↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Штурмуя небеса
Энкорская степь, Рюна, два года назад.
Зио оглянулась назад в последний раз и почувствовала, что на глаза снова наворачиваются слезы. Она уходит, оставляя позади дом, родню, друзей и родину, и больше уже, скорее всего, никогда не вернется. Здесь, под недобрым взглядом небес, она родилась и выросла, здесь жила, теряя родителей, друзей и близких, здесь сражалась, теряя соратников, друзей и любимых.
И потому Зио не заплакала: Каратели приучили ее стойко переносить горе, всю жизнь отбирая самых дорогих людей.
И, может быть, очень-очень напрасно.
Никогда не загоняй врага в угол, гласит простая истина, знакомая любому охотнику, воину или командиру: самый опасный противник тот, которому нечего терять.
А Зио уже потеряла все, что могла.
Восемь дней назад она еще была знаменита и счастлива, и среди ее прозвищ, помимо Зио-Погибели, Зио-Истребительницы и Жалоносной Зио, было также и Звонкая Зио.
Восемь дней назад Звонкая Зио смеялась последний раз в жизни. Восемь дней назад она снова потеряла все и всех — и на этот раз уже в последний.
Все, с нее хватит. Терпению пришел конец, и вот Зио, едва оправившись от ран, идет в чужие северные земли, неся котомку на спине и руку на перевязи.
В душе — лишь боль и тоска. И несгибаемая воля к борьбе: отныне смысл ее жизни в том, чтобы оправдать свое прозвище и стать погибелью тем, кто, глядя с высоты, забавляется, посылая вниз, на головы смертных, свою злобу.
Зио остановилась на склоне холма, понимая, что еще несколько шагов — и Рюна пропадет из поля зрения. Но все же здесь, в родных степях, она оставляет свое сердце.
Вдох-выдох. Надо идти. Человеческая жизнь коротка, человеческие возможности ничтожны — но огромный пожар начинается с одной искры.
И Зио очень надеялась, что ей удастся зажечь огонь, который однажды пожрет проклятые небеса.
Забытая Светом деревня на краю Кортании.
Что дело неладно, Маркусу было ясно с самого начала. Деревня как деревня на первый взгляд — но время идет к вечеру, а дома стоят темные, на улице — ни души, во дворах — ни души. И тишина кладбищенская, только псы лают да мычит скотина. Людей нет, словно вымерли все.
— Странная деревенька, — заметил брат Клемент, поправив пояс с мечом.
Брат-воин Виллем, самый старший из их группы, красноречиво взвел, не вынимая из нагрудного монтажа, курки всех четырех пистолетов.
— Брат Клемент, а помнишь ту деревню у Черного Леса? Два года назад?
— Где мы упыря свихнувшегося прикончили? Такое хотел бы, так не забудешь.
— Там тоже было так тихо на въезде.
— Угу, он же всех порешил, кроме какого-то мальца...
Брат Захарий молча вынул из седельного чехла крупнокалиберный мушкет, заряженный отнюдь не на человека смертного, и тоже клацнул курком.
— Маркус, сходи-ка, постучись в ближайшую избу, — сказал Клемент, — спроси, как до Притопленных Дубков доехать. Посмотрим, что ответят...
Маркус слез с коня, набросив поводья на ось калитки, и вошел во двор. Цепной пес, точнее, мелкий мопс, залаял было, но инквизитор наложил на него Знак, заставив замолчать:
— Тихо, тварь, не враг я дому твоему.
Он подошел к дому, внимательно присматриваясь к деталям. Добротная изба, не новая, лет сто уже стоит, но добрым хозяином построенная, и глаз за ней есть, что не ветшает. Ограда, хлев, садик. Все добротное и ухоженное, сразу видно, что живет тут семья работящая и потому не нуждающаяся... Или, не приведи Свет, жила...
Маркус постучал в дверь костяшками пальцев.
— Есть дома кто, хозяева?
Тишина. Тренированный слух улавливает тихую возню за дверью, но ответа нет.
Он постучал еще раз:
— Люди добрые, бояться не надо, слуги Вечного Света мы.
Тишина.
Маркус вернулся к остальным.
— В доме точно кто-то есть. Но не открывают.
— Не нравится мне это, — пробурчал Виллем.
Скрип ставни. Быстрый поворот головы на звук — и взгляд ловит последнее движение, окно снова закрыто наглухо.
Маркуса объяло странное чувство. Как будто он не слуга Света из ордена инквизиторов-охотников, а какая-то людям и Свету противная жуткая тварь. Люди в домах есть, хотя бы в некоторых, но отчего им так бояться?!
Эта мысль пришла в голову не только ему.
— Не могу понять, отчего нас так испугались? — сказал Клемент.
— Не нас, — впервые открыл рот брат Захарий. — Это ведь не при виде нас все в панике попрятались, над деревней стояла такая тишина еще когда мы даже из-за рощи не выехали. Тут есть еще кто-то или что-то. И то, что люди не бегут к нам за помощью, наводит на очень дурные предчувствия. Будьте начеку, и давайте разберемся с тем страхолюдием, которое сюда заявилось.
— Во имя Вечного Света, — отозвался Клемент.
Маркус вошел на соседний двор и постучался.
— Есть кто дома? Мы — инквизиция Вечного Света!
За дверью шаги, затем послышался старческий голос:
— Сынок, беги отсюда, покуда еще можешь ноги унести...
— Да что стряслось-то? Мы здесь, чтобы помочь!
В ответ тишина.
Маркус вернулся, вскочил на коня и сказал:
— Тут старичок какой-то, сказал, чтобы я бежал прочь, пока еще могу.
— Надо думать, дело нам предстоит иметь с кем-то очень опасным, — сказал Захарий, — вечер, люди в ужасе трясутся по домам... Наводит на мысли о древнем упыре или чем-то сопоставимого ранга. Ну, братья, тут уж не зевать!
— На самом деле, нам будет непросто разобраться с тем, что терроризирует селян, без малейшей помощи, — добавил Виллем. — Давайте едем дальше, найдем дом старосты или храм, если тут есть, и расспросим старосту. Если надо — заставим, иначе деваться некуда. И мне уже самому хочется знать, что же так их всех запугало.
Однако до дома старосты они не добрались, так как прежде заметили придорожный трактир, и это был единственный в округе дом со светящимися окнами.
У коновязи, пощипывая сено, мирно стоял конь странной породы, черный как ночь и с мерцающими глазами.
— Сдается мне, ответ внутри. Готовы к встрече, братья?
— Во имя Света готовы на все.
— Тогда идем.
Брат-воин вошел первым, держа руки у рукояти меча и пистолетов, следом вошли остальные.
В обеденном зале трактира — всего двое, гость и хозяин. Гость сидит за столом посреди зала, боком к двери, и орудует ножом и вилкой, как утомившийся и проголодавшийся в дороге путник. Обычный себе путешественник, широкоплечий, крепкий, в черном дорожном плаще, на спинке стула висит широкополая черная шляпа — наряд, по покрою и цвету похожий на облачения и инквизиторов, и любого прагматичного путешественника. У пояса — ножны с прямым мечом, этим делом мало кого удивишь.
С виду гость сильно похож на альба: волосы белые, коротко стриженые, и лицо белое. Хм... Неужели в этой дыре никогда не видели альбов?
Маркус перевел взгляд на хозяина. Тот стоит себе за стойкой, вытирает полотенцем стеклянный бокал, движения странные, какие-то излишне деревянные.
Но вот глаза его устремлены на инквизиторов и полны мольбы и отчаяния. Типичный взгляд человека, объятого смертельным ужасом, но не смеющего позвать на помощь вслух.
— Мира и света твоем дому, корчмарь, — громко произнес брат Виллем, — и ты, путник, здравствуй!
Хозяин даже не пикнул в ответ, а гость повернул к вошедшим безучастно-безмятежное лицо и блеснул красными глазами:
— Я и так не болею, но все равно спасибо, и сам тоже не хворай.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем брат Клемент как-то странно произнес:
— Что-то ты для альба ростом не вышел...
— Потому что я не альб, — ответил тот, не изменившись в лице.
Напряжение сгустилось до предела и, казалось, буквально витает в воздухе. Маркус все еще не мог поверить в сам собой напрашивающийся вывод, когда брат Виллем высказал дикую, безумную догадку вслух, и это зловещее мрачное слово прозвучало замогильным дыханием.
— Бездушник.
— Ага, — кивнул бездушник.
Маркус по-прежнему не мог поверить в происходящее. За десять лет в ордене он видел немало, и его не удивил бы и не испугал ни древний вампир, ни доппельгангер, ни голем-кароносец, ни мутант-людоед, но... бездушник?! Спору нет, они — частые герои мифов, легенд и сказок, и Маркус в бытность свою учеником-послушником изучал и бездушников тоже, но скорее как дань традиции. Ибо зачем еще изучать то, что осталось лишь в сказках?
И вот бездушник сидит и уминает жаркое в семи шагах от Маркуса, не сказочный, а вполне себе живой, если, конечно, это слово применимо к бездушнику.
Что ж, теперь хотя бы понятно, почему крестьяне в таком неописуемом ужасе прячутся по домам: упыря можно пронять огнем и раскаленной сталью за неимением серебра, мутанта — поднять на вилы, голему-кароносцу устроить горный обвал. На крайний случай — позвать на помощь тех, кто умеет справляться с такими исчадиями, ежели самим не осилить. Но что делать, когда в гости приходит злодей множества сказок и преданий, бессмертное, лишенное души существо, неуязвимое для магии, неподвластное даже богам, на которое в принципе управы нет и не может быть?!
Послушники ордена охотников изучали бездушников не как возможных противников, а скорее как стихийное бедствие. Сами по себе эти существа, если верить сказкам, не являются сознательно злыми, скорее напротив, не имея души, они не могут чувствовать злость, гнев, ненависть и прочие эмоции, побуждающие к насилию, как, впрочем, не способны веселиться или испытывать радость. Однако страшное проклятие, которое несут бездушники — вот то, чего так боятся крестьяне. А один из самых известных бездушников, Кайл Проклинатель, мог, если верить мифам, управлять своим темным даром и проклинать все, что пожелает, за что и получил соответствующее прозвище. В одной из сказок он нанимался за деньги убивать големов — и делал это, просто проклиная их. Посланные богами кароносцы, против которых не всякое войско могло бороться, умирали прямо там, где настигало их проклятие знаменитого бездушника. Однако, когда однажды ему не заплатили, Кайл Проклинатель проклял и деревню тоже, и к утру следующего дня все жители были мертвы.
Но все же самое неприятное в бездушнике как в чудовище — невозможность избавиться от него. И дело даже не в том, что абсолютно все источники в один голос советовали не надеяться ни на сталь, ни на свинец. Нашлось бы немало отчаянных сорвиголов, рыцарей и благородных охотников, которые поставили бы на кон свою жизнь, выйдя на поединок с бездушником, если бы не одно 'но'. Тот, кто каким-то образом ухитрялся уничтожить тварь, получал себе его проклятие, терял бессмертную душу — и сам становился тем, кого только что убил. И потому главные герои легенд и преданий, вступая в конфронтацию с этим существом, одерживали верх только благодаря смекалке и хитрости, добиваясь своих целей и оставляя оппонента в дураках.
Однако Маркус хорошо помнил наставления своего учителя и его правило трех 'не исключено': не исключено, что ученику доведется встретиться с бездушником, не исключено, что придется с ним схватиться и не исключено, что сказки, мифы и некоторые письменные источники крепко насчет них заблуждаются.
Четверо инквизиторов молча взирали на бездушника, тот, работая челюстями, бесстрастно разглядывал их. Наконец Виллем шагнул вперед, прошел к ближайшему столу и уселся за него, сняв шляпу.
— А крепко же ты селян-то напугал, — сказал он.
— Я и сам не понял, чем, — отозвался бездушник, — помнится, когда я был в этих краях лет двести назад, никто нашего брата особо не боялся. Даже вчера в соседнем селе, Затопленные Дубки или как-то так, люди сторонились, но не разбегались. А тут рот раскрыть не успел, как вокруг никого уж нет.
Остальные инквизиторы тоже сели за стол, и Клемент сказал:
— Хозяин, принеси нам чего поесть да попить с дороги, что ли.
Тот, чуть осмелев в присутствии профессиональных охотников и носителей благого Света, но опасливо косясь на бездушника, принес инквизиторам эля и копченого мяса и поспешно удрал от греха подальше.
— А куда ты путь держишь? — полюбопытствовал Маркус.
— В Доргову. Говорят, там где-то голем на торговых путях на Тантагор объявился недавно. А еще в лесах вокруг города пауки-бегуны водятся, и за них вроде бы магистрат платит золотом.
— Ты зарабатываешь охотой на исчадий? — удивился Клемент.
— А чем еще я должен зарабатывать? Я бы, конечно, мог построить мельницу и молоть крестьянам муку, но опыт подсказывает, что клиентов у меня не будет. Со мной дело иметь готовы только те, кого совсем уж беда приперла.
— Хм... Насчет пауков я тебя огорчу — извели мы эту погань. Как Доргова обернулась к Вечному Свету — так пауки были первым, чем наш орден занялся. А вот голем — да, объявился, хотя кароносцы в Кортании — огромная редкость. И с ним мы пока не можем справиться, ждем, когда прибудут из Болонги наши братья, которые в этом деле мастера.
— Коли так, в этот раз я вас опережу.
Маркус обратил внимание, что на столе перед бездушником уже собралась небольшая горка из грязной посуды — четыре тарелки и пара чашек для соуса. И вот прямо сейчас он преспокойно приканчивает пятую порцию жаркого. Неплохой аппетит.
— У меня для тебя плохая новость. Голем бродит по не самым богатым землям, и тамошним крестьянам заплатить тебе будет нечем. И судя по твоему аппетиту, им даже едой с тобой расплатиться будет нелегко.
— А купцы?
— Они уже ходят в обход. К тому же, в Доргове нет гильдии купцов, и потому никто из этой жадной братии тебе не заплатит, надеясь, что раскошелится кто-то другой.
— Король?
— Забудь. Пока Кортанией правила старая королева Ладомира, бедами народа хоть кто-то занимался. Год назад она ушла к Свету, а ее сын, Буремир, правитель так себе, его больше попойки волнуют.
— А ты не очень-то лоялен монарху страны, в которой обосновался, — заметил бездушник.
— Я ему вообще не лоялен, — ответил Маркус, — надо мною нет других владык, окромя старших в ордене и Вечного Света.
— Знавал я Кортанию в лучшие времена... Когда королю поперек слово молвить не всякий решался, а уж хулы в его адрес не услыхать было и от героя... Но сейчас страна — некоторым что дом родной. Люди погрязли в нищете, глупости и беспутстве и готовы поверить любому, кто пообещает блага хотя бы в загробной жизни, правитель слаб — в итоге к власти приходит религиозный орден.
— Мы принесли этой стране Вечный Свет и заботимся о простых людях, — возразил Маркус, — раз королю нет дела — тогда кто? Мы, ведь больше некому, благодетелей бескорыстных вокруг что-то не видать. Вот и ты, сдается мне, слегка приуныл, как узнал, что за голема платить некому, не так ли?
Бездушник кивнул.
— Не без этого. А ты, бескорыстный благодетель, из казны ордена довольствие получаешь исправно, не так ли? — передразнил он Маркуса. — Откуда в сундуках деньги берутся? От Вечного Света? Или люди несут? Бескорыстные выискались, как же.
Маркус мысленно выругал себя: спор с оппонентом, которому неисчислимые тысячи лет — бой, в котором не победить. Даже если бездушник не умнее его и не мудрее — уж точно опытнее.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |