ПОСЛЕДНИЙ
Пролог
Теплым осенним вечерком, в самом преддверии праздничной недели, когда грифоны начинали вить гнезда, а мантикоры углублялись в пещеры, дабы предаться брачным играм на южной дороге к Альсидару было как всегда оживленно.
Оторванные от цивилизованных высот провинциалы спешили за выходные поскорее продать свои товары и купить в городских магазинах подарки, чтобы успеть вернуться домой к началу Первого Дня1. Тачек, бричек, тележек, возков, обозов было так много, что это зрелище сражало сердца впервые взятых с родителями 'в город' мальчишек наповал. По дороге на Альсидар двигалось столько людей, что их можно было бы принять за армию! Все от мала до велика спешили к городу! От деревенского пьяницы в стоптанных калошах, до предместного земледельца на заделанном под карету возу со своей шумной женой и многочисленными иждивенцами! Отдельной большой категорией были стайки развеселых девиц, выехавших, вроде как помочь, а на деле — рассчитывающих полюбоваться на городские чудеса и купить себе красивые бусы, сережки или колечко.
На продажу тащилось что угодно — от бурой свеклы и рыжеватых мандаринов, до крупного скота и рукоделья вроде собственноручно вязаной кофты. По особому для всей честной Оси случаю ворота храмового города оставались открытыми круглые сутки. Очереди казались бесконечными. Особенно те, что продвигались с Полудня. Этому способствовала не только заселенность южных предместий, но и находящийся несколько южнее города вход в Преисподнюю. Там сейчас было поистине жарко — люди спешили домой или в гости к давно не виданным родственникам, пользуясь быстротой которую предоставляла Бездна.
Альсидар всех встречал одинаково радостно — аляповато-яркими вывесками на стенах, приглашающими на увеселительные представления. В самые полезные магазины с 'самыми низкими ценами'. Нарядными штандартами, побеленными, покрашенными домами и праздничными венками на балконах и окнах.
И Храмом. Храм, к которому вели, в конечном счете, все дороги Альсидара, был главной местной достопримечательностью. Гигантских размеров прямоугольный колосс издали похожий своим видом на ограненный кристалл, в преддверии праздничной недели начинал по ночам мерцать таинственным золотисто-малиновым светом, приводя и детей и взрослых в дикий восторг. Лишая работу фонарщиков всяческого смысла, ведь дивное сияние плыло над всем городом, избегая лишь самым мелких проулков. Храм не имел конкретного названия и не был посвящен кому-то из Богов, но считался главной святыней Оси. Символом послушания смертных мудрости Владык.
Некоторые ортодоксы даже предполагали, что Храм на самом деле держит на себе весь мир, и не будь его, Ось перестала бы существовать. Эдакий мировой гвоздь. Официальная религия высказываться по этому поводу не торопилась. Ровно, как и опровергать такую точку зрения, считая суеверные слухи очень полезными.
В любом случае на эти праздники обитатели Оси со всех её уголков приезжали в Альсидар именно ради сияния Храма. Их социальное положение, возраст и пол не играл при этом совершенно никакой роли. Богатые и бедные... хотя преимущественно все же бедные. Сияние дарило здоровье, долголетие и счастье. По крайней мере те, у кого ничего из перечисленного не было, в это искренне верили.
Отличительной чертой религиозных паломников было то, что почти все они одевали грубоватые бежево-серые плащи, по фасону напоминающие одежды священнослужителей. Только без каких-либо отличительных знаков и символов. Гвардейцы, стоя на воротах, только устало прикрывали глаза, едва завидев очередную группу молельщиков и пропускали их без лишних вопросов. Потому и не заметили, как в Альсидар пришел тот с кого начнется наша история.
Он прошел Полуденные врата уже на закате, когда подступы к городу освещали специально разведенные костры, и ступив на священные земли города некоторое время просто брел, без видимой цели, среди сотен таких же. Сливался с рабочими, селянами, паломниками и праздными путешественниками. Проявляя удивление там где нужно было удивляться и восторгаясь там где следовало. Только оставаясь при этом почему-то самим собой. Теряясь среди прочих, но, не теряя своей независимости.
Свечение Храма встречало возле самых ворот, подкрашивая валящий из каминных и печных труб дым, создавая непередаваемую красочную атмосферу рождающегося чуда. Люди вокруг охали, ахали и пораженно цокали языками, тыкали пальцами рассматривая многочисленные диковинки, а также товары на лотках особенно хитрых уличных торговцев, специально задерживающихся до позднего вечера, чтобы подороже всучить какому-нибудь простофиле кажущийся таким красивым хлам. Со всех сторон на гостей наседали всевозможные менялы и сомнительного вида покупатели, предлагающие свои услуги.
— Меняю этот браслет на двух твоих коз! — толковал солидного вида толстяк в собачьей шапке озадаченно чешущему затылок пахарю. В его руке поблескивал дешевыми стекляшками крашенный под золото браслет: — Ты не думай, ты бери скорее! Это ж самые что ни на есть натуральные убларские рубины.
— А што так дешево? — подозрительно потрогал 'рубины' мужик.
— Ха! Тоже мне умник нашелся! — не растерялся собачья шапка. — Если б моей жинке кожух к зиме не был нужен, думаешь, я бы продавал?
Мотыжник готов был клюнуть. Спекулянты, ростовщики, воры и мошенники на этих выходных так же спешили работать — все они, будучи в глубине души людьми богобоязненными старались сбыть все полученное нечестным путем в чистое серебро до начала праздников. Даже без учета комиссионных и налогов.
Впрочем, встречались и более любопытные случаи. Вроде... вроде во-он того малого, что безропотно пошел следом за подозрительными дядьками 'перекинуться в картишки'. Мошенники рассказывали веселые истории и показывали свое расположение к сельскому бирюку, про себя уже наверняка считая доход от нарядной одежки того. И не замечая веселых бесенят спрятавшихся глубоко в глазах 'дурачка', ровно, как и его рук с длинными поразительно тонкими (и наверняка ловкими) пальцами, для порядка измазанных землей.
— Лучшие игрушки! Подходите, выбирайте! Лучшие игрушки! — призывно кричал торговец, сидя на невысоком чурбаке в окружении белой стружки и разложив перед собой сплетенных из соломы и ярко раскрашенных куколок.
— Бусы, ожерелья, кольца, мониста... — монотонно бубнил другой, воровато озираясь по сторонам.
— Магический свет для ваших светильников! Самый дешевый, на основе натуральной магической энергии Гемона Небесного!
Кажущаяся при входе в город спаянной и дружной очередь постепенно рассеивалась, находя свое место в калейдоскопе веселого обмана. Кто-то зазевался, глядя на движения красных накидок и полупрозрачных шалей черноволосых танцовщиц, извивающихся под звуки флейты в приоткрытом шатре. Кому-то тут же понадобилось в трактир, а кто-то замечтался, рассматривая всевозможные выставленные на продажу поделки, вроде тех же источающих зеленый и синий свет камней, которыми украшали двери богатые лавки и мастерские.
Главная улица все не кончалась и не кончалась, ведя вперед, под горку к по-прежнему далекому Храму, возвышающемуся и словно бы поддерживаемому с четырех сторон тянущимися к нему каменными ступеньками. Тут надо заметить, что весь замысел зодчих, возводивших город в незапамятные времена, раскрывался издали. На расстоянии Альсидар выглядел как пирамида, с четырьмя ступенями, роль которых играли разделяющие районы крепостные стены с бойницами и башнями, а Храм, казался тупым наконечником пирамиды. Подлинной драгоценностью.
Городовые, встречаясь почти на каждом углу, громогласно покрикивали:
— Проходи! Не задерживайся! Проходи! — размахивая руками и чуть не силой подталкивающие деревенщину идти скорее, освобождая проход.
В предпраздничное время все ворота Альсидара делящие город на районы от нижнего к высшему были открыты, и формально любой мог пешком дойти до самого Храма. Другой вопрос состоял в том, что не каждого бы пустила охрана, которой появлялось все больше, чем дальше проходили гости.
Ко вторым воротам дошла едва ли треть приезжих. Постовые здесь никого не досматривали, просто стояли, молча, разглядывая приближающихся к святыне. Трое из них носили малиновых мундиры2.
Молодой паломник ощутил на себе цепкие, требовательные взгляды словно бы просеивающие его через гигантское сито человеческого песка. Вычленяющие из общей массы. Оценивающие, взвешивающие. Собаки при овечьем стаде выполняли свою роль. Их привлекла необычная для коренастых, оплывающих жиром или напротив астенически костлявых селян конституция парня. Тонкая талия, широкие плечи, крепкое здоровое тело, сила мускулов которого не могла быть скрыта даже простенькой одежкой пилигрима.
Опасным его не посчитали и спустя два шага цепкость во взглядах сменилась превосходством. Ощущение угрозы и вовсе пропало — малиновые принялись изучать других пришельцев. Дома здесь вытягивались вверх на целый этаж, венчаясь розетками и подпираясь красивыми портиками храмовой архитектуры. Двери лавок буквально светились магическим сиянием, привлекая глаз. На окнах висели приносящие удачу фигурки Демиургов, своим нарядным видом привлекающие в основном детей. Тут жили очень обеспеченные люди и, несмотря на формальную предпраздничную открытость города, ходить по району просто так было бы нежелательно.
Всё дальше не пройти. Дальше предел, у которого он навлечет на себя подозрения. К счастью дальше идти и не нужно.
Буквально на следующем же повороте паломник отделился от случайных спутников, оробело любующихся торжественной красотой Альсидара.
Он никогда не был в этом городе, но наметанный взгляд тонко подмечал все необходимые приметы. Вот сильно согнутый фонарь, портящий своим пострадавшим видом всю окружающую красоту. Вот вонючая лужа, прямо под чьим-то крыльцом. Крохотные детали выглядящие как работа неизвестных хулиганов, на самом деле разворачивались в путеводные указатели. Он шел, любуясь красотами храмового города, восхищаясь богатством медных ручек и росписей, стеснительно отводя глаза от симпатичных горожанок. И между тем безошибочно продвигался вперед, как унюхавший кровь шакал. Не шел по пути, а именно продвигался, потому что эти значки-указатели на самом деле никуда не вели. Именно в никуда ему и было нужно.
Городовые смотрели на парня без особой приязни, но и, не проявляя недовольства — для них он был совершенно обыденным. Как все. Они бы переменили свое мнение, увидь кто-то его глаза. Но глаза паломник скромно тупил вниз или же уводил в сторону.
Улицы Второго Района, иначе называемого Опорным, были примечательны для приезжих, горожан и малолетних сорванцов своей системой мостов-акведуков объединяющих оборонительные сооружения и некоторые из домов. Приезжие не могли натешиться на такую вот воздушную красотень над головами, горожане с большою неохотою были вынуждены под этими самыми мостами срезать дорогу, а малышня с удовольствием плевались и справляли малую нужду сверху на первых и вторых.
Вот к одному из таких мостов и вели паломника его странные указатели. И не просто к одному. К самому нелюбимому здешними забияками. Треснувшие поперек улицы в ряд булыжники. Почерневшее, несмывающееся пятно на белой стене дома. Подойдя к арке, скрывающей в тени проход на другую сторону улицы он помешкал, отыскивая взглядом нечто понятное только одному ему. Небольшие царапины на указателе, установленном у моста. Три длинных параллельных полоски, очень похожие на следы от гвоздя. Есть.
Оглянувшись для проформы, паломник пошел под мост. На ту сторону он не вышел.
... Он ступал по серым от времени и плесени ступенькам, слушая как капает поблизости стекающая из канализации мыльная вонючая вода, как пищат большие черные крысы, как плескаются в клоаках их не менее отвратительные обитатели. Спускался очень долго и глубоко, видя впереди только серое жерло уходящего вперед туннеля, проходящего рядом со стоками. Он шел под город, спускался ниже погребов и подвалов, ниже тайных лежбищ местных бродяг, ниже потайных лабиринтов, пронизывающих Альсидар подобно ходам гигантского муравейника, ниже природных пещер, слушая стихающие мало-помалу звуки цивилизации. Слушая собственные шаги, и твердо зная, что здесь никто за ним не уследит, никто не пройдет по следу ведь дорога позади, менялась каждую секунду. Он спускался в недра земли по прорубленному невесть кем пути, так глубоко, что дорога, казалось, занимала не один час.
Шел, пока кишка прохода не закончилась, одновременно со ступеньками и стенами... Темнотой. Сложилось впечатление, что Темнота сама прыгнула в один миг ему навстречу и сожрала все вокруг. Чавк-чавк.
Взгляд пилигрима скользил по тьме в поисках хоть какой-то точки опоры. И не находил. Ни стен, ни потолка, ни земли под ногами. Но при этом, когда он с любопытством вытянул вперед руку, то смог рассмотреть её ясно как днем. Молодой мужчина в сером паломническом плаще нерушимо висел в черной пустоте, попирая её подошвами ботфорт. Они остались наедине — безразмерная Темнота и спустившийся к ней Человек. Но Она была отнюдь не так пуста, как это могло показаться в первые секунды.
— Хрум-хрум-хрум... — донеслось издали. Рядом с человеком пробежал, исчезая в темноте большой лоснящийся крот.
— Еда пришла! — его ускользающий низенький недовольный голосок пробудил к пришельцу посторонний интерес.
— Хрум-хрум-хрум, — слева от паломника возникла большая собака. Не выскочила из темноты, как можно было бы предположить, а именно возникла. Будто нарисованная небрежным мазком кисти. В два приема — сперва общий силуэт и хитро косящий глаз, пополам с небрежно висящей на несуществующем скелете шерстью. Потом все остальное. Пудель просто невероятных размеров, способный потягаться мощью сложения с медведем, улегся на брюхо, небрежно вытянув вперед лапы. Внимания на человека он не обращал. Пудель был занят. Ожесточенно глодал чью-то руку. При виде его зубов сразу становилось ясно, что делал пес это скорее для эффекта или желания растянуть удовольствие — в противном случае конечность давно превратилась бы в порошок. Кто-то осторожно дернул паломника за штанину. Опустив голову, он увидел рядом с собой крохотного котенка, стоящего на задних лапках. Умильного черного котенка с белой грудкой и рыжими лапками.
— Мяу? — спросил котенок, исключительно доброжелательным голосом: — Как тебя зовут?
— Инкогнито, — глубокомысленно представился паломник, у которого оказался очень странный голос. Бархатисто-грубый. Котенок склонил голову на бок, шевельнув ушком, точно сгоняя бабочку. И улыбнулся, совершенно по человечески растягивая губы:
— Играться вздумал, кормежка? — после чего мяукнул в темноту. — Чур, мне бедрышко!
Темнота ответила какофонией звуков. Кто-то издевательски захохотал, зазвучало раздражая ухо пиликанье расстроенной скрипки, отчаянно зарыдала женщина. Некий голос с усталым раздражением принялся доказывать сам себе и окружающим:
— Идиоты, какие же все вокруг идиоты! Не понимать такой простой вещи! Это смешно!
И снова взрыв хохота, сливающегося воедино из десятка спорящих друг с другом, перекрикивающих голосов, среди которых отчетливо проступала одна диковато звучащая фраза. 'Жратва пришла'.
