|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
00
Мудрец Шести Путей стоял на высоком холме, где находился стан его армии, и печально смотрел на дело своих рук. На пологой равнине, где некогда цвели прекрасные красные маки, теперь не было видно ни травинки: все поле вытоптано ногами тех, чьи тела устилали каждую пять выжженной огненными техниками и перерытой Дотоном земли. Шиноби и ёкаи. Люди, постигшие под его руководством заветы Ниншу, и демоны, что долгое время наводили страх на людские поселения под покровом ночи. И те, и другие лежали здесь, отдав дань захватившим мир безумию и ненависти.
-Миссия завершена, ото-сама*, — холодным голосом произнес старший отпрыск Мудреца, бесшумно появившийся у него за спиной. — Беглецы убиты. Ни одна из этих тварей не выжила.
Рикуда Сеннин вздохнул. Индра всегда был полон ненависти и гнева. Во время битвы эти чувство придавали ему сил, и это было хорошо. Однако ни одно выигранное сражение не удовлетворяло его, скорее наоборот победа разогревала злобное пламя еще сильнее.
-Наконец-то мы победили, отец! — эмоционально воскликнул Асура, даже не пытаясь подражать отстраненному выражению лица старшего брата. — Даже не верится, что все закончилось.
Младший сын был другим. Казалось, никакое горе не способно было оставить отпечатка в его сердце. По крайней мере, надолго. Гнев неожиданно вспыхивал в его душе и, не найдя подпитки, мгновенно затухал. Асура был немного слабее Индры. Но так казалось только на первый взгляд. В отличие от своего мрачного и нелюдимого брата, младший из сыновей всегда находился в центре внимания. Вокруг него собирались шиноби, готовые пожертвовать собой и своей семьей ради его спасения. Индра же мог положиться лишь на самого себя.
Хагоромо Ооцуцуки, прозванный Рикудо Сеннином, одинаково любил обоих своих сыновей и, смотря на них, не мог не печалиться о тех невзгодах, что встанут на их пути в будущем. Ведь они еще так молоды!.. И глупы.
-Ты не прав, Асура-тян**, — ласково произнес Мудрец, словно вернулся в то время, когда его сыновья были еще совсем детьми, ссорящимися друг с другом из-за общих игрушек. — Еще ничего не кончилось.
-Разве? — сдержанно спросил Индра, приподнимая правую бровь. — Мы разбили последнее Хьякки Яко
* * *
в наших краях. Ёкаям больше нечего нам противопоставить.
-Это так, — ответил Рикудо, тряхнув своим посохом. — Но вы забыли вот о чем: Ёкаи будут существовать вечно, покуда существуют люди, чьи желания и страхи их порождают. Демоны рождаются и растут медленнее людей, однако они сильнее их и, вырастая, зачастую поглощают своих родителей. Они всегда рассматривали нас лишь как еду или источник своей силы, однако сегодня, шиноби показали, что могут сражаться с ёкаями на равных и даже превзойти их. Хьякко Яко больше не осталось, и все же... через десятки, сотни, тысячу лет, рано или поздно, но они возродятся. А это значит, что снова будет литься кровь, боль и страдания вновь придут на эти земли.
-Поглотив плод Шинджу, ваша матушка подарила нам его божественную силу. Теперь люди смогут постоять за себя, — произнес Индра, чьи глаза впервые после битвы стали красным, а вокруг зрачка закружились томоэ.
-Мы разобьем их вновь! — поддержал брата Асура.
В другое время Мудрец обрадовался бы столь редкому единодушию своих сыновей. Но не сейчас.
-Вы не слушаете, — произнес он, пристально смотря на своих сыновей в попытке донести до них очередную истину. — Мы дадим ёкаям отпор еще один раз, а потом еще, и еще... В отличие от них люди появляются на свет и растут в сотни раз быстрее, однако сколько мы так продержимся? К тому же страдают не только люди, но и сами ёкаи. Не все из них злые, не все призваны убивать и разрушать. Некоторые были наоборот рождены, чтобы спасать людей от себе подобных. Ненависть людская порождает демонов. Эти демоны, повинуясь своей природе, уничтожают все вокруг, тем самым порождая лишь еще больше ненависти и боли. И получается замкнутый круг, из которого нет выхода. Такова наша жизнь.
По долине пронесся холодный порыв ветра. Но мертвым телам, лежащим на голой земле, было все равно.
-Неужели нет пути, кроме новой войны? — сглотнув, спросил Асура.
Индра промолчал. Непонятно, то ли он был согласен с братом, то ли остался при своем мнении.
-Кто знает? — философски спросил Рикудо Сеннин, пожав плечами. — Еще не родился тот, кто мог бы примирить людей друг с другом, не говоря уже о вражде между людьми и демонами. Эту ношу нам придется оставить на совесть последующих поколений шиноби. А мы сделали все, что смогли.
Последний луч скользнул по начавшей остывать земле. Сегодня солнце зайдет, чтобы завтра подняться вновь.
* ото-сама — очень уважительное обращение к отцу.
** Асура-тян. Уменьшительно-ласкательный суффикс -тян используется по отношению к маленьким детям или к девушкам, с которыми говорящий имеет близкие отношения. Асуру Рикудо так называет, чтобы показать свое теплое отношение к сыну.
* * *
Хьякки Яко или 'ночной парад ста духов', 'ночное шествие сотни демонов' — японское поверье, связанное с представлениями о чертях, духах и демонах (ёкай), которые ежегодно проходят летними ночами (особенно в августе) по улицам человеческих поселений, исчезая с рассветом. Любой, кто не имея духовной защиты, сталкивается с процессией, умрёт.
В данном произведении Хьякки Яко является также сборищем демонов, образованных вокруг одного сильного ёкая. Обычно они собираются, чтобы пугать людей разными способами, тем самым получая Страх (основная сила ёкаев, о которой будет сказано позже). Также Хьякки Яко иногда сражаются между собой.
1
Была ночь. Из-за облаков, очерчивая силуэты домов и деревьев, показался серебристый месяц. Нечеткие тени распростерлись по земле. Легкий ветерок, колебавший крону деревьев, подул в последний раз и затих. Птиц уже давно не было слышно. Люди, запершись в своих домах, молились буддам, дабы спустившееся на землю в эту ночь зло не коснулось их детей.
-Холодно... — произнес молодой господин, кутаясь в совсем негреющее хакама.
Это был хрупкий мальчик с невероятно чистой белой кожей, являвшийся единственным живым человеком в огромном поместье. Он сидел в позе сэйдза перед телом своей недавно почившей матери, и его длинные светлые волосы самыми кончиками касались пола. Они были того же цвета, что и молодая луна, освещавшая крышу этого мрачного дома, и, казалось, слегка сияли в темноте. Несколько часов назад умерла его мать. После ее смерти слуги перетащили тело в комнату, предназначенную для моления, зажгли ладан и разошлись по домам. Они больше не собирались сюда возвращаться. Широцуки-химэ-сама*, мать молодого господина, была любимой дочерью одного дайме. И сколь любима она ранее была отцом своим, столь и ненавистна стала ему в последствии. В чем причина такой перемены гадали многие, однако узнать им ничего не удалось. Не оправдавшую ожидания дочь сослали в самое дальнее селение страны. Там она родила мальчика, настолько прекрасного, что его легко было перепутать с девочкой. Увидев внука, старый дайме наверняка бы сменил гнев на милость, но он не навещал дочь, предпочитая забыть о позоре семьи. Великодушия его хватило лишь на то, чтобы нанять слуг, которые будут заботиться о ней. Однако он ничего не сказал о ее сыне. Молодая принцесса чахла от неизвестного горя целых пять лет и сейчас ее мучения были окончены. Слуги ушли, не желая больше оставаться в этом мрачном поместье. А ее сын остался один.
У молодого господина не было имени. Слуги именовали его бот-чаном**, жители деревни — демоном. Широцуки-химэ называла его сыном и говорила, что имя для него должен выбрать отец. Но отец, которого мальчик никогда не видел, все не приходил. Когда молодой господин только начал говорить, он ждал отца, стоя под старой сосной, росшей в заброшенном саду поместья. Он верил, что день, когда тот предстанет пред ним, скоро наступит. Спустя год он оставил эту идею. Теперь мальчика больше интересовали рыбки в озере неподалеку и старая трехцветная кошка с двумя хвостами. Однако в глубине души он все еще ждал отца. Ждал до сих пор.
Вдруг огонь толстой белой свечи мигнул... и потух. Молодой господин замер, прислушиваясь. Возможно, кто-то из слуг пожалел о своем решении и вернулся? Но нет, звука шагов не было слышно. Мальчик немного расслабился и продолжил свое ночное бдение над телом покойной. Ему бы стоило читать молитвы, чтобы в следующем перерождении его бедная мать была счастлива. Но за всю жизнь, как бы он не старался, ни одной молитвы так и не сорвалось с его губ. Бродячие священники, изредка ночевавшие в поместье, в страхе отшатывались от мальчика и отказывались говорить о нем. И сейчас на прекрасном маленьком лбу пролегли глубокие морщины: он чувствовал себя абсолютно бесполезным, потому что даже не мог проводить мать в последний путь, как следует.
Внезапно на улице подул сильный ветер, и порванная бумага на сёдзи затрепетала. Молодой господин в очередной раз поежился от холода и подумал, что скоро наступит осень, а затем зима, которую он не знал, как пережить. Ему стало страшно. И лишь через минуту он понял, что страшно стало не из-за мыслей. Завыл ветер, стены поместья затряслись. Показалось, будто множество маленьких и больших существ ходят по крыше.
Любой нормальный человек на его месте вскочил и попытался бы зажечь потухшую свечу. Но мальчик лишь замер в ожидании. И когда он думал, что все прекратилось, створка седзи резко отъехала в бок. Перед маленьким господином предстала высокая человекоподобная фигура, чей силуэт был озарен лунным светом. Сын покойницы и вошедший молча смотрели друг на друга, и лишь луна была свидетельницей их первой встречи.
Спустя несколько минут мальчику удалось привыкнуть к полумраку и рассмотреть незнакомца. Им оказался высокий мужчина в темном кимоно с серебристыми узорами в виде паутины. Длинные темные волосы закрывали половину его лица, оставляя открытым лишь его один кроваво-красный глаз, равнодушно взирающий на человечка перед ним. Казалось, что темнота в поместье пришла вместе с этим мужчиной. Мальчик чувствовал странное давление, из-за которого в груди зарождался неведомый ранее страх. Он понял, кто перед ним.
Древний ёкай смотрел на человечка и пытался понять, что привело его в этот дом. Женщина, которая его когда-то интересовала, отошла в иной мир. От нее остались лишь его воспоминания и человеческий мальчишка, сидящий с ее телом и дрожащий от холода. Этот мальчик боялся, но того дикого ужаса, которым веет от людей, впервые столкнувшимися с неизведанным, мужчина не чувствовал. Он заглянул в серые глаза человечка и проник в его сущность. Он понял, кто перед ним.
Любой другой на месте маленького господина давным-давно попытался бы спрятаться. Убежать как можно дальше. Упасть в обморок. И был бы убит на месте. Однако бот-чан оставался сидеть и смотреть на незнакомца. Так могло бы продолжаться очень долго, но мальчик прервал затянувшуюся сцену. Он улыбнулся.
-Пойдем, Гьюки Курокумо но Изанумаши Тайёмару
* * *
, — тихим низким голосом произнес незнакомец.
-Хай, ото-уэ
* * *
!
Мальчик впервые за последние несколько часов поднялся на затекшие ноги и сделал шаг вперед. Он был счастлив: отец наконец-то пришел за ним. И теперь у молодого господина было имя.
*Широцуки-химэ: Широ — 'белый', 'цуки' — луна, 'химэ' — принцесса, 'сама' — суффикс, выражающий крайнюю степень уважения и восхищения к человеку, к имени которого добавляют.
** Бот-чан — 'молодой господин'.
** Гьюки Курокумо но Изанумаши Тайёмару— имя главного героя. В японских именах на первом месте стоит фамилия, потом имя. Гьюки — название вида ёкая (гугл вам в помощь), Курокумо — ('черный паук', он же в данном случае черная вдова) родовое имя ГГ, перешедшее к нему от отца. Изанумаши Тайёмару — личное имя ГГ, данное ему отцом: 'иназума' — молниеносный, 'ши' — смерть, 'тайё' — солнце, 'мару' — окончание мужского имени, названия клинка или корабля. Если сложить все вместе, то получится что-то вроде 'молниеносная смерть солнца'.
* * *
Хай, ото-уэ — 'да, отец'. 'Уэ' — устаревший уважительный суффикс, применяемый только к родственникам.
2
Мальчик шел вперед, борясь с дрожью и другими реакциями тела, которые могли бы выдать его страх. Однако это было бесполезно. Все обитатели древнего поместья чувствовали столь сладкие для них эмоции и пристально следили за человеком, чье присутствие вдруг разбило размеренное течение времени в этом доме. Будто очнувшись от долгого сна, особняк оживал. На улице, словно злой и голодный пес, неистово завыл ветер. Чьи-то размеренные шаги послышались за внешней стеной особняка. Маленькие ножки пробежали по крыше павильона. Из самых дальних и темных углов дома засверкали нечеловеческие глаза.
Изанумаши посмотрел на свою ладонь, зажатую в крепкой мужской руке, и в очередной раз подавил в себе дрожь. 'Нельзя бояться', — снова и снова напоминал он самому себе. Он догадывался, что все ёкаи, находящиеся рядом, прекрасно знают о его чувствах, однако он не позволит им еще и увидеть. Дать слабину в первый же день означало проиграть. И проиграть заранее, когда битва даже еще не началась.
Отец подошел к очередной комнате на втором этаже и раздвинул створки сёдзи*.
-Твои покои. Отдыхай, — кратко произнес он и ушел, оставив сына наедине с витавшим в воздухе страхом.
Изанумаши осмотрел свою новую комнату в десять татами**. Она была гораздо больше его предыдущих апартаментов, однако одновременно с этим казалась совершенно пустой. На полу комнаты был расстелен футон
* * *
. В токонома
* * *
висела изысканная гравюра с изображением огромного черного паука, стоящего на краю скалы. Под ней на маленьком столике стояла уродливая икебана из засохших веток какого-то неизвестного мальчику дерева. 'Хотя, может, и известного, — поправил он свои собственные мысли. — Кто знает, какой вид приобретает дерево, растущее подле ёкаев?'
Изанумаши подошел к окну и посмотрел на открывшуюся его взору картину. На улице уже появились первые лучи солнца, позолотившие горную долину, в которой стоял особняк. Прямо напротив окна комнаты росла невероятно высокая сакура. 'А еще она до сих пор цветет', — отметил про себя мальчик, наблюдая за игрой ветра с розовыми лепестками. Если забраться на это дерево, то можно полюбоваться на ухоженный сад глициний, чьи цветы изящно свисали с кованых узорчатых решеток. 'Довольно красиво, хотя и печально. Использовать цвет смерти для цветущего сада...' — подумал молодой господин и, решив не останавливаться на этом, перевел свой взгляд дальше. За буйством глициний виднелась серебристая кромка воды. Мальчик напряг зрение и увидел посреди озера небольшой остров. 'Я определенно в другом мире', — заключил он, любуясь золотыми бликами на водной глади.
Он мог бы долго простоять у окна ради получения эстетического наслаждений, не чувствуя накопившейся за ночь усталости, однако звук раздвигающихся сёдзи отвлек его. Осторожно ступая мелкими шажками, в комнату вошла темноволосая девушка в голубой юката с белыми узорами. Она склонилась перед молодым господином в глубоком поклоне и выпрямилась, лишь дождавшись его кивка. Изанумаши молчал, не зная, что сказать. Раньше слуги в его доме мало обращали на него внимания. А кто обращал, те рано или поздно уходили. Люди из деревни его боялись. Круг общения мальчик ограничивался лишь матерью, которая, впрочем, никогда не оставляла его без внимания. Также он понятия не имел ни о своем собственном статусе в этом доме, ни о положении девушки, склонившейся перед ним в поклоне. И сейчас он не знал, как стоило себя вести с незнакомкой.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
