Божий суд

...когда я подошел к городским воротам был уже почти полдень. Высокое майское солнце припекало совсем по-летнему, было жарко, и тащить набитую инструментами и фолиантами заплечную суму становилось уже тяжковато. Радовало то, что в городе наверняка найдется таверна, а в таверне — местечко для бродяги, то есть для меня, и я смогу, пусть на время, избавиться от своей ноши.

У ворот, два изнывающих от жары и безделья стража удостоили меня только тоскливого взгляда и даже не потребовали платы за вход. Ну что ж, это радует, и заблаговременно приготовленный сребреник, которым я готов был пожертвовать ради права войти в город, вернулся в мой карман. Я прошел ворота и по вполне прилично мощеной улице направился в центр города. Улица была необычно пустынна, меня это слегка удивило, но я решил что по случаю воскресного дня все жители на службе в соборе. Город, судя по богатым домам на главной улице и ухоженным переулкам — вполне процветающий. Что ж, это радует меня еще больше. В процветающем городе жители должны хорошо заботиться о своем здоровье, а это значит, что в нем всегда найдется уютное местечко для хорошего лекаря. То есть для меня. И мои многолетние скитания, которые мне более чем надоели, наконец-то окончатся. Приятные размышления не помешали мне заметить, тем не менее, что двое стражников, впустивших меня в город, сменились, и теперь идут за мной по пятам. Похоже, что с окончанием их вахты, окончилось и их тоскливое настроение. Стажи весело улыбались и шли, стараясь успеть за моим быстрым шагом, который еще боле ускорился в предвкушении конца долгого пути.

Я вышел на главную городскую площадь. Здесь все, как и везде: слева — ратуша, справа — собор, прямо — таверна, позади — самые дорогие лавки в первых этажах домов самых богатых горожан, посредине торжище. Однако сегодня рынок был пуст, и только в центре площади, возле позорного столба, на плахе сидел некто в грязных серых лохмотьях, а к самому столбу был приколочен какой-то указ. Похоже, этот некто прикован к этому столбу. Пустой рынок несколько странен для воскресенья, но в каждом городе свои традиции, за годы странствий я многое повидал, и поэтому зрелище еще одного наказуемого не вызвало у меня ни любопытства, ни жалости. Я решительно направился прямо к таверне, но не тут-то было. Стражники прытко подскочили ко мне, и уперши мне в спину острия своих алебард, приказали:

— Тебе налево, приятель!

— В чем дело? — я попробовал возмутиться, — Я ни в чем не виноват.

— Мы знаем, что ты не виноват. Но именно поэтому ты нам всем и нужен, — осклабился первый стражник, высокий рыжий щербатый детина, примерно одного роста со мной.

— Был бы ты виноват, мы с тобой не так разговаривали, — поддержал своего напарника второй стражник, коренастый, невысокий и лысый. Похоже он был в этой паре старшим. Ослабив нажим своей алебарды на мою спину, он продолжил:

— Ты мил человек, не серчай, мы на службе, приказ выполняем. Идем-ка лучше с нами к бургомистру, и он все тебе объяснит. — Так что вертай налево, в ратушу.

Я подчинился столь недвусмысленно выраженному приказу. Хотя... Площадь была пустынна, свидетелей нет, алебарды они держат за края древка... Все что требуется — сделать резкий шаг вперед, развернуться, оглоушить этих двух увальней моим посохом и сбежать — я и не от таких уходил. Но тогда на моей мечте отдохнуть от скитаний придется ставить крест — в этом городе я уже остаться не смогу, а до ближайшей границы — три дня пути. Возвращаться туда не хочется, особенно когда вспомнишь, кто меня там ждет... Будем надеяться что все дело в том, что у бургомистра болит зуб, или что ему кто-то наступил на любимую мозоль. Или что его любимый внук объелся зеленой черешни, в изобилии произрастающей в окрестностях города. В общем, что ему просто нужен лекарь.

— Ладно, ведите, — сказал я стражам и повернул к ратуше.

Стражи, обрадованные моей покладистостью, перестали подгонять меня алебардами, подхватили их на плечи и быстро засеменили рядом со мной. Наверняка со стороны мы напоминали компанию собутыльников, которой не терпится добраться до таверны. Эх, если бы мы действительно шли в таверну...

В ратуше старший стражник распахнул дверь в просторный кабинет. В глубине кабинета, за большим столом из мореного дуба, украшенного затейливой резьбой, сидел плотный, коренастый мужчина лет пятидесяти, одетый в синий камзол ,украшенный богатым серебряным шитьем. В момент нашего вторжения хозяин кабинета внимательно изучал один из документов, в изобилии разбросанных по столу.

— Вот он, ваша милость! — радостно отрапортовал главный стражник.

— ....Кто — "он"?? — хозяин кабинета оторвался от своего занятия, поднял голову и удостоил нас ничего не понимающего взгляда. Весь его вид выражал достоинство и процветание, а его круглое розовощекое лицо добродушного любителя пива выражало сожаление человека, который в воскресный день вынужден заниматься делами, а не пить пиво в компании друзей или домочадцев.

— Господин бургомистр! Он первый мужчина, который вошел в ворота нашего города после оглашения приказа вашей милости! — радостно отрапортовал второй стражник.

— А-а-а, — протянул бургомистр, затем выбрался из-за стола, обрадовано улыбаясь и разводя широко руки для объятия, направился ко мне, — Как мы рады вас видеть, дорогой путник!

— Я тоже рад вас видеть, ваша милость, — я поклонился в ответ, — Но я не понимаю, чем вызван столь большой интерес к моей скромной персоне. Я не собирался отвлекать вас в воскресенье...

— Дело в том, что сегодня у нас должен состояться божий суд... — ответил бургомистр.

— Божий суд? Вы чтите старые традиции? Это прекрасно! Но я то тут причем? — я был очень удивлен этой новостью.

— А притом, что ты будешь участником этого суда!

— Я??? Участником?? Надеюсь что не обвиняемым? — за мной, как за всяким лекарем, водилось множество грехов, но я не знал, что где-то врачевание могут наказывать таким образом.

— Нет, конечно же, нет! — бургомистр был само радушие, — Никакого обвинения против вас! Наоборот! Вы будете защищать ее, такова наша древняя традиция ...

— Защищать??? Кого? И от кого? Или от чего? И почему я?

— Вы ее видели, там, на площади.... Она сидит прикованная к плахе. Это Изабелла Сушард, несчастная дочь Якоба Сушарда, старейшины цеха пекарей. Ее обвинитель утверждает, что она ведьма...

— Какая чушь, — возмутился я, — Что за дикость в наш просвещенный век!

Я хотел было прибавить, что будь она действительно ведьма, то она не стала бы дожидаться сомнительного исхода поединка, именуемого божьим судом, а запросто улетучилась бы ночью, но не стал этого делать дабы не оказаться обвиненным заодно с этой несчастной девушкой и замолчал...

— Вот именно дикость! Это прекрасно, что вы так думаете! Поэтому вы и будете защищать ее против этого нелепого обвинения не только с оружием в руках, но и с чистой совестью! — еще больше обрадовался бургомистр. — Да укрепит всевышний ваши силы!

— Но почему я? Я же не воин! — моему недоумению не было предела, и я никак не мог сообразить, как выпутаться из этой дурацкой ситуации.

— Воин, или не воин, для божьего суда это не имеет значения. Раз пришел ты, значит такова воля небес! — ответил бургомистр, — Защитником становится первый же мужчина, вошедший в город после оглашения божьего суда, его возраст, звание и профессия значения не имеют. Такова традиция.

— Если уж я обязан участвовать, то я могу узнать, когда состоится это поединок? Могу ли я получить хоть какое-то оружие? Но все-таки — почему?

— Поединок сегодня, потому что именно сегодня, за час до заката, истекает недельный срок для защиты. Оружие вы выберете себе сами, какое вам угодно в городском арсенале. А на вопрос "почему" так быстро не ответишь...

— Хорошо, я готов выслушать ваше долгое "почему". Но, видите ли, ваша милость, у меня и маковой росинки во рту не было со вчерашнего утра, и если я не пообедаю, то клянусь вашим здоровьем, то у меня не будет сил держать в руках оружие.

— О, на это счет не беспокойтесь. Обед нам подадут через четверть часа сюда, в мой кабинет. А вы тем временем можете пройти в арсенал и вооружиться. Коня вам тоже приведут.

— Хорошо, — я обреченно вздохнул. Скинул с плеч свою ношу и поставил ее в углу кабинета. Мне всячески помогают совершить самоубийство, к которому я вовсе не стремлюсь.

— Можете оставить вашу поклажу здесь... И позвольте, я вас сам проведу в арсенал. А вы бездельники приведите коня господину... Да кстати а как ваше имя?

— Имя? — мне очень не хотелось представляться. Кто знает, может новости о моих "подвигах" по ту сторону не столь уж далекой границы сюда уже дошли и они решат получить награду, обещанную за мою голову, — Мое имя не столь уж важно поскольку это божий суд , а он свершается к вящей славе господней. Поэтому я Никто, и зовут меня Никак.

— Да, вы совершенно правы. Все для славы господней, — подхватил бургомистр, не понявший моей иронии. Или он только сделал вид что не понял?

— Бегом бездельники! Да и нам тоже нельзя терять время. Идемте, и я вам все расскажу.

Бургомистр повел меня по коридорам и переходам ратуши. Уж очень он любезен со мной. Говорят что приговоренному не отказывают в последнем желании?

— Так вот, первый раз горожанку обвинил в колдовстве наш синьор триста восемьдесят лет тому. Естественно бедняжка все отрицала, даже под пытками. Тогда этот синьор согласился на требуемый девушкой божий суд — он был могучим воином и рассчитывал на победу. В городе не нашлось никого, кто бы рискнул с ним сразится. И это понятно — это же было верное самоубийство. Обвинитель уже заранее торжествовал, но епископ был сама справедливость и предоставил девушке неделю на то, чтобы она могла найти себе защитника...

— Ее что, отпустили для поисков? — я удивился.

— Нет конечно. Тогдашний бургомистр издал приказ, одобренный епископом, и объявленный всем, что защитник может явиться в течение недели с утра понедельника до заката в воскресенье. А он явился именно в полдень, в воскресенье. Какой-то никому не известный странствующий рыцарь, но он победил! Как вы сами понимаете, обвинение тут же было снято, и девушку освободили.

— А что было дальше?

— Дальше? — удивился бургомистр, — Не знаю, кажется ничего. Они покинули наш город, и их больше никто не видел. А вот лет через 60 история повторилась вновь. Защитник тоже пришел в полдень, но, к сожалению, не смог победить...

— А в этот раз, что с ними сталось?

— К сожалению их обоих сожгли на рыночной площади... Но впрочем вот мы и пришли. Выбирайте что хотите.

Первое, что попалось мне на глаза в арсенале — ряд новеньких мушкетов, и я тут же схватил один из них.

— Э нет, мушкет не годится. Не допущен правилами. В соответствии с вековыми традициями вы и ваш противник можете пользоваться только холодным оружием.

— Жаль, ну нельзя так нельзя, — я с громадным сожалением поставил мушкет на место.

Все остальное оружие было не столь совершенно. Так, всяческое старье времен моего прадедушки. Впрочем, я подобрал себе более-менее подходящую кирасу, шлем, и щит с гербом города. А вот с собственно с оружием было сложнее. Порывшись в куче самого разнообразного металла, я вытащил из нее восточную саблю и почти не поржавевший меч, показавшихся мне наиболее подходящими. Я долго примерялся, перекладывал их из руки в руку, пытался фехтовать, и с громадным сожалением меч все же отложил. Тяжеловат он для моей руки, тяжеловат. И самое главное — вряд ли я смогу им разрубить доспех противника. А вот сабля отлично сбалансирована, удобна почти как моя старая шпага, которую пришлось продать, чтобы... Жаль, конечно, сейчас бы она мне очень даже пригодилась... Впрочем если эту саблю чуток подточить, то шанс проткнуть доспех у меня есть. Пусть и мизерный, но другого-то нет. А вот что делать с копьем? В случае традиционного таранного удара у меня нет никаких шансов, а быть сожженным, бррр... Стоп, а вот это что? Может и сгодится? Длинное, пятнадцатидюймовое лезвие, насаженное на толстое, двухярдовое древко. Хм, а таким наконечником можно пробить любой доспех. Пожалуй, это мой единственный шанс — метнуть эту рогатину, до удара его копья. Эх, если бы еще конь был подходящий...

— Я вижу, вы уже все выбрали? Тогда идемте, нас ждет обед.

— Да, пожалуй, все. Ваши люди могут это заточить, пока мы будем обедать?

— Да, конечно. Так вот, продолжаю. Уже 123 года у нас все было тихо и спокойно, никаких ведьм или колдунов. И вот эта напасть. А все наш синьор — барон Фридрих фон Нойхаузен. Он влюбился в несчастную Изабель, и даже посватался к ней. Но умная девочка ему отказала, вот он от обиды и заявил епископу, что она его околдовала.

— Вы сказали, что она умная? И отказала? Хотя я ее понимаю — барон наверняка страшен собой, ужасный грубиян и пьяница? Я видал много таких...

— Естественно. А еще у этого Фридриха кроме руин замка и длинного списка благородных предков за душой только последняя ферма, исключительно благодаря которой он еще не помер с голоду. А Изабелла дочь состоятельных родителей, к тому же у нее есть другой жених из очень хорошей семьи.

— А, вот оно что, — мне стало совсем грустно. Спасать чужую невесту, неблагодарное это занятие, да уж выбирать не приходится... А жених то хорош, сам струсил. Хотя от этих мирных горожан ждать подвигов не приходится.

— Ваша милость, последний вопрос, прежде чем мы начнем обед. Каковы правила поединка? Битва до смерти?

— Необязательно. Защитнику достаточно только ранить обвинителя и обвинение против Изабель будет снято. Но честное слово никто не будет предъявлять вам никаких претензий, если вы его убьете. Ну а если вы проиграете, то вас, живого или мертвого сожгут вместе с ней на костре, который должны зажечь не позже полуночи. Но надеюсь, этого не случится. Мой опыт мне подсказывает, что вы прекрасно владеете не только ланцетом, но и шпагой, да и пером, пожалуй, тоже.

— Как я понимаю, вы ознакомились с содержанием моей сумки?

— Естественно, молодой человек, естественно. Надо же знать, кому всевышний вверил столь многие судьбы.

У меня есть большие сомнения на счет всевышнего, но спорить не хотелось. Я молча кивнул и принялся за обед, стараясь ограничивать себя, не взирая на мой волчий аппетит. Впрочем, я надеялся что смогу вознаградить себя за этот вынужденный пост еще до полуночи... А вот в чем интерес бургомистра в этой истории я все же не могу понять.

— Я смотрю вы мало едите и почти не пьете вино. Что ж это похвально, еще успеете. А вот одну новинку я вам рекомендую. Она называется кофе, хорошо прочищает мозги, бодрит, и ее отлично варит моя дочь.

— О, премного благодарен. Мне уже доводилось ее пробовать, так что не откажусь.

Вопреки мои пессимистическим ожиданиям, кофе оказался великолепен, как и девушка его сварившая. Ради такой красавицы я бы добровольно вызвался на божий суд, даже не верится, что она дочь этого увальня...

Пока я подгонял снаряжение, упражнялся с копьем и саблей, приноравливался к коню, время, оставшееся до поединка, истекло. Бургомистр не пожадничал, конь был хорош, но только не для такого поединка...