Истинный маг

КАЙЛ ИТОРР

ИСТИННЫЙ МАГ

Кроме бывшего, настоящего и будущего

у них есть еще небывшее, ненастоящее и

небудущее. Если ты чего-то не сделал,

это не отрицание, а небывшее время.

Элеонора Раткевич

"Джет из Джетевена"

СКАЗАНИЕ ПЕРВОЕ. ДАВНЫМ-ДАВНО

"...Первым звуком в его жизни стало журчание ручья. Медленное,

рокочущее, удовлетворенное.

Первым светом в его жизни стал окрашенный серебром луч весенней

луны. Луна уже заходила, мгновением позже из-за горизонта выныр-

нуло солнце и послало первый свой луч сквозь длинный каменный ко-

ридор к подножию Ключа, шестигранного камня в центре серого коль-

ца менгиров.

Тринадцать раз ударило его сердце, пока ребенок смотрел в глаза

жрице Великой Богини, всемогущей Сулевии, по мановению руки кото-

рой разгорался и гас пожар войны, а реки меняли свое течение. За-

тем священный золотой нож опустился, пролив жертвенную кровь.

Но кровь эта была кровью самой Сулевии, а не безвестного ново-

рожденного младенца.

И кровь коснулась его губ раньше, чем материнское молоко. Кото-

рого он, однако, так и не попробовал, потому что сам встал с ок-

ровавленного алтаря. Встал ребенком, но не младенцем, а самое ма-

лое шестилетним. И тогда же густые черные волосы его пробороздила

первая седая прядь..."

— Так и было, Маэв?

— Так и было. Я сама слышала эту историю от внучки Эйлин, млад-

шей жрицы, которая своими глазами видела шестилетнего младенца и

гибель Сулевии...

"...А когда пришел срок наречения имени, мальчик ушел в лес. И

явились к нему ночью волк, соловей, лосось, кречет и дракон.

И пообещал волк, что сделает его сильным, неутомимым и выносли-

вым, что подарит ему свободу и гордость, что будет он властен не

уступать дороги никому, кроме лесного пожара, наводнения да гор-

ного обвала.

И пообещал соловей, что сделает его вольным и радостным, что не

тронет его дух ни одно горе и поношение, что мир будет ему в ра-

дость, а сам он и песни его — в радость миру.

И пообещал лосось, что сделает его частью природы, поведает все

ее секреты и загадки, что поможет ему нырнуть к самым корням Ми-

рового древа и познать тайну бытия.

И пообещал кречет, что сделает его способным летать и парить в

вышине наравне с крылатыми от рождения, что взгляд его будет про-

никать во все уголки подзвездного мира, а дух — хладным и спокой-

ным, как воздух горных высот.

А дракон ничего не стал обещать. Лишь сверкнул кровавым багрян-

цем чешуи и молча сказал: выбирай, да не ошибись в выборе своем,

ибо судьбы многих зависят от сего выбора!

Вернувшись утром к людям, мальчик назвался Кречетом. На правом

плече его действительно топорщил татуированные перья молодой чер-

но-серый кречет.

Но на правом запястье, у самого локтя, улыбалась голова мудрого

красного дракона..."

— Маэв, но об этом я никогда не слышала!

— Мало ли чего ты не слышала... Это было так, я тебе точно го-

ворю! Как знахарка Керидуэн напоила Кречета приворотным зельем и

переспала с ним, слышала? Вот ее-то внук и рассказал. Я сама была

в Руане, когда он поведал эту часть легенды.

— А как же его раньше не узнали — со знаком дракона?..

— Так ведь и узнали...

"...И оставил он Озерный край, когда пришел срок странствий, и

путь его лежал на юг. И не был путь тот долог и опасен — не доль-

ше и не опаснее прочих путей, ведущих к сердцу Ллогрис, в место,

что зовется Хрустальной Пещерой. Не всякому открывался ход в сре-

доточье сил, но молодому Кречету препятствий не чинили.

И остался он в Пещере на три луны, а потом еще на три, дабы вы-

учиться премудростям, ведомым лишь Посвященным. И грани хрусталь-

ного яйца видели его сны и открывали Кречету сны тех, кто грезил

здесь прежде. Не открыла Пещера ему былого и грядущего, не лежало

сердце Кречета к этому, но открыла глаза, чтобы мог он прозревать

сущность вещей.

А когда Пещера осталась за спиной, легли перед Кречетом три до-

роги. Звериная тропа в дебри лесные, где сила его стала бы единой

с силой лесов, зверей и птиц, с мудростью Друантии Зеленой; усы-

панная острыми камнями горная тропа дерзкой Бронах, бросившей вы-

зов морю и небесам и одолевшей их; пыльная извилистая тропа, ко-

торой ушел Фион Могучерукий, прежде чем взобраться на небо и быть

низвергнутым оттуда на престол Гитина, Ллогрис и Лионесс.

Кречет не стал выбирать ни одну из этих троп, ибо чужды они бы-

ли потерявшему молодость волшебнику. Ударил он камнем о камень, и

в родившихся искрах открыл собственную дорогу.

И Страж сперва не желал пускать его на этот путь и стал биться

с волшебником. Но когда в жаркой битве разорвалось одеяние Крече-

та, и открылся для Стража знак — прочь отступил он, не смея пере-

чить боле..."

— Так вот о каком знаке говорилось...

— Конечно.

— Маэв, а если...

— А если без "если"? Глупо верить сказаниям бардов, вот только

не верить им — еще глупее, Морра.

НЕ-БЫВШЕЕ

Конечно, этого не произошло, потому что такого не бывает. Стань

ты трижды великим магом да чародеем — с отрубленной головой зак-

линаний не выговоришь и пассов колдовских тоже не сотворишь.

Впрочем, пассы да жесты разные делать, по сути, и нечем, когда

от тебя одна голова осталась. Чисто старый клинок сработал, спин-

ной мозг от головного так отделил, что не смешал одно с другим.

Потому только Кречет и мог пока мыслить. Мысль — это оставалось с

ним до конца.

А конец казался более чем близким...

Есть и такие заклинания, для которых язык да руки не нужны, од-

ной мысли довольно. Есть, кто ж спорит. И Кречет знал несколько.

Только много ли толку от знаний, коли нельзя их к делу приста-

вить? Заклинания такие, все как одно, требуют ясного разума, воли

и силы. Немалой силы. Ясный разум у Кречета был, но и только; во-

ли едва-едва хватало, чтобы удерживать сознание в отсеченной го-

лове, а сил и вовсе не оставалось.

"Попробуем вместе?" — пришла мысль.

Труп Моргьен, свисавший с окровавленного кола, не пошевелился,

но мысль была ее. Кроме Королевы Моря, некому тут к нему обраща-

ться. И к ней — некому, кроме него.

"Давай вместе," — согласился Кречет и передал первую часть об-

раза-заклинания.

Потом вторую.

Когда хлынула небывалая легкость и невесть откуда появился при-

лив надежды, Кречет отдал Королеве завершение заклинания и воспа-

рил над собственной головой, медленно обращающейся в прах. Рядом

рассыпалось прахом тело Морры, а сама она серым призраком взмыла

к потолку.

"Что теперь?"

"Создать новое тело. Или — войти в новорожденного."

"Вместе?"

"Только через твой труп! — возмущенно заявил волшебник, хотя и

знал, что ни у него, ни у Морры теперь даже трупа нет. — В одном

теле нам не бывать!"

"Как ни странно, я согласна. Что ты выберешь?"

"Новорожденного. Проще и быстрее."

"А как же душа, которой предназначено туда вселиться?"

"За это придется потом заплатить."

"А я, наверное, попробую сперва без платы обойтись."

"Удачи."

Призрак Кречета скользнул вверх и исчез.

СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ. ДАВНО

Вряд ли Фион Могучерукий, сокрушая черную луну, ведал, что пос-

ледует за этим. А коли и ведал, то далеко не все.

Однако, если он это знал, но все равно взялся за дело, — героя

определенно недооценивали.

Пока в небесах кружила черная луна, пока незримые лучи смешива-

лись с серебром обычной луны, — вокруг земли держался тонкий, но

прочный панцирь, отражавший некоторую часть солнечного золота. И

не только золота: оно, конечно, металл священный да божественный,

и людям приносит больше вреда, нежели пользы, но главное не в зо-

лоте заключается. А в тепле.

Взять хотя бы теперешние зимы! До Фиона, если Узкое море не по-

крывалось льдом, такую зиму за теплую считали, а уж коли Сена до

наступления Бельтейна вскрывалась — так и вовсе праздник великий.

А теперь? Вечером в канун праздника Йоль выставишь ведро с водой

из дома, так к утру вода в нем и будет. Может, корочкой льда по-

дернется. И в дорогу зимой пускаться — не подвиг великий. Не как

летом, конечно, но все одно, под силу обычному человеку. А на юге

Галлии, подумать только, виноград расти начал! Это к северу-то от

Пиреней, в Гьенни, Ландах и Оверни! Кто былые времена помнит, чу-

дом из чудес считает, и правильно считает. Раньше-то там яблоки с

трудом приживались...

Кречет родился, когда черной луны в небесах уже не было. Однако

старые времена помнил. Поневоле пришлось вспомнить, принять в се-

бя чужую память, память тех, кто вошел в Хрустальную Пещеру и не

вернулся. Помнил, что случилось это, когда Сципион после пятиме-

сячной осады отдал приказ штурмовать Картаген, а гордый Ганнибал,

не желая умирать побежденным, осушил чашу отравленного вина. Не

так давно дело было, если подумать, три поколения назад — но мир

переменился разительно. Жизнь стала... мягче. Не проще — мягче.

Кое-кто из бардов говорил, что Фион уничтожил витавший над ми-

ром призрак Старого Мира. Разумеется, волшебники принародно лишь

улыбались такому: призраки уничтожать — не для героев дело, им с

реальными чудовищами надлежит бороться, и нечего байки рассказы-

вать, будто ныне их не встретить; отойди на полдня от дома, чуди-

ще само тебя быстро найдет. Принародно — улыбались, но в разгово-

рах между собой... впрочем, в нечастых разговорах между собой эту

тему волшебники не поминали.

Потому что правы были барды, говоря о Старом Мире. И неправы -

называя черную луну "призраком", ибо она была реальной и даже бо-

лее того... это теперь от нее осталось всего-навсего пятно на го-

лубом хрустале небесного купола, а спустя несколько веков и пятна

видно не будет.

Да и не в пятне дело.

Незримо-черная луна действительно висела над землей с ТЕХ вре-

мен, она действительно преграждала части солнечного света и тепла

путь в мир людей. Но не из-за слепой прихоти природы и Богов; все

в мире, этом или любом другом, имеет свои причины.

Земля жила под грузом холода, скудно и неуютно, но жила. Многие

века. Она привыкла к этому грузу, не очень его замечая, пока ге-

рой Фион не сбросил с небосвода черную луну. Избавившись от груза

и радостно расправив плечи, земля далеко не сразу поняла, что не

груз то был, а защитный панцирь.

Кречет безрадостно улыбнулся: он помнил переполох, случившийся

тогда. Это тоже произошло до его рождения, только уже после смер-

ти могучего Фиона... Потом, когда все немного успокоилось, барды

записали балладу, как полагается, смешав все что только возможно,

спутав былое с грядущим, а причину со следствиями — но пусть луч-

ше остается так.

Он легко вспомнил эту балладу. Да, пусть лучше остается так. Не

нужно лишний раз ворошить прошлое...

Это было давно... Под багряной луной

на поросшие терном просторы

из пучины морской на решающий бой

выходили армады фоморов.

Это было, когда поднималась вода,

между жаром зажата и хладом.

И былые года прозывались "беда",

ибо бездна повздорила с адом.

Тьма сражалась в ночи, в раскаленной печи

со своею близняшкой-сестрою...

Если знаешь — кричи, если видишь — скачи,

если веришь — погибнешь героем.

Камень бряцал о сталь. В искрах — виден оскал

мертвеца, обреченного биться.

Неба черный хрусталь раскололся; печаль

сквозь разлом с небосвода струится...

Кто увидит рассвет — проживет сорок лет

и останется в песнях потомков.

Ну а тех, кто обет не сдержал — на тот свет

переправят с дырявой котомкой.

И когда первый луч сквозь покров серых туч

пал на землю, заросшую терном, -

бил серебряный ключ меж бесформенных куч.

И напившийся — станет бессмертным...

Но поныне туман покрывает курган,

где лежат в одной братской могиле

дети сгинувших стран, племена Де Даннан,

что погибли в бою, как и жили.

Это было давно, под безмолвной луной,

на просторах, что терном покрыты.

Пусть грохочет прибой — под свинцовой волной

все навеки и прочно забыто...

"Не нужно лишний раз ворошить прошлое, верно, Моргьен? Кому как

не тебе знать, что собой представляли фоморы?"

НЕ-НАСТОЯЩЕЕ

Королева Моря. Госпожа Моргьен. Владычица фоморов.

Да, все они были ею, а она — ими.

Когда-то.

Пусть с той поры минуло едва несколько дней; эти несколько дней

для нее равнялись всей вечности.

Морра, так ее с самого начала звал Кречет, который стал девочке

кем-то вроде старшего брата. Многие их считали родными братом и

сестрой... но кровное родство между Кречетом и Моррой вряд ли су-

ществовало, а вот родство духовное — имелось. И не только духов-

ное; у Морры тоже обнаружилась темная метка Дара, достаточно от-

четливая, чтобы говорить о колдовских способностях.

Она с легкостью могла попасть в любой из храмов или даже тайных

Башен северных чародеев. Но Морра избрала иной путь.

И путь этот вскорости сделал из нее — госпожу Моргьен, Королеву

Моря, Владычицу фоморов.

Владычицу племени, которого не было...

Foam-oree, "рожденные из морской пены". Пенорожденные.

Когда-то они жили бок о бок с людьми. Потом разошлись. Несколь-

ко кланов продолжали общаться с морским племенем, кое-кто предпо-

чел сделать вид, будто такого не знает и знать не хочет, а другие

усиленно следовали лозунгу "хороший фомор — мертвый фомор". Самим

фоморам до поры до времени было безразлично.

Но когда черная луна рухнула с небес, в одночасье сокрушив сто-

лицу Пенорожденных и две трети их земель, а оставшуюся треть пог-

лотили волны взбеленившегося Западного океана, — фоморы забеспо-

коились. Существовать под водой они в принципе могли, но для жиз-

ни и, особенно, рождения детей им требовалась надежная суша. Пе-

норожденные попытались прорваться на равнины Лангра и Гьенни — но

были разбиты тремя кланами Детей Дану, хотя последние и сами ока-

зались вырезаны под корень. Часть фоморов ушла на юг и юго-запад,

стремясь найти прибежище в Испании, под только-только распростра-

нившейся там властью Империи — и с тех пор вестей о них не было.

Остатки... нет, не остатки даже — останки старого племени терпе-

ливо ждали своего конца, и мертвецов среди них было куда больше,

нежели живых.

Тогда Морре это казалось странным и пугающим, однако она прис-

пособилась, немало удивив этим Кречета и еще больше — себя самое.

Дороги мертвых стали ей понятны и в чем-то близки.

Особенно теперь, когда она сама оказалась мертва, спасибо боль-

шое этому великому герою, Ниалу Длиннорукому...

"Этого не должно было произойти!" — в который раз подумала Мор-

ра, и в который раз отогнала эту мысль.

Должно, не должно — так произошло.

И все прочее не имело значения.

СКАЗАНИЕ ТРЕТЬЕ. НЕДАВНО

Одно время Галлия была единой державой, где правил не рикс, но

ард-рикс — Верховный Владыка, если использовать более распростра-

ненное наречие. Так было. Когда — трудно в точности сказать: кто

говорил, сто лет назад (ложь), кто — четыреста (возможно), а кто

— тысячу (ложь, смешанная с невежеством, ибо тысячу лет назад гэ-

лы еще не звались гэлами и обитали где-то в Загорье). Имя первого

ард-рикса Галлии легенды потеряли, а последнего звали Кормаком. В

его честь называли многих детей, в надежде, что им перепадет то-

лика мудрости и удачи ард-рикса. Иногда надежды оправдывались. По

крайней мере, нынешний владыка Лионесс был уверен, что успешным

началом правления он обязан своему тезке и далекому предку.

И то, можно ли думать иначе, когда тебе едва восемнадцать, тон-

кий венец из серебра и бирюзы кажется простой побрякушкой, об уп-

равлении царством знаешь ты куда меньше, чем о благородном искус-

стве винопийства или столь же благородном мастерстве прицельного

копьеметания, — а поля приносят достойный урожай, рыба в океане и

дичь в лесах не переводятся, коричневого мора и иных хворей среди

людей нет, клановые распри решаются малой кровью, все соседи по-

головно шлют заверения в мирных намерениях и уже четвертое пред-

ложение насчет брака... Как тут не поверить в божественность да-

лекого предка, когда часть небесной благодати передается тебе, да

так, что ее простым взглядом видно, без всяких жрецов и друидов!

Кормак всю свою волю пустил на то, чтобы не возгордиться, гор-

дость — дело хорошее, но гордыня — опасна, а для правителя опасна

сугубо и трегубо. Получалось не очень хорошо. Воли риксу достало

лишь на то, чтобы спросить совета у странника-друида, прозванного

Кречетом. Выслушав, какие затруднения у молодого владыки, Кречет

фыркнул и наложил на него геас — не спать иначе как справа от же-

ны. Три дня спустя осоловевший Кормак принял брачное предложение

от гитинских послов, а еще через четыре дня спешно сыграл свадь-

бу. Гвендайлон, гитинская принцесса, до самой смерти не простила

ему "первой брачной ночи", когда Кормак рухнул на супружеское ло-

же и продрых двое суток кряду.

После этого случая у Кречета не спрашивали советов. Правда, по-

рой друид сам их давал. Тогда вожди кланов и риксы покорно взды-

хали и делали так, как он говорил: из двух зол выбирать лучше зло

заведомо известное.

Однажды Кречет дал совет, но Тирис, вождь маленького ландского

клана О'Доннел, поступил по-своему. Ему успели напророчить девять

страшных смертей, ведь переступать через слово мудрого друида, да

еще и признанного волшебника — значит переступать через собствен-

ную судьбу. Когда через некоторое время Кречет подстерег вождя в

одиночестве на охоте, тот решил, что вот она, смерть — и ошибся.

Потому что друид просто подарил Тирису нож из небесного металла,

который приносил удачу в бою и дарил покой в мирное время. В наг-

раду за умение думать самостоятельно, невнятно объяснил Кречет.

Что стало дальше с этим ножом — неизвестно, через несколько лет

О'Доннелы чего-то не поделили с соседями и были почти уничтожены,

а храброго Тириса убил фомор-наемник.

Нет, платил наемнику не Кречет, а посылала его не Моргьен. Поч-

ти наверняка, они тут были ни при чем. Играя человеческими судь-

бами, маги и чародеи все же придерживаются определенных правил.

Особенно — могущественные маги и чародеи. Не потому, что считают

себя выше жульничества и обмана, просто несоблюдение этого поряд-

ка редко приносит достаточный выигрыш, чтобы оправдать сам факт

нарушения. И хотя волшебники не всегда поступают только и исклю-

чительно так, как поступить выгоднее, им нельзя раз за разом этой

выгодой пренебрегать. Иначе игра в конце концов обернется войной,

какой некогда и была; а если начнется глобальная война обладающих

могуществом, туго придется в основном не им самим, но смертным. И

туго настолько, что смертные вскоре сами войдут в игру — и целью

их будет не "выиграть" и не "получить удовольствие от процесса",

а "перебить всех прежних игроков". Когда смертные входят на тер-

риторию бессмертных, имея ясную цель и желание этой цели достичь,

они всегда добиваются своего. Маги, кто поумней, давно это приня-

ли в качестве странного, но действующего закона природы...

НЕ-БУДУЩЕЕ

Память вернулась рывком, ударом медного гонга, соленым привку-

сом крови из закушенной губы.

Потом вернулись ощущения плоти: холодный ветер с колючими кру-

пинками снега, врезавшаяся в запястья веревка, раскаленная печь в

том месте, где полагалось быть языку и глотке.

Потом вернулись звуки, цвета и запахи.

И все вместо сложилось в картину, которую Морра иногда видела в

провидческих грезах, а изредка встречала и наяву.

Именно о таких эпизодах ее старый недруг-приятель Талиесин го-

ворил: "сквозь ладони жизнь цедить по капле, погружаясь в зарево

огня". Любил бард высокопарный слог, была у него такая слабость -

да и сама Морра часто выражалась подобным образом.

Тогда она полагала, что Талиесин верно ухватил суть момента.

Теперь... теперь ей было все равно, прав был бард или ошибался.

Важно только одно. Если в ближайшие сорок ударов сердца ничего не

предпринять, одной сожженной ведьмой в мире будет больше (и одной

живой, соответственно, меньше). А Морра, запертая в теле безвест-

ной ведьмы, чем-то восстановившей против себя всю округу, на сей

раз умрет окончательно.

Она рванулась. Оковы держали крепко, сработаны на совесть — од-

нако до совести бывшей королеве фоморов дела не было. Треск раз-

горающегося пламени, треск сырого ясеневого ствола в четыре ладо-

ни толщиной... вопль боли, вопль жестоко-радостного ликования...

На следующий день все то немногое, что оставил костер, покроши-

ли на мелкие кусочки и схоронили под Черным камнем. Ни единой за-

цепки для нечисти! — суеверия суевериями, но лучше надежными на-

родными мерами защиты не пренебрегать.

Никого не удивило, что от тела осталось значительно меньше, чем

должно. Конечно, разбери любопытные скелет по косточкам да сложи

как надо, они бы в момент обнаружили, что на костре сгорело суще-

ство совсем не человеческого роду-племени... однако любопытных не

нашлось, да и мало кого удивила бы принадлежность ведьмы к нече-

ловеческой расе...

Госпожа Моргьен сумела ускользнуть от костра, но смерть получи-

ла свое несколько дней спустя. Волшебница истратила слишком много

сил, перенося на свое место труп фомора, слишком серьезны были ее

ожоги... и слишком слабы — способности к исцелению.

Позволить Морре остаться в живых могло только чудо... а чудо -

как раз та вещь, которой с обладающими высоким могуществом никог-

да и ни за что не произойдет. Достигшие вершин могущества собст-

венноручно вычеркивают свои имена из Книги Бытия, дабы занести на

призрачные страницы ее темной сестры — называемой и Книгой Небы-

тия, и Скрижалями Запрета, и Шелковым Свитком. Для того, кто сде-

лал это и остался в живых, становится доступно многое, а сам он -

напротив, недоступен для массы опасностей, что угрожают смертным.

Потому что смертным, чье имя можно отыскать в Книге Бытия, он бо-

лее не является. Но это значит также, что недоступен он и для да-

ров, которые изредка выпадают смертным, так как дары эти заменил

ему собственный Дар.

Нельзя сотворить все из ничего, не став при этом ничем...

СКАЗАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. ТЕПЕРЬ

...Первым звуком в его новой жизни стало журчание ручья. Мед-

ленное, рокочущее, удовлетворенное.

Первый свет в его новой жизни пробивался сквозь прорехи в тяже-

лой, грубой ткани.

А вот первым запахом в его новой жизни был не яблоневый цвет. И

не кислый аромат перебродившего козьего молока.

Пахло всего-навсего гнилым мешком, который в более успешные дни

служил для хранения полусырого сена, потом был понижен в должнос-

ти и стал пыльной тряпкой, потом оказался сброшен с полок и неко-

торое время работал тряпкой половой... а сейчас отправлялся вмес-

те со своим содержимым в последний путь. Мешок тут был ни при чем

— просто хозяин топил ненужных котят.

Новая жизнь оказалась короткой, вздохнул Кречет перед тем, как

мешок с привязанным к горловине камнем окунулся в воды Западного

океана...

Тучи. Ветер. Сиплый клекот цапель.

Не увидеть мне исхода дня -

Сквозь ладони жизнь цедить по капле,

Погружаясь в зарево огня...

Небо не ответит на молитвы,

Пеклу богохульства не слышны.

Тем, кто не узрел последней битвы,

Более не важен ход войны.

Ткач не создает мечей и шлемов,

Булочник — не строит городов,

Ну а тот, кто вырвался из плена,

С камнем в море прыгать не готов.

Пламя. Дым. И небо, словно сажа,

Солнечным багрянцем шепчет мне:

Смерть — для тех, кто предан и отважен,

Жизнь — для тех оставь, кто поумней...

БУДУЩЕЕ

"Оставьте дорогу мертвых, идите тропой живых...

Так ты говорил, Талиесин?

Правильно говорил.

Великим магам — что дороги мертвых, что тропы живых, все едино.

Зато не все едино — жив оный великий маг или мертв."

Моргьен скупо улыбнулась. Великие маги умеют преодолевать стену

из нетесаных камней, которая разделяет Серые Равнины и земли жи-

вых, умеют уходить в смерть и возвращаться в жизнь. Умеют, даже

если некуда возвращаться. Как в ее случае. Однако, если возвраща-

ться некуда, великому магу приходится оставлять часть себя в краю

мертвых. И не просто часть, а очень... особую часть.

Нет, не Дар — он нужен, чтобы вернуться.

Не дух и не сердце — они нужны, чтобы пожелать вернуться.

Не разум и не память — без них возвращение обратится в горькую

пародию на себя же, вернувшийся без разума не будет многим отли-

чаться от восставших мертвецов, что прислуживают некромантам.

Не плоть — на Серых Равнинах ее достаточно, в краю живых — тем

более, и проку от плоти ни там, ни там немного.

Эту особую часть Видящие Суть обычно представляют в форме све-

чи, которая не столько горит, сколько искрит. Искры эти не дают

тепла и не разгоняют темноту, но смотреть на них много приятнее,

чем на обычный огонь. Что собой представляет эта искрящаяся све-

ча, Видящие Суть до сих пор толком не знают. Видеть — видят, по-

нять не могут. Такое у них случается, хотя и нечасто.

Видящей Суть Морра не была. Но свечу видела. И держала в руках.

И прежде, и теперь.

Правда, теперь свеча была — ЕЕ свечой.

Она не могла сказать, что чувствует, оставляя твердый восковой

столбик на берегу безымянного озера, где не было воды. Она не ви-

дела искр, лишь Видящим Суть дано разглядеть собственный свет без

посторонней помощи. Но даже когда Моргьен потеряла из виду озеро,

наполненное пылью, даже когда она перебралась через невысокую ка-

менную стену и увидела впереди тропу живых, — она продолжала чув-

ствовать искрящуюся свечу.

Видящий Суть увидел бы больше. Он увидел бы, что с каждой иск-

рой, сорвавшейся с фитиля, свеча становится короче. Чуть-чуть, на

толику волоска — но короче.

Чтобы увидеть свет, следует поместить его в темное место, гово-

рили мудрецы — и были правы. Однако свет сам по себе не существу-

ет, он может быть лишь порожден чем-либо — а вот темнота в источ-

никах не нуждается. Поэтому свет может сиять хоть в самом сердце

темноты, но время его жизни там ограничено жизнью того, что его

порождает. Как время жизни костра ограничено запасом хвороста...

Сами Серые Равнины темнотой не были, привыкшие к дневному свету

глаза смертных (и не очень смертных, вроде магов) видели тут ху-

же, чем в краю живых, но все-таки видели. Не была темнотой и вы-

сящаяся на полуночной стороне Серых Равнин цитадель Нуаду Сребро-

рукого, седого бога воинов, судьбы и пророческих источников вроде

Ока, сокрытого где-то в Загорье. Цитадель эта была лишь дверью в

темноту, куда входили все могучие воители-герои древности после

завершения погребальной тризны по ним. На таких тризнах сама Мор-

гьен, разумеется, никогда не присутствовала, но наслышана была -

благодаря хотя бы тому же Талиесину, бард ведал о подобных вещах

непозволительно много. Ходили упорные слухи, что по другую сторо-

ну темноты есть выход в царство света, но пока ни один из великих

героев прошлого не возвращался из чертогов Нуаду, ни через дверь,

ни через тот, второй выход...

Серые Равнины не были темнотой, как не были и светом.

Искрящаяся свеча стала чем-то вроде маяка, только наоборот — не

указывала направление к себе, а открывала дорогу прочь от себя. В

край живых. И провести в этом краю Морре предстояло столько, ско-

лько будет гореть свеча. Ни мгновеньем больше.

Разве что... если отыщется истинно великий герой, который возь-

мет ее свечу, войдет в цитадель Среброрукого, нырнет в темноту и

выйдет к свету по ту сторону, — если вдруг случится так, у госпо-

жи Моргьен окажется очень и очень долгая жизнь. Это Королева Моря

знала уже сейчас, толком не вернувшись в мир живых.

Но она пока не решила, стоит ли искать такого героя, хочется ли

ей жить так долго. Сейчас — да, сейчас жить хотелось, потому Мор-

ра возвращалась из земель мертвых. Однако ее не привлекала вечная

жизнь или достаточно полное приближение к таковой. Слишком много-

му бывшая владычица фоморов научилась у Пенорожденных.

СКАЗАНИЕ ПЯТОЕ. ВСКОРОСТИ

Смерть вливалась в горло горько-соленым привкусом неудачи, про-

маха в последнем прижизненном волшебстве. Кречет пожалел, что не-

когда отверг тропу Лосося, случись иначе — теперь он мог бы поз-

волить воде свершить необходимое, а потом высвободиться и уплыть

на все четыре стороны...

Но в конце концов, он выбрал то, что выбрал. И значит, придется

встать на дорогу мертвых.

"Да, Талиесин, ты предупреждал... и многие последовали доброму

совету. Кто смог."

Почему-то слова барда вспомнились именно сейчас, хотя проку от

них не было никакого.

Оставьте дорогу мертвых, вам нечего ждать от них.

Для выбравших путь свой твердо — не нужно следов чужих.

Для выбравший путь свой твердо довольно обид былых:

Оставьте дорогу мертвых, идите тропой живых...

Для тех, кто идет сквозь пламя, сквозь бури, туман и лед -

Не станет стена из камня преградой в края щедрот.

Не станет стена из камня помехой — наоборот,

Для тех, кто идет сквозь пламя, не надо иных ворот.

Вам, верящим в силу дара, вам, знающим правду лжи -

Ваш мир называли старым, молчаньем копя гроши.

Ваш мир называли старым не властные разрешить

Вам, верящим в силу дара, по-старому в мире жить.

Оставьте дорогу мертвых, ушедшего не вернуть -

И пусть поминают черта избравшие дальний путь,

И пусть поминают черта сменившие лик и суть:

Оставьте дорогу мертвых — и сможете отдохнуть...

Что-что, а отдыхать Кречету особенно не приходилось. Да он и не

хотел — отдыхать, полагая бездействие уделом мертвых, причем та-

ких мертвых, которым уже точно нет дел до мира живых. Стать мерт-

вецом мудрый друид был в принципе согласен, переть против колеса

жизни ничуть не полезнее, чем мочиться против зимнего урагана (и

конечный результат у этих действий, по большому счету, не слишком

различается). Рано или поздно, умирать придется всем.

Многие полагают, что время, место и способ перехода от жизни к

смерти имеют большое значение, что достойная смерть способна чуть

ли не искупить недостойную жизнь... многие полагают так и стремя-

тся своей смертью подвести итоги, причем кое у кого это даже по-

лучается. К сожалению или к счастью, братство друидов знало о та-

ких вещах немного больше этих самых "многих"; в частности, знало

о неспособности преодолевших стену из старых камней и попавших на

Серые Равнины вести подсчеты и проверять какие-либо цифры. Поэто-

му "искупление", "итоги" и прочие действия, связанные с несложной

для посвященных символикой цифр и вычислений, важны только и иск-

лючительно для живых.

Посему Кречета не огорчила бестолковость нынешней смерти.

Разумеется, обличье котенка на нем не удержалось, тем более что

тот был слишком мал и не проходил, как взрослые кошки, дарующего

восемь дополнительных жизней пути Beatt-ochta. Кречет шел в обыч-

ном для себя воплощении пожилого, но покуда еще крепкого странни-

ка. Традиционную празднично-белую накидку, в какой уходили в край

мертвых друиды, он накинуть не удосужился — при жизни Кречет тоже

предпочитал не носить эту яркую тряпку и редко появлялся на пыш-

ных празднествах, где друид без подобной ритуальной одежды выгля-

дел куда более странно, чем безоружный боец в сердце битвы. Для

друида, облаченного по всей форме, вероятно, в стене отворилась

бы специальная калитка, увитая плющом и отмеченная комками омелы,

но Кречет в калитках не нуждался и просто перелез на ту сторону:

нетесаные камни были сложены далеко не по отвесу, а до верхнего

края стены рослый человек мог дотянуться без большого труда. Эта

стена никого не сторожила на Серых Равнинах и никому не препятст-

вовала проникнуть туда, она служила просто символом. Впрочем, как

и калитка, и омела, и плющ.

Приблизительно в тринадцатый раз за свою жизнь он посмотрел на

неровные пустоши цвета остывшего пепла, не торопясь спустился со

стены и пошел туда, куда представлялось правильным. Серые Равнины

не знают верных и неверных направлений, каждый движется туда, ку-

да считает нужным (а те, кто предпочитает покой, рассыпаются пра-

хом и становятся частью этих земель в самом прямом смысле). Около

одной из местных луж, наполненных пылью вместо воды, Кречет при-

метил чью-то искрящуюся свечу и решил взять с собой, вместо факе-

ла, который здесь бесполезен. ЗАЧЕМ оставляют в краю мертвых та-

кие свечи, он знал; если хозяин свечи до сих пор жив — вреда ему

не будет, а если умер до срока — свеча все равно никому не нужна.

НАСТОЯЩЕЕ

Морская пена окрасила ее волосы сединой, морская вода провела

по гладкой коже несколько морщин. Ничего удивительного, это живым

море возвращает юность и здоровье — мертвые, наоборот, упомянутые

юность и здоровье в море мгновенно утрачивают. Потому полумертвое

племя фоморов некогда рвалось на сушу... а не прорвавшись, стало

мертвым окончательно.

К вечной юности Моргьен не очень стремилась. Такой дар из всех

живущих имеют лишь Эльдар, и ведающие о строгих законах равнове-

сия даже думать не хотят о том, чем Рожденные-под-Звездами расп-

лачиваются за свое нестарение. А точно знающие эту цену и подавно

не желают вечной молодости, если способны видеть хоть на волосок

дальше собственного носа. Нос у Морры был по меркам гэлов и ллог-

ров довольно длинный, но и слабым зрением она не страдала.

Потеря молодости ее не заботила — нельзя потерять то, чего бо-

лее не имеешь. Моргьен свою молодость честно прожила, в час гибе-

ли от рук Ниала О'Доннела ей было около ста двадцати. Так что по-

чувствовать себя живой — этого хватало. А здоровье... здоровье

можно приобрести. У магов, лишенных звездных даров Эльдар, с дав-

них пор налажено изготовление целительных снадобий, которые отог-

нать смерть и старость, конечно, не могут, зато способны скрасить

их ожидание. Это и дает волшебникам возможность жить много дольше

простых смертных. Без Воли и Дара эти снадобья жизнь не продлят,

более того, не имеющего достаточно могучего Дара или утратившего

веру и желание жить волшебное лекарство вмиг отправит в могилу, -

однако, не скрытые снадобьями Воля и Дар, примененные для продле-

ния жизни мага, эту жизнь укорачивают. Не сами по себе, нет — от

ошибок убережет опыт, какой приобретает всякий маг, доживший до

старости. Жизнь волшебника, который пренебрег лекарством, укора-

чивают рвущееся ввысь черное пламя Дара, обвивающее хрустальный

стержень его Воли — и Ловчие, стремящиеся к этому маяку. Истреби-

тели Нечисти, как иногда (незаслуженно) зовут их; борцы со злом,

как иногда (так же незаслуженно) зовут они себя сами; ниспровер-

гатели тьмы — а вот этот последний титул, забытый много лет на-

зад, правдив от и до.

Так было не всегда.

Но с той поры, как Фион Могучерукий расколошматил черную луну и

лишил землю защитного панциря, дело обстоит именно так. Это, а не

упавшие в море обломки, погубило фоморов: старикам не хватило за-

пасов лекарства, ингридиентов для которого не найти в море (да и

на суше трудновато), а молодых, отправившихся в поход на поиски

нужных трав и камней, перехватили на равнинах Лангра древние вра-

ги, кланы Детей Дану — Де Даннан.

"Пусть бушует прибой — под свинцовой волной все навеки и прочно

забыто..."

Под волной — забыто, кивнула Королева Моря, однако кое-кто еще

помнит правду. И не только среди спящих вечным сном под курганом

на границе Лангра и Оверни, на левом берегу Гаронны.

Другой вопрос, что правда эта не нужна ни мертвым, ни живым...

Эта мысль заставила Моргьен остановиться в нескольких шагах от

входа в свой прежний дворец. Коль скоро ни мертвым, ни живым ни к

чему эта правда — нужна ли мертвецам-фоморам живая владычица, чья

власть зиждется именно на знании этой правды?..

Ответ был очевиден.

Повернувшись спиной к несостоявшемуся будущему, Морра двинулась

к стертой коралловой лестнице, ведущей на поверхность. Мимо про-

бежал, не заметив едва бредущую волшебницу, великий герой Ниал;

подмышкой он держал свою подружку, Ивин, освобожденную из плена у

злобной Королевы Моря, каковая королева уже испускала последний

дух. Догонять великого героя или окликать его Моргьен, разумеет-

ся, не стала.

СКАЗАНИЕ ШЕСТОЕ. ВПОСЛЕДСТВИИ

Похороны знаменитого по всей Галлии барда Талиесина собрали не

так уж много народу. Сказать по правде, совсем немного. Простой

бродячий менестрель, что зашел в на незнакомый хутор и ночью мир-

но скончался от сердечного приступа, и то мог бы похвастать более

пышным похоронным кортежем.

Была ли причина в том, что некоторые песенки Талиесина достав-

ляли удовольствие лишь ему самому, но не слушателям, что жаждали

веселья и развлечения, а получали издевательски рифмованную лек-

цию о сущности бытия? Или в том, что бард в грош не ставил богат-

ство, звание, положение и прочие общественные заслуги тех, с кем

встречался? А возможно, злую шутку с Талиесином сыграла Сборщица

Душ, "расплатившись" за многочисленные шуточки, которые бард при

жизни отпускал в ее адрес?

Во всяком случае, у погребального костра находились только чет-

веро, и только двое из них ни от кого не скрывались. Нашедший те-

ло парнишка, по обычаю прибравший себе ценности покойного и по

обычаю же снарядивший его в последний путь, и отец парнишки, про-

следивший, чтобы все было сделано как надо. Провести обряд сам он

не мог: преждевременная старость так скрючила Ниала О'Доннела по

прозвищу Длиннорукий, что передвигался бывший великий герой лишь

с помощью клюки и замысловатой ругани.

Когда костер прогорел, две тени скользнули между мгновениями и

заставили двух О'Доннелов замереть на месте. Временно, превращать

их в каменные изваяния навечно не было нужды.

— Прощай, бард. — Голос принадлежал старику, проводившему в мир

иной многих своих знакомых и расстающегося еще с одним из них. -

Да обретешь ты в пути запасные струны для лиры — а все прочее сам

добудешь песнями.

— Прощай, Талиесин. — Пожилая и уставшая женщина говорила так,

как говорят с былым другом, верным недругом и добрым соперником,

когда соперничество, вражда и дружба уже не имеют значения. — Да

не будет тебе в пути иной удачи, кроме удачи твоей музыки и слов,

да не заплатишь ты иным даром, кроме дара быть самим собой.

— Не очень лестное пожелание, Королева, но я принимаю его, — с

насмешкой заявил призрак барда, тонким дымом поднимаясь с оранже-

во-серого ложа из горячих углей. — Встретимся на пиру у Серебря-

ной Руки, Морра.

— Сомневаюсь, — заметила тень старика.

Та, которую призрак назвал Моррой, шагнула сквозь огонь и от-

бросила капюшон, скрывающий лицо старика.

Но под капюшоном темного плаща не было ни лица, ни головы.

В следующее мгновение плащ с шорохом осел наземь и обратился в

лохмотья столетней давности.

БЫВШЕЕ

Девочка очень любила слушать сказки. И еще больше любила сочи-

нять их, дополнять новыми деталями, в каждой сцене воображая себя

главной героиней. А как же иначе? Для этого сказки и существуют,

давая детям возможность ощутить себя на месте великих героев, ма-

гов, риксов, бардов и прочих выдающихся особ, не сталкиваясь при

этом с риском, предательством и разочарованием, неизменными спут-

никами указанных особ.

Девочка Морра так и не поняла, в какой именно момент черта меж-

ду сказкой и былью растворилась, смытая волнами Узкого моря. Ка-

залось бы, только что нянюшка Маэв рассказывала байку о знамени-

том волшебнике по прозванию Кречет, о его детстве и юности, — и

вот этот самый Кречет вытаскивает промокшую до ресниц шмакодявку

из жадных щупалец прибоя, отмахиваясь от ревущих волн и грозя по-

сохом морской пене. Люди потом говорили, что буря налетела с за-

пада, опустошила округу, погубила почти две сотни человек и оста-

вила без крова тысячу с лишним, — десятилетняя Моргьен ЗНАЛА, за

кем пришла эта буря. Пришла и не получила, потому что Кречет при-

шел за бурей и вырвал у нее добычу. Насколько добыча была закон-

ной, сам волшебник, предпочитавший зваться друидом, не рассказы-

вал, а Морра боялась спросить.

Правда, обо многом другом девочка спрашивать не затруднялась. И

на некоторые вопросы Кречет отвечал сразу, на другие обещал отве-

тить через некоторое время (и выполнял обещание), третьи оставлял

без ответа (мол, сама поймешь, когда вырастешь), а четвертые ак-

куратно собирал, складывал в кипу и прижимал неровным куском неф-

рита, чтобы ответить сразу на несколько. Случайную свою воспитан-

ницу он обучал вещам не совсем обычным, но и не так, как у магов

и друидов заведено наставлять своих учеников-наследников. Моргьен

далеко не сразу поняла, кто она (точнее, ЧТО она такое, на какие

вещи способна), но как только это до нее дошло — пятнадцатилетняя

девушка дала деру, словно за ней гнался сам Рогатый-Кернуннос во

главе Дикой Охоты. Убежать ей удалось на удивление далеко, через

Ллогрис, Гитин и Овернь до самого Лазурного берега, отвоеванного

у гэлов Империей лет за пять до того. На границе Империи Моргьен

и остановилась. Остановилась, почуяв впереди опасность куда более

серьезную, чем та участь, которую, по ее мнению, готовил для вос-

питанницы Кречет. Тем самым Морра сохранила себе жизнь и свободу,

обойдя стороной бешеный отряд Ловчих, что блуждал по землям Сре-

диземноморской Империи со времен кончины Архимеда, величайшего из

Arithmancii.

С Кречетом она свиделась только через два года, уже продвинув-

шись достаточно далеко по тропам Посвященных, чтобы не испугаться

встречи. Но пугаться было нечего: друид просто поинтересовался,

как жизнь и не нужно ли чего, рассказал последнюю байку о Черном

Властелине из Загорья, посмеялся вместе с Моррой над хроническим

невезением очередного кандидата в великие маги — а затем, не про-

щаясь, пошел своей дорогой.

Он всегда, с некоторой обидой думала молодая колдунья, поступа-

ет так, как хочет, не считаясь ни с кем и ни с чем. Обижаться на

это было, пожалуй, бессмысленно, однако охарактеризовала прежнего

наставника Морра абсолютно верно.

Много позднее она поняла, что как раз эта свобода в действиях и

делала Кречета столь грозным в своей непредсказуемости противни-

ком. Пожалуй, даже слишком поздно...

СКАЗАНИЕ СЕДЬМОЕ. КОГДА-НИБУДЬ

Старый маг, прозывавшийся Кречетом, сидел на берегу пруда и ло-

вил рыбу. Самую обычную рыбу, самой обычной удочкой, на самых что

ни на есть обычных червей.

Пруд был весьма обширным, но озером его люди знающие не называ-

ли. Озера обязаны своим возникновением природе, тогда как пруд -

почти всегда рукотворен, ибо где-то создана заПРУДа, что препят-

ствует обычному течению рек или ручьев, те разливаются и образуют

водоем. Запруда, конечно, не дамба или плотина, однако обыкновен-

но нуждается в присмотре, без него — вскоре объявится течь и ру-

котворный водоем исчезнет или сильно обмелеет, оставив заболочен-

ную низину.

Но этот пруд, будучи рукотворным, несколько столетий (или даже

тысячелетий) прекрасно существовал сам по себе. Ну, почти сам по

себе — запруду поддерживали в порядке те, кто ничего о ней не ве-

дал и ведать не желал. Обитатели крошечного замка-храма на остро-

ве посреди пруда.

Каэр Банног, так звался замок. Мало кто знал, что в островных

чертогах во время оно обитали короли Ллогрис; истинные короли, не

теперешние риксы и даже не легендарные ард-риксы. Было это до тех

времен, когда с запада прибыл Парлан и его железный флот с огнен-

ными парусами, а с востока пришли гэлы, бежавшие из Загорья. Не-

которые сказания причисляли этих королей к прачеловеческому роду,

но Кречет, сам наполовину ллогр, лишь усмехался этому. Человек и

человечество старше, чем полагает большинство мудрых...

Поплавок дернулся — раз, другой. Кречет подсек, выдернул из ос-

тавшегося недвижимым пруда толстого карася, ловким ударом оглушил

рыбу и бросил рядом на траву. Ужин есть, да еще и на завтрак ос-

танется.

Потроша рыбину, он наткнулся на металлический ободок. Промыл в

чистой воде, протер песком — и на ладони сверкнуло тонкое сереб-

ряное кольцо. По наружной стороне шли полузнакомые руны дверлин-

гов, внутреннюю отмечали угловатые письмена Старого Мира.

Полюбовавшись игрушкой, друид нацепил ее на палочку нужной тол-

щины и опустил в кошель. Через несколько дней он окажется вблизи

морских берегов, туда и надо будет пристроить находку. Пусть пла-

вает и ждет нового хозяина. Какого-нибудь великого мага-чародея,

грезящего о Кольце Власти. Пусть носит и платит цену этой власти.

Самому Кречету эти игры давно надоели.

Великим магом он в свое время считался. Время это давно прошло

и Кречету не было более места среди живых, волшебники они там или

кто.

Но в том-то и разница между великим магом и магом истинным, что

последний не обращает особого внимания на смерть и продолжает то,

что считает нужным сделать. А что в точности считал нужным Кре-

чет, ведал лишь он один.

Когда-нибудь, возможно, это и остальным станет известно.

Возможно.

Когда-нибудь.

Или — не станет. Потому что знака красного дракона на теле ста-

рика, сидящего у пруда, не было...

К О Н Е Ц