Чешуя и хвост. Странник

Пролог

Первое, что я услышал — это низкий, грубый, с небольшой хрипотцой голос. По его интонации я сразу понял: Хрипун, так я его про себя окрестил, был взволнован и, что немаловажно, взбешён...

— Как обыкновенная сабля могла проткнуть шкуру драконида? — сказал обладатель хриплого голоса.

Хм... Какие к черту дракониды? Куда я вообще попал?

Я тут же попытался пошевелить сначала руками, а затем ногами, но спустя пару мгновений был вынужден прекратить свои жалкие потуги. Тело не слушалось и, судя по всему, слушаться вообще не собиралось.

Что ж — раз такое дело, то придётся слушать дальше, чтобы попытаться хотя бы примерно понять, в какой дыре я нахожусь.

— Урга, это была не просто сабля! Она была сделана из нирамского серебра, — ответил Хрипуну высокий, изредка переходящий на визг голос.

Урга? Я таких имен отродясь не слыхивал. Может, какое-нибудь казахское или монгольское? И что ещё за нирамское серебро, которым проткнули шкуру непонятного существа, имеющее звучное название драконид? Как-то много вопросов за пару мгновений, прошедших с момента моего пробуждения. Вы так не находите?

— Какого Харшасса имперское серебро делало на корабле Безглазого?! — гневно воскликнул Урга.

Судя по тону Хрипуна, могу предположить, что Харшасс — кто-то на манер черта. По-другому интонацию парня с монгольским именем я трактовать не мог.

— Я ... Я не знаю! И... И вообще, как ты смеешь так разговаривать с шаманом?! — запинаясь, ответил Пискля — обладатель высокого голоса, в конце полностью сорвавшись на визг.

— ТЫ НЕ ШАМАН! ТЫ ЖАЛКАЯ ПАРОДИЯ НА ШАМАНА! ТРУСЛИВЫЙ СКРИНС!— прорычал Урга.

Хм... похоже, что Хрипун очень зол.

— Да как ты смеешь! Я...

— О, ЕЩЁ КАК СМЕЮ, — тут же перебил плаксивый голос Урга. — Если бы ты, отрыжка кракена, при абордаже находился возле Хаша, то Безглазый, чтоб он вечно блевал медузами на Полях Вечной Охоты, не смог бы ранить нашего капитана.

— Но...— плаксивым голосом тут же попытался возразить Хрипуну Пискля.

— Никаких 'но', — вновь перебил писклявый голос Урга.— Ты опозорил славное имя шамана и имя своего отца Гурна Кровожадного — одного из величайших разбойников Картоза. В первом же пиратском порту тебя, Гарн, высадят. И в следующий раз, если я тебя увижу — прикажу повесить на рее. Я всё сказал.

— Я прошу: дай мне ещё один шааанс! — громко всхлипнув, проревел Гарн. — Пожалуйста!

— Нет. И ещё: до того момента, пока мы не прибудем в порт, ты отвечаешь за здоровье капитана своей вшивой головой!

В то же мгновение яростно хлопнула дверь, а спустя секунду до меня донёсся гул быстро удаляющихся шагов, сопровождаемый легким поскрипыванием деревянных половиц.

Могу предположить, что Урга только что ушёл и, судя по многочисленным всхлипываниям возле моего тела, оставил плачущего Гарна со мной наедине. Атас просто: о лучшей компании, чем этой плакса, и мечтать нельзя.

Удивительно, но мои ожидания по поводу истерики, которую Гарн сейчас должен был закатить, не оправдались. Почему должен был? Всё невероятно просто — из столь эмоционального диалога мне стало понятно, что Гарн — парень не очень-то уравновешенный, а потому просто обязан был после ухода Урги закатить скандал. Но, как говорится, гении тоже ошибаются...

Ход моих мыслей перебил звук прогибающихся досок половицы, а через пару мгновений я почувствовал аромат давно немытого тела и спокойное теплое дыхание возле моего лица.

Решив, что всё же стоит явить миру мои ясны очи, я сделал усилие и быстро распахнул глаза, на несколько секунд ослепнув от яркого, как мне показалось, света.

Как только зрение более-менее вернулось, я с прищуром, словно китаец-чекист, начал осматривать помещение, в котором находилось моё драгоценное тело, с величием возлежавшее на кровати.

Хотя... кроватью это издевательство над позвоночником назвать у меня язык просто не поворачивался. Ибо это была особая и очень изощрённая разновидность деревянной скамьи, поверх которой лежал невероятно тонкий матрас, набитый чем-то колючим на манер шерсти.

Однако, вернёмся к нашим баранам... А точнее: к осмотру сего дивного помещения.

Итак, я находился в тускло освещённой, небольшой и бедно обставленной комнатушке. У стены с небольшим овальным окном из мутного стекла, находившейся по левую сторону от моей кровати, стоял добротный дубовый стол, заваленный какими-то зелёными кристаллами и чуть пожелтевшими листами пергамента. У противоположной стены — сундук, обитый железом, деревянный видавший виды шкаф и парочка табуретов с четырьмя ножками, на которые я, если честно, не рискнул бы садиться.

Закончив осмотр комнаты, я уставился на единственный выход из этого убого помещения — дверь, находившуюся напротив моей кровати. Точнее даже не на неё, а на нарисованный на древесине символ — синюю руну, вписанную в такого же цвета шестиугольник.

Знак манил и привлекал, в нём чувствовалось что-то необычное, магическое... что-то родное. Почему? Ответить я не мог, тем не менее продолжая рассматривать каждую его линию, каждый изгиб...

Наконец, вдоволь насмотревшись на дверь, что со стороны выглядело наверняка комично, я медленно оторвал от неё взгляд, после чего перевёл его на человека, находившегося в тени шкафа.

Судя по всему, Гарн, стоявший надо мной, когда увидел, что я открываю глаза, молниеносно отпрянул назад и теперь с интересом наблюдал за недоумением моей персоны.

Человек, стоявший в тени шкафа, производил впечатление слабого и противного существа. Маленького роста, примерно метра полтора, щуплый, тощий — он вызывал во мне своим видом лишь чувство омерзения и брезгливости.

— Капитан, с вами всё в порядке? — спросил Гарн.

Хм... Голос, которым Пискля сейчас разговаривал со мной, тембром очень отличался от того, какой они использовал при разговоре с Хрипуном. В нём было больше уверенности что ли? Да и повизгивания, которое Гарн периодически использовал в разговоре с Ургой, слышно не было. Однозначно, парень не так прост, каким кажется.

Кроме меня и Гарна в комнате никого не было, поэтому вопрос адресовался, по всей видимости, мне. И интересно, с каких это пор я вдруг стал капитаном? Ладно, с этим вопросом буду разбираться потом, а сейчас нужно же что-то сказать ожидающему моего ответа Гарну.

— Да, со мной всё хорошо, — сказал я низким и немного шипящим голосом.

Эм... я всегда отличался приятным баритоном, коим, не скрою, очень гордился. Сейчас же звуки, произносимые мной, очень напоминали шипение разъярённой змеи. Мне всё меньше и меньше нравилась ситуация, в которую я попал. Вряд ли галлюцинации от небольшой порции алкоголя, принятой мной вчера на день рождении у коллеги по работе, могли быть настолько реалистичными.

— Вам нужно ещё поспать, чтобы восстановить силы, — произнёс Пискля.

Хм, а ведь ты прав, Гарн. Мне нужно срочно обмозговать ситуацию, в которую я попал, а для этого нужно обязательно остаться наедине со своими мыслями.

— Ты прав, Гарн, — обратился я к таинственному человеку по имени.

После этих слов Пискля неторопливо вышел из тени шкафа, попадая под тусклый желтый свет фонарика, висящего под потолком.

Когда я понял, кто передо мной стоит — впал в лёгкий ступор. Дело было в том, что Гарн был не совсем человеком. Точнее он вообще не был человеком — он был ГОБЛИНОМ!

Да, именно гоблином. Гуманоидом с зеленой кожей, маленькими желтыми клыками, торчавшими из под верхней губы, огромными, как у летучей мыши, ушами, и большими карими глазами, смотревшими на меня с интересом. На его левой щеке красовался тот же самый знак, что и на двери. Сам гоблин был одет в одежду, внешним видом напоминавшую одеяния индейских шаманов. В правой руке он держал обнаженный, примерно сорок сантиметров в длину, серебряный кинжал, немного поблескивающий в свете тусклого фонаря.

Пускающее блики пор комнате оружие, острие которого было недвусмысленно направлено в мою сторону, меня весьма пугало. Это могло означать лишь одно: гоблин хотел меня убить, пока я дрыхнул без задних ног. Да уж — слава яйцам, я вовремя проснулся.

Когда Гарн подошёл ко мне вплотную, я увидел несколько длинных полосок шрамов, пересекающие его лицо, что доказывало о насыщенной боевой жизни гоблина. Ну... Или он просто не умел бриться.

Я усмехнулся: любой бы на моём месте уже вовсю вопил от страха, а я немного шучу, хоть, признаюсь, не весьма неудачно.

Наклонившись надо мной, гоблин немного картинно, с лязгающим звуком трущейся стали, убрал кинжал в ножны, висевшие на поясе. Затем он, не теряя времени, тут же начал выделывать пасы руками, при этом не переставая бормотать себе под нос какую-то непонятную чушь.

— Гарн? — произнёс я, стараясь не показать своего волнения в голосе.

— Да? — гоблин с интересом в глазах посмотрел на меня, на мгновение прервав свой шаманский ритуал.

— Несмотря на то, что ты плохо проявил себя в последней битве, я ... Я тебя прощаю.

А что я ещё мог ему сказать? Он меня зарезать хотел, а я даже шевелить конечностями не могу. Тем более, если бы хотел — уже давно бы мог меня к праотцам отправит. Так что лучше лишний раз продемонстрирую ему, что ничего против него не имею. Ведь, если подумать, так оно и есть

— Спасибо, — спокойно произнёс гоблин, губы которого тронула легкая улыбка. — Я буду самым преданным вашим слугой на этом корабле.

— Не сомневаюсь в этом, — я сделал усилие и кивнул головой, слыша хруст собственных позвонков.

Ага! Конечно, так я тебе и поверю, зеленокожий хитрец.

Гоблин тем временем посмотрел на меня своими карими глазами, после чего, положив сухую мозолистую ладонь мне на лоб, с весельем в глазах произнёс:

— Спите, мой капитан!

Я ещё успел подумать о том, что уж очень темнит этот Гарн и надо бы держать с ним ухо востро, а затем мои веки потяжелели, и я, ещё секунду назад бодрствующий, чуть ли не мгновенно провалился в царство Морфея.

Дворец светоносного Арвейна

— Что привело тебя, брат, в мою скромную обитель? — спросил бог Света и Порядка у Харшасса, возникнувшего из чёрного пламени в самом центре тронного зала.

— Брат мой светоносный, Рейн проснулся.

По золотистым сполохам, пробегавшим по чёрным как смоль крыльям, стало понятно: Харшасс — бог Хаоса и Тьмы, обычно невозмутимый, был взволнован и растерян.

— Что заставило отца очнуться от тысячелетнего сна?

Несмотря на беспокойство, охватившее бога Порядка и Света, он старался выглядеть спокойным и невозмутимым. Что, признаться, ему удавалось без особых проблем.

— Не знаю, ясно лишь одно: если бог равновесия проснулся, значит...

— Мир в опасности, — перебил Харшасса Арвейн. — Нужно срочно лететь к отцу!

В одной руке Арвейна точно по волшебству появился небольшой золотой кубок, инкрустированный самоцветами, а в другой — серебряный двадцатисантиметровый клинок.

Не медля ни секунды, он со всей силы полоснул кинжалом по ладони. Из образовавшейся раны прямо в кубок начала медленно капать золотистая кровь бога — ихор. Дождавшись, пока чаша наполнится до нужной отметки, Арвейн молниеносно отнял руку, которую уже успел залечить, после чего молча передал кубок Харшассу, который без слов повторил ту же самую процедуру.

Спустя пару секунд в чаше находился ихор уже двух богов — бога Света и бога Тьмы.

Взявшись двумя руками за кубок, братья неспешна начали напевать текст заклинания. Голоса двух богов эхом раздались под сводами дворца, многократно увеличивая мощь творимого ими волшебства. С началом этой завораживающей своей силой мелодии чаша стала слегка светиться и издавать слабый шум. С каждым произнесённым словом она светилась всё ярче и ярче, а гул, издаваемый её золотистым металлом, становился лишь только громче. Под конец заклинания от её белоснежного света и давящего шума любой смертный запросто мог остаться на всю жизнь глухим и незрячим. Любой, но только не боги.

После последнего произнесённого слова заклинания послышался звучный хлопок — братья открыли портал в место под названием Либрас, являющееся обителью бога равновесия.

Не медля ни секунды, Харшасс с Арвейном сиганули в голубоватое марево портала, благодаря которому уже спустя пару мгновений оказались высоко в горах, перед темным зевом пещеры и возлежавшей возле неё тушей бодрствующего золотистого дракона — хранителя сна Рейна. Завидев братьев, он смерил их задумчивым взглядом, в котором явственно чувствовалась угроза, а затем, спустя пару мгновений размышлений, наконец, громко проревел:

— ПРОХОДИТЕ, ХОЗЯИН ЖДЁТ ВАС!

Боги не стали ждать повторного приглашения и, в быстром темпе пройдя мимо золотистого дракона, пересекли порог пещеры, в середине которой стоял Трон. Да, именно с большой буквы.

На Троне сидел седовласый старик, державший в сухеньких от количества прожитых лет руках золотые весы — Весы равновесия мира. Несмотря на его обманчивый вид, братья прекрасно понимали: сила, подвластная их отцу, может уничтожить богов Света и Тьмы за каких-то пару мгновений.

Одновременно встав на колени и склонив голову в знак почтения, они стали внимать слегка поскрипывающему голосу старика.

— Дети мои, появилась сила, которая может погубить нас — Богов, — посмотрев на вмиг побледневших сыновей, старик продолжил пафосным тоном: — Драконид с душой человека из другого мира имеет огромную силу, о которой пока ещё не подозревает. Вам стоит уничтожить его, пока не стало поздно!

— Отец, ты и сам знаешь, что мы не можем уничтожить драконида, — не поднимая головы, произнёс в пол Арвейн. — Мы не можем вмешиваться в ход событий — это поколеблет закон равновесия миров, — в голосе бога Порядка на мгновение мелькнуло беспокойство.

— Я знаю, мой сын. Но я и не говорю про прямое вмешательство в судьбу драконида. Вы должны лишь направлять его к смерти, как послушную марионетку, — властно произнёс Рейн. — Иначе Мирозданию может придти конец...

— Хорошо, отец, — сказал Харшасс, слегка приподняв голову и с интересом наблюдая за лицом старика. — Мы уничтожим его, — тон бога Тьмы был полон решимости.

— Не сомневаюсь в этом, сын мой, — полоска губ старика исказилась в довольной усмешке. — А теперь идите, — Рейн благосклонно кивнул, давая понять, что теперь аудиенция окончена.

— Слушаемся, отец, — одновременно поднявшись с колен, произнесли сыновья Рейна. — Мы сделаем всё, что потребуется.

Братья развернулись и с видимым облегчением двинулись прочь от выглядевшего таким безобидным старика. Могущество Рейна подавляло даже его сыновей.

Глава 1

В которой герой понимает, в какую задницу попадает... Надо же — стихами заговорил

Проснувшись, я сладко потянулся.

На грани сознания я заметил, что кровать какая-то не такая. Но этой мысли я не предал должного значения, продолжая с удовольствием нежиться в постели.

Открывать глаза и вставать не хотелось, поэтому лёжа таким образом несколько минут, я начал вспоминать приснившийся мне накануне ночью кошмар. Он был настолько реалистичным, что я даже на некоторое время поверил в его реальность.