Семья

Семья

1. Родители

Шестнадцатилетнему Косте понадобилось все его мужество, чтобы прийти на кухню, где обосновался батя с книгой, и поставить перед отцом семейства Смирновых непочатую бутылку водки. Он столько раз проигрывал в своем воображении этот момент, что каким-то чудом ухитрился справиться с паническим страхом, подступающим к горлу удушливым и тошнотворным комом. Десятиклассник не знал, что ждать от отца на то заявление, которое он собирался сделать. Но убеждал себя, что достаточно хорошо подготовился, чтобы это пережить. Не убьет же его батя, чтобы там ни было! Отец оторвал взгляд от печатной страницы фантастического романа. У них с Костиком были одинаковые вкусы на чтиво для отдыха. Так что нередко приходилось до хрипоты оспаривать свое право первым взять в руки новый роман какого-нибудь из любимых фантастов. И вообще, отношения у них были доверительные и дружеские... еще пару лет назад. Пока Костик не повзрослел, и у него не появились очень даже взрослые секреты. Папа пережил взросление сына стоически и сильно наседать не стал, рассудив, что у мальчишки его возраста есть право на личную жизнь. Тем более, если вспомнить, что младший сын ни разу еще не отказался провести с батяней выходные, съездить с друзьями отца на рыбалку или просто обсудить очередную прочитанную книгу. Так что Егор Игоревич не чувствовал никакой угрозы, пока не наступил вечер среды и сын не пришел к нему с бутылкой водки неясного пока назначения. Мужчина оторвал взгляд от книги, сначала уставившись на эту емкость с прозрачной жидкостью, потом поднял глаза на сына. Тот глубоко вздохнул и отвернулся, чтобы достать из шкафа две стопки. Крышку с бутылки он так же свинчивал сам, потому что отец не произнес ни слова, давая ему возможность собраться с мыслями или чисто подсознательно понимая, что лучше бы Костику самому начать этот непросто для обоих разговор. Водка зажурчала по стаканам. Только после этого Егор уточнил:

— Я так понимаю, без закуски?

Костик только кивнул. Взгляд у него был блестящий и пугающий. Егору понадобилась немала выдержка, чтобы не набросится на сына с расспросами. Фантазии в башке сорокачетырехлетнего мужчины всплывали одна другой дурнее. Что же могло произойти с сыном, что он так себя ведет? К чему все это, кто бы объяснил?!

Водка обожгла горло, но не взяла. Костик тоже не выглядел окосевшим. Сын еще ни разу не приходил домой "на рогах", так что Егор сделал в голове пометку, непременно узнать, откуда у сынишки такой опыт по части горячительных напитков. Хотя, все можно было объяснить куда проще, с тем адреналином, который гулял в крови перепуганного насмерть мальчишки, водка была что вода. Что же за беда с ним приключилась?

— Ну, и, — не выдержав напряжения, поторопил сына Егор, утирая влажные губы тыльной стороной ладони и попутно занюхивая рукавом.

— Я уже почти год не хожу на тренировки по футболу, на которые ты меня записал. Упросил тренера, чтобы он тебе не звонил. Даже... приплатил немного.

— И это все? — не веря своему счастью, с видимым облегчением выдохнул отец.

Сын неопределенно мотнул головой и отвел взгляд.

— Только самое начало.

Егору снова поплохело. Он сам разлил поновой, но Костик выпить второй раз отказался, накрыв свою стопку ладонью, так что на этот раз Егор опрокинул в одиночестве. Пищевод обожгло. В голове, как не странно, только прояснилось. Он вперил в сына тяжелый взгляд. Тот так и не поднял на него глаза, смотря на свои переплетенные в замок пальцы, лежащие поверх стола.

— Я сварщиком подрабатываю. У нас тут по соседству ПТУ, ты же знаешь... я к их мастеру производственного обучения в ученики напросился. У меня неплохо получается...

— Что получается? — тупо переспросил Егор, подспудно подозревая, то ли он дурак, то ли лыжи едут куда-то не туда. Какое ПТУ? Какой сварщик? Их сын в гимназии учится. Учителя его хвалят. Десятый класс. Следующий одиннадцатый. Так Костику уже сейчас прогнозируют беспроблемное поступление в университет. Что за буйная фантазия у парня? Или... неужели помешательство? Егор похолодел и с подозрением уставился на собственного сына, который, почувствовав его взгляд, все еже рискнул поднять глаза на отца. И такая решимость в них светилась, что Егор, непроизвольно пригнувшийся к нему через стол, отпрянул. А Костя тихо, но твердо, сказал:

— Мне девчонки не нравятся. Совсем. — И тут же вскинул руку, когда после небольшой заминки Егор попытался что-то сказать, — Нет. Дослушай! — в голосе парня появились истерические нотки, — Я пробовал. Несколько раз пробовал. Даже с Ленкой из девятого "бэ". Она у нас... ну, на передок слаба. В общем, она даже отсосать согласилась. А я... у меня даже не встал, пока я глаза не закрыл и Женьку из нашей параллели себе на ее месте представил. Женька он... В общем, мне парни нравятся, папа. — Сказал он резче, чем, наверное, следовало. — Можешь мне вдарить, только это все равно не поможет...

Повисло неловкое молчание. Отец не знал, что ответить сыну. Ударить? А дальше что? А мальчишка не мог больше держать это в себе, его прорвало. Ему так отчаянно хотелось поделиться, ведь еще не так давно отец был самым близким ему человеком. И не к матери же с таким идти? С мамами как-то не принято о девочках разговаривать. Ну и что, что для Кости вместо девочек идут мальчики. Все равно. Или все же нет? Тем не менее, он заговорил снова:

— Я с бабушкой Светой, которая во втором подъезде живет, договорился. Она в училище гардеробщицей подрабатывает. У нее квартира трехкомнатная, а внуков нет. Буду у нее жить, если ты... если вы с мамой... Я ведь понимаю, — мальчишка снова отвел глаза, голос у него дрожал, парень был близок к позорной истерике, но все еще держался лучше многих своих сверстников, попавших в такую же ситуацию. Уже за одно это Костя был достоин хотя бы уважения. Так думал его отец, наблюдая за мучениями сына с болью, которой никогда и не думал испытать. — Это такой позор, — Костя закрыл лицо ладонью. Смотреть на это было невыносимо, а уж слушать... но что Егор мог ему сказать? Что вообще в таких случаях принято говорить? Он ведь и сам-то еще до конца не понял то, в чем ему только признался сын. — Я понимаю... — повторил мальчик. — Но ничего не могу с собой поделать... — он отнял ладонь от лица и вскинул на отца блестящие глаза, — Но избавить вас от необходимости терпеть... я могу, честно. Я уже обо всем договорился...

— А вот за это, — тихо обронил Егор, наконец, приняв решения. Прозвучало это по-настоящему угрожающе. Костик весь сжался, видимо, приготовившись к тому, что его сейчас все же побьют. — Тебя, действительно, можно и стукнуть, и в угол поставить, как маленького. Ты — мой сын. И кто бы там тебе не нравился, это никогда не изменится. — Сказав это, Егор мелено встал. И пошатнулся, когда сын неожиданно бросился к нему и "повис" на шее. Действительно, как маленький. Хотя, слово "повис" тут плохо подходило, ведь Костик уже полгода как практически догнал папочку в росте. — И в институте ты у меня будешь учиться, и с матером твоим я поговорю. Надо же узнать, так ли ты хорош, как говоришь... — продолжил он, чтобы хоть что-то говорить, пока у него самого глаза жгло. — И не реви, понял? Мужики не плачут, в кого бы они там не влюблялись, усек?

Костик послушно запрокинул голову, выжидая, пока слезы закатятся обратно, а Егор трепал сына по голове и думал о том, что все не так уж и страшно. Жив, здоров — и слава богу. Правда, насчет здоровья — это еще спорный вопрос, но с другой стороны...

— Лечить говоришь? — поздно вечером вопросил он у Наташи, своей жены и матери Константина.

Школьник был отправлен в кровать ровно по расписанию. В семье Смирновых так было заведено. Дети ложились спать в десять и точка. Егор пообещал сыну, что сам поговорит с его матерью, Костик плохо выглядел после их разговора. Кажется, сам до сих пор не мог поверить в свое счастье. Егор искренне сочувствовал парню. Тот все же был его сыном. И отцу совершенно не хотелось в глазах сынишки уподобляться какому-нибудь идиоту из тех, которые выгоняют детей на улицу, как только узнают, что они не оправдывают их ожидания, или тащат к психологу, наркологу и прочим "ологам", лишь бы самим не встречаться с проблемой лицом к лицу и не возиться с проштрафившимися отпрысками вместо того, чтобы заниматься лишь собой любимым. Но Наташа отреагировала именно так, как сделал бы кто-нибудь из этих. Всплеснула руками и заявила, что надо же что-то делать. Обратиться к врачу, например.

— Чтобы эти чертовы эскулапы его искалечили? — хмуро воззрившись на жену, вопросил у нее Егор. — Или и вовсе в могилу свели. Ты этого хочешь для нашего сна?

— Но что еще мы можем сделать?! — воскликнула женщина в истерике.

— Потише, — зашипел на нее муж, — Костик спит. Ему сегодня и так досталось. Ты только осознай, что наш сын настолько был уверен, что я ему по морде надаю и на улицу из родного дома вышвырну, что в ПТУ это дебильное на курсы сварщиков записался, вместо того, чтобы в футбол гонять, как все нормальные мальчишки его возраста...

— Нормальные? В том-то и дело, что он у нас... — начала Наташа, но муж так на нее посмотрел, что женщина осеклась и даже рот рукой прикрыла.

— Вот именно, — чуть помолчав, выдавил из себя Егор, отведя глаза в сторону. Откровения сына у него самого плохо укладывались в голове, но он все же решил их озвучить, — Костик сказал, что сбежал из секции еще и потому, что раздевалки у них там общие, а он не мог спокойно смотреть на полуголых парней из одной с ним команды.

— Бог мой, — приглушенно выдохнула потрясенная Наташа, все еще прикрывая рот ладонью.

— А сварщики, по его же собственным словам, народ суровый. И симпатичных парней среди них раз два и обчелся. У него там даже напарник есть, какой-то Славик. В том же училищ учится. Они вместе по вечерам вместо футбольной секции работают в мастерских училища, если халтурка подворачивается, — процитировал сына Егор и снова посмотрел на жену. — И после всего этого ты все еще думаешь, что его надо лечить? — спросил он полушепотом. — Знаешь, у меня вообще почему-то такое ощущение, что наш с тобой сын разумнее и уравновешенней нас обоих вместе взятых.

Наталье на все это долго молчала. Потом медленно поднялась из кресла, в котором сидела и твердо сказала, глядя на мужа широко раскрытыми глазами. Влажными, темно-карими, как переспелые вишни после дождя. У Костика были такие же.

— Нет. Лечить мы его не будем. А внуков нам Анечка родит...

Их старшая дочь полгода назад вышла замуж. И сейчас они с молодым мужем как раз мечтали о ребенке, о чем Наташе, сохранившей с дочерью доверительные и теплые отношения, это было прекрасно известно. Хотя, некоторые, чисто женские подробности, которыми та с ней иногда делилась, Наталья никогда бы не рассказала Егору, который, как типичный отец семейства, несмотря на наличие официального мужа, до сих пор очень ревностно относился к любимой дочурке.

Наташа подошла к мужу и позволила себя обнять. Так они и стояли посреди зала и обнимались. Только в ночные часы они, как родители, могли себе позволить быть слабыми, потому что утром проснется сын и им снова придется стать сильными и взрослыми, чтобы поддержать его, чтобы не дать сойти с ума от свалившихся на его голову переживаний, и чтобы выдержать все это.

— Знаешь, что меня по-настоящему пугает? — тихо спросила жена. Егор слегка отстранил ее от себя, чтобы заглянуть в любимые глаза, а Наталья озвучила: — В этой жизни и не таким, как мы, трудно найти свое счастье ... встретить достоянного человека. А уж, таким, как он...

— Я тоже об этом уже думал. Ну и что? Значит, будет лучше искать. А мы его поддержим. Ведь, поддержим же? — Егор дождался, пока жена кивнет, и добавил, словно между прочим: — Мы с ним договорились, что завтра вечером он меня отведет к тому мастеру, Михалычу, который его сварке обучил. Хочу потолковать с мужиком.

— Не доверяешь Костику?

— Почему? Очень даже доверяю. Но теперь жалею, что так долго делал вид, что мне неинтересно, что у него в жизни происходит. Думал, что так для него лучше. Переходный возраст и все такое, а оказалось...

— Не вини себя. И я не буду.

Хорошо, что они не знали, что Костик лежит в своей комнате без сна и в тишине ночи через некапитальную стену все это слышит. Мужчины не плачут — это всем известно. Но иногда, когда никто не видит... эх! И почему в это жизни все так непросто? Откуда это в нем. Мальчик из хорошей, полной семьи. Со здоровыми амбициями. В чем-то даже талантливый. Деятельный, уверенный в себе, морально сильный субъект, и надо же, и тут изъян. За что? А просто так. Чтобы жизнь сказкой не казалась. Не зря же в народе говорят, что небеса подвергают нас только тем испытаниям, которые мы в силах преодолеть, даже если сами не знаем за собой такой силы. Но она обязательно проявится, если упрямо идти вперед, если не отступать. Костик глубоко вздохнул и сам не заметил, как забылся беспокойным сном. И все-таки хорошо, что у него такие понимающие предки. Где бы он был, как бы ни они?

2. Друзья

Костик был парнем неробкого десятка. И все равно робел. Предстоящее представлялось ему как некие смотрины, главным объектом которых был он сам. Неприятно? Возможно. Волнительно? Кто бы сомневался! Косте казалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим. Отец то и дело косился на него, пока они вместе шли к профессиональному училищу, расположенному недалеко от их дома. Школьнику отчаянно хотелось узнать, о чем думает родитель. Но прочитать что-то по его внешнему виду не представлялось возможным. Но Костик не сдался. Он задал вопрос напрямик.

— К чему хоть готовиться?

— Это ты о чем? — с искренним недоумением откликнулся Егор, притормозив и прямо посмотрев на сына.

— Ну... — мальчишка тяжело вздохнул и озвучил свои сомнения, — Вы с мамой разрешите мне и дальше работать, или как?

— Или как, — очень серьезно ответил Егор, внимательно наблюдая за сыном. А потом пояснил, видя, как сильно напрягся Костик, который явно готов был оспаривать свое право на здоровые трудовые будни: — Сначала мне нужно увидеть где ты там работаешь и с кем, а потом посмотрим.

Костик кивнул, но вслух ничего не сказал. И они в молчании направились дальше. В мастерских Костика уже знали. Сторож подмигнул ему как старому знакомому, когда тот указал на Егора и сказал, что это его батя. Потом они прошли полутемным коридором — время было позднее, а электричество в училище экономили, — и оказались в просторном ярко-освещенном помещении, которое, действительно, смахивало на мастерскую. Днем здесь проходили практические занятия, а вечером особо одаренные студенты вместе с мастером трудились на благо себя и любимого училища. В наше время каждый крутится, как может. Вот и учебное заведение было вынужденно изыскивать возможности заработать внебюджетных средств на всякие общественно полезные нужды, растущие год от года. Студенты не роптали. Куда бы еще их могли взять на работу, пока они еще учились? В университете с этим проще. Там контроль со стороны преподавателей и кураторов ослаблен максимально и можно прогуливать почем зря, правда, потом с сессией было напряжно, но как-то крутились. Здесь же, в училище, действовала та же система, что в и школе — классные руководители, родительские собрания и тому подобное. Так что хочешь подзаработать, поставь в известность руководство, и отстегни определенный процент от заработка на общее благо. Как понял Егор уже после того, как побеседовал один на один с мастером Александром Михалычем, которого ушлые студенты звали только по отчество, опуская имя, — директор училища ребят не обделял и в свой карман, если и клал что, то в разумных пределах. Так что, как говорится, и волки сыты и овцы целы. Но это все было позже. Вначале Михалыч Егору совсем не понравился. Какой-то пропитой мужик, с красным, одутловатым лицом, так еще и весь в оспинах. Он курил вонючую самокрутку и протянул старшему Смирнову мозолистую руку не очень чистого вида. Егор, не моргнув глазом, пожал.