Крыло двуглавого орла - ч.2 ...

Сквозь дымку мороси в Анадырь заходили ледовые корабли. Поднимались чуть выше мыса, бросали якоря и скатывались по течению назад, упираясь обшарпанными льдом носами в высокий берег, на котором неистовствовали встречающие. Достойное получилось завершение трех лет жизни колонии и Императорских Игр.

Над устьем реки плыли пороховые облака приветственных залпов, гомон испуганных птиц и крики счастливых людей. Меня уже несколько раз потискали в объятьях, начиная от навигаторов нашей изношенной канонерки и заканчивая капитаном с царевичем. Довольный как кот боцман, теребя ус, мурлыкнул нечто праздничное, мол, стальные тросы новые привезли, такелаж поменяем, радость-то какая...

Первые сходни упали на высокий берег мыса, с носа флагмана, ледокола "Авось", и начался форменный бардак. Спускающийся по ним Беринг с группой офицеров еще попытался соблюсти торжественность и официальность момента, но на него налетел Алексей, забывший о своем солидном, двадцати трех летнем, возрасте. Поданный вице-императором пример подхватили, а когда одни за другими стали падать сходни с еще четырех ледовых транспортов и второго ледокола — началось повальное "братание".

Подошел ближе к бурлящей у сходен толпе. Поймал взгляд Беринга. Перед мысленным взором пронеслись все казни, выдуманные для него за год ожидания. Широко улыбнулся, раскрывая объятия для вырвавшегося из рук встречающих капитана. Бог с ними, с казнями — успею еще.

За спиной, с противоположного берега мыса, причалили четыре канонерки, возвестив дробным топотом по сходням о прибытии батальона морской пехоты. Оттуда слышались радостные, но строевые команды. На просторном мысу становилось тесно.

Только к обеду бессвязные выкрики и вопросы начали стихать. Побережье расцвело линейками полотняных шатров, курящихся дымками печек. Развернулись полевые кухни. Глядя на это великолепие, даже страшновато становилось — целый город вырос. Отвык уже от многотысячных толп, от стаек, носящихся между шатрами детей, от женщин на кухне, от молодых девушек в строгих нарядах валькирий, от снобизма нескольких прибывших с конвоем дворян. В империю Росс приходила "цивилизация" со всеми ее достоинствами и недостатками.

Правда, и мы тут не лаптем золото намываем — пачки фотографий достопримечательностей империи разошлись из канонерки по лагерю. Брошюры инструкций, описаний и старых новостных листков из рундуков старожилов — новички выгребли до донышка, в том числе уложение по морским фермам. Интересно, оно-то кому понадобилось?! Или это в конвое туалетная бумага закончилась?

Все наши старожилы пользовались ажиотажным спросом, собирая вокруг своих баек кружки разночинного люда. Досталось и на мою долю — давненько уже не видел такого жадного блеска в глазах выловивших меня мастеров. С удовольствием отдался им на растерзание — не с дворянами же сидеть в душном кубрике. Тем более, что один из хлыщей заявил, будто ему невместно со всякой бякой одним воздухом дышать. Чую, пора счастливого детства вице-империи миновала, ей придется становиться взрослой, миновав период безмятежной юности.

Вечером Алексей давал пир, на котором отсутствовала часть дворян, получивших "высочайшее неудовольствие", зато присутствовали выборные от мастеров и старосты будущих поселений. Царевич блистал заготовленными речами. Ему, для выразительности картины, недоставало только кепки и броневичка. Народ слушал историю и планы колонии с отвисшими челюстями и огнем в глазах. Знай наших!

Если представить, что разошедшийся с праздника руководители перескажут своими словами, безусловно приукрасив, речи Алексей — то надо срочно планировать нечто эпическое. Осушение Тихого океана нам ни к чему, запуск Гольфстрима по ледовому пути пока подождет — но нужно действительно нечто "великое". Не пора ли заглянуть в Южную Америку? Сил маловато. Но кто сказал, что будет легко? Нас для Северной Америки в три раза меньше было!

Курили с Берингом на берегу, сидя в посеревшей от непогод беседке, защищающей разговор от мелкого, холодного дождя середины августа. Голова пухла от новостей, гудела с медовухи и кружилась от планов. Витус рассказывал о плаванье, пытался шутить, что бурно отметил свое тридцатилетие, затертый льдами. Потом внезапно спросил.

— Как мыслишь, найдется мне место в Новом Свете?

Риторический вопрос. Раздумья приобрели новое направление.

— Как не найтись? Мест тут столько, что рук да задов на них недостанет. Но ледовый путь для нас, как пуповина не рожденного младенца. Без поставок мы весь напор растеряем. Неужто так все тяжко в России стало?

Беринг посмотрел на хмарь за оградой беседки, перебрал пальцами мундштук длинной трубки.

— Не тяжко. Разве что с губернатором Архангельским разлаялись. Он обещал Петру Алексеевичу донести, как с заводов мастеров сманивал, и как дальше будет — не ведаю.

— Что, вправду сманивал?!

Витус выпустил дым носом, хмыкнув и чуть не закашлявшись.

— Какое там! Мастеровые сами в ноги падали, мол, возьми, благодетель. А куда их брать! Кубрики полны, станков да припасов выше грузовой марки, в коридорах только боком пройти можно. А они еще и с семьями!...

Беринг затянулся, видимо вспоминая жаркие моменты отбытия экспедиции.

— ... Взял. Считай, тысячу сверх. Коли застряли бы во льдах, уж не ведаю, что сталось бы. Но Господь миловал.

Перегруженный событиями мозг, с трудом вошел в мыслительный ритм. Паранойя, с кожаной плеткой, нахлестывала мысли, заставляя их пошевеливаться.

— А была нужда так тесниться? Ведь не последний конвой.

Витус кивнул, снимая камень с моей души — боялся услышать от него слово "последний".

— Мастера тебе нужны, а там неведомо какая судьба их ждала...

Далее капитан описал еще одну грань алмаза, по имени Россия. После войны Франции и Британии мир сильно изменился. Волны беженцев захлестнули все страны, в том числе нашу. Появилось много новых лиц при дворе, в свете и на заводах. Как обычно, изменения были как хорошими, так и ... разными. Академия, например, расширилась и обзавелась филиалами, в том числе в Воронеже и Архангельске. Много крестьян осело на пустующих, свежее прихваченных землях. Как грибы росли небольшие мастерские, обещавшие насытить внутренний рынок бытовыми мелочами и добротными товарами. Вместе с этим страна наполнилась голосистыми прожектерами и спесивыми импортными дворянами всех мастей. Критиковать — не мешки ворочать. Мои выстраданные проекты Петербурга обзывались казнокрадством, расточительством и бездарностью. Благо сделать ничего было уже нельзя — город поднялся из "непонятных" фундаментов и опоясался "слишком широкими" улицами. Примерно так обстояло дело на заводах, куда прибыли целые полки "помощников управляющих" и "именитых мастеровых". Плакали многие наши технологии. Благо, до секретных цехов этих оптимизаторов не допустили.

В связи с этим целый пласт наших мастеров почувствовал себя не в своей тарелке, посмотрел годик на творящийся бардак, да подался на "новые земли", слухи о которых разошлись по стране, будто лесной пожар. Как было Берингу не помочь людям?

Для полноты картины стоит упомянуть, что из Персидского похода, за несколько месяцев до прибытия в Россию Беринга, вернулся император Петр Первый. Вернулся с победой и гвардией. Его встретила императрица, с годовалой дочкой, и те самые "недовольные", приближенные ко двору или пробившиеся на высокие должности. К тому моменту Петру шел сороковой год, он уже успел почувствовать вкус побед и "верность" союзников. Шептунам не повезло. Для начала самодержец, в своей палочной манере, поинтересовался, какая скотина охаяла проекты, на которых стоит его, императора, подпись. Дело дошло до одной казни и множества высылок. Затем вал монаршего неудовольствия прокатился по всем отраслям жизни страны. Говорят, даже князю-кесарю хвост накрутили, за попустительство. А корпус валькирий забегал как наскипидаренный. В результате, "мутных" людей на заводах поубавилось, но широкий замах императора краем зацепил всех мастеровых. Многие из них после этого перекрестились, вытащили со дна сундуков завернутые в холстину паспорта, купили билеты на почтовые кареты, дилижансы, паротяги, а порой на поезда, и доехали до Архангельска, чтоб пасть в ноги Берингу. Как известно, милости монарха непредсказуемы, и лучше держаться от них подальше.

Сам император, оценив "эффективность" управления страной в свое отсутствие, учредил новый орган власти — Сенат, собрав в него своих приближенных и глав основных коллегий. Эдакий "коллегиальный монарх", которому Петр планировал вручать власть на время своего отсутствия. Новшество восприняли в России неоднозначно — мужики так вообще привычно посчитали, что все "к худу", и засобирались, кто мог, на далекие земли, где, как известно, молочные реки и кисельные берега.

Трубки давно прогорели — за разговорами их даже забыли выбить. Витус тосковал по большим делам и тяготился ролью "извозчика" ледового пути. Настроение у капитана снижалось, по мере рассказа — пришлось обещать построить для него исследовательский корабль. Тихий океан хранил в себе еще много неоткрытых островов, ледокол для экспедиции не годился.

Как просто, оказывается, сделать человека счастливым. Ведь знает, что строительство океанского корабля в наших условиях — дело долгое. Но он уже мысленно на нем, паруса подняты, и острый форштевень режет зыбь. Ради этого можно и подождать, натаскивая капитанов-сменщиков на засадах Ледовитого океана.

Ночью не спал. Подводил итоги и просматривал списки прибывших, сверяясь со своим блокнотом "перспективных дел". Население вице-империи увеличилось на восемьсот морских пехотинцев, в числе которых абордажные наряды канонерок и охрана ледовых судов. Добавились семь сотен мастеров и подмастерьев, отягощенных четырьмя сотнями жен и почти восьмистам младшими детьми. Кроме мастеров прибыла тысяча, с хвостиком, работного люда и шесть десятков сбитых артелей земельного и промыслового толка, общей численностью почти семь сотен душ. С ними переселялись жены и дети, числом чуть менее тысячи трехсот ртов и ротиков.

Отдельной строкой стоит отметить "роту" валькирий и "капральство" дворян, усиленное двумя "капральствами" слуг. Еще нам на голову свалилось под сотню разных ученых и исследователей, начиная от вчерашних студентов и заканчивая маститыми профессорами, разошедшимися во взглядах с коллегами на "большой земле". Последняя группа энтузиастов попыталась найти меня сегодняшним вечером, и облагодетельствовать своими мыслями. Благо старожилы "прикрыли" своего графа.

Зато в этой сотне имелось четыре десятка архитекторов с художниками и смежными специалистами — костяк проектантов Петербурга, пострадавших все от той же "метлы", для которой улицы были слишком широкие, а каналы лишние. Выглядели эти переселенцы блекло, так как сомневались в применимости своих талантов в колонии, где "...мясо на кострах жарят и с ножа едят". Зато после моего разъяснения, о плане строить столицу вице-империи, похожую на Петербург, с площадью, на которой выложим двуглавого орла, как символ общности двух столиц — мастера засуетились. Потребовали распаковывать кофры с их атласами и чертежами. Наивные. Грузы в трюмах упаковывали так плотно, что достать что-либо можно только полностью разгрузив трюм. Например, внутри барабана камедевой печи могли лежать бухты тросов, пачки запасных шиберов, балки станин и ящики с документацией. Цилиндрическая форма барабана "исправлялась" до прямоугольной мешками с материалами, прутками, подающими шнеками, с обвитыми вокруг них, для экономии места, пеньковыми канатами. Добыть из этой мешанины зарисовки архитекторов — представлялось циклопической задачей. Намекнул творческим личностям, что самое время им взять в руки карандаши и пуститься в новый полет фантазии "по мотивам Петербурга" но для жаркого климата.

Пестрая толпа новичков радовала и огорчала. Несколько тысяч людей, с верой в сказку... это мобилизует. Но женщин у нас все еще вчетверо меньше, чем мужчин — надо отправлять транспорт на Гаваи.

Двухмесячное плаванье конвоя в режиме страшной тесноты привело к многочисленным травмам, заболеваниям, и десятку летальных исходов. Невосполнимые потери. Юнона пробила льдиной борт, и припасы в одном трюме частично превратились в кашу, частично заржавели, а частью были раскурочены при аврале и постановке заплаты.

Поймав себя на брюзжании, отложил распределение людей по первоочередным задачам. Впереди еще больше месяца перехода — успею. Прошелся по выделенной для меня каюте на ледоколе, пытаясь взглянуть на перспективы. Новостей слишком много, планы чрезвычайно амбициозны. Впереди много дел, и непонятности с руководством.

Дело в том, что Петр опередил нас с инициативами, и вызвал Алексея в Петербург, озаботившись, чтоб новые земли получили, на время отсутствия вице-императора, достойного вице-кесаря. Словом, он прислал нам почти пятидесятилетнего князя Голицына с супругой Анной и тремя детьми в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет. О чем это говорит? Кроме того, что накрылись императорским словом все мои планы, наличие семьи говорило о долговременных намереньях. Как пошутил на вечернем пире сам князь Дмитрий Михайлович — "за крамолу в думах государь прописал мне лечение на ледовых водах...". Боюсь, князя не отзовут даже после возвращения в вице-империю Алексея. В результате раздумий у меня самого в голове всплыли крамольные мысли — ведь концентрированная настойка болиголова может не только лечить...

Касаемо настойки — применить ее хотелось минимум к половине прибывших дворян. Может, сужу слишком строго, одичал — но эта стайка сильно походила на стервятников. Радовало, что и царевич посматривает в их сторону брезгливо, одичав вместе со мной. Надо намекнуть ему, дабы забрал большинство пернатых в свою свиту, и увез в Россию. Благо до отправления еще есть десять месяцев, все птицы смогут продемонстрировать свои песни.

Легок на помине! Четвертый час утра, а царевича мучает бессонница.

— Не спишь?

Алексей без стука заглянул в каюту, обежав взглядом бумажные развалы на столе и табачное облако под потолком, лениво вытягивающееся в иллюминатор.

— Сплю. И ты мне снишься.

— Тогда у тебя тяжелые сны.

Зайдя в каюту, самодержец поднял с койки разложенные на ней списки, с интересом перелистнул несколько страниц, усаживаясь на освободившееся место и углубляясь в чтение. Подождав немного, напомнил монарху о своем существовании.

— Случилось что?

Алексей оторвался от списков грузов, до которых у меня еще не дошли руки.

— Нет, просто письмо от батюшки читал. Думал. Он и тебе о чем подумать прислал, вот и заглянул. Все одно ты не спишь наверняка.

Удивил царевич. Точнее Петр.

— Неужто Петр Алексеевич так прямо и написал, что для меня есть думы?

— Нее... — Алексей беззаботно отмахнулся, — написал, что прожект у него есть, и желает он мнение услышать мое, да приближенных моих, что покомпетентнее. При этом к письму целую пачку отчетов и записок казенных приложил. Кому, кроме тебя, такое понадобиться может?

С этими словами царевич извлек из своей планшетки толстенный вскрытый конверт, заполненный бумагами, и бросил его на стол. Коричневая упаковка выделялась на фоне серых листов, заваливших рабочее место, как ядовитая змея на белом снегу. Захотелось закурить.