Истинный маг

КАЙЛ ИТОРР

ИСТИННЫЙ МАГ

Кроме бывшего, настоящего и будущего

у них есть еще небывшее, ненастоящее и

небудущее. Если ты чего-то не сделал,

это не отрицание, а небывшее время.

Элеонора Раткевич

"Джет из Джетевена"

СКАЗАНИЕ ПЕРВОЕ. ДАВНЫМ-ДАВНО

"...Первым звуком в его жизни стало журчание ручья. Медленное,

рокочущее, удовлетворенное.

Первым светом в его жизни стал окрашенный серебром луч весенней

луны. Луна уже заходила, мгновением позже из-за горизонта выныр-

нуло солнце и послало первый свой луч сквозь длинный каменный ко-

ридор к подножию Ключа, шестигранного камня в центре серого коль-

ца менгиров.

Тринадцать раз ударило его сердце, пока ребенок смотрел в глаза

жрице Великой Богини, всемогущей Сулевии, по мановению руки кото-

рой разгорался и гас пожар войны, а реки меняли свое течение. За-

тем священный золотой нож опустился, пролив жертвенную кровь.

Но кровь эта была кровью самой Сулевии, а не безвестного ново-

рожденного младенца.

И кровь коснулась его губ раньше, чем материнское молоко. Кото-

рого он, однако, так и не попробовал, потому что сам встал с ок-

ровавленного алтаря. Встал ребенком, но не младенцем, а самое ма-

лое шестилетним. И тогда же густые черные волосы его пробороздила

первая седая прядь..."

— Так и было, Маэв?

— Так и было. Я сама слышала эту историю от внучки Эйлин, млад-

шей жрицы, которая своими глазами видела шестилетнего младенца и

гибель Сулевии...

"...А когда пришел срок наречения имени, мальчик ушел в лес. И

явились к нему ночью волк, соловей, лосось, кречет и дракон.

И пообещал волк, что сделает его сильным, неутомимым и выносли-

вым, что подарит ему свободу и гордость, что будет он властен не

уступать дороги никому, кроме лесного пожара, наводнения да гор-

ного обвала.

И пообещал соловей, что сделает его вольным и радостным, что не

тронет его дух ни одно горе и поношение, что мир будет ему в ра-

дость, а сам он и песни его — в радость миру.

И пообещал лосось, что сделает его частью природы, поведает все

ее секреты и загадки, что поможет ему нырнуть к самым корням Ми-

рового древа и познать тайну бытия.

И пообещал кречет, что сделает его способным летать и парить в

вышине наравне с крылатыми от рождения, что взгляд его будет про-

никать во все уголки подзвездного мира, а дух — хладным и спокой-

ным, как воздух горных высот.

А дракон ничего не стал обещать. Лишь сверкнул кровавым багрян-

цем чешуи и молча сказал: выбирай, да не ошибись в выборе своем,

ибо судьбы многих зависят от сего выбора!

Вернувшись утром к людям, мальчик назвался Кречетом. На правом

плече его действительно топорщил татуированные перья молодой чер-

но-серый кречет.

Но на правом запястье, у самого локтя, улыбалась голова мудрого

красного дракона..."

— Маэв, но об этом я никогда не слышала!

— Мало ли чего ты не слышала... Это было так, я тебе точно го-

ворю! Как знахарка Керидуэн напоила Кречета приворотным зельем и

переспала с ним, слышала? Вот ее-то внук и рассказал. Я сама была

в Руане, когда он поведал эту часть легенды.

— А как же его раньше не узнали — со знаком дракона?..

— Так ведь и узнали...

"...И оставил он Озерный край, когда пришел срок странствий, и

путь его лежал на юг. И не был путь тот долог и опасен — не доль-

ше и не опаснее прочих путей, ведущих к сердцу Ллогрис, в место,

что зовется Хрустальной Пещерой. Не всякому открывался ход в сре-

доточье сил, но молодому Кречету препятствий не чинили.

И остался он в Пещере на три луны, а потом еще на три, дабы вы-

учиться премудростям, ведомым лишь Посвященным. И грани хрусталь-

ного яйца видели его сны и открывали Кречету сны тех, кто грезил

здесь прежде. Не открыла Пещера ему былого и грядущего, не лежало

сердце Кречета к этому, но открыла глаза, чтобы мог он прозревать

сущность вещей.

А когда Пещера осталась за спиной, легли перед Кречетом три до-

роги. Звериная тропа в дебри лесные, где сила его стала бы единой

с силой лесов, зверей и птиц, с мудростью Друантии Зеленой; усы-

панная острыми камнями горная тропа дерзкой Бронах, бросившей вы-

зов морю и небесам и одолевшей их; пыльная извилистая тропа, ко-

торой ушел Фион Могучерукий, прежде чем взобраться на небо и быть

низвергнутым оттуда на престол Гитина, Ллогрис и Лионесс.

Кречет не стал выбирать ни одну из этих троп, ибо чужды они бы-

ли потерявшему молодость волшебнику. Ударил он камнем о камень, и

в родившихся искрах открыл собственную дорогу.

И Страж сперва не желал пускать его на этот путь и стал биться

с волшебником. Но когда в жаркой битве разорвалось одеяние Крече-

та, и открылся для Стража знак — прочь отступил он, не смея пере-

чить боле..."

— Так вот о каком знаке говорилось...

— Конечно.

— Маэв, а если...

— А если без "если"? Глупо верить сказаниям бардов, вот только

не верить им — еще глупее, Морра.

НЕ-БЫВШЕЕ

Конечно, этого не произошло, потому что такого не бывает. Стань

ты трижды великим магом да чародеем — с отрубленной головой зак-

линаний не выговоришь и пассов колдовских тоже не сотворишь.

Впрочем, пассы да жесты разные делать, по сути, и нечем, когда

от тебя одна голова осталась. Чисто старый клинок сработал, спин-

ной мозг от головного так отделил, что не смешал одно с другим.

Потому только Кречет и мог пока мыслить. Мысль — это оставалось с

ним до конца.

А конец казался более чем близким...

Есть и такие заклинания, для которых язык да руки не нужны, од-

ной мысли довольно. Есть, кто ж спорит. И Кречет знал несколько.

Только много ли толку от знаний, коли нельзя их к делу приста-

вить? Заклинания такие, все как одно, требуют ясного разума, воли

и силы. Немалой силы. Ясный разум у Кречета был, но и только; во-

ли едва-едва хватало, чтобы удерживать сознание в отсеченной го-

лове, а сил и вовсе не оставалось.

"Попробуем вместе?" — пришла мысль.

Труп Моргьен, свисавший с окровавленного кола, не пошевелился,

но мысль была ее. Кроме Королевы Моря, некому тут к нему обраща-

ться. И к ней — некому, кроме него.

"Давай вместе," — согласился Кречет и передал первую часть об-

раза-заклинания.

Потом вторую.

Когда хлынула небывалая легкость и невесть откуда появился при-

лив надежды, Кречет отдал Королеве завершение заклинания и воспа-

рил над собственной головой, медленно обращающейся в прах. Рядом

рассыпалось прахом тело Морры, а сама она серым призраком взмыла

к потолку.

"Что теперь?"

"Создать новое тело. Или — войти в новорожденного."

"Вместе?"

"Только через твой труп! — возмущенно заявил волшебник, хотя и

знал, что ни у него, ни у Морры теперь даже трупа нет. — В одном

теле нам не бывать!"

"Как ни странно, я согласна. Что ты выберешь?"

"Новорожденного. Проще и быстрее."

"А как же душа, которой предназначено туда вселиться?"

"За это придется потом заплатить."

"А я, наверное, попробую сперва без платы обойтись."

"Удачи."

Призрак Кречета скользнул вверх и исчез.

СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ. ДАВНО

Вряд ли Фион Могучерукий, сокрушая черную луну, ведал, что пос-

ледует за этим. А коли и ведал, то далеко не все.

Однако, если он это знал, но все равно взялся за дело, — героя

определенно недооценивали.

Пока в небесах кружила черная луна, пока незримые лучи смешива-

лись с серебром обычной луны, — вокруг земли держался тонкий, но

прочный панцирь, отражавший некоторую часть солнечного золота. И

не только золота: оно, конечно, металл священный да божественный,

и людям приносит больше вреда, нежели пользы, но главное не в зо-

лоте заключается. А в тепле.

Взять хотя бы теперешние зимы! До Фиона, если Узкое море не по-

крывалось льдом, такую зиму за теплую считали, а уж коли Сена до

наступления Бельтейна вскрывалась — так и вовсе праздник великий.

А теперь? Вечером в канун праздника Йоль выставишь ведро с водой

из дома, так к утру вода в нем и будет. Может, корочкой льда по-

дернется. И в дорогу зимой пускаться — не подвиг великий. Не как

летом, конечно, но все одно, под силу обычному человеку. А на юге

Галлии, подумать только, виноград расти начал! Это к северу-то от

Пиреней, в Гьенни, Ландах и Оверни! Кто былые времена помнит, чу-

дом из чудес считает, и правильно считает. Раньше-то там яблоки с

трудом приживались...

Кречет родился, когда черной луны в небесах уже не было. Однако

старые времена помнил. Поневоле пришлось вспомнить, принять в се-

бя чужую память, память тех, кто вошел в Хрустальную Пещеру и не

вернулся. Помнил, что случилось это, когда Сципион после пятиме-

сячной осады отдал приказ штурмовать Картаген, а гордый Ганнибал,

не желая умирать побежденным, осушил чашу отравленного вина. Не

так давно дело было, если подумать, три поколения назад — но мир

переменился разительно. Жизнь стала... мягче. Не проще — мягче.

Кое-кто из бардов говорил, что Фион уничтожил витавший над ми-

ром призрак Старого Мира. Разумеется, волшебники принародно лишь

улыбались такому: призраки уничтожать — не для героев дело, им с

реальными чудовищами надлежит бороться, и нечего байки рассказы-

вать, будто ныне их не встретить; отойди на полдня от дома, чуди-

ще само тебя быстро найдет. Принародно — улыбались, но в разгово-

рах между собой... впрочем, в нечастых разговорах между собой эту

тему волшебники не поминали.

Потому что правы были барды, говоря о Старом Мире. И неправы -

называя черную луну "призраком", ибо она была реальной и даже бо-

лее того... это теперь от нее осталось всего-навсего пятно на го-

лубом хрустале небесного купола, а спустя несколько веков и пятна

видно не будет.

Да и не в пятне дело.

Незримо-черная луна действительно висела над землей с ТЕХ вре-

мен, она действительно преграждала части солнечного света и тепла

путь в мир людей. Но не из-за слепой прихоти природы и Богов; все

в мире, этом или любом другом, имеет свои причины.

Земля жила под грузом холода, скудно и неуютно, но жила. Многие

века. Она привыкла к этому грузу, не очень его замечая, пока ге-

рой Фион не сбросил с небосвода черную луну. Избавившись от груза

и радостно расправив плечи, земля далеко не сразу поняла, что не

груз то был, а защитный панцирь.

Кречет безрадостно улыбнулся: он помнил переполох, случившийся

тогда. Это тоже произошло до его рождения, только уже после смер-

ти могучего Фиона... Потом, когда все немного успокоилось, барды

записали балладу, как полагается, смешав все что только возможно,

спутав былое с грядущим, а причину со следствиями — но пусть луч-

ше остается так.

Он легко вспомнил эту балладу. Да, пусть лучше остается так. Не

нужно лишний раз ворошить прошлое...

Это было давно... Под багряной луной

на поросшие терном просторы

из пучины морской на решающий бой

выходили армады фоморов.

Это было, когда поднималась вода,

между жаром зажата и хладом.

И былые года прозывались "беда",

ибо бездна повздорила с адом.

Тьма сражалась в ночи, в раскаленной печи

со своею близняшкой-сестрою...

Если знаешь — кричи, если видишь — скачи,

если веришь — погибнешь героем.

Камень бряцал о сталь. В искрах — виден оскал

мертвеца, обреченного биться.

Неба черный хрусталь раскололся; печаль

сквозь разлом с небосвода струится...

Кто увидит рассвет — проживет сорок лет

и останется в песнях потомков.

Ну а тех, кто обет не сдержал — на тот свет

переправят с дырявой котомкой.

И когда первый луч сквозь покров серых туч

пал на землю, заросшую терном, -

бил серебряный ключ меж бесформенных куч.

И напившийся — станет бессмертным...

Но поныне туман покрывает курган,

где лежат в одной братской могиле

дети сгинувших стран, племена Де Даннан,

что погибли в бою, как и жили.

Это было давно, под безмолвной луной,

на просторах, что терном покрыты.

Пусть грохочет прибой — под свинцовой волной

все навеки и прочно забыто...

"Не нужно лишний раз ворошить прошлое, верно, Моргьен? Кому как

не тебе знать, что собой представляли фоморы?"

НЕ-НАСТОЯЩЕЕ

Королева Моря. Госпожа Моргьен. Владычица фоморов.

Да, все они были ею, а она — ими.

Когда-то.

Пусть с той поры минуло едва несколько дней; эти несколько дней

для нее равнялись всей вечности.

Морра, так ее с самого начала звал Кречет, который стал девочке

кем-то вроде старшего брата. Многие их считали родными братом и

сестрой... но кровное родство между Кречетом и Моррой вряд ли су-

ществовало, а вот родство духовное — имелось. И не только духов-

ное; у Морры тоже обнаружилась темная метка Дара, достаточно от-

четливая, чтобы говорить о колдовских способностях.

Она с легкостью могла попасть в любой из храмов или даже тайных

Башен северных чародеев. Но Морра избрала иной путь.

И путь этот вскорости сделал из нее — госпожу Моргьен, Королеву

Моря, Владычицу фоморов.

Владычицу племени, которого не было...

Foam-oree, "рожденные из морской пены". Пенорожденные.

Когда-то они жили бок о бок с людьми. Потом разошлись. Несколь-

ко кланов продолжали общаться с морским племенем, кое-кто предпо-

чел сделать вид, будто такого не знает и знать не хочет, а другие

усиленно следовали лозунгу "хороший фомор — мертвый фомор". Самим

фоморам до поры до времени было безразлично.

Но когда черная луна рухнула с небес, в одночасье сокрушив сто-

лицу Пенорожденных и две трети их земель, а оставшуюся треть пог-

лотили волны взбеленившегося Западного океана, — фоморы забеспо-

коились. Существовать под водой они в принципе могли, но для жиз-

ни и, особенно, рождения детей им требовалась надежная суша. Пе-

норожденные попытались прорваться на равнины Лангра и Гьенни — но

были разбиты тремя кланами Детей Дану, хотя последние и сами ока-

зались вырезаны под корень. Часть фоморов ушла на юг и юго-запад,

стремясь найти прибежище в Испании, под только-только распростра-

нившейся там властью Империи — и с тех пор вестей о них не было.

Остатки... нет, не остатки даже — останки старого племени терпе-

ливо ждали своего конца, и мертвецов среди них было куда больше,

нежели живых.

Тогда Морре это казалось странным и пугающим, однако она прис-

пособилась, немало удивив этим Кречета и еще больше — себя самое.

Дороги мертвых стали ей понятны и в чем-то близки.