Яд Лунной лилии

Иргард. Сай из семьи торговцев.

Иргард обрел праздничный вид. Маги, найденные проклятым Наместником чуть ли не на помойке, устроили обширную иллюминацию, охватывающую чуть ли не каждую улицу, ну, может быть, за исключением их родного Гниловражья — нескольких районов возле Гнилого оврага, где издавна селилась всякая голодрань. Интересно, почему это они свою малую родину так обидели? Наверное, боятся туда и заходить. Ведь именно там скрылись многие верные сыны Иргарда после того, как предатели сдали город врагу.

Я задумался, вспоминая недавнее прошлое. Мирную жизнь провинциального, но по-своему — не менее гордого, чем прочие города, Иргарда, когда крестьяне пахали землю, ремесленники — производили товары, а благородные люди, нажившие неустанными трудами солидные состояния — управляли городом под благословенным крылом благородного и милостивого к своим вассалам Дома Ландыша.

Все это кончилось, когда на наш городок пал взгляд кровавого Джайгера, сына главы Дома Шиповника, Дома черных колдунов и кошмарных тварей. Джайгеру, как младшему, не хватило законного наследства... или же он не пожелал ждать смерти своего отца, как положено преданному и покорному сыну. И тогда, посоветовавшись с Кровавым Туманом, стражем и ужасом Альмаргора, обратил он свой взгляд на Иргард, решив завоевать себе владения. Узнав, когда городской маг, способный сопротивляться его темной силе, отбудет для отчета в дом Ландыша, Джайгер обрушился на наш мирный город во главе бесчисленных полчищ.

Благодаря предателям в городе он точно знал, сколько воинов готовы оборонять стены, как они расставлены и как взломать охранные заклятья. Город продержался недолго. Без мага, с единственным ослабленным отрядом наемников и городским ополчением, хоть и горящим желанием защищать свой город, но необученным и лишенным надлежащего командования, с предателем во главе обороны — мы были обречены. Обречены изначально. Алчные прихвостни Джайгера Кровавого (и почему только Сила не приняла для него этого имени?) ворвались на улицы города. Немногие защитники, до конца стоявшие на городской стене — были схвачены и подвергнуты бесчеловечным пыткам. Дома подверглись разграблению, а женщины — гнусному, разнузданному насилию.

Но мы еще могли сопротивляться! На улицах еще дрались, и дрались отчаянно... оружейники медленно отступали под напором превосходящих сил, но Гниловражье еще не было захвачено врагом, а, оставив неприкрытым фланг — орды Шиповника не посмели бы штурмовать намного более защищенные Золотые кварталы! Надо было бы всего лишь продержаться до ночи, а там — недисциплинированные наемники, приведенные Джайгером к нашему дому, наверняка ударились бы в разбой, насилие и пьянство! Их можно было бы взять буквально голыми руками! Но увы... Герд, совершенно зря прозванный Жестким, начальник городской стражи, беззаконно принявший должность Командующего, склонился перед посулами Шиповника и сдал город. Просто сдал.

Три дня и три ночи город оглашался криками пытаемых и насилуемых. Наемники тащили все, сколько-нибудь ценное. А уж как разошелся сам их командир?! Достаточно сказать, что собственные солдаты возмутились творимому Шиповником непотребству и выступили против него... И Джайгер лично, своей рукой перебил недовольных своей властью и запугал остальных. Грабеж и насилие продолжались.

Несколько отрядов верных сынов Иргарда продолжили борьбу даже после этого чудовищного предательства. Немногие вырвались из ловушки, в которую превратились городские стены. Некоторые пытались бежать и укрыться на территории нейтральной Хризантемы. Лучшие, такие как отряд Згера, прозванного Косым из-за понесенного им увечья, атаковали приспешников Шиповника. Признаю, что многого они не могли: слишком их было мало. Но даже такое ничтожное сопротивление безграничной тирании вызвало неправедный гнев Джайгера. Он выступил против патриотов, еще сохранивших верность городу и Дому Ландыша "в силах тяжких"... Попытки сражаться или бежать — не спасли несчастных. Они были схвачены, и, когда Джайгер отбыл из города по слову Императора, да хранит нас его свет от происков коварного Шиповника, — трусливо казнены.

Оставалась надежда на суд ландесраада. На то, что непреклонная воля иных Домов заставит Шиповник отступить и выплюнуть неправедно проглоченное... Но влияние Шиповника оказалось велико. Суд издал вердикт, показавшийся настоящей насмешкой над правосудием: "пусть каждый владеет, чем владеет".

Джайгер остался в нашем несчастном городе. Он жил в чужом доме, нагло выкинув оттуда настоящих хозяев и распродав их имущество. Как насмешку, он взял себе в служанки и наложницы изнасилованную его солдатней Синди, дочь Советника Гильдии Торговцев Иргарда...

Лучших людей города, умных, благородных, милосердных, он отстранял от управления городом, повергая их в пучины ничтожества и отчаяния. А на их место привлекал чернь, громко рукоплескающую всем его злодействам.

А потом Император, да озарит нас его свет, призвал к себе многих Серебряных, на свой бал. Мы, лучшие люди Иргарда, вздохнули-таки с облегчением, и начали надеяться, что Его Величество осудит разнузданное беззаконие Джайгера Кровопийцы... Но увы... обагренные кровью невинных, щупальца Шиповника протянулись даже в императорский дворец! Несколько девушек, попытавшихся привлечь внимание юного Императора, да согреет нас его тепло, оказались жестоко убиты, и рядом с троном очутилась зловещая фигура Маюри Мятлик, ставленницы и, наверное, любовницы Джайгера. Именно она убедила благого, но слишком юного и неопытного Императора, да прикроет нас его воля от зла Повелителя Ничего, что не стоит обращать внимания на наглую выходку Шиповника. Негодяй же, пользуясь своей безнаказанностью, угрожал смертью благородному Нарциссу и потребовал от него страшного: возлюбленная юного Серебряного вынуждена была провести ночь с Джайгером, где, без сомнений, была многократно изнасилована! И это только тот ужас, который принес Кровавый Шиповник в обитель добра и света открыто, ни кого не стесняясь. Какие же еще тайные козни так и не стали известны — остается только догадываться...

— Едут! — толкнул меня стоявший рядом Ибен.

Разумеется, никому и в голову не пришло радоваться возвращению в город этого проклятого палача... Нет, естественно там, внизу, на мостовой что-то вопила разухабившаяся чернь. Ведь быдло — оно и есть быдло. Ему свойственно любить плеть, которой его порют и целовать сапог, который его пинает. Но истинно благородные люди, собравшиеся здесь, на балконе Зала Гильдии (разумеется — единственном в Иргарде, ведь нельзя же сравнивать всякие там гильдии мебельщиков, оружейников и прочих ремесленников со славой и величием Гильдии Торговцев?), каменным выражением лица храбро выразили свое несогласие с проводимой домом Шиповника политикой.

Из-за поворота на площадь начали выходить войска. Поговаривали, что на этот раз проклятого Джайгера сопровождают не только кровожадные наемники, но и гвардия Дома. Разумеется, гвардия Дома, породившего такое чудовище, как Джайгер — не могла состоять из истинно благородных и умеющих ценить чужое благородство людей... но все-таки это были бы Серебряные! Однако Наместник и тут не захотел обойтись без оскорблений: первыми на площадь вышли... все те же наемники. Ни о каких ровных рядах, чеканном шаге, сияющих доспехах и прочих атрибутах благородных воинов, уважающих себя и хозяев города — речи не шло. Более того, доспехи на многих были побиты и порублены, как будто они только что вышли из боя! Да даже если им и пришлось сражаться, защищая своего хозяина от, без сомнения, праведной мести, неужели нельзя было починиться, а то и поменять вышедшие из строя части доспехов?! А уж ставить во главу строя раненых в белых повязках — это и вовсе никому не нужная жестокость! И пусть они идут с таким гордым видом, как будто являются гвардией самого Императора, да не ослепит нас его свет, можно же было проявить милосердие и позволить им проехать в телегах, не оскорбляя нас их видом?! Хотя о чем это я... Джайгер и милосердие — несовместимы!

— Вот он! — шепнул Ваон, стоящий по левую сторону от меня.

И правда, наконец-то закончилось это шествие ублюдков, и последний из грязных наемников протащил палку с которой свешивалась тряпка с эмблемой Шиповника. Следом медленно катила карета. Ну хоть что-то этот проклятый Джайгер сделал как надо. А то с него сталось бы проехаться по улицам верхом, а то и вовсе — шагать в рядах наемников! А может быть, он все-таки ранен? Говорили же, что Нарцисс пытался защитить честь своей возлюбленной в дуэли, и, хотя проиграл, но все-таки...

Занавеска кареты откинулась, и оттуда, с сияющей улыбкой на лице высунулась Габри. Габри Проныра! Когда-то я хотел назвать ее своей женой... Но с тех пор она успела предать все и вся. И нас, благородных людей Иргарда, и город, и даже собственного отца, выдав его тайны проклятому Шиповнику за его покровительство! Разумеется, если она надеялась на брак — то сильно просчиталась. Джайгер, само имя которого является ругательством для каждого сколько-нибудь благородного человека, и не подумал жениться на собственной подстилке, хотя и таскает ее с собой где ни попадя! Но все-таки ничего, кроме грязной роли постельной игрушки ей теперь не светит. А ведь она могла бы стать женой члена Гильдии!!!

Карета, за которой верхами двигались ряды гвардейцев Дома, остановилась у Ратуши. Джайгер легко выпрыгнул из нее. Здоров, проклятый. Так я думал, что все слухи о том, что он чуть ли не в одиночку схватился с десятком разбойников — это только слухи, которые распускают верноподданные блюдолизы! Не мог такой, как он выйти на честный бой! Скорее — просидел всю схватку в карете, дрожа от страха!

Следом из кареты начала вылезать Проныра, но Джайгер не дал ей спуститься на землю и прошествовать следом за хозяином, потупив очи долу, как и полагается! Он подхватил девку на руки, и вытащил ее. Проныра взвизгнула, когда Серебряный стал целовать ее на виду у всех присутствующих. Собравшаяся толпа и наемники засвистели. Могли бы и избавить нас всех от вида мерзких проявлений разнузданной похоти!

— Следи за лицом! — шепнул мне Ваон. — Никто не должен знать...

И правда! Никто не должен знать о нас, воинах справедливости, давших клятву вернуть времена процветания и справедливости! Никто... По крайней мере, до тех пор, пока мы не будем готовы действовать: покарать всех изменников и вернуть город под благое владычество дома Ландыша!

Аргенар. Данни Щит.

Настороженно шагаю вперед. Что там, за дверью — неизвестно. Но, судя по тому, что городской голова предложил нашей команде аж пять золотых за избавление от этого "чего-то" — городская стража не справилась, и возможно даже понесла потери. Я не оглядываюсь, но, судя по скрипу тетивы, Айна пришла к тем же выводам. Разумеется, ей, лучнице, в тесноту городского дома соваться не с руки, поэтому она в любом случае будет прикрывать нас снаружи. Вместо нее внутрь идет Нор, пока еще не заработавший себе имени, которое признала бы Сила... Жаль, конечно. И, в первую очередь потому, что я совершенно не уверен в том, как отреагирует Нор, увидев реального противника. Нет, на полигонах и в иллюзиях преподавателей он показал себя неплохо — иначе ему просто не позволили бы присоединиться к нашей команде, одной из лучших в выпуске... Но, признаюсь честно, иллюзии и полигонные чучела — далеко не тоже самое, что и реальный противник. И в том, что мы сумели выйти из Могильников вчетвером, что, собственно и определило наше высокое место в рейтинге, куда больше заслуги инквизитора, чем кого бы то ни было из нас.

Когда нежить, в которую превратился Серебряный, заявил, что "жаль, что придется вас всех убить" — я просто впал в ступор. Ужас, излучаемый тварью, сковал меня не хуже зачарованных цепей. Я просто не смог бы даже рук поднять в свою защиту, не говоря уже о том, чтобы защищать остальных, как должен был. И это ощущение собственной трусости и предательства до сих пор жжет меня как огнем, несмотря даже на то, что остальные неоднократно успокаивали меня и объясняли, что ни в чем меня не винят.

Спас нас всех инквизитор. Он шагнул вперед, и его воля и разожженное им пламя — вытеснило леденящий ужас. Вокруг его рук метались, как будто выжженные в самой ткани пространства, темные цепочки символов, расшифровать которые мне не хватало ни знания, ни даже сил. Единственное, что я успел заметить, в этих цепочках многократно был повторен знак, который я посчитал обозначением понятия "брат". Но, когда я рассказал об этом команде, Джат высмеял меня, и прямо в дорожной пыли нарисовал символ "брат" и тот знак, который был вплетен в заклятья инквизитора. И мне пришлось признать, что наш колдун был прав. Знак, которым оперировал инквизитор — это был "побратим". Судя по результату — отец Кайринт взывал ко всей мощи своего ордена... ну, или по крайней мере — к мощи его верховных иерархов. Нежить смело и впечатало в полыхнувшую стену. Боли этот несчастный мертвый серебряный уже не мог испытывать, но все равно его лицо скривилось. Признаться, мне стало его жалко. И, когда мы уже выходили из тупика, чуть было не ставшего нашей могилой, я склонился над поверженным и попросил у него прощения, вызвав удивленные взгляды девочек и одобрительный — инквизитора.

— Данни, — повернулась ко мне наша взломщица, — я закончила.

Хотя городской голова и дал нам ключи от "проклятого дома", мы решили все-таки ими не пользоваться. Джат сказал, что от них веет каким-то непонятным злом. Так что, вящего опаса ради, Герри просто взломала не такой уж и сложный замок.

— За спину, — скомандовал я не столько взломщице, уже успевшей скользнуть мне за левое плечо, сколько Нору, сунувшемуся со своим копьем вперед.

Все правильно, Нор же не бродил с нами по Могильнику, и не выслушивал раз за разом жесткую отповедь инквизитора на тему "не лезь поперек батьки в пекло", частенько достававшуюся девочкам. Колдун же наш, как и положено колдуну, обладал здравым инстинктом самосохранения, и вперед не совался. Вот и сейчас он стоит за спиной Герри и настороженно сканирует открывшийся за дверью коридор... и не только его.

— Обижаются, — буркнул Джат.

Уточнять, кто именно обижается, не было никакой нужды. Вместе с Нором нашу команду пополнили близняшки Нильда и Анни, мечницы со слабенькими магическими способностями. Но сейчас я оставил их позади, охранять Айну, на что девочки дулись. И это они еще не знают, что основной их с Нором задачей будет в случае чего — прикрыть наше бегство. И рассчитываю я при этом не на их запредельное мужество, а на то, что при виде врага, от которого придется бежать — они застынут в ужасе, или же в истеричной ярости кинуться вперед. А пока враг будет их убивать — мы успеем сбежать. Увы. Жизнь жестока, и ни симпатичные, но несколько истеричные близняшки, ни сероглазый копейщик Нор своими для нас пока еще не стали. Может быть, после этого задания, первого для нашей команды — они станут своими, теми, кого надо обязательно защищать... И тогда мне придется обратиться к учителям за пополнением. Увы, но команды, подобные нашей, постоянно испытывают нужду в "пушечном мясе". Хотя при чем тут "пушки" — древние артефакты давно забытой эпохи, или же "мясо" — я решительно не понимаю.