|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Резюме:
В дни, последовавшие за падением Хейвена, Эвана медленно анализирует свой опыт и приходит к нескольким собственным выводам.
Глава, полная самоанализа.
Записи:
(Примечания приведены в конце главы.)
Текст главы
Сквозь пелену беспамятства донесся приглушенный крик, и Эвана медленно открыла глаза, но тут же закрыла их от яркого света. Пока ее мозг пытался осознать происходящее, она несколько раз моргнула и сумела разглядеть фигуру, сидящую рядом с ней.
Я жива. где я?
Туман немного рассеялся, и сидевшая рядом с ней женщина — без сомнения, целительница — шикнула на Эвану, когда та попыталась приподняться с тяжелых одеял. Боль распространилась через ее левое плечо, грудь и бедро, и она, раздраженно вздохнув, легла обратно.
— У вас было вывихнуто плечо, — объяснила женщина. — Нам пришлось вправить его на место. Маги вылечили большинство других ваших серьезных заболеваний, таких как разрыв связок и трещины ребер. Вы не должны потерять пальцы рук или ног из-за обморожения. Харлим хорошо поработал, приведя их в порядок, а твоя превосходная броня защитила остальную часть твоей кожи от снега. Незначительные порезы и ушибы они оставили, потому что им нужно было вернуться к другим раненым. Тебе следует больше отдыхать. — Она повернулась и потянулась за пузырьком. — Вот, выпей это. Это поможет.
Эвана поблагодарила целителя, выпила лекарство и откинулась на спинку кровати, прислушиваясь к голосам своих советников, спорящих вдалеке. Несмотря на сердитый тон, она улыбнулась, узнав голос командира. Слава Создателям, он выжил. Внезапно она вспомнила, как видела его в снегу. Неужели это он нашел ее?
Когда лекарство сделало свое дело, туман, от которого она только что избавилась, снова завладел ее мыслями, лекарство загнало осколки сознания в самые дальние уголки ее сознания. Через несколько минут она снова потеряла сознание.
Она проснулась несколько часов спустя, на этот раз в темноте, и рядом с ней была мать Жизель. Она с растущим беспокойством слушала, как Мать говорила с ней — на самом деле, о ней — как о настоящем символе надежды для людей. Эвана не чувствовала себя символом надежды. Она чувствовала усталость, боль и ужас от встречи со Старшим, который называл себя Корифеем.
Все нахлынуло на нее... страх, когда трехметровый отвратительный монстр и его дракон набросились на нее, агония, когда он схватил ее за руку и попытался вырвать так называемый "якорь" из ее руки, гнев, когда он назвал свое место их домом. бог — ибо, по его словам, он побывал в Золотом городе, и место Создателя было пусто.
Она закрыла глаза, чтобы сдержать слезы, которые грозили навернуться на веки. Ее единственным утешением был изумленный и возмущенный взгляд Корифея, когда она выпустила требушет и похоронила Хейвен. Конечно, он сбежал на своем драконе, но непосредственная угроза миновала, как и большая часть его армии.
Затем последовал бесконечный марш сквозь снежную бурю — непонятно было даже, на правильном ли пути она была, страдая от многочисленных травм, едва приходя в сознание, но заставляя свое тело двигаться вперед, все дальше и дальше. Они нуждались в ней — или, скорее, в ее помощи, — чтобы закрыть многие оставшиеся трещины по всему Тедасу. Несмотря на уверенность в том, что холод в конечном итоге унесет ее жизнь, ее врожденное упрямство подталкивало ее вперед, шаг за шагом, милю за милей, пока ее тело просто не сдалось...
Но не раньше, чем одинокая прогулка завела ее слишком глубоко в ее собственное сознание, и человеку в ее состоянии было достаточно легко пройти этот путь. Мысли о тех, кого она потеряла, как знакомых, так и неизвестных, затягивали ее глубоко в знакомую и гноящуюся трясину вины и раскаяния, которые всегда таились у нее под поверхностью. Она слышала, как их обвинения разносятся горьким ветром — как она должна была сделать больше, должна была закрыть Брешь раньше, должна была знать, что Старший нападет.
Спасение пришло к ней, когда, хрупкая и тихая, мысли о ее новообретенных друзьях появились в темных глубинах ее сознания, как путеводный огонек — интересно, выжили ли они, интересно, чувствовали ли они ту же связь с ней, что и она с ними, интересно, сможет ли она вернуться к ним. И никто так не завладевал ее туманными, полными боли мыслями, как некий золотоволосый военный.
Она разочарованно покачала головой. Она не могла позволить себе думать об этом прямо сейчас. Сначала они должны были понять, как пережить это.
Пока мать-прихожанка продолжала говорить, Эвана устало размышляла, прекратят ли советники когда-нибудь спорить. Она даже не знала, верит ли она в Создателя или Созидательниц — или во что-то еще на самом деле — и вот мать Жизель рассказывает ей, что ее появление после такой битвы граничило с воскрешением. Как она вдохновляла людей. Она съежилась. Было достаточно страшно, что эти люди думали о ней как о Вестнике своего пророка, не говоря уже о спасителе, восставшем из мертвых.
— Мать Жизель, я просто не понимаю, какое значение имеет то, во что я верю. Этот Старейшина... этот Корифей, как он себя называет, представляет реальную физическую угрозу. Мы не можем сравниться с этим только надеждой.
Эвана встала со своей койки и осторожно подошла к краю убежища, глядя на людей и палатки, сгрудившиеся в этом укромном уголке горы. Она расправила плечи, чтобы унять боль, и заметила, что ее советники наконец перестали спорить. Они были разбросаны по лагерю, выглядя сердитыми, но в то же время немного потерянными и подавленными.
Она могла понять.
За ее спиной раздался голос матери Жизель, сначала тихий, но быстро ставший сильным и ровным, и она могла только предположить, что это было что-то вроде песнопения. Это было не похоже ни на одну долийскую песню, которую она когда-либо слышала, но что-то в голосе Матери успокоило ее уставший дух. Вскоре к голосу матери присоединился чистый голос Лелианы, а затем и другие голоса. Она посмотрела на Каллена и увидела, что он закрыл глаза и присоединил свой мягкий баритон к припеву. Внезапно собравшиеся люди начали опускаться перед ней на колени и петь.
О, Создатели, нет! Не делайте этого!
Она недовольно нахмурила брови. Неужели у нее не было выбора? Даже если судьба или какие-то высшие силы привели ее сюда, где она могла помочь, она хотела быть спасительницей еще меньше, чем Хранительницей. Она хотела только спасти своих друзей. О, как быстро все вышло из-под контроля!
Движение в дальнем конце лагеря привлекло ее внимание, и она встретилась взглядом с мальчиком, который пришел предупредить их о нападении, Коулом. Он, казалось, понял. Он поднялся от бледного канцлера Родерика, и она поняла, что святой человек, должно быть, мертв. В глазах мальчика было сочувствие, словно он говорил ей:
— Вот как ты помогаешь. — Она слабо улыбнулась ему.
Когда песня закончилась, ей оставалось только стоять молча. Мать Жизель прошла мимо нее и просто сказала:
— Армии нужно нечто большее, чем враг. Для этого нужна причина.
И, к удивлению Эваны, она увидела, что это правда. Настроение в лагере значительно изменилось. Люди смеялись и улыбались там, где всего несколько мгновений назад они были угрюмы. Она увидела, как Джозефина улыбнулась и взяла Лелиану за руку.
Эвана поискала глазами Каллена и обнаружила, что он уже смотрит на нее. На его лице отразилась несомненная теплота, а губы приподнялись в неуверенной полуулыбке, и он шагнул к ней. Однако Солас, по-видимому, обошел ее кругом и теперь стоял у нее за спиной, нежно положив руку ей на талию и что-то прошептав на ухо.
— Можно тебя на пару слов?
Она взглянула на Каллена, улыбка которого слегка поблекла. Она быстро улыбнулась ему в ответ и последовала за другим эльфом в темноту.
* * *
На следующий день перед рассветом Эвана и Солас разбудили советников и велели им собрать всех, кто только мог. Им пришлось двигаться на север. В Тени Солас увидел крепость в недрах Ледяных гор, пустую и ожидающую, когда в ней поселится группа таких же, как они. Это и было их целью.
Солас также заметил, что шар, который Корифей использовал, чтобы открыть Брешь и уничтожить Конклав, был эльфийского происхождения. Но они решили, что это история для другого раза.
К ее удивлению, никто не спорил и не колебался. Джозефина разделила людей на группы, Лелиана отправила оставшихся агентов на разведку пути, а Каллен собрал своих солдат, которые все еще были в добром здравии, чтобы помочь раненым и другим мирным жителям подготовиться к путешествию. К счастью, маги-целители работали большую часть ночи, так что ходить могли только самые тяжелые из раненых. Они соорудили носилки для выздоравливающих, а неспящие маги ехали верхом на лошадях, которых Деннету и его конюхам удалось спасти.
Пока они шли, на них светило солнце, и она наслаждалась теплом. Большую часть времени она проводила со скаутами, выискивая наилучший путь и перенаправляя беженцев, если те обнаруживали препятствие. Когда она вернулась к группе, то почувствовала, что настроение у них изменилось, когда они увидели ее. Люди кивали и улыбались ей, шептали своим детям, чтобы они держались прямо и вели себя хорошо ради Вестницы Андрасте, их спасительницы и наставницы.
Принятие казалось чуждым. Даже в своем собственном клане она чаще всего боролась с ощущением себя чужой. А теперь еще и это? Чувство вины грозило снова повести ее по этому темному пути, когда она думала о том, что они никогда бы не оказались в опасности, если бы не она.
Но вместо того, чтобы позволить этому завладеть собой, она направила свои мысли в более возвышенное русло. В Редклиффе она увидела будущее. Никто не был в безопасности от Старейшины — этого Корифея. У нее не было гарантии, что Тедас не падет, даже если она будет рядом, чтобы бороться с этим хаосом, но без нее Тедас наверняка был обречен.
Она поморщилась. Никакого давления или чего-то в этом роде.
Когда она шла вместе с группой, то часто замечала, что Каллен идет рядом, хотя он никогда не подходил достаточно близко, чтобы заговорить. На третий день их путешествия, около полудня, она остановилась, оглянулась и увидела, что он идет прямо за ней. Она подождала, пока он подхватит ее, и они пошли в ногу. Их окружала обычная уютная тишина, но она чувствовала в ней что-то необычное. На самом деле, после их разговора в церкви, когда он смотрел на нее, в его лице часто появлялось что-то вроде теплоты — мягкость и в то же время свирепость, которых она никогда раньше в нем не замечала... Его рокочущий и немного грубоватый голос вывел ее из задумчивости.
— Я рад видеть, что вам лучше, миледи.
Она бросила на него косой взгляд.
— Я слышала от Соласа, что мне следует поблагодарить вас за это, хотя он, кажется, не ставит себе в заслугу всю ту работу по исцелению, которую он и другие сделали для меня. Это действительно ты нашел меня в снегу и принес обратно?
Каллен стиснул зубы, но продолжал смотреть прямо перед собой.
— Я — да
— Я рада, что у меня не было галлюцинаций, когда я увидел твое лицо в лунном свете. Прости, если я причинила кому-то беспокойство, потеряв сознание. Я думаю, мой мозг зафиксировал, что ты защитишь меня от дальнейшего вреда, и просто отключился.
— Всегда.
Его голос звучал решительно, и... ей показалось, что в его обычно твердом тоне прозвучала дрожь? Она быстро повернулась, чтобы посмотреть на него, но его отозвал один из помощников, чтобы помочь с проблемой в задней части группы. Он кивнул ей, не глядя на нее, и она вздохнула.
Воспоминания о той бесконечной ночи постепенно возвращались к ней в течение последних двух дней, и самым поразительным было осознание того, насколько важным он стал для нее — гораздо больше, чем подобало будущему Хранителю клана Лавеллан. И все это несмотря на то, что она знала о его отношении к магам. Она не была уверена, чего ожидала от него во время их первого личного разговора после таких ужасных событий — или даже чего она хотела от него.
И в любом случае, пришло время связаться со скаутами.
Ближе к вечеру они с Соласом оказались в середине каравана, увлеченно обсуждая эволюцию силы якоря. После встречи с Корифеем она обнаружила, что обладает способностью открывать небольшие временные трещины, и новая сила напугала ее.
— Но сила появилась только после того, как Корифей попытался снять Якорь? — Спросил Солас, и в его голосе прозвучала странная смесь беспокойства и восхищения.
Эвана кивнула.
— да. Жаль, что я не могу объяснить вам, как я научилась им пользоваться. Будучи долийкой, я привыкла к более старым видам магии, но ничего подобного этому не видела
— Вероятно, вами руководили инстинкты. Вы привыкли к силе Якоря... если только...... была ли вам опасность в тот момент, когда вы использовали магию разлома?
— да. Там были демоны. Я бы так и сделала... Без силы ведущего я бы, скорее всего, сейчас здесь не стояла.
Она не осмеливалась взглянуть на него, опасаясь его неодобрения. Однако в его следующем замечании не было и намека на упрек.
— Возможно, твоя воля направляла Якорь исключительно из чувства самосохранения. Нам нужно будет провести еще несколько тестов...
— Но это истощило мою ману так, как ничто из того, что я... — она прервалась, а затем вздрогнула. — Я шла по меньшей мере час, прежде чем смогла наложить на себя хотя бы небольшое согревающее заклинание.
— Хмммм. Да. Это проблематично, хотя и неудивительно. С тех пор вы не замечали каких-либо отклонений от нормы?
— Ведущий капризничал больше обычного, но я справлюсь с этим, — заверила она его.
Солас нахмурил брови и поймал ее взгляд, его серо-голубые глаза были острыми и пронзительными, как точно пущенная в грудь стрела. Ее сердце подпрыгнуло — то ли от страха, то ли от чего-то еще, она не знала — от такого прямого и опасного взгляда. Внезапно он остановился как вкопанный, схватив ее за руку, чтобы тоже остановить.
— Леталлан, что ты подразумеваешь под "справиться"? Якорь причиняет вам боль?
Неодобрения, которого она опасалась, не последовало, но беспокойство, появившееся в его глазах, было еще сильнее. Эвана попыталась не обращать внимания на любопытные взгляды прохожих, когда встретилась с ним взглядом. Она потянула его за руку, чтобы он снова пошел, и ответила, понизив голос.
— Вы были со мной в полевых условиях. Вы видели, как это активизируется после того, как я закрою сразу несколько трещин.
Солас тяжело вздохнул.
— да. Однако я не знал, что это занятие причиняет тебе боль. Как долго это продолжается?
Говоря это, Солас поднял ее руку, чтобы рассмотреть левую ладонь, и притянул ее ближе к себе. Она поняла, что он держал ее за руку с тех пор, как они продолжили прогулку, и смущенный румянец окрасил ее щеки.
Когда она не сразу ответила на его вопрос, Солас поднял глаза и, казалось, был немного удивлен ее близостью. Он отпустил ее руку, и она отступила, чтобы произнести свой ответ.
— С самого начала, — призналась она. — Стабилизация Разрыва уменьшала боль, но Привязка всегда была болезненной, Солас.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
