Выше

Выше

Автор:

Энди Робертсон

Плоские камни впереди уходили в туман. Он цеплялся за них пальцами и скользил вниз. Удерживаясь только за счёт трения, он пытался найти подходящую опору.

Тусклый свет покрывал все вокруг. Вечное солнце ярко светило ему в глаза всякий раз, когда он поворачивал голову, и гигантская тень отбрасывалась впереди на пустоту. Он мог жестикулировать и видеть фигуру, пляшущую на слое красного тумана под ним, красного, как огонь, но повсюду было холодно.

Он полз вниз по плоским выступам, покрытым лишайником. Время от времени его тело соскальзывало. Тогда его охватывала паника, и он прижимался к выпуклым поверхностям, обхватывая их руками и ногами.

Чем ниже он спускался, тем сильнее становился запах и жар. Он наверняка спустился ниже, чем когда-либо спускался кто-либо другой: он уже входил в верхний слой тумана. Теперь было трудно дышать, и в углублениях, укрытых от ветра, толпились жирные пульсирующие анемоны, похожие на серые глотки шириной с палец, которые медленно всасывали воздух, а их студенистая плоть кишела паразитами. Он отталкивал каждую тварь, испытывая отвращение при прикосновении.

На этом уровне на редких плато почти не было растительности, но в каждой пещере и расщелине было своё затянутое паутиной отверстие, шёлковый туннель. Он бросал камни в каждый из них, и изнутри доносился лёгкий шорох.

После каждого плато ему приходилось снова набираться смелости, чтобы преодолеть следующий край. Спускаться всегда труднее, чем подниматься.

На глубине шести тысяч футов от Города он наконец увидел эту штуку.

Над ним, на протяжении сорока миль вдоль хребта и трёх миль вверх по осыпным склонам, разрушающимся скалам, потокам кислотной лавы и плодородным пепельным склонам, раскинулся город Дорожников. Новые дома были прочными и хорошо построенными, сложенными из лавовых блоков и обсидиана, окружёнными зелёными садами. Старые дома, расположенные выше и дальше, пришли в упадок, из них вынесли электронику, мебель и инструменты. Руины заброшенных жилищ, словно улитки, тянулись наискосок к высокогорью, переплетаясь дорогами и трубами. На самых высоких уровнях они превращались в едва заметные металлические и каменные штрихи, разбросанные по огромным склонам гор, почти невидимые на фоне конусов осыпей и хребтов. Казалось невероятным, что эта нить и крошечная россыпь каменных оболочек когда-то были сердцем человечества, оживлённым Городом. На самых дальних и высоких склонах спускались покровы грязного льда, каждый год на несколько шагов, стирая с лица земли руины и Дорогу, оставляя только чёрные указательные столбы, построенные через каждые несколько миль. Вершины гор не было видно.

Неподвижное солнце освещало Дорогу и Город, пока он сползал в бездну. То тут, то там люди поднимали колёса Гелиомансеров в знак почтения и надежды, но гораздо чаще встречались чёрные квадраты солнечных панелей, вращающиеся мельницы ветряных электростанций, кукурузные и бататовые поля, а также шахты и каменоломни, которые вырубали новые террасы на склонах гор. Бесконечное небо цвета меди выгнулось над головой, а по обеим сторонам горы спускались в море тумана, которое простиралось на север, в темноту, противоположную Солнцу. Склоны, к которым прилепился Город, были неровными, изрезанными, уродливыми и грубыми, но линия Дороги, пересекавшая их, была точной, изящной и прямой, а по обеим сторонам и далеко вокруг изгиба Великой Долины на чёрных склонах виднелись признаки жизни: обрывки, пятна и большие скопления зелени, зажатые между опускающимся холодом сверху и иссякающим ядом снизу.

В центре Города находились семьдесят узлов, сделанных из чего-то, что не было ни металлом, ни камнем. Как и окружающие их каменные дома, построенные людьми, они были неподвижны, а их медленное опускание вниз было следствием последовательного исчезновения самого верхнего узла и его появления внизу. Но они сотнями способов показывали, что не были простыми конструкциями и что когда-то были частью чего-то единого и по-прежнему были едины. Несущие конструкции сами по себе соединялись и укреплялись, трубы, по которым текла густая субстанция, медленно пульсировали, а чёрная паутина проводов соединяла их между собой, растущая и изгибающаяся. Вокруг высоких башен, сгруппировавшихся в самом центре, вспыхивали тонкие огоньки и шёпотом передавались сигналы: люди, проходившие мимо, улавливали крупицы этих механических знаний, проникавших в их головы. Так Город, построенный руками людей, окружал и подражал органическому Городу прошлых веков, и люди жили в обоих.

Дорога ползла вперёд, в стороны и вниз по огромному склону. Она останавливалась на своём пути в определённом месте: у Последнего Пилона, чёрного каменного столба, возвышавшегося на склоне прямо перед Городом. Ниже и за этим ориентиром она разветвлялась на несколько условных путей. Крошечные временные жилища усеивали их, и на каждом из них была своя клановая маркировка. Некоторые из этих исследовательских троп спускались почти вертикально в бездну, в то время как другие в большей или меньшей степени тянулись горизонтально вдоль склона. Наблюдатель с небес, парящий чуть ниже мёртвой и замёрзшей поверхности мира, в безопасности большой раздвоенной Долины, которая теперь рассекает его кору, увидел бы другие древние ответвления, уходящие от Дороги далеко в прошлое, высоко в горы. И если бы он был очень зорким, то заметил бы, что знаки верности, которые он видел на мёртвых хижинах на этих мёртвых ответвлениях, больше нигде не встречались на других путях и нигде в Городе.

Эта штука была зажата между двумя застывшими потоками лавы. Она была больше, чем казалось сверху, а плоская арена перед ней была больше и захламленнее, чем он предполагал, и неприятно обитаемой. Приблизившись, он увидел, как что-то быстро извивается между камнями, перебирая многочисленными лапами. Он нахмурился и сплюнул.

По мере того, как он приближался, объект становился всё более странным. Он был наполовину засыпан обломками, и его поверхность говорила о том, что он древний: покрытый выбоинами, проржавевший и погнувшийся, он также был покрыт пятнами и следами ударов, которые были чужды любой планете. Он выглядел наполовину живым, но не так, как подвижные строения в центральных башнях. Его форма была логичной и грациозной, как у живого существа, заключённого в металл. Линии и изгибы рассказывали историю, но не историю шагающего человека, не историю спешащего насекомого и даже не историю парящих стервятников, которые иногда охотились на одиноких путников вроде него, как будто его окружающая среда отличалась от всего этого и требовала другой красоты. Иногда, как он знал из легенд, такие вещи падали с неба.

Он был умён, и это осознание поглотило его. Только стук камней заставил его насторожиться и обернуться. Полукруг приближающихся к нему многоножек включал в себя несколько тварей, которые были длиннее его самого. Он убил одну из них выстрелом из фузеи, а остальные убежали.

Несколько углублений под странным объектом были достаточно большими, чтобы в них могли спрятаться другие хищники. Он забрался на его гладкий бок и пополз вверх.

Там ничего не было: ни входа, ни двери, ни панели управления, только наплывающие друг на друга изгибы металла, цельные и гладкие под разноцветными переливающимися пятнами и крошечными кратерами, которые, казалось, были вырваны миниатюрными взрывами прямо под поверхностью, а также углублениями, которые почему-то все указывали в одном направлении. Он последовал за потоком к гладкому трёхлучевому носу объекта, теперь лучше понимая логику его строения, но не найдя входа, а затем пополз обратно в другом направлении, пока выпуклые поверхности металла, нависающие над пропастью, не стали слишком опасными. У него была верёвка, но на объекте не было места, куда её можно было бы привязать.

Он вернулся к тому месту, откуда забрался наверх: несколько многоножек поедали мёртвую, их челюсти двигались с тихим чорр-чорр-чорр, а тела расходились от неё, как лепестки чёрного цветка. Он спрыгнул вниз, приземлившись как можно громче, и они убежали. Рядом были два подходящих валуна, и он закрепил двойную петлю на обоих, сильно потянув, чтобы проверить, топая и громко ругаясь, чтобы отпугнуть тварей. Он привязал карабин на поясе к верёвке и стал карабкаться обратно.

Когда он снова спустился на дальнюю сторону, раскачиваясь на широко расставленных ногах, он смог разглядеть на поверхности под собой что-то похожее на отверстие размером с сажень, появившееся внезапно. Он напрягся, чтобы лучше его рассмотреть, и, качнувшись вбок, потерял равновесие и ударился о металл.

Когда он развернулся, чтобы контролировать свое скольжение вбок к отверстию, его руки заскользили по странным гладким поверхностям по краям. Верёвка не порвалась бы под весом двадцати человек, и его узел был надёжным, но ни один альпинист не мог предположить, что странный предмет задрожит и сдвинется потому, что его незначительный вес перевесил его, вырвав из земли. Он застыл, в отчаянии вцепившись в верёвку, но верёвка внезапно соскользнула, когда валуны сдвинулись в зыбкой почве, и он упал; взмолился своим богам; и его подхватило и удержало что-то огромное и надёжное.

Далеко позади, высоко в горах, на Дороге виднелись крошечные неподвижные блики, круглые, как яйца, твёрдые, стеклянные. Из всех вещей в мире Долины только они были как-то связаны с тем, что лежало на склоне.

Теперь они двигались и мерцали, но ни один человек в Городе не мог их увидеть. Они передавали друг другу информацию, договаривались и снова принимались ждать. А окружавшие их существа не обращали внимания на их движения и не воспринимали данные, которыми они обменивались. Ну а тёмные извивающиеся паутины и дымные ночные свечи, которые танцевали и порхали по равнинам застывшего воздуха там, наверху, принадлежали совсем другой вселенной.

Он был вдавлен в землю.

В этом он был уверен. Его чувства были в смятении. Его память была туманной, в ней почти не осталось ничего определённого, кроме разрыва между беспорядочным прошлым и внезапным настоящим. Он... проглотил что-то, светящееся ядро жизни и сознания, которое оживило его и сделало настоящим. Без него он был просто механизмом. Теперь, с ним, он был живым. Но в этом и заключалась его функция, вспомнил он, полностью оживая: окружать такие ядра бытия, охранять и служить им, летать и сражаться вместе с ними.

Новая центральная часть его существа была невежественной, но в сложившихся обстоятельствах и это было чудом. Несмотря на отсутствие подготовки, она послужила необходимой опорой. Более серьёзной, чем её неопытность, была потеря информации и памяти, которую он принёс. Оглушенный человек не знал своего прошлого и не понимал своего настоящего. Он же знал только, что не должен быть таким слабым. Не так глубоко в гравитационном колодце, ослеплённый и задыхающийся в плотных тисках камня, прижатый к скале, неспособный маневрировать, неспособный видеть.

Он мог бы попытаться взлететь. Он мог бы проснуться, пошевелиться, размять конечности...

Он пошевелился, и ему стало больно. Он снова пошевелился, и боль ослабла и усилилась сложным образом, сигнализируя о повреждениях, но не о тех, которые калечат и лишают подвижности. Он исследовал своё тело, исправлял повреждения, насколько можно, но пока не мог двигаться свободно.

Память возвращалась, но он не мог ждать этого. Он был в ловушке. Он был слишком завален, слишком неустойчив.

Но боль утихала. Теперь он набирал энергию. Скоро он сможет взлететь.

Над Городом разнёсся громкий шум. Это был не шум извержения вулкана, не оползень, не гроза и не сильный ветер, но в нём было что-то от всего этого. Шум доносился снизу, из-за края тумана, где никто не мог увидеть его источник.

Люди побежали смотреть, схватились за оружие и были ошеломлены, когда в небе появилась светящаяся линия, протянувшаяся от земли к мёртвым небесам.

Газ, в котором он находился, был плотным и служил достаточной реактивной массой. Он оторвался от поверхности и поднялся, всасывая воздух и выталкивая его со скоростью в несколько километров в секунду, постепенно наращивая мощность. Он быстро поднялся вертикально, преодолевая сильное притяжение планеты, и попытался развернуть семена Крыльев. Мгновенно он получил отказ, когда силовые линии исказились до нуля, а плазменные ядра рассеялись. Похоже, он всё ещё находился ниже геонормы, в какой-то трещине или долине на поверхности планеты, и подповерхностные магнитные потоки препятствовали работе магнитогидродинамического двигателя.

Он устремился вверх, полагаясь только на грубую силу. Когда он поднялся над долиной, эффект демпфирования прекратился. На поверхности планеты наблюдалась некоторая активность, передачи, которые могли быть направлены на него, но в помехах реактивного полёта он не мог ничего чётко почувствовать, и не мог остановиться на этом этапе. Он поднялся выше, на уровень, где мог выпустить плазменные веера и ухватиться за сильное магнитное поле планеты. Теперь инерция, геомагнетизм, гравитация и разреженный газ предлагали ему множество контрастных возможностей, которые можно было использовать друг против друга, и ему стало легче летать. Мир уменьшался у него под ногами. Тропопауза осталась позади, и его крылья развернулись в веера длиной в милю, когда он полностью отказался от реактивного двигателя и без усилий и шума взмыл вверх, крошечное пятнышко на стыке двух световых потоков. Плазменная сеть, на которой он летел, расширялась в точном соответствии с разреженностью атмосферы. Он поднимался всё выше и выше, стремясь к вакууму, и его чувства ожили. Он собирал фотоны и прислушивался к биению излучения, он полностью погрузился в царство небытия, и его глаза открылись.

В первые несколько секунд то, что он увидел, противоречило здравому смыслу. Планета, с которой он поднялся, не имела плотной атмосферы, а излучение её солнца исключало высокоэнергетическую ионизирующую составляющую. Это было нормально, и большая часть активности, которую он наблюдал вокруг себя, тоже была нормальной. Слои ионосферы вокруг него демонстрировали типичное множество самоорганизующихся систем, дрожащих на пороге оживления. Большинство из них были простыми, как вихри, водовороты и волны, но некоторые спонтанно усложнялись, повторялись и хранили информацию, которая направляла их к способности выживать, расти и делиться, и они начинали приближаться к состоянию, называемому Жизнью. Из стратосферы и обратно взмывали вверх и опускались вниз "спрайты" и "красные лидеры", а в направлении полюсов вспыхивало слабое полярное сияние. Дальше, по мере того как разреженный газ превращался в вакуум, более крупные и устойчивые сущности перемещались по волнам ионосферы и поглощали поток электронного и протонного излучения от солнца системы, перемещаясь туда-сюда вокруг полюсов.