиеся твари могут стереть все живое с лица Земли.

Даже вампиров, в том числе и самих себя, оставив свой род без пищи.

Помимо Хозяев и "обсосков" Охотникам был известен и третий тип вампиров — "полукровки". Их существованием и объяснялся тот факт, что не смотря на действия Охотников, количество вампиров на Земле не уменьшалось.

"Полукровки" были плодом любви Хозяина и смертного. Бывало, что вышедший на охоту потомственный вампир влюблялся в свою жертву и, желая подарить ей бессмертие, дабы вечно быть с нею рядом, сначала практически полностью обескровливал ее, а затем позволял умирающему человеку испить его холодной крови.

Такие существа, не будучи ни людьми, ни вампирами, не обладали силой Хозяев, но, подобно им, были бессмертными, не переносящими солнечного света и способными к продолжению рода. Ребенок двух "полукровок" рождался бессмертным, боящимся солнца и не наделенным силой и жаждой крови. Ребенок "полукровки" и потомственного вампира рождался потомственным вампиром с одним лишь "НО" — его сила была несколько меньшей, нежели у чистокровного родителя. По этому век от века вампирский род мельчал, и древние вампиры, давно распятые на перекрестьях дорог древними Охотниками, наверняка презирали бы вампиров нынешних, сравнивая их с "обсосками".

Все это объясняло то, что количество вампиров на Земле не сокращалось, но вопрос "Откуда появился первый Хозяин?" — по-прежнему оставался открытым. И из того, что братья знали о наиболее частом объекте своей охоты — и сами вампиры не раз задумывались о том, где берет свое начало их древний род. Были ли вампиры побочной ветвью эволюции, ведущей к развитию человека, или же человек был побочным результатом эволюции вампиров — не знал никто. Однозначно можно было сказать лишь то, что эти два вида похожи анатомически и взаимосвязаны.

Не стоило, так же, забывать о религиозной подоплеке вампиризма. Охотники не верили в Бога, мотивируя это тем, что если бы он существовал, то не позволил бы вампирам, оборотням и прочей нечисти бродить по планете, населенной созданными им людьми. Если "Бог — есть любовь", то как объяснить то, что он не следит за тем, чтобы все души умерших людей обретали покой? Как он допускает возможность того, что душа, отделенная от тела, нередко веками блуждает по свету, все больше озлобляясь и начиная мстить живым просто за то, что они живы. Охотники считали, что либо Бога нет вообще, либо библия что-то не так доносит до нашего сведения и даже начинали склоняться к тому, что Буддизм куда более точно отражает жизнь на небесах, нежели Христианство.

Однако нельзя было отмахнуться от таких необъяснимых вещей, как то что озлобленный дух или вампир не может заставить себя приблизиться к распятию, или то, что глаз вампира и оборотня режет, словно ярким солнечным светом, вид христианской церкви.

Это было одной из множества загадок их ремесла, но Охотники не желали ломать над ней головы. Они знали главное — существует множество действенного оружия против выходцев с того света. Осиновые колья, серебреные пули, различные ритуалы и т.д.

Даже бессмертного вампира можно убить, и это было главным.

Ночь опускалась на лес. Кроваво-красный закат ярким пламенем горел на западе, но Охотники не могли видеть его сквозь густые кроны величественных сосен, перешептывающихся о чем-то под дуновениями ветра.

Ночь опускалась на лес. Темно-зеленые иголки деревьев все еще оставались темно-зелеными на нижних ветках, но чуть выше — там, где человеческий глаз уже не мог вычленить одну иголку из полотна, сотканного из сотен, они превращались в синевато-черные. А еще выше, там, где свет уходящего за горизонт светила озарял их красным огнем, игольчатые кроны деревьев наливались кровью, словно напитавшись ею из земли, в которой покоились сотни человеческих тел.

Ночь опускалась на лес. И лишь купол церкви, заброшенной и разграбленной десятки лет назад, озарял последними отблесками солнечного свете опушку, на которой Охотники готовились дать бой нежити.

Ночь опускалась на лес...

— Сколько времени? — спросил Второй, взводя курок арбалета, заряженного тремя осиновыми стрелами с посеребренными наконечниками.

— Девять сорок. — отозвался Первый, положив на землю рядом с собой три распятия с заостренными штырями в центре. Стоило вбить такое в лоб вампира, и крест разрезал его голову на четыре части, проходя сквозь нее словно горячий нож сквозь масло. — Летом темнеет поздно.

— Еще с пол часа и ОНИ появятся.

— Да.

И вновь молчаливые приготовления к бою. Расположить на поясе две удобные кобуры с "Береттами" так, чтобы пистолет выхватывался за доли секунды и сам ложился в руку. Обвешать одежду полутора десятками обойм к ним, заряженными пулями со смещенным центром тяжести и серебреным покрытием. Такая пуля разила наповал любое материальное существо, пробивая в нем отверстие размером с кулак и оставляя по всему пути следования след расплавленного от трения серебра. Слабый вампир или оборотень погибал на месте, и даже потомственные вампиры страшились этого оружия, ибо оно оставляло долго незаживающие раны на их теле.

По две ручные гранаты на каждого — это оружие для крайнего случая, начиненное покрытыми нитратом серебра штырями. Братья никогда не говорили об этом вслух, но каждый из них знал что делать, если темные силы окажутся им не по зубам... Достаточно лишь дернуть за чеку и ты сам умрешь "чистой" смертью, не зараженный вампиризмом и отправишь на тот свет всю ту нечисть, что окажется рядом с тобой.

Арбалет, заряженный тремя осиновыми стрелами. Времени на перезарядку в пылу боя уже не будет, но эти три стрелы, выпущенные одновременно, во-первых, практически исключают вероятность промаха, а во-вторых, способны тяжело ранить даже Хозяина.

Фосфорные шашки и ручные и вмонтированные в сделанные по заказу шлемы фонари — чтобы не остаться без света в темном лесу, в окружении врагов. Свет фонаря, направленный в глаза порождению ночи, ослеплял его на миг, ибо нечисть, за редким исключением, не выносит яркого света, а солнечный и вообще был губителен для любого из вампиров или оборотня в волчьем обличии.

Бутыль со святой водой на поясе. Как оружие святая вода — бесполезна, она лишь обжигает нечисть, не нанося особого вреда. Зато если один из них будет ранен — укушен вампиром или оборотнем, то она может спасти им жизнь. Если в течение нескольких ближайших минут после укуса полить ей рану — вирус, превращающий человека в подобие живого трупа, будет выжжен, не успев просочиться в кровь.

Длинный кинжал, лезвие которого также покрыто нитратом серебра — по одному на каждом боку. Оружие ближнего боя. Разит наповал всех, за исключением Хозяев, да и тому можно нанести серьезную рану, полоснув кинжалом по горлу или глазам.

Привычными движениями Охотники доставали оружие, проверяли его боеспособность и определяли его на место, наиболее удобное во время боя. С таким вооружением можно было с полной уверенностью в победе развязать войну с маленькой вампирской дивизией, но они предпочитали перестраховаться, чтобы не оказаться перед лицом врага без патронов или осиновых кольев. Если бы у них была возможность купить танк — они бы сделали это, чтобы быть готовыми ко всему. Впрочем, ко всему быть готовым просто невозможно и Охотники лучше кого-либо понимали это. В их памяти был свеж эпизод поединка с древним и могучим оборотнем, научившимся каким-то образом создавать свои фантомные копии. Они извели весь боекомплект, отстреливая мелькавших то тут, то там громадных волков, а когда закончились серебренные пули — волчье воинство исчезло и перед братьями предстал всего один. Громадный двухметровый клыкастый волк, который поднявшись на задние лапы больше напоминал гималайского медведя. Они с огромным трудом закололи его кинжалами, сами получив несколько тяжелых ранений. Будь этот оборотень в тот день не один — братья простились бы с жизнью.

Солнце окончательно распрощалось с этой частью Земли, исчезнув за горизонтом. Красный закат отпылал. Погасли кровавые блики на куполе церкви.

Ночь пришла.

Охотники включили фонари, пронзив лесную мглу яркими лучами света.

— Может стоило засесть в церкви? — спросил Первый.

— Нет. Тогда ОНИ не подошли бы к нам на сотню метров, поняв, что мы задумали. Они не станут охотиться за целью, которая заведомо недостижима, прячась в стенах храма, куда им нет хода. Ловля на живца, брат.... Ловля на живца...

— Опасная приманка.... — улыбнулся Первый.

— Рыбка тоже зубаста. — отозвался Второй.

— Как ты думаешь, откуда они появятся?

— Понятия не имею. Ты сам видел, могилы девственны, не осквернены. Не слышь я рассказов деревенщины, я бы никогда не поверил, что на этом кладбище водятся кровососы. Вот оборотни — да, в это верю. Тем более, что мужики нам рассказывали об ушедшей из леса дичи, волчьем вое по ночам и нескольких жертвах с разорванным горлом. Я еще не видел вампира, жрущего мясо, а не пьющего кровь. Но слишком многие в деревне были обескровлены — это вампиризм, не иначе.

— Но где, в таком случае, прячется наш кровосос? Кладбище маленькое, мы не могли пропустить оскверненную могилу.

— А что, если он живет не на кладбище? Может он похоронен в лесу? Какой-то отшельник, живший на окраине деревни?

— Возможно, но дела не меняет. Здесь однозначно как минимум несколько кровососов — слишком много жертв для одного. Вероятно, "обсоски". И не забывай о волках.... И они придут сюда, на кладбище — оно манит их.

Откуда-то издалека, из лесной чащи, донесся приглушенный деревьями жалобный вой, эхом отозвавшийся от стен заброшенной церкви.

— Слышишь? — спросил Первый.

— Да. Молодой, недавно умерший. Не хочет жить такой жизнью.

Натренированный мозг Охотника моментально подмечал малейшие детали в раздавшемся рядом шорохе или интонации в голосах нежити. То выл не матерый оборотень, а существо, еще недавно бывшее человеком. За те несколько дней или, быть может, недель, он еще не смирился с тем, что отныне каждую ночь он будет обрастать шерстью и, чтобы не умереть с голоду, выходить на охоту. Пройдет еще пара месяцев и он окончательно одичает, забыв о своем прошлом. Научится жить ночной жизнью, отлеживаясь днем в каком-нибудь логове и боясь показаться на глаза людям. Укушенный оборотнем мог вернуться к людям, и лишь в полнолуние проявлялось его волчье лицо, но вот погибший от его клыков — никогда. Даже днем с его тела не полностью сходила шерсть, а душа или то, что обычно с ней отождествляют, отмирала как ненужный зверю атавизм. Если жертва вампира становилась всего лишь "обсоском", то жертва оборотня — полноценным оборотнем, вот только, уступающим по возможностям Древним.

Вой раздался снова, теперь уже с другой стороны. Его подхватил кто-то совсем рядом, а затем еще и еще, пока вес лес не запел жуткую волчью песню.

Братья переглянулись, одновременно положив руки на рукояти пистолетов.

— Их много.

— Возможно. А возможно большинство здесь просто волки.

— Волки не любят волко-людей.

— А волко-люди не умеют создавать фантомов....

На суровых лицах Охотников на миг проскользнула тень улыбки.

— Бывает всё.

— Всё.

Хор приближался. Оборотни, или волки смыкали кольцо вокруг братьев.

— Круговая оборона! — скомандовал Второй.

Они стояли спина к спине, ожидая появления врагов. В левой руке — мощный фонарь, дополнение к тому, что сияет на голове, в правой — верная "Беретта" с полной обоймой.

— Они идут!

Они показались одновременно со всех сторон, выходя словно не из лесной чащи а из самой темноты под деревьями, куда не добирался даже серебристый свет ущербной луны. Свет фонарей играл на их оскаленных клыках, отбрасывая причудливые блики.

Их было больше дюжины. Большие, сильные, с горящими желтым огнем глазами.

Не волки. Оборотни.

Они шли на живца.

Грянул выстрел и первый монстр, неуклюже поднявшийся на задние лапы для атаки, захлебнулся кровью и собственным рыком. В том месте, где пуля пробила его грудь края раны засветились голубым огнем, но тут же погасли — серебро делало свое дело.

Нестройный ряд оборотней превратился в толпу и, поняв, что люди вооружены, они бросились на них всем скопом, одновременно, надеясь перегрызть горло врагов до того, как те покончат с ними.

Выстрелы зазвучали чаще, а затем практически слились в одну очередь — идеально вычищенные и отлаженные механизмы пистолетов не знали осечек. Атака волко-людей захлебнулась и уцелевшие попытались повернуть обратно к лесу, но было поздно. Одновременно отстреляв обоймы, братья бросили пистолеты на землю, выхватывая запасные. Ни одна пуля не прошла мимо цели — стоило лучу света выхватить из темноты силуэт чудовища, как в следующую секунду не знающая жалости серебреная пуля пчелой впивалась в его мохнатое тело. Черные тела падали на землю с тем, чтобы за мгновение до смерти обрести человеческий облик. Затем теперь уже человеческие тела таяли, исчезая в земле, где им и положено было находиться.

Утихли выстрелы. Утих волчий вой. Лишь где-то неподалеку тяжело заухала ночная хищница сова.

— Есть! — воскликнул Первый, поднимая с земли пистолет и не глядя на него привычным движением заменяя обойму.

— Сколько их было?

— Не знаю, слишком темно. Штук двадцать.

— Несладко бы пришлось деревне в эту ночь.

— Посмотрим, каково еще придется нам. Не забывай о кровососах.

На звуки боя должны были придти другие. Оборотни, вампиры или еще кто-нибудь, обитавший в этих лесах. Поэтому Охотники, не теряя даром ни секунды, вновь наполнили отстрелянные обоймы патронами и замерли в ожидании. Ждать пришлось недолго....

Странный шорох за деревьями привлек внимание Первого за секунду до того, как громадный черный волк взвился в воздух в стремительном прыжке, целясь в его горло. Серебреная пуля, размозжившая ему плечо, не убила его, а лишь отбросила в сторону. Не раздумывая ни секунды, Второй молниеносно кинулся к зверю и, приставив ствол пистолета к его голове, спустил курок.

— Волк. — произнес он, когда голова зверя разлетелась в клочь, повиснув окровавленными ошмотьями на одежде Охотника.

— Точно. — согласился Первый, вынимая обойму и вставляя в нее новый патрон взамен истраченного. — Как думаешь, почему он напал?

— Не знаю. Может, он принял нас за НИХ?

— А что, если он был с НИМИ?

Второй не ответил. Вновь встав за спиной брата, он тоже перезаряжал свой пистолет. Они не знали случая, чтобы дикие волки действовали вместе в оборотнями. Волки и вампиры — да, вампиры и летучие мыши — да, но волки и оборотни.... Нет. Как люди презирают своих ближайших родственников, обезьян, считая их глупыми животными, слишком далеко отстоящих от них, так и волки презирают и ненавидят тех, кто стал похожим на них не в ходе эволюции, а из-за простого укуса. Хотя, с другой стороны, они подчиняются Древним оборотням, признавая не только их родство, но и главенство....

"Обсосок" выскочил из леса и со змеиным шипением метнулся к Первому. Его бледное лицо резко контрастировало с окружающей темнотой, по этому для того, чтобы прицелиться Охотнику не пришлось даже освещать жертву фонарем. Пуля вошла точно в глазницу и, сорвав с вампира половину черепа, швырнула его на землю уже мертвым. Голодный огонь в его глазах потух — душа человека навеки успокоилась, покинув занятое злобным духом тело.

В ту же секунду трое подобных бледнолицых тварей выскочила с другой стороны и метнулась ко Второму. Четыре выстрела — три жертвы. Никто из них не успел приблизиться даже на пару метров.

— Порядок, брат? — крикнул за его спиной Первый.

— Порядок. — отозвался он. — Следи за деревьями.

Большое темное пятно рухнуло откуда-то сверху, видимо с верхних веток ближайшей сосны — зачастую вампиры охотились подобно рыси, бросаясь на свою жертву с высокого укрытия. Серебреная пуля настигла его на пол пути, войдя чуть ниже холодного сердца.

Новый звук вспорол тишину леса. Яростный рев голодного зверя заставил содрогнуться ветви сосен.

Чаща леса разверзлась, исторгнув из себя исчадий ночи и ада — полчища волков и волко-людей, бледнокожих вампиров-"обсосков" и голодных нетопырей. Они наступали, подобно приливной волне — голодные и озлобленные на весь мир, мучимые неутолимой кровавой жаждой. Готовые стереть с лица Земли любого, кто встанет у них на пути.

Грянули выстрелы.

Один за другим падали на землю трупы волков и нетопырей. С тяжелым стоном боли и облегчения обрушивались на траву возвращающиеся в свой истинный облик оборотни, тут же растворяясь в ней, словно в кислоте. С жутким хрипом корчились на земле в агонии "обсоски", чувствовавшие как серебро разъедает их тело, превращая его в кровавую кашу.

Братья не проронили ни единого слова. Ни один из них не просил о помощи и не молил о пощаде, понимая, что надеяться каждый из них может только на себя, а атакующие их кровожадные твари лишены жалости и сострадания.

Патроны в обоих пистолетах закончились в первую же минуту боя — больше десятка вампиров и оборотней были повержены каждым из Охотников, но все новые и новые твари с остервенением и бесстрашием бросались на штурм горы трупов, воздвигнутой братьями.

Всадив в грудь слишком близко подобравшегося вампира заточенный осиновый кол, Первый отшвырнул в сторону пустую обойму и зарядил новую. Поднявшийся на задние лапы оборотень уже распахнул над ним свою пасть, когда он всадил ему в глотку посеребренный крест с острием в центре, одновременно выстрелив в лицо еще одному приближающемуся "обсоску".

С ревом боли и ужаса раненый оборотень, на морде которого все явственнее проступал страшный ожог в форме распятия, бросился обратно в лес не разбирая дороги и опрокидывая бегущую ему навстречу нежить.

Второй потянулся за новой обоймой, когда острые зубы нетопыря щелкнули прямо у его лица. Ударив голодную тварь кулаком, он быстро наклонился, поднимая с земли осиновый кол, а когда вновь выпрямился во весь рост — увидел прямо перед собой оскаленные клыки волко-человека. Он отклонился в сторону, нарушая тем самым первое правило Охотников — "Не открывать спину напарника", и когда челюсть оборотня лязгнула возле его правого уха, всадил в его голову осиновый кол, одновременно отталкивая чудовище от себя и брата.

— Брат, ты цел?! — крикнул Первый, не оборачиваясь.

— Цел! — крикнул тот в ответ, вставляя обойму в рукоять пистолета и выпуская пять пуль подряд в приближающиеся к нему цели.

Гора тел вокруг охотников росла. Вот рухнул на землю "обсосок", голова которого распалась на четыре части, прожженная святым распятием, вот рядом с ним растворился в земле поверженный оборотень.

Наибольшую опасность представляли волки. Серебреные пули, вонзившиеся в тело вампира, убивали его тут же — важно было не задеть внутренние органы мертвеца, все они все равно уже давно не функционируют, а просто привнести в мертвое тело дозу серебра. Волка же, живого, а не исторгнутого адом, нужно было именно убить, прострелив сердце или голову. Эти сильные, выносливые животные умирали далеко не сразу, до последнего цепляясь за жизнь и стремясь умереть, сомкнув челюсти на шее врага.

— Их полчища! — крикнул Первый, вновь с риском для жизни заменяя обойму. — Не знаю, откуда их столько, но если в ближайшие минуты они не закончатся — закончатся мои патроны!

— Мои тоже! — отозвался Второй. Четыре обоймы осталось. Патроны в сумке еще есть, но о перезарядке в этом пекле и речи быть не может.

— Будем прорываться к церкви! Там они нас не достанут!

Звонко пропела тетива арбалета, всаживающего три осиновые стрелы в грудь "обсоска". Тут же ей вторила другая, укладывая еще двоих.

Не сговариваясь, Охотники повернулись боком к церкви и, чувствуя спину брата за своей спиной, начали прокладывать себе дорогу к убежищу.

Грохот выстрелов умолкал лишь на секунду, когда они перезаряжали пистолеты. Ручные фонари давно были отброшены в сторону, а запасные пистолеты вернулись в кобуры. Теперь в одной руке каждого их них был кинжал, а в другой — разящая врагов "Беретта". На месте боя были брошены несколько осиновых кольев — все равно они были бесполезны при таком количестве нападавших, распятия были потрачены все до единого.

Они разделились лишь на несколько секунд, перебираясь через воздвигнутую вокруг их позиции гору тел зверей и "обсосков", а затем вновь встали спина к спине, продвигаясь к церкви.

— У меня одна обойма в запасе! — стараясь заглушить рев и стоны нежити прокричал Второй.

— А у меня одна в стволе! — отозвался Первый. — Пойдем на прорыв?!

— А что, есть выбор?!

Это означало "Да".

В одно мгновение пистолеты вернулись в кобуры. В одно мгновение братья сорвали с себя по гранате и, дернув за кольца, отбросили их настолько далеко, насколько это было возможно не размахиваясь.

— Бежим! — крикнул Первый, полоснув ножом по тянущейся к нему руке "обсоска", и они помчались, всаживая на бегу кинжал в тела нежити и животных.

За их спинами один за другим грянули два оглушительных взрыва, разметавших в стороны орду преследователей. Несколько осколков вонзились в спину Второго, два штыря глубоко вошли в левую руку Первого. Уж лучше металл, чем зубы вампира.

Они бежали, не останавливаясь и не взирая на боль. За их спинами агонизировали десятки мертвецов и зверей, а еще десятки вновь вырвались из объятий темноты леса, чтобы присоединиться к травле людей. Но теперь становилось ясно, что Охотники успеют спастись. Успеют перешагнуть порог церкви, один вид которой вызывал ступор у вампиров и оборотней, а прикосновение к ее стенам — мгновенную смерть.

— Смотри! — воскликнул Первый, показывая на купол храма. Как некогда, на закате он отливал кроваво-красным, так сейчас он светился голубоватым светом словно гигантский огонь Святого Эльма, заливая пространство вокруг этой призрачной синевой. — Что это?!

— Не знаю! — поморщившись от боли в спине на бегу ответил Первый. — Ты на крест посмотри!

Крест, как и весь купол, светился зеленовато-синим светом, но.... Удивительно, как они не заметили этого на закате — крест был перевернут!

Взбежав по ступенькам они с разбега распахнули дверь и, запнувшись обо что-то большое и мягкое, повалились на пол, рассекая ладони об осколки стекол и витражей.

— Живой?! — спросил Первый, поднимаясь.

— Да. -отозвался Второй. — Но ранен, кажется, серьезно.

Поднявшись с пола Первый рефлекторно обернулся, чтобы посмотреть на дверь — не ворвутся ли в нее полчища вампиров и оборотней, чтобы завершить начатое дело. Маловероятно, даже невозможно — нежить не может пересечь порога церкви, но второе правило Охотников гласило: "Рассчитывай на худшее — для нежити нет ничего невозможного".

Обернулся, и едва сумел сдержать рвущийся из груди крик — у самого порога громадными штырями была пригвождена к полу большая собака.

— Кто мог такое сделать в церкви?! — спросил Второй, повторивший действия брата.

— Шпана. — неопределенно ответил тот, но уверенности в этом голосе не было. Он не мог забыть о перевернутом кресте — было в нем что-то необычное и пугающее.

За окном вокруг церкви толпой стояли "обсоски" и оборотни, вперемешку с волками. Объединенные одной целью они стояли молча, буравя взглядом стены церкви. Десятки, сотни голодных тварей....

Первый схватился, было, за гранату, намереваясь метнуть ее в окно, но Второй поймал его за руку.

— Не стоит. Всех ты все равно не перебьешь, а кто знает, что еще выпадет на нашу долю этой ночью.

— Ладно. По крайней мере, они не могут сюда войти....

— А им и не нужно! — звонкий, мелодичный женский голос раздался за спиной Охотников, заставив их обернуться, выхватив пистолеты. Перед ними стояла молодая женщина, лет тридцати, облаченная в старомодное платье с глубоким вырезом на ее пышной груди и длинной широкой юбкой.

Доля секунды отделяла Охотников от того, чтобы нажать на курок. Третье правило гласило "Ночь, и все, что скрывается в ней — враг".

— Кто ты? — спросил Первый, — И что ты тут делаешь?

— Живу! — улыбнулась она, обнажая длинные острые клыки.

Два выстрела слились в один. Две пули пронзили насквозь ее хрупкое тело, пробив на выходе отверстия, размером с голову ребенка.

Ее даже не отбросило выстрелом назад — она осталась стоять так, как стояла, с любопытством рассматривая две дыры с рваными краями на своем платье. Если бы Охотники могли взглянуть на ее спину, то увидели бы, как за считанные секунды зарастает страшная рана....

— Не может быть! — воскликнул Первый, целясь ей в лицо.

— Может! — с кровожадной улыбкой ответила она.

Охотники вновь выстрелили практически одновременно, превращая лицо вампира в кровавую маску. Куски черепа разлетелись по стенам, но раньше, чем под сводами церкви отзвучало эхо выстрела, на братьев вновь смотрели холодные невредимые глаза.

— "Обсоски" умирают от царапины, нанесенной серебреным лезвием, Хозяева же получают лишь тяжелую рану от удара точно в сердце. Я же не чувствительна к серебру вообще!

— Как и я.

— И я.

Двое мужчин в черных фраках возникли у стен комнаты, то ли влетев в окно, то ли пройдя сквозь бетон.

— Я чувствовал. — обречено прошептал Первый, зажав в кулаке гранату. — Вот только, их даже не двое....

— Нас больше!

— Много больше!

— В десяток раз!

Еще несколько вампиров вышли из стен или спустились из-под купола.

— Мы не боимся серебра!

— Мы не заметим удара осиновым колом!

— Перекрестье дорог не станет нашим крестом!

— Мы те, кого вы зовете Хозяевами!

— Первые из Хозяев!

— Но это же церковь! — воскликнул Второй, последовав примеру брата и зажав в руке гранату.

— Это не ЕГО церковь! Наша!

От взрыва содрогнулись стены церкви и рассыпались в стеклянную пыль уцелевшие витражи. Голубое сияние купола ослабло на миг, когда пошатнулся перевернутый крест, а затем стало ярче.

Вокруг церкви бесновались, рычали и ревели полчища чудовищ, скаливших свои клыки. Десятки. Сотни. Тысячи! Они пришли сюда в эту ночь по зову повелителей, готовые повиноваться их приказам.

— Эти двое были последними! — произнесла женщина, скрытая пылью, поднятой взрывом. — Больше опасности нет.

— Опасности и не было! Люди ничтожны и обречены на то, чтобы служить нашей пищей!

— Не стоит недооценивать человечество! Эти Охотники убили многих, прежде чем попасться в эту ловушку.

— Тогда сделаем так, чтобы этот мир не породил больше Охотников. Возьмем его!

— Да!

— Да!

— Да!

Хор голосов гудел, заставляя содрогаться бетонный каркас церкви, и этому гулу вторил рев толпы, собравшейся вне ее стен.

— Вперед!

Полчища нежити и зверья вновь растворились в лесу, чтобы выйти из темноты в другом месте. В другой деревне. В другом городе. В этом мире...

Они больше не видели преград.

Кирилл Кудряшов "Крест"

7