Наперекор прошлому (Закончено. Черновик)

Для магов сочетать несочетаемое и творить невозможное — дело обычное и даже нетрудное. По крайней мере, так искренне заблуждаются многие люди, мало что знающие о магии. Тем не менее, юный Джарвин умудрился превзойти даже простонародное представление о всемогуществе магов. Да и о самих магах. Парнишка в пропылённой егерской форме вполне может бежать, едва не сбивая встречных длиннющей палкой, которая определённо мешала ему. Казалось бы, что здесь особенного? Вроде бы ничего, если не обратить внимания на резной узор, богато покрывающий жезл мага. Мальчишка тащил свою ношу с такой невозможной непочтительностью, что случайным наблюдателям этот символ магического статуса показался бы простецкий дорожным посохом. Ни один маг не станет так небрежно относиться к жезлу. Да и так бегать тоже не станет: маги — люди степенные, величественные, не то, что всякие юнцы.

И всё же юнец не мог не быть магом, раз держал жезл. При этом никакой величественности в нём не наблюдалось, что вполне естественно для его невеликого возраста и совершенно не соответствует высокому статусу.

Чудом не сбитые торопыгой слуги, обитатели и гости поместья замирали, глядя ему вслед, в судорожной попытке разобраться, что же такое мимо них пробежало. Те же, кто узнавали бегуна, срывались с места, едва убедившись, что маг в их сторону и не смотрит. Только один человек не спешил докладывать о торопливом визитёре. Наоборот, вышел ему навстречу.

— Сати Оливия в лесном павильоне, — едва успел выкрикнуть он до столкновения, которое всё же не состоялось: у мага оказалась хорошая реакция, и он успел остановиться.

— Грод?

Слуга поклонился:

— Саэт Джарвин, господину уже сообщили о вашем возвращении. Его ждут дня через три...

— Но ради меня он вернётся намного быстрее, — пробормотал Джарвин и в отчаянии чуть не бросил жезл, что так мешал ему. До лесного павильона бежать пришлось бы обратно через сад почти до самого входа, потом свернуть в хозяйственную часть парка, и уже там, дальше, за теплицами и рыбным прудом, искать небольшой домик, где могли бы уединиться хозяева поместья, устав от суеты и гомона собственного дворца. Только саэт Гарольд, лет двести назад купивший это поместье вместе с постройками, не жаловал уединение. Зато был не прочь уединить вдали от своих и чужих глаз тех, кого видеть нежелательно.

Кого видеть необходимо. Срочно. Немедленно. Прямо сейчас, потому что потом будет поздно.

Можно ли обогнать время? Любой маг ответит, что ни обогнать, ни остановить время невозможно. Ну, так на то они и маги, чтобы творить невозможное, — возразит далёкий от магии от человек. И именно эту простонародную точку зрения в очередной раз подтвердил Джарвин. Он крепко вцепился в жезл, вдруг из помехи превратившийся в опору, и взмыл над землёй.

Нет, маги не могут обогнать время. Зато они могут обогнать смерть, и пока старуха плетётся по запутанным дорожкам парка, рвануться напрямик, к скромному двухэтажному домику, где в тёмной спальне ждёт самый близкий человек. Кто доберётся первым?

Джарвин ненавидел левитацию. Точнее, он не любил тратить и так небольшой запас сил на перемещение предмета, за который при этом нужно крепко держаться, чтобы не шлёпнуться с высоты. Да и сам предмет не упустить из контроля, иначе результат будет такой же болезненный. Но сейчас юный маг не думал ни о силе, ни о мастерстве, недостаток которого не позволял ему блистать на регулярных соревнованиях по левитации. Только приземлившись возле дверей павильона, Джарвин задумался о неожиданном для себя действии, и тут же отвлёкся: ему навстречу вышла строгая женщина и неодобрительно оглядела визитёра:

— Саэт Джарвин, догадываюсь, что Вы к сати Оливии. Мне очень жаль, но лекарь запретил её беспокоить.

— Ничего тебе не жаль! — психанул Джарвин. — С дороги!

— Саэт Джарвин! Я понимаю, ваше желание увидеть сестру, но Вы — не лекарь, не Вам спорить с его решениями. Если желаете, я пошлю за ним — он подтвердит мои слова.

— Пропусти, Джана. Не забывай, я не только маг, но и сын своего отца.

— Несовершеннолетний маг. И младший сын. Если не хотите дождаться лекаря, можете поговорить с господином.

— Джана!

— Мне даны чёткие распоряжения.

— Да подавись ты этими распоряжениями!

Левитировать предметы, за которые не нужно держаться, намного легче, чем собственный посох. А то, что предмет кричит и брыкается, левитации нисколько не мешает. И пусть радуется, что крыша у павильона не очень покатая...

Молоденькая горничная пискнула и вжалась в стену, когда Джарвин резко распахнул дверь в спальню. Одного его взгляда хватило, чтобы испуганная девчонка сбежала в гостиную. А вот обитательницу спальни визитёр совсем не напугал. Зато его напугали её слёзы.

— Кроха! — Юноша упал на колени рядом с кроватью, на которой лежала та, к которой он так спешил. Сухая старческая рука осторожно, будто недоверчиво, погладила юношу по голове.

— Джарвин, ты приехал...

— Прости, Кроха, я поздно узнал...

— Зачем, Джарвин? Отец рассердится.

— Плевать! Я столько лет тебя не видел...

— Ну... смотреть-то не на что.

— Кроха! Я люблю тебя! Дороже тебя у меня никого нет. Если бы я мог тебя спасти...

— Это не в твоей власти, Джарвин. Я прожила долгую жизнь, и если о чём жалею, то только о том, что ты останешься один.

— Ничего, Кроха, я уже не такой беспомощный, как был десять лет назад. Веришь?

— Конечно, верю. Десять лет назад ты бы не пошёл против отца.

— Я просто не знал, что бывают вещи, страшнее его гнева.

— Теперь знаешь?

— Теперь знаю, — Джарвин отвёл взгляд.

— Не хочешь говорить? — Догадалась Оливия.

— Знаешь... там, возле разлома, на многое смотрят не так, как здесь. И там никого не интересует, сколько у меня силы, кто меня учил и чем я могу поразить конкурентов учителя. Там всё проще: либо мы вернёмся все вместе, либо нет. А я не люблю терять людей. Это... больно. Намного больнее, чем услышать от отца "бездарность". И я лучше буду бездарностью там, но мой отряд будет возвращаться...

— А ты повзрослел. Даже странно. Я так привыкла, что ты — ребёнок, о котором нужно заботиться...

— Я не хотел. Честно. Но у меня не было выбора

— Джарвин...

— Да, Кроха?

— Выполни мою просьбу.

— Всё, что в моих силах.

— Раньше бы ты сказал: "всё, что угодно", — улыбнулась Оливия. — Действительно, повзрослел.

— Я...

— Тише. Слушай. Там, в гардеробной, есть комод. Открой второй снизу ящик. Где-то в глубине за всякими тряпками лежит шкатулка. Принеси её.

Найти шкатулку оказалось не трудно. Сложнее было сохранить вещи в том порядке, в котором они лежали. Джарвин кое-как справился и с этой непосильной задачей. Оливия открыла шкатулку и попросила брата достать содержимое. Джарвин послушался и с любопытством рассмотрел амулет, но так и не смог определить для чего он нужен. Оливия усмехнулась:

— Не гадай, Джарвин. Этот амулет единственный. Может, где-то и есть похожие, но именно этот — один.

— А для чего он?

— Для общения. У меня есть подруга, но уже несколько лет я не могу с ней общаться — сил не хватает. Пожалуйста, извинись за меня... моё молчание. И сообщи о моей смерти.

— Конечно, Кроха. Этот амулет для связи с ней? Не знал, что у тебя есть переговорники. Только он странный какой-то.

— Потому что он — не переговорник. Однажды я познакомилась с девочкой. Во сне. С очень необычной девочкой, не такой...

— Не такой? — Переспросил Джарвин.

— Ты знаешь, что наш мир не единственный? — Маг кивнул. — Так вот, она из другого мира, где нет магии, где всё другое. И ей ничего не нужно было ни от меня, ни от отца. Сначала мы не могли общаться, просто нам было приятно сниться друг другу в одном сне. Чтобы не потерять её, я сделала амулет, настроенный на этот сон. Так стало легче её искать, и я смогла к ней часто приходить. Постепенно мы начали говорить. Сначала показывали друг другу картинки из жизни, рассказывали, что происходит. Так и разговорились. Она на нашем языке, я — на её. Надеюсь, она не забыла его, и ты сможешь с ней поговорить. А этот амулет поможет её найти. Через сон. Он настроен на неё.

Джарвин кивнул и вдруг встрепенулся:

— Кроха, ты сказала "сделала амулет"?

— Да, Джарвин. Мне никто никогда не запрещал ходить в библиотеку. И никто никогда не интересовался, что я читаю.

— Кроха, мало читать книги, надо ещё и... — Джарвин осёкся под грустным взглядом сестры. — Кроха... ты? Но почему? Ты же могла...

— Выйти замуж, как только сила успокоится. Политически или магически выгодный брак, двое или трое детей, прежде чем я умру. Если бы я и дожила до восьмидесяти лет, то только за счёт затянувшегося детства. Которое бы прекратилось сразу, как сформировалась моя детородная способность. Полностью раскрывать и развивать силу мне бы не позволили. А для беременности сгодится и нераскрытая. Лишь бы спокойная была, чтобы не провоцировать ненужных осложнений.

— Кроха...

— Что, брат, не знал, какая судьба ждёт женщин-магов?

— А как же саэти Ванесса или Нарида?

— Им повезло. Они в далёкой молодости пережили мужей. Но тогда была война, Джарвин. А когда она закончилась, проще было признать их равными мужчинам, чем снова загонять замуж, тем более что опытных магов осталось не так много, и их опыт в общей копилке оказался не лишним. Но они никогда не берут девочек в обучение. Можно сказать, такова их плата за свободу.

— Я бы мог учить тебя сам!

— Джарвин... мне было тринадцать лет, когда я почувствовала силу. Сколько тогда было тебе?

— Двадцать семь, — буркнул маг.

— И ещё полсотни лет до личного жезла. Как бы ты меня учил?

— Тайком! Или бы попросил, чтобы ты была рядом, когда я занимаюсь.

— Да я же и так была рядом, — засмеялась Оливия. — Благодаря этому я и смогла кое-чем научиться. И многое понять. Если бы отец заподозрил, что во мне есть хоть капля силы, он бы меня тут же запер подальше от тебя. Чтобы ни в коем случае не услышала, не увидела, не узнала того, что женщине знать не полагается. И быстренько нашёл бы мне мужа. А ты бы остался один. Я не могла тебя бросить. Понимаешь?

— Кроха... мне так стыдно! Я ведь тоже не заметил.

— Было бы чего стыдиться. К тому времени, когда ты научился замечать, я уже научилась прятать. Ты не обижаешься, что я тебе не рассказала?

— Но почему промолчала, когда я стал магом? Я бы защитил тебя!

— Ты бы не смог меня защитить. Мне не хотелось с тобой расставаться, но я всё же понимаю, что женщинам не место у разлома.

— Если бы я знал, я бы всё равно забрал тебя. Я бы смог научить...

— Поздно, Джарвин, — вздохнула Оливия. — Если силу не развивать с детства, она угасает. Той мелочи, что у меня осталось, хватило, чтобы дождаться тебя. Но это мой предел уже много лет.

— Кроха...

— Не грусти. Мне и не надо больше. Я рада, что прожила свою жизнь так, как прожила. И ни о чём не жалею. Ну, разве что, не попрощалась с подругой и долго не общалась с тобой.

— Я попрощаюсь за тебя. Я обещаю.

— Тогда хотя бы расскажи, как жил эти годы.

— Это не интересно...

— Я прошу.

Рассказывать не хотелось. У разлома не та жизнь, о которой можно рассказывать младшим сестрёнкам. А о чём можно? Джарвин вспомнил приятеля, у которого год назад родился сын. Хотя вспомнил — не совсем верное слово, потому что помнил он не всё. Правда, больше чем многие другие — всё-таки маги к спиртному устойчивее простых людей. Он с тремя коллегами потом несколько дней восстанавливал прошлое. Хотя бы для того, чтобы выяснить, чья была идея поймать детёныша волколака. И кто тот счастливчик, на которого произошло запечатление.

Слушая заливистый смех Оливии, Джарвин и сам почти поверил, что эпопея с волчонком была смешной, хотя тогда так никому не казалось. Мало того, что все ждали визита родителей, так ещё и никто не знал, чем кормить маленького волколака. К счастью, всё обошлось. Волколаки свирепы, но достаточно разумны, чтобы понять, когда им не желают зла. Детёныша увели, пару овец откупа забрали... мирно всё обошлось. Зато сейчас волчонок подрос и сам прибегает на заставу. Кто запечатлил неизвестно до сих пор, кажется, сам волчонок не может разобраться, к кому же он привязан. Зато знает, кто всегда угостит вкусненьким.

Да, есть чем гордиться. На Южной заставе маленький василиск охотиться на мышей, но там змею случайно поймали, и маги что-то наколдовали, что бы обезопасить людей. А здесь — никакой магии, вроде бы... зато волколак сам приходит в гости. Иногда ещё и друзей приводит. Тревожные соседи, ничего не скажешь. Зато предупреждают, если какая нечисть лезет из разлома. Магические маячки не всегда вовремя предупреждают. Такая вот дружба, если так можно сказать.

Ослабевшая рука Оливии выскользнула из ладони Джарвина.

— Кроха?

— Всё хорошо. Я давно так не смеялась. Устала.

— Хочешь отдохнуть? Мне уйти?

— Нет! Не бросай меня. С тобой не так страшно. Уходить.

— Кроха...

— Всё хорошо, Джарвин. Главное, он не сможет запретить тебе остаться на похороны. Ты ведь останешься?

— Конечно.

— Не бросай меня.

— Я здесь, Кроха! — Джарвин снова взял её за руку. — Если хочешь, ты спи. Я побуду рядом.

— Лучше расскажи ещё что-нибудь.

Оказывается, рассказывать что-то — очень легко, когда не нужно говорить о себе. Зато можно говорить о лесах, где растут необъятные дубы-исполины, и о белоснежных вершинах, что виднеются за лесом. Где-то там, в трещинах непроходимых ущелий прячутся раны разломов. Но не о том сейчас. Не надо о плохом, когда есть молчаливое величие гор и сумрачный уют древнего леса. Там на опушке растёт малинник с самой вкусной малиной. А на полянах по весне токуют глухари. По краю леса можно набрать столько грибов, что всю зиму хватит прожить, не зная голода. А в горах бурные речки падают со скал хрустальными водопадами, а потом замирают небольшими и очень холодными озёрами, и тот, кто хочет стать егерем, должен нырнуть в ледяное горное озеро. Очень холодно и очень страшно. Сначала. А потом...

Джарвин замолчал и улыбнулся печально:

— Никогда не думал, что обрету всемогущество не после долгих лет учёбы, а от одного-единственного купания. По-другому я своё состояние не назову. По-честному надо было не пользоваться магией, когда ныряешь. Я и не пользовался. Кроха, это не передать словами... Кроха? Кроха...

Джарвин медленно сполз с кровати, вставая на колени, ткнулся лбом в безжизненную руку и замер. Он не пошевелился, даже когда распахнулась дверь.

— Кто разрешил тебе покинуть заставу?

Как странно. Раньше этот голос заставлял его трепетать. Теперь холодный гнев отцовского недовольства вызвал лишь кривую ухмылку, тут же исчезнувшую с лица. Джарвин выпрямился, неторопливо встал и обернулся. Пока размышлял здороваться или нет, достал письмо и протянул его отцу.

— Что это?

— Разрешение покинуть заставу.

— Что за бред! Отпуск? Лейтенант Джарвин ре-Эрти? Что это значит?

— Там всё написано. Комендант Северной заставы предоставил мне отпуск.