|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
00
Мудрец Шести Путей стоял на высоком холме, где находился стан его армии, и печально смотрел на дело своих рук. На пологой равнине, где некогда цвели прекрасные красные маки, теперь не было видно ни травинки: все поле вытоптано ногами тех, чьи тела устилали каждую пять выжженной огненными техниками и перерытой Дотоном земли. Шиноби и ёкаи. Люди, постигшие под его руководством заветы Ниншу, и демоны, что долгое время наводили страх на людские поселения под покровом ночи. И те, и другие лежали здесь, отдав дань захватившим мир безумию и ненависти.
-Миссия завершена, ото-сама*, — холодным голосом произнес старший отпрыск Мудреца, бесшумно появившийся у него за спиной. — Беглецы убиты. Ни одна из этих тварей не выжила.
Рикуда Сеннин вздохнул. Индра всегда был полон ненависти и гнева. Во время битвы эти чувство придавали ему сил, и это было хорошо. Однако ни одно выигранное сражение не удовлетворяло его, скорее наоборот победа разогревала злобное пламя еще сильнее.
-Наконец-то мы победили, отец! — эмоционально воскликнул Асура, даже не пытаясь подражать отстраненному выражению лица старшего брата. — Даже не верится, что все закончилось.
Младший сын был другим. Казалось, никакое горе не способно было оставить отпечатка в его сердце. По крайней мере, надолго. Гнев неожиданно вспыхивал в его душе и, не найдя подпитки, мгновенно затухал. Асура был немного слабее Индры. Но так казалось только на первый взгляд. В отличие от своего мрачного и нелюдимого брата, младший из сыновей всегда находился в центре внимания. Вокруг него собирались шиноби, готовые пожертвовать собой и своей семьей ради его спасения. Индра же мог положиться лишь на самого себя.
Хагоромо Ооцуцуки, прозванный Рикудо Сеннином, одинаково любил обоих своих сыновей и, смотря на них, не мог не печалиться о тех невзгодах, что встанут на их пути в будущем. Ведь они еще так молоды!.. И глупы.
-Ты не прав, Асура-тян**, — ласково произнес Мудрец, словно вернулся в то время, когда его сыновья были еще совсем детьми, ссорящимися друг с другом из-за общих игрушек. — Еще ничего не кончилось.
-Разве? — сдержанно спросил Индра, приподнимая правую бровь. — Мы разбили последнее Хьякки Яко
* * *
в наших краях. Ёкаям больше нечего нам противопоставить.
-Это так, — ответил Рикудо, тряхнув своим посохом. — Но вы забыли вот о чем: Ёкаи будут существовать вечно, покуда существуют люди, чьи желания и страхи их порождают. Демоны рождаются и растут медленнее людей, однако они сильнее их и, вырастая, зачастую поглощают своих родителей. Они всегда рассматривали нас лишь как еду или источник своей силы, однако сегодня, шиноби показали, что могут сражаться с ёкаями на равных и даже превзойти их. Хьякко Яко больше не осталось, и все же... через десятки, сотни, тысячу лет, рано или поздно, но они возродятся. А это значит, что снова будет литься кровь, боль и страдания вновь придут на эти земли.
-Поглотив плод Шинджу, ваша матушка подарила нам его божественную силу. Теперь люди смогут постоять за себя, — произнес Индра, чьи глаза впервые после битвы стали красным, а вокруг зрачка закружились томоэ.
-Мы разобьем их вновь! — поддержал брата Асура.
В другое время Мудрец обрадовался бы столь редкому единодушию своих сыновей. Но не сейчас.
-Вы не слушаете, — произнес он, пристально смотря на своих сыновей в попытке донести до них очередную истину. — Мы дадим ёкаям отпор еще один раз, а потом еще, и еще... В отличие от них люди появляются на свет и растут в сотни раз быстрее, однако сколько мы так продержимся? К тому же страдают не только люди, но и сами ёкаи. Не все из них злые, не все призваны убивать и разрушать. Некоторые были наоборот рождены, чтобы спасать людей от себе подобных. Ненависть людская порождает демонов. Эти демоны, повинуясь своей природе, уничтожают все вокруг, тем самым порождая лишь еще больше ненависти и боли. И получается замкнутый круг, из которого нет выхода. Такова наша жизнь.
По долине пронесся холодный порыв ветра. Но мертвым телам, лежащим на голой земле, было все равно.
-Неужели нет пути, кроме новой войны? — сглотнув, спросил Асура.
Индра промолчал. Непонятно, то ли он был согласен с братом, то ли остался при своем мнении.
-Кто знает? — философски спросил Рикудо Сеннин, пожав плечами. — Еще не родился тот, кто мог бы примирить людей друг с другом, не говоря уже о вражде между людьми и демонами. Эту ношу нам придется оставить на совесть последующих поколений шиноби. А мы сделали все, что смогли.
Последний луч скользнул по начавшей остывать земле. Сегодня солнце зайдет, чтобы завтра подняться вновь.
* ото-сама — очень уважительное обращение к отцу.
** Асура-тян. Уменьшительно-ласкательный суффикс -тян используется по отношению к маленьким детям или к девушкам, с которыми говорящий имеет близкие отношения. Асуру Рикудо так называет, чтобы показать свое теплое отношение к сыну.
* * *
Хьякки Яко или 'ночной парад ста духов', 'ночное шествие сотни демонов' — японское поверье, связанное с представлениями о чертях, духах и демонах (ёкай), которые ежегодно проходят летними ночами (особенно в августе) по улицам человеческих поселений, исчезая с рассветом. Любой, кто не имея духовной защиты, сталкивается с процессией, умрёт.
В данном произведении Хьякки Яко является также сборищем демонов, образованных вокруг одного сильного ёкая. Обычно они собираются, чтобы пугать людей разными способами, тем самым получая Страх (основная сила ёкаев, о которой будет сказано позже). Также Хьякки Яко иногда сражаются между собой.
1
Была ночь. Из-за облаков, очерчивая силуэты домов и деревьев, показался серебристый месяц. Нечеткие тени распростерлись по земле. Легкий ветерок, колебавший крону деревьев, подул в последний раз и затих. Птиц уже давно не было слышно. Люди, запершись в своих домах, молились буддам, дабы спустившееся на землю в эту ночь зло не коснулось их детей.
-Холодно... — произнес молодой господин, кутаясь в совсем негреющее хакама.
Это был хрупкий мальчик с невероятно чистой белой кожей, являвшийся единственным живым человеком в огромном поместье. Он сидел в позе сэйдза перед телом своей недавно почившей матери, и его длинные светлые волосы самыми кончиками касались пола. Они были того же цвета, что и молодая луна, освещавшая крышу этого мрачного дома, и, казалось, слегка сияли в темноте. Несколько часов назад умерла его мать. После ее смерти слуги перетащили тело в комнату, предназначенную для моления, зажгли ладан и разошлись по домам. Они больше не собирались сюда возвращаться. Широцуки-химэ-сама*, мать молодого господина, была любимой дочерью одного дайме. И сколь любима она ранее была отцом своим, столь и ненавистна стала ему в последствии. В чем причина такой перемены гадали многие, однако узнать им ничего не удалось. Не оправдавшую ожидания дочь сослали в самое дальнее селение страны. Там она родила мальчика, настолько прекрасного, что его легко было перепутать с девочкой. Увидев внука, старый дайме наверняка бы сменил гнев на милость, но он не навещал дочь, предпочитая забыть о позоре семьи. Великодушия его хватило лишь на то, чтобы нанять слуг, которые будут заботиться о ней. Однако он ничего не сказал о ее сыне. Молодая принцесса чахла от неизвестного горя целых пять лет и сейчас ее мучения были окончены. Слуги ушли, не желая больше оставаться в этом мрачном поместье. А ее сын остался один.
У молодого господина не было имени. Слуги именовали его бот-чаном**, жители деревни — демоном. Широцуки-химэ называла его сыном и говорила, что имя для него должен выбрать отец. Но отец, которого мальчик никогда не видел, все не приходил. Когда молодой господин только начал говорить, он ждал отца, стоя под старой сосной, росшей в заброшенном саду поместья. Он верил, что день, когда тот предстанет пред ним, скоро наступит. Спустя год он оставил эту идею. Теперь мальчика больше интересовали рыбки в озере неподалеку и старая трехцветная кошка с двумя хвостами. Однако в глубине души он все еще ждал отца. Ждал до сих пор.
Вдруг огонь толстой белой свечи мигнул... и потух. Молодой господин замер, прислушиваясь. Возможно, кто-то из слуг пожалел о своем решении и вернулся? Но нет, звука шагов не было слышно. Мальчик немного расслабился и продолжил свое ночное бдение над телом покойной. Ему бы стоило читать молитвы, чтобы в следующем перерождении его бедная мать была счастлива. Но за всю жизнь, как бы он не старался, ни одной молитвы так и не сорвалось с его губ. Бродячие священники, изредка ночевавшие в поместье, в страхе отшатывались от мальчика и отказывались говорить о нем. И сейчас на прекрасном маленьком лбу пролегли глубокие морщины: он чувствовал себя абсолютно бесполезным, потому что даже не мог проводить мать в последний путь, как следует.
Внезапно на улице подул сильный ветер, и порванная бумага на сёдзи затрепетала. Молодой господин в очередной раз поежился от холода и подумал, что скоро наступит осень, а затем зима, которую он не знал, как пережить. Ему стало страшно. И лишь через минуту он понял, что страшно стало не из-за мыслей. Завыл ветер, стены поместья затряслись. Показалось, будто множество маленьких и больших существ ходят по крыше.
Любой нормальный человек на его месте вскочил и попытался бы зажечь потухшую свечу. Но мальчик лишь замер в ожидании. И когда он думал, что все прекратилось, створка седзи резко отъехала в бок. Перед маленьким господином предстала высокая человекоподобная фигура, чей силуэт был озарен лунным светом. Сын покойницы и вошедший молча смотрели друг на друга, и лишь луна была свидетельницей их первой встречи.
Спустя несколько минут мальчику удалось привыкнуть к полумраку и рассмотреть незнакомца. Им оказался высокий мужчина в темном кимоно с серебристыми узорами в виде паутины. Длинные темные волосы закрывали половину его лица, оставляя открытым лишь его один кроваво-красный глаз, равнодушно взирающий на человечка перед ним. Казалось, что темнота в поместье пришла вместе с этим мужчиной. Мальчик чувствовал странное давление, из-за которого в груди зарождался неведомый ранее страх. Он понял, кто перед ним.
Древний ёкай смотрел на человечка и пытался понять, что привело его в этот дом. Женщина, которая его когда-то интересовала, отошла в иной мир. От нее остались лишь его воспоминания и человеческий мальчишка, сидящий с ее телом и дрожащий от холода. Этот мальчик боялся, но того дикого ужаса, которым веет от людей, впервые столкнувшимися с неизведанным, мужчина не чувствовал. Он заглянул в серые глаза человечка и проник в его сущность. Он понял, кто перед ним.
Любой другой на месте маленького господина давным-давно попытался бы спрятаться. Убежать как можно дальше. Упасть в обморок. И был бы убит на месте. Однако бот-чан оставался сидеть и смотреть на незнакомца. Так могло бы продолжаться очень долго, но мальчик прервал затянувшуюся сцену. Он улыбнулся.
-Пойдем, Гьюки Курокумо но Изанумаши Тайёмару
* * *
, — тихим низким голосом произнес незнакомец.
-Хай, ото-уэ
* * *
!
Мальчик впервые за последние несколько часов поднялся на затекшие ноги и сделал шаг вперед. Он был счастлив: отец наконец-то пришел за ним. И теперь у молодого господина было имя.
*Широцуки-химэ: Широ — 'белый', 'цуки' — луна, 'химэ' — принцесса, 'сама' — суффикс, выражающий крайнюю степень уважения и восхищения к человеку, к имени которого добавляют.
** Бот-чан — 'молодой господин'.
** Гьюки Курокумо но Изанумаши Тайёмару— имя главного героя. В японских именах на первом месте стоит фамилия, потом имя. Гьюки — название вида ёкая (гугл вам в помощь), Курокумо — ('черный паук', он же в данном случае черная вдова) родовое имя ГГ, перешедшее к нему от отца. Изанумаши Тайёмару — личное имя ГГ, данное ему отцом: 'иназума' — молниеносный, 'ши' — смерть, 'тайё' — солнце, 'мару' — окончание мужского имени, названия клинка или корабля. Если сложить все вместе, то получится что-то вроде 'молниеносная смерть солнца'.
* * *
Хай, ото-уэ — 'да, отец'. 'Уэ' — устаревший уважительный суффикс, применяемый только к родственникам.
2
Мальчик шел вперед, борясь с дрожью и другими реакциями тела, которые могли бы выдать его страх. Однако это было бесполезно. Все обитатели древнего поместья чувствовали столь сладкие для них эмоции и пристально следили за человеком, чье присутствие вдруг разбило размеренное течение времени в этом доме. Будто очнувшись от долгого сна, особняк оживал. На улице, словно злой и голодный пес, неистово завыл ветер. Чьи-то размеренные шаги послышались за внешней стеной особняка. Маленькие ножки пробежали по крыше павильона. Из самых дальних и темных углов дома засверкали нечеловеческие глаза.
Изанумаши посмотрел на свою ладонь, зажатую в крепкой мужской руке, и в очередной раз подавил в себе дрожь. 'Нельзя бояться', — снова и снова напоминал он самому себе. Он догадывался, что все ёкаи, находящиеся рядом, прекрасно знают о его чувствах, однако он не позволит им еще и увидеть. Дать слабину в первый же день означало проиграть. И проиграть заранее, когда битва даже еще не началась.
Отец подошел к очередной комнате на втором этаже и раздвинул створки сёдзи*.
-Твои покои. Отдыхай, — кратко произнес он и ушел, оставив сына наедине с витавшим в воздухе страхом.
Изанумаши осмотрел свою новую комнату в десять татами**. Она была гораздо больше его предыдущих апартаментов, однако одновременно с этим казалась совершенно пустой. На полу комнаты был расстелен футон
* * *
. В токонома
* * *
висела изысканная гравюра с изображением огромного черного паука, стоящего на краю скалы. Под ней на маленьком столике стояла уродливая икебана из засохших веток какого-то неизвестного мальчику дерева. 'Хотя, может, и известного, — поправил он свои собственные мысли. — Кто знает, какой вид приобретает дерево, растущее подле ёкаев?'
Изанумаши подошел к окну и посмотрел на открывшуюся его взору картину. На улице уже появились первые лучи солнца, позолотившие горную долину, в которой стоял особняк. Прямо напротив окна комнаты росла невероятно высокая сакура. 'А еще она до сих пор цветет', — отметил про себя мальчик, наблюдая за игрой ветра с розовыми лепестками. Если забраться на это дерево, то можно полюбоваться на ухоженный сад глициний, чьи цветы изящно свисали с кованых узорчатых решеток. 'Довольно красиво, хотя и печально. Использовать цвет смерти для цветущего сада...' — подумал молодой господин и, решив не останавливаться на этом, перевел свой взгляд дальше. За буйством глициний виднелась серебристая кромка воды. Мальчик напряг зрение и увидел посреди озера небольшой остров. 'Я определенно в другом мире', — заключил он, любуясь золотыми бликами на водной глади.
Он мог бы долго простоять у окна ради получения эстетического наслаждений, не чувствуя накопившейся за ночь усталости, однако звук раздвигающихся сёдзи отвлек его. Осторожно ступая мелкими шажками, в комнату вошла темноволосая девушка в голубой юката с белыми узорами. Она склонилась перед молодым господином в глубоком поклоне и выпрямилась, лишь дождавшись его кивка. Изанумаши молчал, не зная, что сказать. Раньше слуги в его доме мало обращали на него внимания. А кто обращал, те рано или поздно уходили. Люди из деревни его боялись. Круг общения мальчик ограничивался лишь матерью, которая, впрочем, никогда не оставляла его без внимания. Также он понятия не имел ни о своем собственном статусе в этом доме, ни о положении девушки, склонившейся перед ним в поклоне. И сейчас он не знал, как стоило себя вести с незнакомкой.
Между тем молчаливая незнакомка жестами показала о цели своего появления и принялась стягивать с него бежевое каригину
* * *
*, в которое так упорно наряжала его мать. От девушки веяло холодом и какой-то собой свежестью. От ее дыхания, которое мальчик почувствовал на своем затылке, по телу пробежала непроизвольная дрожь. Не от страха. От холода.
Стоило незнакомке раздеть молодого господина и вновь облечь его в более удобную домашнюю юката, она вновь поклонилась и исчезла, словно выпавший ночью первый снег и растаявший поутру. Бросив последний взгляд на закрытые сёдзи, Изанумаши лег на футон и прикрыл глаза. Ночь была долгая, и он сильно устал...
-...не толкайся, — разбудил его тихий шепот над головой.
-Так вот он какой.
-Человек...
-О чем Гьюки-сама только думает?
-Человеку не место в этом доме.
Изанумаши напрягся. Мнение отца, как единственного оставшегося в живых родственника, волновало его прежде всего. Однако мнением домочадцев также не стоило сильно пренебрегать.
-Хоть и человек, но это его сын...
Мальчик осторожно выдохнул через нос, переводя дух.
-...Возможно, Гьюки-сама хочет съесть его, чтобы увеличить свои силы? — продолжил тот же голос, заставляя невольного слушателя сильнее сжать зубы.
-Хозяин и так силен. Много ли толку от человеческого детеныша, который настолько мал, что, съев его, даже вкуса не почувствуешь? — возразил ему кто-то нежным басом.
-Тсс, разбудите, — попытался кто-то угомонить разошедшихся ёкаев.
-Уже. Уходим.
Дощечка на потолке с тихим стуком встала на место, а над головой молодого господина раздались звуки, издаваемые побегом множества маленьких ножек.
Изанумаши сел на футоне и подумал: 'Так не пойдет'. Если отец действительно забрал его с собой не для того, чтобы впоследствии съесть, тогда это означало, что жить ему предстоит в особняке. А здесь все другое. Ёкаи не будут игнорировать его, как люди. Даже если он не захочет с ними общаться, они все равно будут наблюдать за ним на расстоянии, что молодого господина совсем не устраивало. 'Я должен стать для них своим', — подумал он, наблюдая за разъезжающимися в сторону створками сёдзи. В комнату вновь вошла та самая девушка.
Изанумаши глубоко вздохнул, готовясь. Он не был полностью человеком. Он не был полностью ёкаем. Однако он был умным и вовремя понял, что следует меняться.
-Доброе утро, онэ-сан
* * *
**. А как тебя зовут? — спросил он с очаровательной улыбкой, делая первый шаг на пути перемен.
* Сёдзи — раздвижная стена в японском доме.
** Татами — плетеные циновки стандартного размера (примерно 1,5 кв. м), которыми застилаются полы в японском доме; числом татами определяется площадь жилых помещений.
* * *
Футон — традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраца, расстилаемого на ночь для сна и убираемого утром в шкаф.
* * *
Токонома — ниша в японском доме, обычно украшаемая картиной или свитком с каллиграфической надписью, вазой с цветами.
* * *
* Каригину была одной из наименее официальных одежд, которые носили кугэ из Хэйан, обычно в пути, на охоте, выходя на улицу или на тайное свидание. Так же она носилась воинской верхушкой как формальное придворное одеяние в течении периода Камакура. Ее не допускалось надевать, находясь при дворе, хотя по разрешению его могли надеть, посещая дворец неофициально. Кому интересно: http://hattori.narod.ru/mkg/ch01.html
* * *
** Онэ-сан ('старшая сестра') — обращение к девушке, которая старше тебя и не является родственником.
3
Возвращавшаяся с ручья юки-онна Цурара* увидела картину, заставившую ее губы расплыться в улыбке умиления. Молодой господин с завязанными глазами пытался поймать бегающих вокруг него Кубинаши** и еще одного новичка в их краях, ногицунэ Таскэ
* * *
. С тех пор, как в доме поселился молодой господин, каждый день был наполнен веселым оживлением. То Изанумаши-сама затеет рыбалку, то игру в прядки, а вчера все обитатели поместья, кроме хозяина и его личных слуг, выбрались любоваться распустившимися цветами в парк. Из-за оживленной болтовни посиделки затянулись, и любование цветами постепенно превратилось в любование луной. Молодой господин на всех ёкаев действовал радостно и умиротворяюще. Его улыбка поднимала настроение даже вечно хмурому Зену. А еще у него были самые прекрасные на свете волосы цвета полной луны, которые юки-онна любила тщательно расчесывать по утрам.
Вот водящий прислушался, расставил руки и молниеносно схватил рыжего Таскэ, который так неловко поскользнулся на плоском камешке. С десяток мелких цукумогами
* * *
, сидящих в кустах белой магнолии, увидев успех молодого господина, захлопали в ладоши.
-Маленькие подхалимы, — зашипел на них лисенок. — Он всего лишь человек! И чего все с ним так возятся? Он же слабак!
Его слова возмутили Цурару до глубины души. Пользуясь тем, что молодой господин все никак не мог справиться с узлом платка, который закрывал его глаза, девушка хотела заморозить наглеца от макушки до пяток. Подобное оскорбление должно караться смертью!.. Однако ее опередил Кубинаши. Отвесив рыжему наглецу такой подзатыльник, что у Таскэ щелкнули зубы, аякаси
* * *
* без шеи что-то быстро зашептал ему на ухо. Побледневший враз ногицунэ мгновенно перекинулся в лису и исчез в роще глициний. Когда молодой господин наконец-то справился с узлом, его уже не было поблизости.
Юки-онна тихо фыркнула, краем глаза заметив сверкнувший в глубине лесной чащи рыжий хвост. 'Куротабо-доно нужно было прибить этого пройдоху, как только он позволил своей лапе коснуться нашей земли, — подумала она. — Жаль, что Черный Монах для этого слишком уж любит детей'.
Ее злость была понятна почти всем обитателям поместья. Мелкий ногицунэ заявил потомку старейшего и могущественнейшего мононокэ
* * *
**, что тот слабак! Этих слов было достаточно, чтобы отправить оскорбителя на тот свет. Однако Таскэ, сирота, принадлежавший к виду бакэмоно
* * *
* * *
, то есть ёкаев-оборотней, понятия не имел о такой простой вещи. Но, даже не зная этого, маленькому паршивцу стоило бы лучше относиться к сыну хозяина! В конце концов, Таскэ единственный во всем доме являлся почти ровесником Изанумаши-сама. Ему всего лишь двадцать лет! Впрочем, даже несмотря на человеческую кровь, молодой господин ведет себя гораздо разумнее этого шебутного лиса. Так сразу и не скажешь, кто из них старше. Почему-то сын Гьюки-сама очень терпимо относился к рыжему ёкаю и никогда на него не обижался. Возможно, это происходило из-за мягкости, присущей людям? Таскэ же всегда подсознательно ждал тычка или удара, какими его часто награждали окружающие до того, как он попал в поместье. Снисходительное отношение получеловека его раздражало.
Цурара вздохнула и подняла с земли деревянный таз с бельем, который она выронила, когда несносный лис позволил себе вольность.
-Юки-онна-сан! — произнесла Кеджиро
* * *
* * *
, бесшумно появившаяся совсем рядом. — Гьюки-сама просил пройти вас в его кабинет.
Снежная девушка, не растерявшись, отдала чистое белье неожиданной посланнице, и, мелко перебирая ногами из-за туго затянутого кимоно, поспешила к своему хозяину. Последнее, что она заметила краем глаза до того, как вошла в дом, был кама-итачи
* * *
* * *
*, пытающийся заинтересовать молодого господина своими когтями. Однако странному ребенку почему-то больше понравилась его шерстка.
Зайдя в кабинет, Цурара церемонно поклонилась и села на дзабутон, не дожидаясь приглашения (господин иногда позволял своим слугам подобные вольности). Помимо девушки и хозяина, в комнате также находились командиры первого и второго боевых отрядов Куротабо и Аотабо*10, советник по дипломатическим делам Даитэнгу Арихара*11 и доверенное лицо господина Ао-саги-би Зэн*12. С первого взгляда могло бы показаться, что Юки-онна Цурара в этой компании является лишней. Однако показаться могло так лишь человеку. А ни одного представителя этого рода в комнате не было.
Обычно ёкаи не имеют привычки собираться в группы. В отличие от людей им не требуется постоянное общение. Какой-нибудь лесной дух вполне способен прожить сотню лет в своих владениях в одиночестве и остаться в своем уме без малейших признаков помешательства. Однако иногда случается так, что вокруг сильного аякаси собираются те, кто лишь немногим слабее, и те, кто слаб настолько, что не может выжить в жестоком мире ёкаев в одиночку. Если этот аякаси достаточно терпим к окружающим, то вокруг него собирается компания, которую называют кланом, словом, позаимствованным у людей.
Клан Курокумо, принадлежащий Гьюки Курокумо но Умевакамару*13, был создан давным-давно, даже по меркам ёкаев. Это произошло во времена, когда люди меньше дрались между собой, потому что существ, что поджидали их в сумерках, было еще очень много. Это произошло еще до того, как человек по имени Рикудо санин дал своему виду возможность защититься от сверхъестественной угрозы, но не учел, что его умение люди могли обратить друг против друга. Это было еще до того, как количество ёкаев уменьшилось настолько, что их стали считать не более, чем персонажами старых полузабытых легенд... И все это время клан тихо жил в небольшой горной долине Неджериме*14, в которой весной так сладко цвели сливы.
Юки-онна Цурара была едва ли не самым важным лицом в поместье после Гьюки-сама. Именно она заправляла всем хозяйством, благодаря ей, повелителю никогда не приходилось задумываться о житейских вещах. Обо всем, что касалось быта, она знала гораздо больше остальных ёкаев.
-Юки-онна, как мой сын? — спросил хозяин, не переставая водить кисточкой по тонкой бумаге персикового цвета.
Жизнь ёкая несоизмеримо длиннее человеческой. Каллиграфия являлась одним из способов наполнить ее чем-то помимо скуки. К тому же, как считал Гьюки-сама, она учила многим вещам, зачастую недоступным представителям его вида. Терпению, например.
-Физически он полностью здоров. К тому же он достаточно умен для того, чтобы отбросить страх. Многим он пришелся по душе. Если вас интересует мое мнение, то я думаю, что он освоился здесь, однако... — сделала паузу девушка, — все еще считает усадьбу чужой территорией. Он не понимает своего положения, поэтому молодой господин осторожен и предпочитает избегать конфликтов.
Стоило Цураре замолчать, как в комнате повисла тишина, наполненная запахом неувядающей сакуры. Кабинет хозяина находился прямо под комнатой молодого господина.
-Позвольте поинтересоваться, Гьюки-сама, — как обычно тихим, но твердым голосом произнес даитенгу, — что вы намерены делать с Изанумаши-куном?
При звуках имени молодого господина юки-онна недовольным взглядом посмотрела на Арихара-сенсея. Однако его независимый вид быстро погасил ее возмущение. Даитенгу был одним из последних, кто присоединился к клану Курокумо, но благодаря возрасту (а он был старше самого хозяина) ему позволялась некоторая фамильярность. К тому же именно этот ёкай обучал Гьюки-сама каллиграфии, сёги*15 и многим другим человеческим занятиям.
-Не говори ерунды! — тут же взорвался ао-саги-би. — Конечно, Изунамиши-сама — наследник нашего господина!
Неразлучная парочка монахов, Аотабо и Куротабо, согласно закивали головами. Губы даитенгу исказились в тонкой улыбке, которую он поторопился прикрыть роскошным веером с рисунком цветущей сливы.
-Но господин здоров и будет жить еще очень долго. Изанумаши-кун — полукровка, об организме которого мы ничего не знаем. Вдруг он успеет состариться к тому моменту, когда клану потребуется новый лидер? А еще сейчас он просто человек и абсолютно бесполезен в бою. Не проще ли и полезнее съесть его икигимо*16, и тем самым увеличить свою мощь, Гьюки-сама?
При последнем вопросе рука хозяина поместья неловко дернулась и оставила маленькое чернильное пятнышко на персиковой бумаге.
-Он уже не младенец, — ответил лидер, отложив в сторону кисть и с сомнением смотря на испорченную каллиграфию, — и уж явно не жрица или прекрасная принцесса, хотя и похож. От его икигимо не будет толка.
-Тогда?.. — продолжал настаивать Арихара.
-Если мой сын окажется достоин, то он станет следующим главой клана, — твердым голосом произнес Гьюки-сама, обводя всех присутствующих взглядом бардовых глаз. — Если он пожелает выбрать другой путь, я не буду настаивать на своем.
-Другими словами, молодой господин может делать все, что пожелает, — подытожил Зен. — Но тогда зачем мы здесь были собраны?
-Обучение, — кратко пояснил хозяин.
-Ясно, — лениво произнес даитенгу, обмахиваясь веером. — Без обучения Изанумаши-куну не стать ни лидером, ни кем-то еще. Что ж, я займусь с ним людскими науками. Тем более, что вот уже две недели прошло с того момента, когда он напросился ко мне на занятия каллиграфии. Он весьма прилежный ученик. Расскажу-ка я ему побольше об окружающем мире. Это должно быть интересно.
-В искусстве войны положитесь на меня! — тотчас откликнулся Аотабо, ударяя себя кулаком в грудь.
-Эй! Почему это на тебя? Я сильнее тебя! — тут же возмутился Куротабо, сразу же забыв, где он находится.
-Ты сильнее меня? — переспросил громким голосом командир второго боевого отряда. — Да ты давно проиграл мне, потому что уложил в два раза меньше врагов в последней битве...
-...которая произошла более тысячи лет назад, — со скукой в голосе перебил его даитенгу, слышавший эту историю уже множество раз. — В чем вообще проблема? Займитесь обучением мальчика вместе. В конце концов, стили боя у вас разные. Пусть Куро научит его сражаться с оружием, а Ао — без. Это сделает Изанумаши-куна лишь сильнее.
-Да будет так, — закрыл тему хозяин поместья.
-Но если Арихара-сан займется с молодым господином науками, а эти двое обучат его искусству войны, то, что же остается делать мне? — спросил Зен, нахмурившись.
-Можешь вытирать ему слезы, которые появятся после наших тренировок, — с лукавой усмешкой сказал даитенгу. — Тем более, что у тебя это и сейчас неплохо получается.
-Кисама*17!!! — в гневе воскликнул Зен, поднимаясь с дзабутона и притягивая к себе обидчика за ворот кимоно. — Да как ты...
Однако не успел он его ударить, как кисточка для каллиграфии, метко пущенная сильной рукой, врезалась в лоб ао-саги-би, опрокидывая того на спину.
-Замолкните, — приказал глава клана, с сожалением смотря на разломавшуюся на несколько кусочков кисточку. — Для Зена у меня другое задание. А чтобы вытирать моему сыну слезы существует Цурара. Она женщина, и это ее обязанность.
-Благодарю за честь, Гьюки-сама, — тут же откликнулась юки-онна с улыбкой. — Но, к сожалению, молодой господин еще ни разу не заплакал. И сомневаюсь, что это когда-нибудь случится.
-Тем лучше... Зен! На тебя ложится самая главная задача: придумать, как пробудить в Изанумаши мою кровь. Он не может оставаться среди нас в человеческом обличии. Это может привести к катастрофе для его тела и разума.
-Это, — ао-саги-би сделал паузу и почесал согнутым пальцем подбородок, — очень сложная задача, господин. Обычно малолетние ёкаи пробуждают свои силы в сражении. Однако у них изначально нет человеческого обличия, да и последнее сражение между нами отгремело уже тысячу лет назад. Разве что вмешаться в людские разборки...
-Не стоит, — перебил его лидер клана. — Еще не время.
-Тогда я вижу только один путь: самим объявить войну другому клану. Но это может привести к печальным последствиям. Стоит ли так поступать, даже если это все во благо молодого господина?
Гьюки-сама обвел проницательным взглядом лица своих подчиненных, а потом посмотрел во двор, где цвела неувядающая сакура.
-Тысяча лет без сражений... Мы засиделись, — подытожил он и сделал пауза. А затем твердым голосом продолжил. — Ао-саги-би Зен! К завтрашнему принеси мне список оставшихся в живых кланов. Чтобы не случилось, через месяц все члены Курокумо выступают в военный поход. Готовьтесь!
-Хай, Гьюки-сама, — в один голос ответили все присутствующие.
В тот день судьба молодого господина была предопределена.
*Юки-онна Цурара — персонаж аниме и манги 'Внук Нурарихена'. Юки-онна
в японской мифологии призрачный дух гор, прекрасная белая дева, замораживающая людей.
В данном произведении ее образ немного изменен. Она старше по поведению, так как по приказу Гьюки-сама заправляет всем домашним хозяйством поместья.
**Кубинаши — также герой аниме и манги 'Внук Нурарихена'. Выделяется тем, что его голова летает отдельно от тела. Влюблен в Кеджиро.
* * *
Ногицунэ Таскэ: ногицунэ — по японскому фольклору разновидность кицунэ, "дикая лиса", шутник и трикстер; Таскэ — помощь. Название персонажа столь противоречиво, потому что по характеру он... цундэрэ (https://ru.wikipedia.org/wiki/Цундэрэ).
* * *
Цукумогами — духи старых вещей в японской мифологии.
* * *
*Аякаси (чудесный, загадочный, непонятный, сверхъестественный) — синоним слова ёкай.
* * *
**Мононокэ — это люди (иногда другие ёкаи или божества-ками), которые будучи одержимы сильными страстями (ненавистью, ревностью, завистью и т.д.), превращаются в кровожадное чудовище, пылающее жаждой разрушений. Наиболее опасный вид ёкаев.
* * *
* * *
Бакэмоно. В современном японском языке это слово обозначает просто чудовище, нечеловека. Однако, по сути это оборотень. Причем оборотень в самом широком смысле слова, так как к бакэмоно относятся и волшебные животные, меняющие свой облик (тануки, кицунэ и др.), и ожившие старые вещи, и такие существа как рокуро-куби (днем — обычный человек, а ночью — тварь с невероятно длинной шеей).
* * *
* * *
Кеджиро — персонаж аниме и манги 'Внук Нурарихена'. Возлюбленная Кубинаши.
* * *
* * *
*Кама-итачи: если вы попали в бурю, а после обнаружили на теле странные порезы — это работа кама-итачи, штормового горностая с длинными когтями.
*10 Куротабо и Аотабо — персонажи аниме и манги 'Внук Нурарихена'.
Аотабо — 'Падший монах', облаченный в синее и сталь. Некогда он был ямабуси — странствующим монахом-воином, предлагавшим своё оружие разным господам. Он прославился неукротимой жестокостью и убил множество воинов, прежде чем его схватили. Ему явился один из будд и предупредил: если он не остановится, то превратится в кисина — бога-демона, чудовище, обреченное убивать вечно. Такая перспектива напугала монаха, и он отошел от дел и стал преподавать грамоту детям в тэракоя (храмовой школе). Но бандиты убили детей, Аотабо убил бандитов и стал ёкаем.
Куротабо ('Черный монах') — ёкай-загадка. Куротабо был придуман маленькими детьми эпохи Сэнгоку, мечтавшими о защитнике. Дети решили, что у этого ёкая должны быть волшебные рукава: в правом — всё на свете оружие, а в левом... из левого он может достать практически всё, что угодно — как еду, так и предмет.
*11 Даитэнгу Арихара. Даитэнгу — вид ёкаев тэнгу, ставший за свою жизнь более похожим на человека внешне и взявший на себя роль защитника в делах людей.
*12 Ао-саги-би Зэн — персонаж аниме и манги 'Внук Нурарихена'. В данном фанфике он относится к другой разновидности ёкаев: ао-саги-би — белая цапля со сверкающим оперением и горящими глазами по своим функциям в мифах Японии напоминает хорошо известную нам жар-птицу.
*13 Гьюки Курокумо но Умевакомару — персонаж аниме и манги 'Внук Нурарихена'. Полное имя придумано автором данного фанфика. Однако Умевакамару — имя отца ГГ, когда тот еще был человеком. Дословный перевод не известен, но 'уме' по-японски означает 'слива'.
*14Горная долина Неджериме. В аниме и манге 'Внук Нурарихена' была гора Неджериме. В фанфике она тоже есть, просто долина, в которой располагается особняк, находится рядом. Названо по метонимии.
*15 Сёги — японская логическая игра шахматного типа.
*16 Икигимо (яп. 生き肝?, досл. 'живая печень') — термин, означающий печень, которую заживо удаляют из людей. Считается, что поглощение жизненной силы (то есть употребление печени) младенцев, жрецов/жриц или имперских принцесс может придавать силы. Опять же из аниме и манги 'Внук Нурарихена'.
*17Кисама — яп. 'ублюдок'.
Кому интересно, доп. материалы:
-по 'Внуку Нурарихена': https://ru.wikipedia.org/wiki/Nurarihyon_no_Mago
http://nnmworld.diary.ru/p182074879.htm
-по ёкаям из японского фольклора:
http://www.bestiary.us/forum/nochnoj-parad-sotni-demonov-s-illjustracijami
http://www.stranamam.ru/post/6050287/
http://inuxbokuss.rusff.ru/viewtopic.php?id=68
http://www.bestiary.us/ekaj
4
Изанумаши сидел на дзабутоне, опершись локтем о низкий столик, чесал лакированным кончиком кисточки подбородок и упорно пялился в потолок, пытаясь отыскать там вдохновение. Арихара-сенсей дал ему задание написать стихотворение известно поэта по всем правилам каллиграфии стиля Синшу*. По словам наставника, мальчик должен был сосредоточиться на своих внутренних ощущениях и только тогда, когда он поймет, что достиг гармонии с самим собой, начать писать. Однако ничего не получалось. Вдохновение упрямо не приходило, а посторонние звуки за решетчатой стенкой сёдзи мешали сосредоточиться и вызывали желание выглянуть во двор.
Впрочем, молодой господин и так знал, что там происходит. Вчера у него был первый урок с Куротабо. Этот ёкай, умеющий обращаться со всеми видами оружия настолько искусно, что даже мог превратить свое тело в тысячу клинков в мгновение ока, никогда не знал, каково это — быть учителем. Тем более учителем человеческого ребенка. Недолго думая, Черный Монах выдал ему небольшой клинок и сказал защищаться. С грехом пополам Изанумаши-кун смог поднять катану размером с его рост. Хотя ёкайская кровь и спала в нем, совсем человеком он не являлся, а потому физически был немного сильнее детей своего возраста. Однако в первом же спарринге у молодого господина оказалась сломана правая рука. А все из-за того, что кое-кто не показал ребенку, как правильно сжимать катану.
Изанумаши не разозлился, нет. В конце концов, Куротабо так убивался над своей ошибкой, что его даже становилось чуточку жалко. Поэтому молодой господин не издал ни единого звука во время перевязки, чтобы не Черный Монах не узнал, как ему на самом деле больно, продолжал мило улыбаться, но вассала своего отца все же наказал. Маленький ученик перестал называть ёкая сенсеем, чем вновь ввел едва оттаявшего Куротабо в уныние. Мастера оружия утешало лишь одно: днем ранее получив сотрясения мозга во время уроков с Ао, Изанумаши наказал его точно таким же образом. В который раз извечные соперники оказались в равном положении.
Арихара-сенсей, увидев пришедшего на свой пятый урок ученика с синяком под левым глазом и сломанной правой рукой, оставил ему сборник стихов, дал задание и пошел вразумлять провинившихся. При этом даитенгу был невероятно спокоен внешне, однако в его присутствии у молодого господина внезапно забегали по спине мурашки. Поэтому он оставался на своем месте, чесал кисточкой подбородок и ловил вдохновение.
В принципе, сломанная рука его не слишком волновала, так как левая у него работала не хуже. Что до боли, то ее он давно научился игнорировать. Изанумаши был очень подвижным ребенком и частенько попадал в различные передряги. Слуги не обращали внимания на его синяки и ссадины, а мать только раз позвала для него лекаря, когда снимая с дерева котенка, ее сын вывихнул плечо. В поместье отца же за него волновались все. Даже вредный Таскэ попытался угостить его пойманной полевой мышью, когда увидел его состояние. Мышь молодой господин не принял, отговорившись, что не голоден, но от души поблагодарил. Рыжий лис лишь фыркнул на его слова и, обернувшись во вторую ипостась, убежал.
Изанумаши находился в центре внимания всех жителей особняка с первого же дня своего попадания сюда. Однако их сочувствие ему не нравилось, и он старался его избежать. Мальчик хотел, чтобы окружающие его ёкаи всегда были веселы и никогда не печалились. Тогда и он сам также будет счастливо.
-...биджу! Вы понимаете... — раздавался со двора голос Арихара-сенсея.
-Но мы всего лишь... Ауч! — попытался возразить Аотабо.
Послышались звуки удара. Видимо, взбешенный даитенгу приложил боевого командира своим посохом. По словам юки-онны, сенсей был гораздо старше обоих монахов, а потому и сильнее. Мононокэ и другие сильные аякаси иногда позволяли себе перечить ему, однако тут же нарывались на ехидный ответ или удар посоха. С Даитенгу Арихара пытались не связываться, но бывали случаи, когда эмоции бурлили в сердцах ёкаев и выплескивались через край. Как сейчас, например.
-Мы были неосторожны...
-Мы больше так не будем!..— в один голос загомонили монахи.
-Просто заткнитесь! — раздраженно перебил их сенсей. — И примите свое наказание!
Послышались непонятные звуки и мольбы о помощи. Тут чуткий слух Изанумаши уловил звук раздвигающихся створок сёдзи, и он позволил себе обернуться. Неся в руках поднос с зеленым чаем и сладостями из риса и сакуры, в комнату проскользнула юки-онна. Сёдзи были запахнуты столь быстро, будто девушка опасалась показывать молодому господину, чем занимаются во дворе трое взрослых ёкая.
-Благодарю, онэ-сан, — произнес мальчик, взяв в руку чашку и вдохнув легкий аромат мяты.
Цурара лишь тонко улыбнулась в ответ. Приятнее похвалы для нее было лишь удовлетворение, появившееся на лице Изанумаши-сама. Их идиллию нарушили возмущенные вопли, доносящиеся со двора. Юки-онна заправила прядь волос за ухо и недовольно посмотрела на выход из комнаты.
-Кажется, эти оболтусы мешают вам заниматься, Изанумаши-сама, — недовольно произнесла она. — Не беспокойтесь, сейчас я их угомоню.
Спустя мгновение девушка выпорхнула на улицу, а мальчик мысленно посочувствовал тем мужчинам, что сейчас находились на улице. Юки-онна была единственной, кто мог навести порядок в том балагане, что порой возникал в особняке. Правда, методы ее были уж очень болезненными, но зато слушались ее все.
-Юки-онна, подожди!..
БАМ! 'Похоже, голова Арихара-сенсея повстречалась с подносом, — подумал мальчик. — Но... он же из стали. Я не забуду вас, сенсей!'
-Нет!..
БАХ!
-Постой!..
БУМ!
'Покойтесь с миром, братья!' — произнес про себя мальчик, проявляя мужскую солидарность. Вслух он это сказать опасался: лишние уши были по всему особняку, и Изанумаши точно знал, что кто-то из мелких ёкаев ябедничает на всех Цураре. А юки-онна, как уже упоминалось ранее, в гневе страшна, и то, что никогда раньше она не трогала ни Гьюки-сама, ни молодого господина вовсе не гарантирует их безопасность в будущем. Просто эти двое являлись самыми здравомыслящими ёкаями в клане и никогда не совершали поступков, которые могли бы вывести девушку из себя.
Наконец-то наступила тишина. Изанумаши вздохнул. Ему нравилось то веселье, что каждый день царило в поместье. Ему нравились непутевые Ао и Куро с их вечным соперничеством, заботливая и грозная Цурара, строгий и ехидный Арихара-сенсей, ворчливый Зен, который каждый раз залечивал малейшие царапины молодого господина, мягкая Кеджиро, нерешительный влюбленный в нее Кубинаши, каппа**, что плавал в их зеркально-чистом саду, и даже вредный лис Таскэ, обижавшийся на него после каждого проигрыша. Единственное, чего он еще мог бы пожелать, так это чтобы отец проводил с ним больше времени. Но тот вечно был занят. Впрочем, как и сам Изанумаши. В основном же в поместье царила идиллия, и мальчику казалось, что лучшего места в мире нет. Он желал бы провести здесь вечность.
Отодвинув опустевшую чашку и быстро схватив со стола кисточку и, Гьюки Курокумо но Изанумаши Тайёмару написал:
Там, на Такасаго,
У самой вершины, вдали, —
Вишня расцветшая.
О дымка окружных холмов,
Не поднимайся высоко!
* * *
Мальчик приподнял одной рукой бумагу и полюбовался на свой шедевр.
'И пусть теперь Арихара-сенсей скажет, что я сделал это без вдохновения. Если он посмеет это сказать, то я... я... натравлю на него онэ-сан!' — подумал он и, отложив выполненное задание, пододвинул к себе недоеденные сладости.
*Стиль Синшу — стиль китайской каллиграфии, 'бегущий стиль'. Имеет особенность: черты в этом стиле сливаются друг с другом. Кисть редко отрывают от бумаги.
** Каппа (касамбо): один из самых распространенных японских духов. Многолик, но всегда имеет на голове выемку с водой, где скрыта вся его магическая сила. Люди часто обманывают каппу, кланяясь и вынуждая его совершить ответный поклон, проливающий воду. Живет в воде, обожает огурцы. Рекомендуется не есть их перед купанием, иначе каппа может почуять лакомство и утащить вас на дно.
* * *
Стих гон-тюнагон Масафуса (Оэ-но Масафуса, 1041-1111гг.). Взят из сборника 'Сто стихотворений ста поэтов', перевод со старояпонского В. С. Сановича, — М.— СПБ.: 'Летний Сад' — Журнал 'Нева', 1998, со стр. 218.
Там же[стр. 219]: 'Такасаго — здесь не географическое название, но обозначение некой 'высокой горы'. 'Не подымайся высоко!' — Тогда можно будет любоваться и весенней дымкой, и цветением вишен'.
Изанумаши же выбирает именно этого стихотворение, потому что оно выражает его мысль, которая по Гёте будет звучать как: 'Остановись мгновенье, ты прекрасно!'.
5
-...покупаю! — произнес пожилой крестьянин, выкладывая на прилавок деньги.
-Приятно иметь с вами дело, — произнес мужчина с бородкой, передавая товар. — Приходите еще. У меня вы всегда найдете самую свежую рыбу!
Покупатель лишь коротко кивнул и ушел. Широ* быстро оглядел доступное взору пространство рынка на предмет новых клиентов. Сегодня была середина недели, к тому же утро, и потому торговля шла вяло. Большинство жителей деревни Какудо**, расположенной на окраине страны Земли, вставали с рассветом солнца и отправлялись трудиться на рисовые поля. Исключение составляли старики, наподобие давешнего покупателя, которые зачастую вели домашнее хозяйство, так как были уже неспособны к более тяжелому труду, беременные женщины и дети. Были, конечно, и представители других профессий, помимо крестьян, однако их количество не превышало и двадцати пяти процентов населения деревни. Казалось бы, какая в таких условиях может быть торговля? Однако через Какудо проходил основной торговый тракт страны и в деревне всегда было много приезжих. Из морского порта Шеру в деревню везли самую свежую рыбу, где ее уже перекупали другие торговцы и распространяли по всей стране Земли. Тот же самый рис шел в столицу, а находящаяся по соседству деревня выращивала тутовых шелкопрядов и делала прекрасную ткань, которую в свою очередь привозили в Какудо, где ее красили и перепродавали дальше. Даже в Ивагакуре поставляли. Широ позволил себе на мгновение прикрыть глаза и припомнил величественный каменный город, виденный им когда-то в юности. Ивагакуре но Сато вызывала восхищение своей монументальностью и величественностью, однако купец прекрасно понимал, что никогда бы не смог жить там. Каменные стены давили на него, высокие дома-муравейники заставляли почувствовать свою ничтожность, а столь часто хмурое небо создавало ощущение нехватки воздуха.
Торговец поежился. Ему нравились большие города, но еще больше ему нравилось чистое небо и запах свободы. Когда время бродяжной молодости прошло и пришла пора остепениться, Широ-сан выбрал родную деревню, в которой, будучи еще совсем ребенком, начинал свое дело с продажи обуви, которую мастерил его ныне покойный отец. Впрочем, в его возвращении не было ничего необычного. Как и большинство жителей страны Земли, торговец являлся консерватором, и традиции местного купечества предписывали ему по достижении тридцати лет вернуться в родное селение и с полученным опытом продвигать там свою продукцию.
-Доброе утро, Широ-сан, — прозвучал совсем рядом мягкий женский голос.
'Старею, — с грустью подумал мужчина, очнувшись от раздумий. — Уже покупателей перестаю замечать'.
-Доброе утро, Цурара-тян, — вслух произнес он. И затем учтиво поинтересовался: — Как здоровье твоей матушки?
Покупательница тонко улыбнулась. Эта невероятно красивая девушка с длинными черными волосами не являлась жительницей страны Земли, потому как столь чистая, почти сверкающая белизной кожа могла принадлежать только выходцу из страны Снега. И в другом случае Широ отнесся бы к ней если не враждебно, то, по крайней мере, недружелюбно. Но мужчина помнил прекрасную онэ-сан, похожую на утреннюю посетительницу один-в-один, которая в детстве угощала его сливами, собранными на священной горе Неджериме. И ее дочь, родившаяся уже в стране Земли, с некоторой натяжкой могла считаться местной. К тому же она служила Господину Из Благословенной Долины, о котором множество противоречивых слухов. На горе Неджериме стоял храм покровителя деревни, Умевакамару-ками
* * *
-сама. Раз в году, в определенный день, когда сливы были в полном цвету, жителям селения позволялось посетить его, дабы поклониться местному божеству. В остальное время нахождение на горе людей строго каралось. Иногда таких отступников находили мертвыми на центральной площади деревни, бывало они сходили с ума. Заботиться о храме и его территории позволено было лишь людям из Благословенной Долины. Все знали, что это являлось главной обязанностью их господина. Благословенной долину называли из-за того, что с той самой горы Неджериме на праздник в честь покровителя ее вид был воистину прекрасен. В другое же время увидеть или проникнуть в нее было невозможно, так как Долина со всех сторон была окружена горами, а единственная дорога в нее вела через запретное место. Никто не знал, как люди попадали туда, но слуги из особняка Господина считались приближенными к Умевакамару-ками-сама. Потому Цурара и была защищена от негативного отношения деревенского общества.
Местные искренне верили в своего покровителя и на праздник приносили в храм щедрые пожертвования. Божество их не разочаровывало: вот уже несколько веков, даже когда у всей страны были трудные времена, их деревня не бедствовала.
-Благодарю за волнение. К сожалению, матушке снова нездоровится. Боюсь, ей недолго осталось.
-Достойные всегда покидают наш мир раньше других, — важно покивал головой купец. — Видимо, так угодно небесам. Однако людям от этого не легче.
Покупатель и торговец немного помолчали, думая каждый о своем. Затем Широ в очередной раз посетовал на себя, что стареет, спохватился и спросил:
-Тебе как обычно, Цурара-тян?
-Как обычно, и кое-что дополнительно. Вот список, — произнесла девушка, передовая купцу листок.
Широ пробежался по написанному глазами. Обычно жительница Благословенной Долины передавала ему или его предшественнику список покупок, которые в оговоренное время грузили на телегу и оставляли у горы Неджериме. Когда местные уходили, кто-то забирал их. Сам торговец подозревал, что этим кем-то являлись слуги Господина, которых звали Ао и Куро. Оба выглядели, как монахи, но при этом с периодичностью раз в год приходили в деревню и устраивали в местном трактире соревнование 'Кто кого перепьет'. Собственно, наблюдать за ними было одним из любимых развлечений для местных жителей. Остальные слуги же, кроме Цурары и этих двоих, крайне редко показывались в Какудо. Так, раз в пять-десять лет. А увидеть самого Господина, так и вовсе считалось великой удачей.
Обычно Цурара заказывала продукты питания, в частности большое количество мяса, благовонные курения, новинки книг и дорогую бумагу для каллиграфии. Иногда ей требовалось что-то еще. Вот как сейчас, например. Ткани, гравюры известных мастеров, книги по анатомии, бинты, нитки, обеззараживающие средства, целый мешок медикаментов... детская обувь?
-Вижу, в Благословенной Долине наметились какие-то перемены. Кого же мне поздравить с пополнением в семье?
Девушка в ответ радостно улыбнулась. Широ замер на месте, пораженный ее эмоциями. Это была не обычная ее вежливая и учтивая улыбка. Казалось, под первыми солнечными лучами тает снег.
-Гьюки-сама недавно привел в особняк своего сына. Хотела представить вам... Ой! — вдруг воскликнула Цурара и в испуге стала оглядываться. — Где же он?
Но напрасно она искала Изанумаши поблизости. Почуяв возможность ненадолго выбраться на свободу, хитрый ребенок напросился с ней на прогулку в деревню, и, стоило ему увидеть первую попавшуюся компанию играющих детей, он коварно улизнул от юки-онны и пошел налаживать связи. Раньше его не пускали играть с местными детьми, так как он был выше их по статусу. По той же причине и сами дети не принимали его. Однако здесь все было по-другому. Здесь его еще никто не знал.
Незнакомого ребенка с длинными волосами цвета луны и милой улыбкой приняли вполне дружелюбно.
-Меня зовут Акира! — произнес брюнет лет восьми-девяти, ударив себя в грудь кулаком.
Он выглядел самым старшим и болтливым из их компании, и Изанумаши быстро вычислил в нем лидера.
-Это моя сестренка Акеми, — продолжил он, тыкая пальцем в стеснительную девочку в голубом платьице. — И наши друзья: Джиро, Момосуке и Горо. А тебя как зовут?
-Приятно познакомиться, — с улыбкой произнес блондин. — Меня зовут Гьюки Курокумо но Изанумаши Тайёмару.
-...
-Гюки... Кокумо... — первым попытался выговорить Джиро, почесывая круглый подбородок.
-Изунаши...
-Ёмару? — вторили ему Момосуке и Горо.
Изанумаши обиделся и надул губы. Он искренне считал, что имя, которое дал ему отец, было прекрасно. И сейчас эти человеческие мальчишки нагло коверкали его. Не гори он страстным желанием подружиться со своими сверстниками, он в этот момент развернулся бы и ушел. Однако вместо этого молодой господин в очередной раз напомнил себе, что он должен поладить со всеми, чтобы не было как раньше. И потому, задавив свою гордость, он промолвил:
-Можете звать меня просто Изанумаши.
-Изунаши? — все еще озадаченно произнес Джиро.
-Нет.
-Изунамиши? — предположил Момосуке.
-Уже ближе.
-Изанумиши? — поддержал друзей Горо.
-Изанумаши, — поправил владелец имени.
-Мы будем звать тебя Изанума! — разрешил их проблему Акира.
-Молния? — впервые открыла рот Акеми. — Красиво.
Молодой господин склонил голову влево и повторил про себя свое новое прозвище. Оно не вдохновляло его. Огрызок от имени в понимании мальчика был равноценен обезличенному бот-чану, коим его называли в особняке матери. Но ничего уже поделать было нельзя.
-Пусть будет так, — неохотно выдал он. А потом, чтобы развеять обстановку, спросил: — А во что вы сейчас играли?
-В войну, — с гордостью ответил Акира. — Я был шиноби Ивагакуре, который должен защитить гражданское население в лице Акеми. Джиро и Момосуке — шиноби Конохи, которым приказано ее убить. А Горо мой разведчик во вражеском стане, благодаря которому я выиграл! Эти двое не знали, что он шпион, и не ожидали атаки сзади. Потому и продули!
-Мы отыграемся! — заявил Джиро.
-Только мы не будем в этот раз шиноби Конохи. Давайте поменяемся! — поддержал его Момосуке.
-Но я не хочу быть коноховцем. Все равно те, кто ими будут, проиграют, — возразил им Горо.
-Это почему еще?
-Потому что всем известно, что наша Ива сильнее!
-Ну-ну, не спорьте, — попытался успокоить спор Акира. — Горо, Ива, конечно, сильнее Конохи, никто не спорит, но это не значит, что Джиро и Момосуке сильнее нас. Так что совершенно не важно, на чьей стороне мы играем... А ты что скажешь, Изанума-чан? Кем хочешь быть?
Молодой господин задумался. Он слышал о шиноби от своей матери, слуг и Арихары-сенсея. Однако никогда вживую их не видел и очень смутно представлял, как в них играть. И уж тем более мальчик понятия не имел, чем Ива так сильно отличается от Конохи. Поэтому подумав пару секунд, он выдал вариант, который, как ему казалось, был самым приемлемым:
-Я буду ёкаем. Гьюки, — уточнил он. — Буду сеять Страх среди Ива и Конохи одновременно.
-Э? Ёкаем? Но их же не существует! — удивленно произнес Акира, чем вверг собеседника, живущего вместе с несуществующим в одном доме, в недоумение. — К тому же девчонке не подходит быть воином. Я думал ты, как Акеми, будешь гражданским или медиком...
Вот этого Изанумаши стерпеть уже не мог. Издевательство над его именем, непризнание его семьи — это все еще можно было простить. Однако мальчику, все детство слушающему о том, 'какие у него прекрасные волосы лунного цвета', 'как он похож на принцессу из древней легенды' и 'был бы девочкой, женил бы на нем своего сына, несмотря на то, что его отец демон', претила сама мысль, что он похож на представительницу слабого пола. Пускай и красивую. Поэтому напрочь проигнорировав свою сломанную руку, он бросился в бой.
Изанумаши сложил кулак, как учил его Аотабо, и со всей силы ударил им Акиру. К счастью для последнего, никогда не дравшийся прежде молодой господин промазал, лишь немного зацепив скулу противника. Но этого было достаточно, чтобы тот пошатнулся и упал на землю.
Несколько секунд сын Гьюки смотрел на то, как у человеческого ребенка от пореза под глазом до подбородка стекает кровь. Теплая, наполненная энергией, живая — она манила его.
'Вкусно, наверное', — подумал мальчик и двинулся вперед, повинуясь инстинкту, пробуждающему первобытное желание попробовать этот нектар жизни. Однако этот транс был прерван очнувшимися от оцепенения друзьями Акиры. На голову Изанумаши прилетела первая порция тумаков, которая сбила его с ног. В следующее мгновение молодому господину предстояло впервые в жизни познать, что такое уличная драка...
*Широ — 'белый'.
**Какудо — 'угол'.
* * *
Ками — бог.
6
Разглядывая в зеркале разбитую губу, Изанумаши нахмурился. Сегодня утром он был не сдержан и потому ожидал выговора от отца. Но тот все не приходил. Видимо, был занят. Опять.
Мальчик вспомнил утренние события и поджал губы. Начавшуюся свалку, пришлось разгребать юки-онне. Гипс на правой руке треснул, уголок рта оказался разбит, а на спине появилось два синяка. Впрочем, молодой господин своей цели все же добился: под правым глазом Акиры расползалось фиолетовое пятно. Поэтому он и остановил онэ-сан от заморозки своих противников. Та, судя по грозному взгляду, была готова начать войну со всей деревней. Однако Изанумаши взял ее за руку и повел в сторону Долины.
Всю дорогу юки-онна злилась и не разговаривала с драчуном. А вернувшись в поместье, отдала его на растерзание Зену, который, ворча словно старик, втирал целебные мази в синяки, дезинфицировал разбитую губу и накладывал новый гипс. От его нотаций у сына Гьюки разболелась голова.
После этого молодого господина отвели в кабинет отца и оставили там одного. За полчаса успев рассмотреть, все заинтересовавшие его вещи, Изанумаши стал рассматривать себя в большое зеркало. В нем перед ним предстал невысокий ребенок лет семи в серой (под цвет глаз) юката и голубом хаори с мягким выражением лица. Ребенок был весь светлый и по красоте своей вполне мог бы соперничать с небесными богами. Однако именно из-за этой красоты, пол сего небесного создания разобрать было сложно. Впрочем, сам он так не считал.
'И что девчоночьего Акира во мне увидел? — подумал он. — Может быть, это все из-за длинных волос?'
Мальчик провел рукой подлинной шевелюре, которая уже в детском возрасте струилась ниже спины. Мать часто любила расчесывать ее, приговаривая, что его волосы — это дар ее рода. Такие были у нее самой, у ее матери и у бабушки. Ностальгируя по родному дому, она запрещала слугам стричь волосы ее сына. Впрочем, те были рады, что у них стало меньше поводов приближаться к сыну демона.
'Мама мертва, — подумал молодой господин, беря со столика ножницы, с помощью которых Кеджиро совсем недавно подрезала цветы для икебаны. — Значит, нет поводов сохранять эту длину'.
И он отсек одну прядь. Именно этот момент выбрала Цурара и Арихара-сенсей, чтобы войти в кабинет. Девушка с ужасом посмотрела на упавшую на пол прядку волос. Очнувшись спустя пару секунд, она молниеносно заморозила ножницы, которые не ожидавший того, что в его руках окажется кусок льда, мальчик уронил на пол. Вот теперь снежная дева была по-настоящему зла. Остричь эти прекрасные сияющие волосы для нее были сродни вандализму.
Подлетев к молодому господину, Цурара дала ему такой подзатыльник, что у того клацнули зубы.
-Еще раз так ссделаешшь, — прошипела она, глядя ему в лицо своими глазами, которые стали излучать обжигающий холод, — и я заморожу тебя навсегда. Поставлю в свою комнату и буду любоваться каждый день!..
Она хотела еще что-то сказать, но на ее плечо легла рука даитенгу с тремя массивными кольцами на пальцах, успокаивая. Сенсей произнес:
-Думаю, он уже понял тебя, Цурара-тян. Выйди, остынь... Хм, то есть погрейся.
Вовремя. Синий от первобытного страха и холода Изанумаши дрожал всем телом и уже готов был упасть в спасительный обморок.
Юки-онна посмотрела на него в последний раз, кивнула с совершенно безэмоциональным лицом и вышла из комнаты.
Арихара-сенсей приземлился на дзабутон и пару минут наблюдал за застывшим учеником, который растирал ладони и лицо, пытаясь согреться. И только когда Кеджиро принесла горячий зеленый чай, мальчик оттаял и сел напротив учителя, глотая живительную жидкость, игнорируя обожженный язык.
-Довел ты ее, — начал разговор даитенгу. — Сначала эта драка, после которой обидчиков наказать не дал. Теперь волосы обрезать попытался. А ведь у тебя еще и рука сломана... Как бы она теперь за тобой попятам ходить не начала на случай, если ты еще чего-нибудь сотворишь.
Изанумаши налил себе еще чаю и произнес:
-Значит, отец вас послал меня ругать?
-Никто меня не посылал. И ругать тебя никто не будет, — ответил сенсей, набивая длинную трубку табаком.
-А? Почему?
-Ты ведь наполовину ёкай, — произнес даитенгу, выпуская изо рта первое облачко дыма. — Сражения, битвы, драки — это наша природа. Мы можем жить и без них, но они для нас подобны наркотическим веществам для людей. Если один раз попробовал, то захочется еще и еще...
-Тогда зачем же вы пришли, сенсей? — нетерпеливо перебил его Изанумаши.
Мудрый ёкай непочтительность проигнорировал. Мальчику и так сегодня досталось.
-Хотел узнать из-за чего мой самый спокойный и разумный ученик полез в драку. Ты уже несколько недель живешь в одном доме с демонами, для которых конфликт — всего лишь форма общения друг с другом. Однако за все это время ты ни разу не поддался на провокацию и не затеял ни одной драки. Мне просто любопытно: что случилось?
Сын Гьюки сделал глоток и нахмурился.
-Они назвали меня девчонкой, — после паузы пробурчал он.
Сенсей на пару мгновений застыл с вытянутым лицом, а затем запрокинул голову и расхохотался.
-Это не смешно! — воскликнул его мальчик, вскочил на ноги и швырнул глиняную чашку в учителя.
Несмотря на маленькое расстояние, тот успел увернуться. Даитенгу посмотрел на глиняные осколки, повернулся к ученику и приподнял одну бровь, демонстрируя свое недоумение. Лицо молодого господина в ответ покраснело вплоть до кончиков ушей. Такая бурная реакция была для него несвойственна. Обычно он пытался вести себя сдержанно, однако когда речь заходила о его внешность, хладнокровие ему изменяло с гордостью и на свет выползали возмущение и злость.
-Ну-ну, поспокойнее, Изанумаши-кун, — примирительно улыбнулся сенсей, поднося трубку ко рту. — Я смеялся не над тобой. Ты, наверное, уже слышал, что я присоединился к твоему отцу уже после Великой Бойни и многие недовольны, что именно я стал одним из его советников. Однако мало кто знает, что мы были знакомы с ним еще задолго до основания клана Курокумо. И должен признаться тебе... ха-ха... при первой встрече... хи-хи... я принял его за девушку!*
Изанумаши с открытым ртом воззрился на учителя. Его представление об отце, как о могущественном, сильном и солидном ёкае, не было уничтожено. Однако даитенгу сейчас оставил на темном образе Гьюки-сама глубокие царапины в глазах его сына. Но мальчик похлопал себя по щекам и его самообладание чудесным образом вернулось.
-Когда вырасту, стану похожим на отца! — решительно заявил он.
Даитенгу хмыкнул и не стал говорить ребенку, что выглядеть, как отец, он будет еще не скоро.
-Арихара-сенсей, у меня вопрос! — произнес Изанумаши, словно они были на уроке.
-Задавай.
-Почему дети из деревни сказали, что ёкаев не существует? Мы же совсем рядом живем. Они слепые, что ли?
-Это люди, Изанумаши-кун, — ответил даитенгу, закатив глаза. — Великая Бойня между шиноби под предводительством Ооцуцуки Хагоромо и Хьякки Яко Нурарихена** произошла всего лишь тысячу лет назад, а они о нас и думать забыли. Впрочем, ничего удивительного. После Бойни ёкаев осталось мало. А ведь мы не рождаемся, как обычные люди, которым для размножения нужны представители противоположного пола и девять месяцев. Иногда для возникновения обстоятельств, способствующих рождению ёкая, может понадобиться большое количество времени. Так, например, чтобы брошенный зонтик стал цукомогами, должно пройти больше ста лет. С такими темпами роста количество ёкаев сейчас не достигло и половины того, что было в прежние времена. Поколения людей же слишком быстро меняются, и мы исчезаем из их памяти. Есть, конечно, среди нас те, кто хотят напомнить им об их главном Страхе и для этого вырезают целые людские поселения. Но таких быстро уничтожают шиноби.
Даитенгу прервался, чтобы стряхнуть остатки табака в пепельницу и набить трубку заново. Изанумаши терпеливо, словно примерный ученик, ждал.
-Некоторых шиноби одолеть несложно. Однако вслед за убитыми пришлют более способных. Противостоять им без Хьякки Яко опасно. Особенно сейчас, когда несколько десятков лет назад были созданы Какурезато, скрытые селения шиноби, которые теперь являются основной военной мощью стран. Наши убийцы сплотились и процветают. Мы же остались лишь в людских легендах и песнях. Люди ничего не помнят о своем Страхе перед нами. Некоторые даже путают нас с богами. Они и представить себе не могут, что рано или поздно мы выйдем на свет из той ночи, в которую нас загнали. Они все забыли.
-Забыли... — словно зачарованный, эхом повторил за даитенгу ученик. А затем удивленный этой открывшейся истинной он добавил: — Люди такие странные, сенсей.
*В некоторых кайданах ёкай гьюки приманивает облик женщины. Среди исследователей существует мнение, что грозный ёкай гьюки на самом деле... корова.
**Нурарихен -главнокомандующий всех ёкаев. Лидер Хьякки Яко, Ночного парада Ста демонов. Повелитель Тирёмондзи, духов Земли и Воздуха. В современной Японии Нурарихён стал ёкаем с множеством имен и титулов, из-за нестыковки концептов некоторых из них становятся причиной настоящей путаницы.
В фанфике Нурарихен взят из аниме и манги 'Внук Нурарихена', как лидер, способный объединить множество ёкаев. Однако с Гьюки он не знаком, так как просто-напросто не дошел до него. Помешала Великая Бойня, которая произошла на территории страны Огня, а гора Неджериме находится на окраине страны Земли.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
