|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
История первая. Случай на кладбище
Привет, что ли. Люди зовут меня Дмитрий, или Димон, а духи — Джастер. Я ведун. Работаю, как бог на душу положит, то тут, то там, практически за "спасибо". Мне хватает — и ладно. Главное — свободный график и основной работе не мешает. Но, наверное, лучше начну по порядку.
Живу я с дедом. Он у меня хоть и в возрасте — войну прошёл, а крепкий, хрен согнёшь, да и рука до сих пор тяжелая. Где мои родители — понятия не имею, живут где-то. Мать иногда письма присылает, а отец и вовсе про меня забыл, наверно, давно. Сколько себя помню, всегда рядом дед был и меня воспитывал. А я всё равно упрямым и своевольным рос, "перекати-поле" — весь в отца, как дед говорил. В общем, рос как все. Нормальный мальчишка, от сверстников не отставал, от драк не бегал, девчонок дразнил, за своё стоял намертво. Школу закончил, институт, в армии отслужил, вернулся, работу нашёл. Ну и жил себе, как все молодые парни: когда мог — гулял, когда не мог — ремень затягивал. Деда о помощи не просил: приучил он меня на свои силы рассчитывать. В общем, обычная жизнь была, пока не нашёлся вдруг у меня брат по материнской линии. Случайно на одном форуме столкнулись мы с ним, да и заспорили по вопросам метафизики. Слово за слово — на "мыло" перешли, а там и выяснили, кто есть кто. И позвал он меня к себе в гости. Я с дедом поговорил, "добро" получил, отпуск на работе взял, собрался, да и поехал. Жены-детей нет, руки никто не вяжет, а полтора суток в поезде — это не расстояние.
Вот там всё и началось.
Встретили меня радушно, как своего, не ожидал даже. Дом у брата свой, жена, дети в школьном возрасте, бизнес всякий — жизнь устроена, в общем. Город он мне показал, о многом мы с ним говорили, о многом спорили. И снова про всякую метафизику речь зашла. Оказалось, что давно он уже этим делом занимается, на всяких сайтах-форумах тусит, да и деньги на этом зарабатывает, людям как экстрасенс помогая. И вот стал он мне доказывать, что я тоже такими-сякими способностями обладаю, потому как я ему то про одно рассказал, то про другое, что обычные люди и не видят. А мне оно с малолетства привычно, я над странностями и не задумывался вовсе. По первости пытался другим сказать, да не понимали меня, потому и помалкивал себе. Посмотрел да дальше пошёл, своими делами заниматься.
Предложил брат мне тесты пройти специальные. А мне и забавно стало: на его тесты отвечаю вроде и наобум, а правильно. Впрочем, так бы оно для меня баловством и осталось, если бы брат меня с собой на кладбище не взял: кому-то из своих цветы положить.
Приехали, а там красота: холмы огромные, какие я только в кино и видел, а сами могилки все в деревьях да травах. Чисто лес небольшой, только понизу с оградками да венками. Июнь, жара, травы цветут — дух такой, что ах, хорошо! Брат пока к своим ходил, я тоже гулял. Не часто в такое место без повода попадаешь, чего бы и не поглядеть. Кладбище старое, почти заброшенное, деревья в полный рост вымахали, сосны да рябины, сирень да берёзы — это что я опознать смог. Тенёк под ними, хорошо как в лесу, если могилы не считать. И чувство такое странное: умиротворение на душе, спокойно, как дома...
— А вот здесь мать моей жены, — брат мне могилу показал. — Хотим ей в следующем году памятник обновить.
И вот тут меня торкнуло. Памятник как памятник — крест каменный, тётка на фото как тётка, типичная такая зав-чем-нибудь, а вот не понравилась она мне и всё тут.
— Слышь, Сань, а что она за человек была?
Брата долго просить не надо, рассказал и добавил в конце:
— Сниться она Ируське по ночам и как за собой тянет. Ты вот приехал — сниться перестала. Думаю, памятник она хочет хороший, этот мы зимой ставили, какой успели.
Поговорили и поговорили, домой поехали. А только вот не шла у меня из головы эта тётка и всё тут. Странное чувство, что надо мне туда вернуться и сделать что-то. Всю ночь ворочался: казалось, тянется эта тётка ко мне как из туннеля-колодца серого и докричаться пытается. И не в памятнике дело — другое ей нужно. Под утро не выдержал да и спросил мысленно чего ей надо.
— Жить хочу, — ответила вдруг тётка. — Отдай дочь.
Я так и сел. Ни хрена себе, заявочка!.. Живую дочь в могилу забрать! И тут вдруг рассказ брата вспомнил, два плюс два сложил и понял: нагрешила тётка ой как много и в Ад теперь идти не хочет, грехи свои искупать — страшно ей. Потому и за дочь живую цепляется, как за соломинку, чтобы заслуженного наказания избежать, значит. А что дочь умереть может, на это ей похер, в общем.
Не привык я людей осуждать — сам не ангел, да и мать у меня хоть и не образцовая, а меня в могилу не тянула. А эта... И дочь родную, и внуков ей не жалко. Возмутил меня такой подход. Санька в своей семье души не чает, с Ируськой своей ко мне как к родному, так неужто я — сволочь неблагодарная, брату не помогу? Не позволю этой бабе жизнь брату испортить. Пусть и метафизика это всё, а не позволю и точка.
Еле утра дождался, сразу к брату пошёл — он "жаворонок", рано встаёт.
— Слышь, Сань, свечки мне надо церковные и на кладбище обратно — надо там душу одну упокоить, — с порога ошарашил я брата. Точнее, думал, что ошарашу, а он, зараза, на полном серьёзе спрашивать стал, какие свечки и в какой церкви, экстрасенс хренов. Я подумал, что мне это всё равно, о чём и сказал. Съездили мы в церковь, какую брат выбрал, взяли свечи и поехали на кладбище. А я всю дорогу думал, что же с этими свечками делать буду и во что я вообще лезу? Только внутри чувствовал: правильно лезу, по делу. Плюнул я в итоге и решил: как будет, так и будет. Приехали мы. Взял я свечи, брату велел у машины стоять, типа не мешал чтобы, а сам к могиле пошёл. И вдруг запинаться начал: то коряга какая подвернётся, то ветка за одежду или волосы цапанёт, то трава ноги путает — словно баба вредная чует, что по её душу иду, и не пускает. И могилу не вижу, хотя точно на неё шёл. Разозлился я тогда, рявкнул на эту бабу мысленно и сразу пелена с глаз спала, могилу нужную увидел.
Зашёл за ограду и вижу каким-то внутренним зрением, что ли, что у подножия креста тот самый туннель серый вглубь уходит, а по нему душа тёткина отчаянно наверх рвётся, да далеко ей до края... Прилепил я свечки на крест, зажёг и начал этой бабе лекцию читать, то вслух, то мысленно, объясняя, кто она есть на самом деле и где должна сейчас находиться. По чести сказать, не слишком я в выражениях стеснялся, своими именами вещи называл. И, пока говорил, руки на перекладинах креста держал, над туннелем склонившись, чтоб она наверняка не вырвалась. Ой, как не понравилось этой бабе, что я говорил, дважды свечи зажигать приходилось — от ветра гасли, хоть день безветренный был. Под конец убедил всё-таки тётку честно грехи отработать и дочь в покое оставить, чтобы наказание себе не утяжелять значительно. Отцепилась она от стен туннеля своего и вниз полетела. Я дождался, пока проход закроется, свечи в потёках все с собой забрал, и домой мы поехали. Брату коротко сказал, что мать его жену больше мучить не будет. Он кивнул — поверил, а я усталым себя чувствовал и довольным: справедливость восстановил.
Свечи я вечером один дожёг, чтобы до конца дело довести, и отрубился: до утра без снов спал. А утром брат сказал, что мать ночью к Ируське его приходила, прощенья попросила, попрощалась и ушла.
— А ты, брат, в себя не верил, — улыбнулся он под конец.
Я промолчал. Вспомнил вдруг, как шёл однажды по улице и увидел у дома одного похороны. Гроб у подъезда, народ вокруг прощается, а в стороне баба ревёт. Родня её утешает, а мне кажется, что над ней дух мужчины грустный завис и не улетает, как ему положено. Мне бы и мимо пройти, а сбился я с шага, потому как вдруг понял, что духу лететь надо, и хорошо у него там всё будет, а жена его своим горем не пускает, себя и его мучает. Не смог я мимо пройти, притёрся к народу, у гроба постоял. Мужичок лет шестидесяти, советского розлива интеллигент оказался. Жалко мужика стало: жизнь свою, как мог, прожил честно, а заслуженный отдых получить не может. Улучил я минутку, к вдове подошёл и сказал ей тихо, чтоб не слышал никто.
— Любит он вас, и вы его тоже. Зачем сами мучаетесь и его мучаете? Нельзя ему тут оставаться, вышло его время. Хорошо у него там всё, не переживайте, порадуйтесь за него лучше.
Она даже реветь перестала, оглянулась изумлённо.
— Вы Петеньку знали? — спрашивает.
— Немного, — отвечаю. Не скажу же я ей, что впервые её мужика сейчас увидал. — Хороший он у вас человек был, вот и помогите ему. Ему любовь ваша и поддержка нужны, а не горе.
— Какая же поддержка? — снова в глазах слёзы набухли. — Нету Петеньки...
— Тела нет, — отвечаю, — а душа осталась. Душе нужно, чтобы вы её отпустили. А вы своим горем мужа вашего к земле привязали и уйти не даёте, чтобы на небе оказаться. А он мучается от этого.
Захлопала она глазами, слёзы смахнула платочком и вроде как понимать начала. Посмотрела на гроб, что-то тихонько пошептала себе и глаза закрыла. А мне вдруг привиделось, что дух подлетел к ней, шепнул что-то на ухо, в душу поцеловал и исчез, напоследок благодарным взглядом меня одарив. И пока вдова неожиданную улыбку за платочком прятала, я ушёл незаметно. Легко, тепло тогда на душе было, как будто реально человеку помог, а не влез непонятно куда с околесицей ...
Видать, прав брат оказался. Не мерещилось мне всё это.
Есть у меня какие-то способности.
История вторая. Квартирный
Погостил я у брата с недельку, да и домой поехал: отпуск заканчивался, да и честь пора знать. Да и за деда волновался: кроме армии, я надолго не уезжал, а возраст у деда приличный. Я ему звонил, конечно, он ведь тоже за меня, "бедового", беспокоился.
Дома всё нормально оказалось, дед с удовольствием мой рассказ про брата выслушал, а под конец и выдал:
— Бери с брата пример. Пора и тебе за ум браться. Когда ж ты меня правнуками порадуешь?
Хорошо, я сидел. И то чуть было с табурета не грохнулся от неожиданности: по бабам я гулял, а в дом не водил со студенческой скамьи. Привёл однажды, по молодости, а утром дед мне внушение тростью по хребту сделал, чтобы блядей в дом не таскал. Трость у него знатная — из клёна самодельная, резная. Мне одного раза хватило. А он, оказывается, ждал, когда я женюсь...
— Не от кого детей заводить, — буркнул я в ответ и закрыл на этом тему. Про кладбище да увлечение братово я рассказывать не стал. Во-первых, сам хотел до конца убедиться, что и в самом деле что-то такое сделал, а не совпадение просто, а во-вторых, побоялся от деда за "очередную дурь" по загривку огрести — чай, не мальчик уже, тридцатчик на носу.
Начал я инфу собирать про все эти дела. Долго по сети шарился, на форумах всяких читал, даже орден некромантов нашёл. Там не выдержал, создал тему одну, вопрос задал. Да видно резко вразрез с политикой партии. Что там началось! Кто свои представления рассказывать кинулся, кто мне вопросы задавать, кто меня в шарлатанстве и мракобесии обвинил... В итоге админы мой аккаунт удалили и тему заодно, чтобы не смущали неофитов. Я расстраиваться не стал, для себя выводы сделал, да и жил себе спокойно. На кладбище меня не тянуло, всякие прибамбасы некромантские я делать не собирался, потусторонние силы меня не беспокоили, и я решил, что случайность — она случайность и есть, и никакие духи и души мне больше не попадутся.
Ошибся я.
А выяснилось это неожиданно. Заночевал я у Наташки, подружки очередной, накувыркались мы с ней, она уснула, да и я задрёмывать стал, как вдруг чей-то взгляд на себе почуял. Смотрит мне кто-то в спину, и нехорошо так стало. Хата однокомнатная, девка одна живет, не замужем, чтобы застукал кто, зверья домашнего нет — Натаха это терпеть не может. Повернулся я, вроде как во сне, ну и Натаху чтобы не разбудить, глаза так чутка приоткрыл и струхнул конкретно, признаться. Стоит у дивана столбик лохматый, мне по колено, и на этом столбике глазищи круглые светятся. Жёлтые, с вертикальным зрачком, размером с рубль советский.
Как я не заорал матюгами — сам не понял. А чудище это глазищами залупало, и я себя в руки взял: не дело это, мужику, как бабе, орать.
— Ты кто? — Мысленно спрашиваю.
— Антишка, — чудище лапками за край дивана взялось и заглядывает в глаза просительно. — Квартирный я. А ты Джастер, я тебя знаю.
— И давно ты тут, Антишка? — нахмурился я: не люблю посторонних, всегда баб одиноких выбирал, чтобы не мешался никто, да и сговорчивей они. А тут какой-то квартирный за мной подглядывал! Мне даже не до выяснения непонятных имён стало.
А он глазищи потупил и засмущался.
— Я на кухне ждал.
Тьфу ты, нечисть деликатная! Я и про страх забыл.
— Чего хотел? — спрашиваю.
— Помощи, — говорит. — Ты, Джастер, добрый, про тебя все духи так говорят.
— Какие ещё духи? — Я из-под одеяла вылез — какой тут сон? — и на кухню пошёл. Чайник поставить да покурить. Не часто я сигаретой баловался, а тут пробрало меня. — Я ни с какими духами не якшаюсь.
— Ты спал просто, — Антишка за мной засеменил — нижние лапки у него короткими оказались. — И сейчас ещё не проснулся совсем. Про тебя многие знают. Ты нас понимаешь и с живыми поговорить можешь. У нас такие вещи сразу на слуху...
Тьфу ты, нашли благотворительный фонд... Пригляделся я к квартирному, и жалко мне его стало. Шерсть плотная, серая, как у кота. И рост такой же, если кошака на лапы задние поставить. И на морде вроде как нос-пуговка проявился, да и рот тоже. Вспомнил я теперь, что читал про таких.
— Ты, — говорю, — квартирный типа домового, что ли?
— Да, — кивает. — Только квартирный. За квартирой смотрю. Чтобы тараканы да мыши не водились, и беды какой не случилось.
Сел я, дверь в кухню закрыл, чай налил, с вазы печенье взял, протянул этому домовому с апгрейдом.
— На, — говорю, — угощайся. А заодно объясни, с чего ради ты меня каким-то этим...Джаспером обозвал. Я пока не привидение, слава богу.
Он печенье лапками робко так взял, а я чуть не вздрогнул: реальное такое прикосновение получилось! Как кот лапой тронул.
— Джастер — это твоё имя, — отвечает. — У каждого человека есть имя, только люди его не помнят, когда рождаются. У нас тебя давно знают, очень. Ты ведун сильный, только рождаешься не часто.
Озадачился я от такого. Кто бы другой сказал — и не поверил бы.
— Ишь, ты, — говорю. — Джастер я, значит? Ведун?
Квартирный закивал, а я имя так на языке покатал, на вкус попробовал, к себе примерил. Джастер... Хмм.. Забавно получалось. Словно за давно знакомой дверью нечто неведомое и в то же время своё обнаружил... Ведун... Про таких я тоже читал. И нравилось мне это. Пусть будет ведун Джастер.
Антишка печенье вроде и не ел, а истаяло оно. И сам квартирный словно преобразился с лакомством этим: шерсть запушилась, глаза довольные блестят. Не кормит Натаха его тут, что ли?
— Не кормит, — разом загрустил квартирный. — Она вообще в нас не верит. Хожу, объедками у соседей питаюсь...
— Ну, давай я ей скажу, чтобы кормила, — я поставил кружку на стол и закурил. — Вам же вроде много не надо?
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
