Мертвые люди (часть2)

Основную часть пути проехали через лес, не спеша, километров сорок в час, больше просто нереально, дорога представляла ужасное месиво, из ям и колей. Я, вцепившись в руль, пытался прислушиваться к стонам позади, как за очередным поворотом лес закончился, я облегчено выдохнул, неужели этот кошмар закончиться. Но где там, дорога и не думала становиться лучше, одно отличие — вдоль пошли дома с хорошими фасадами и ужасными заборами и сараями. Я покосился на Сергея, неужели приехали, он только махнул рукой, мол, дальше. Это хорошо, что дальше, а то совсем уже хреновое место для жизни. Миновали кладбище, от вида крестов меня слегка охватило уныние, теперь вот так просто под землю не попасть. С другой стороны интересно, а там под землей трупы тоже ожили? Не фига себе мысли в голове, одернул я себя, нашел время размышлениям придаваться. Дорога вильнула в очередной пролесок, и после поворота, как черт из табакерки выскочил блокпост. Точнее, частично перегороженная дорога завалом из мешков с песком, а между — бревно на стойках. Блокпост носил скорей формальное значение, чем практическую функцию, любой мало-мальский "джип" мог спокойно объехать преграду по полю, или уже совсем по-киношному снести к чертовой бабушке. Я осторожно остановился, держа руки на виду, из-за укрытия вышел мужик в джинсах, фуфайке и белой бейсболке, на орлином носу очки в тоненькой оправе, двустволку держит на сгибе руки.

— Кто такие? — гаркнул караульный, прежде чем я успел открыть окно полностью.

— Да... — я попытался сформулировать мысль, чтобы быстро и четко изложить проблему, но не успел...

— Серый, ты что ли? — вся важность слетела как лоск с щеголя после удара кастетом в лицо, — что случилось? Твою мать!

Мужик, ругаясь, перебежал к пассажирской двери.

— Антон, хорош рассусоливать, давай в больничку, — прохрипел пострадавший.

Мужик ойкнул, снова прибежал ко мне.

— Слышь, пацан, давай я за руль, — не фига себе заявка, может ему еще и сумки с вещами отдать да пистолет в придачу, — не бойся. Пока объясню, пока ты подъедешь, время не терпит. Сказал и побежал поднимать шлагбаум.

Вашу мать, час ехал, время терпело, а как у ворот так все, я ворчал мысленно, вылезая из машины. Мужик сдернул бейсболку, аккуратно просунул ружье, и примостился на мое место, строя гримасы из-за неудобного сидения. Нашел время. Машина жалобно заревела, срываясь с места. О, она и так может. Почесав затылок, и где мне их искать. Ладно, деревня не город, найду, рано или поздно, но найду. Настроение приподнятое, то ли от свежего воздуха, то ли, что всех благополучно довез. Пригнулся, миновал шлагбаум, как только машина проехала, он вернулся на место, и шуганулся в сторону, за мешками на корточках сидел пацан в безразмерной кожанке, кепке на коротко стриженой голове, меж коленей двустволка. Он в прищуре посмотрел на меня и как-то гаденько улыбнулся, словно гопник при встрече лоха.

— Здоров. А куда это они уехали?

Пацан махнул рукой вперед, приподнялся.

— А подробнее?

Только лыбится и все, ущербный что ли?

— Ладно, я тогда пойду.

Дорога как ни странно из грунтовой перешла в асфальтную, длиной метров пятьсот, затем ответвлялась на лево. Ладно, пока туда, а там разберемся. Бодрым шагом направился к намеченной цели, не забывая осматриваться. По большому счету смотреть не на что, слева невдалеке виднелись дома из красного кирпича, справа стояли огромные ангары, как мне помнится, в них сушат зерно. Пройдя половину пути, оглянулся, пацан по-прежнему пялился на меня. Да что за народ тут живет, один уезжает с поста, другой псих пялится не в ту сторону. Дилетанты и разгильдяи. И как только выжили. Насчет машины не волновался, ну не верю, что так запросто украдут. Ладно, что-то я завелся, сам-то не намного лучше. И тут же усмехнулся про себя. Но я-то живой и при кое-каком барахле. Добравшись до развилки, свернул налево, по одной простой причине, туда уходил асфальт. Теперь слева располагался осиновый парк, за ним виднелась школа, к моему удивлению там даже дети бегали. Справа чуть дальше высилось огромное здание, в несколько корпусов, с впечатляющим парадным входом на метров пять и козырьком, поддерживаемым аж четырьмя колонами. На ступеньках толпились мужики. У них-то и разузнаю куда дальше. Только осторожно, а то времена сейчас такие — все нервные.

— Здрасти, — вежливость — залог успеха.

— Здоров, — отозвался один из курящих.

— Дорожку к больничке подскажите... пожалуйста.

— Это тебе прямо, потом на первом перекрестке налево, и за Маринкой будет, — лениво жестикулируя объяснил мужик, и отвернулся, потеряв ко мне интерес.

Спасибо и на том, увижу Марину — передам привет. Пройдя мимо магазинов, я свернул куда велено, и, активно мотая головой по сторонам, искал нужный мне дом. Ага, мне сюда. Одноэтажное здание красного цвета, с белым крестом на фасаде, трудно перепутать. А вот и моя красавица, в смысле машина, а не девушка, подпирающая капот. Нет, она тоже красивая, только не моя.

Пройдя по дорожке, вымощенной плитами, свернул в грязь, где кинули мой транспорт.

— Все хорошо? — улыбаясь как блаженный, поинтересовался я.

— Да, всех довезли. Спасибо тебе, — лицо мрачное, как тучи на небе, — ключи в машине.

Оттолкнулась от капота, резко развернувшись ушла прочь, оставив мне в душе нехороший осадок, словно я в чем-то виноват. Да всем помог, а все равно дурак-дураком. Прежде чем сесть в машину, глянул на заднее сидение, хоть крови нет и на том спасибо. Кот, ленивая зверюга, уже дрых на переднем сидении.

— Ну что, Братан, поедем, с родителями познакомлю, — включая зажигания, посетовал я коту.

Только успел чуть сдать назад, как из медпункта выскочил долговязый мужик, и, как ошалелый, замахал руками. Этому-то что надо? Нажал на тормоз, дернул ручник, и неспешно вылез из салона машины.

— Фу, чуть успел, — дыша так словно только что марафон маханул, сказал мужик, упираясь руками в колени, — Егор.

Я пожал протянутую руку, до сих пор не понимая в чем дело.

— Спасибо, парень, что наших спас. Мы их уже похоронили, бабы глаза выплакали, а тут ты с ними, — достал пачку сигарет, встряхнул так, чтобы выкосила только одна, засунул ее в рот, и принялся обхлопывать себя руками. Ну да, все как обычно.

— Эх, Санек, спичка есть? — он развернулся вполоборота, окликая одного из стоящих возле входа. Тот мотнул головой, даже не стал связки надрывать ответом, — вот беда. Прикуриватель есть?

Я посмотрел через стекло, нет.

— Не-а.

— Жаль. А вот она, — зажигалка оказалась в том же кармане, где покоились сигареты.

— Хорошая машина, я тоже раньше хотел такую же — он присел на капот, собираясь завести долгий разговор ни о чем.

— Нормальная. Слушай, я тороплюсь.

— Да куда вы все торопитесь? — недовольно заворчал долговязый.

Я пожал плечами, и приоткрыл дверь, не двусмысленно показывая, что разговор закончен. Мужик махнул на меня рукой, и побежал к стоящим возле крыльца. И чего подходил, спрашивается?

Выехал из поселка, по той же дороге, на КПП меня тормознули, все тот же гопник, и усатый старикан, с карабином за плечом. Бегло глянул в салон, потом махнул рукой, мол, проваливай. Когда въезжал в лес, встретил микроавтобус с людьми, а следом полицейский "лендровер", все еще эвакуируют страдальцев. Это хорошо.

Ехал привычно медленно, с тоской взирая на открывающийся пейзаж, ничего интересного, разве что художника может увлечь унылая картина за окном. Я же, как далекий человек от искусства, тосковал. Еще и музыки нормальной нет, вытье попсы достало настолько, что я предпочел гул мотора и тоску.

Через четыре часа дорога вывела меня к дачному поселку, где засели родители. Здесь бывал редко, оттого никакого тепла в душе не ощущал, даже волнение от встречи с родителями как то не возникало, словно вернулся с учебы. И все. Остановили меня возле примитивного шлагбаума — вырезанные из свежий березы палки скручены в треноги, и между ними лежало бревно, даже не ошкурили, сгниет ведь. Остановил меня лопоухий парень, но уже с автоматом.

— Кто такой? — на чистом государственном поинтересовался он.

— Я к родителям, — неуверенно ответил, смотря, как исчезает улыбка с лица парня от моего произношения. Как бы я ни старался, а акцент с голоса не убрать.

— Фамилии? — даже не старался спрятать раздражение.

— Соколовы, — достав блокнот, быстро вписал фамилию. Хоть учет ведет и на том спасибо.

— Езжай, только сразу к господину коменданту зайдешь.

— Да, конечно, — я неспешно утопил педаль акселератора.

Наша любимая страна делилась на четыре региона: Латгале, Курземе, Земгале, Витземе. Если Курземес считалась оплотом чистокровных латышей, где разговаривают, четко произнося каждое слово, и блюдут все традиции, то Латгалия являлась резервацией русских, точнее русскоговорящих. Самый бедный край страны, на который вечно не хватает финансирования, мы словно бельмо на глазу латышской нации. Думается мне, предложи Россия купить Латгалию, наши бы продали, как продали все, что могли, дядям из Европы. И плевать, что лишатся куска земли, главное, этих чужих не будет. Хорошо, что приехал в Видземе, столичный край, где нравы чуть проще, вечно урывающий самый большой и лакомый кусок, и вот ирония — и от беды он урвал больше, чем все. В столице проживают, вернее уже проживала, большая часть населения страны.

Пока голова была забита великими думами, вырулил к нашему домику, двухэтажный, если считать мансарду. Вокруг аккуратный заборчик с синей калиткой, собственноручно выкрашенной, остановился. Фу, доехал, руки вспотели, а сердце учащенно забилось, а в голове рой мыслей и образов, что скажу отцу, как обниму маму. Мать, наверняка, всплакнет, батя похлопает по плечу, и с гордостью будет разглядывать сына, ведь добрался сам, еще и с не пустыми руками. А если нет никого? И ладно, растоплю печь, чайничек поставлю, встреча еще лучше получится. Не, вот кто-то за окном шевелится.

— Что, Братан, пошли? — как же я по ним соскучился.

Вылез из машины, нарочно громко хлопнул дверью, бесшумно приоткрыл калитку, в крыльце мелькнула тень. Входная дверь распахнулась на пороге, застыла мать, какое-то простое платье, волосы спрятаны под белый платок, завязанный на затылке. Смотрит удивлено, слово не верит.

— Ма, — голос охрип.

Я рванулся к ней, обнял, прижимаясь как в детстве, втягивая носом, привычный с юности запах, чистого белья с долькой мягких духов. Она лишь через несколько секунд ответила на объятья, схватила так, словно я хотел вырваться. Потом заплакала, ну вот, как я и думал.

— Сынок, ты приехал, — несмотря на слезы, голос мягкий обволакивающий.

Мы отстояли с минуту, пока ехал, даже не думал, что настолько соскучился по ней. Она громко сглотнула ком в горле, отстранила меня на вытянутые руки, не отпуская, глаза красные, на щеках дорожки от слез. Быстро осмотрела с ног до головы.

— Цел?

— А что со мной случится? — весело ответил я, — может, в дом войдем?

— А? — в глазах застыл немой вопрос, — пошли.

В доме пахло краской и чем-то тяжелым, аж дыхание сбилось. Не люблю я эти дачи.

— Ты, наверное, есть хочешь? — Она тут же засуетилась, захлопала холодильником, зашла газ. Сама улыбается сквозь слезы.

А я сидел, как пришибленный, блаженный, довольный и безмятежный. Я дома. Я опомнился, когда чайник отчаянно засвистел, намекая — пора бы снять с пламени. Достал с полки кофе, залил кипятком, не найдя сахар, крикнул.

— Ма, где сахар, — она, как ошпаренная, вбежала на кухню, — ты чего, Ма?

— Ты звал?

— Хватит плакать, — впервые вижу ее такой расстроенной, — я дома, все хорошо. Когда отец придет?

Зная активность своего родителя, я уверен, сейчас где-нибудь что-нибудь организовывает. Ничего, узнает, что сын дома, придет, надо подумать с чего начать рассказ. Мама подошла ко мне вплотную, надавила пальцами на плечи, заставляя сесть, затем все весом навалилась на плечи, я сжал ее руку. Испереживалась вся.

— Отца больше нет? — едва уловимо прошептала мне в ухо.

— А где он?

— Он умер, — капля упала на шею, затем еще одна.

— Ага, а когда вернется?

— Никогда.

— Ма?

— Его убили.

Мозг четко воспринимал слова, но отказывался принимать информацию. Отец мертв, этого не может быть, я же с ним недавно говорил, я же приехал.

— Мам, это не смешно, — она ревела навзрыд.

Меня накрыла пелена, деля сознание напополам, одна часть ни в какую не принимала сказанное, другая толкнула тело вверх, пытаясь скинуть тяжесть с плеч. Потом я кричал или стонал, может ревел, внутри все разрывалось, все мироустройство сгорало, превращаясь в прах. Долбанный конец света не мог сравниться с потерей отца, их даже ставить на одни весы было тошно. Я не помню, сколько продлилось помутнение, я не помню, что в это время делал. Просто в один миг осознал, что держу кружку в руках, а кипяток обжигает горло. А внутри пустота, и полная безысходность.

— Как это произошло? — мама сидела напротив, растрепанная, с мрачным серым лицом, заговорила тихим безэмоциональным голосом. Словно заучила текст, начала издалека.

Когда пришла Беда, они приехали на дачи, всюду был хаос, все бегали с большими глазами и требовали помощи немедленно, хоть от кого. Тогда мужики из охотничьего коллектива взяли дело в свои руки (большинство из них занимали руководящие посты, так что командовать умели), обуздали паникеров, расселили остальных, накормили, объяснили политику партии, сильно ярых успокоили. Вообще наладили быт на первых порах. Потом ездили пару раз в город собирать семьи, ну и провиант с другими вещами первой необходимости. Всего за пару дней собрался правящий костяк, отец, естественно, примкнул к ним, хоть и не в первых рядах, но мнение его учитывалось. Когда показалось, что все налаживается, и отморозки поутихли, а отец смог уговорить съездить за мной. К вечеру подрулили два черных "джипа", из первого вышли два мужика, представительного вида. Их встретили с ружьями наперевес, но те улыбались, руки вверх, мол, приехали контакты налаживать, ведь жить надо мирно и так далее. Вообще договорились о сотрудничестве, пожали руки да распрощались. Но с утра с первыми лучами солнца снова приехали, уже на трех машинах, вылезла куча народу, в основном, бритые крепкие парни, и один из представительных. И разговор, как говорится, сразу не заладился, главный четко, без всяких расшаркиваний, заявил: теперь они будут защищать близлежащую территорию, а за защиту требует выплачивать дань. Размер налогов они определят сами. Молодчики начали было по-хозяйски расходиться по поселку, но не на тех нарвались, большинство из правящего костяка начали свои дела в лихие девяностые. Поэтому прекрасно понимали, как общаться с данным контингентом. В общем, быстро и доходчиво пояснили, что дела так не делаются, даже постреляли для убедительности. Бритые поняли, с наскока взять не выйдет, собрали тела, извинились и уехали. Это если в общих чертах и без излишних деталей говорить. Тут и дураку понятно, этим все не закончится, начали готовиться к нападению. Поутру снова явились, на одной машине с белой тряпкой на антенне, приехал уже второй представительный, руки к небу, извинился. Мол, тот мудак, уже не с ними, дескать беспредельщиком оказался, а они все белые и пушистые. Ему, понятно, никто на слово не поверил, но и стрелять не стали, послали с миром и даже вежливо. Он заулыбался, махал ручкой, типа, все понял, будем исправляться. Тут бы и сказочке конец, если бы это была сказка и не ,мать ее, реальность. Через день, как по часам, с утра снова явились, черный "джип", белая тряпка на антенне, у почтенного лицо встревоженное, кричит — беда пришла, откуда не ждали, нужно срочно скооперироваться. Мужики собрались, а потом... тут мать умолкла, собираясь с силами... А потом отца и большинство мужиков расстреляли в спину, недавно спасенные.