Пантократор 3. Всемогущий

ПАНТОКРАТОР 3

ВСЕМОГУЩИЙ

Пролог

Велик и могуч Эрц! Южные земли со щедрой плодородной почвой, девять месяцев в году наполненные нежным теплом лета. Тенистые террасы загородных домов, увитых виноградниками, с разносящимся по дворам благоуханием оливковых ветвей.

Города — венцы благородного искусства. Мужчины — образцы мужественности и идеал граждан, всегда готовых отстаивать свои права. Женщины — знойные красавицы, носящие откровенные одежды, умелые хозяйки и подлинные услады для своих мужей. Если и существует на свете земля благословенная Богами, то это Эрц!

Всемогущий Пантеон из двенадцати Богов от самого начала времен благоволил Эрцу, отдавая этому кусочку мира все самое лучшее. Лучший климат, лучшую землю, лучший и чистейший воздух. Самые храбрые сердца мужчинам, которые с пеленок знали, что быть гражданином величайшая честь. Самые великие умы мудрецам-правителям, назначающимся общим голосованием среди достойных. С малолетства мальчики и девочки получали великолепное образование, которое и не снилось всему остальному свету.

— Мы всегда получали все самое лучшее от Богов, — медленно сказал Флегонт Эмистерфейский сидя в глубоком стуле на высокой террасе своей усадьбы. Стоял жаркий обеденный час, и солнечная колесница замерла в зените небес. Кроме самого Флегонта на террасе присутствовали две служанки-рабыни, подливающие в кубки воду, один из учеников мудреца, почтительно внимающий каждому слову наставника, и посланец правителя Эмистерфии со свитой из четырех воинов с широкими круглыми щитами за спинами.

— Долго работают, — кротко заметил посланец смуглый, со курчавой бородкой и полными щеками сибарита. — Не мне указывать гению, но, по-моему, гоплиты значительно ускорили бы процесс...

'Мудрый среди мудрых' щуря темные глаза, окинул взглядом гряду холмов, на которую с высоты террасы открывался замечательный вид. Усадьба лежала в стороне от полиса, у вершины местной горы, давая Флегонту не только желаемое мыслям уединение, но и замечательный обзор.

— Пусть каждый делает свое дело, почтенный, — размеренно, но твердо высказался философ. — Наш мир сможет порадовать Богов, только если мы добьемся абсолютного баланса в своем совершенстве. А это, возможно лишь если каждый станет делать то, к чему он приучен волею Демиургов. Если люди глины будут мастерить, а люди железа, защищать.

— Думается мне философия неуместна, там, где нужно действовать быстро, — несогласно покачал головой посланец, глядя как трудятся ученики и подмастерья философа, похожие сейчас на крохотные забавные точки, усеявшие далекие холмы.

— Это прямая логика, человека железа, — величаво заметил Флегонт, так же рассматривая узор, возводимый его учениками на холмах. — Воин многого не понимает. Даже если я нарисую вам точный чертеж, он не сумеет воссоздать его так как требуется, потому что не понимает смысла. А эти ребята понимают. Потому пусть каждый занимается своим делом.

— Как скажете, — все так же несогласно пробормотал посланец, поворачивая голову в другую сторону. Туда где подпертый со всех сторон усадьбами и жилыми домами пригорода стоял каменный акрополь. В нем уже собрались беженцы, свободные граждане Эмистерфии, прячась за спинами крепко сжимающих свои мечи и копья мужчин. — В конце концов, не вас ли жители Стимфалиса называют Принесший Грозу, а Ниекенны почитают избранником Богов, усмирившим Взор Глубин. Не говоря уже о тех случаях с крылатыми волками и чудовищем из колодца... А к чему была ваша фраза о лучших дарах от Богов?

Они сидели здесь с раннего утра, и посланец успел порядком заскучать от умных, но каких-то очень уж отстраненных речей человека, который входил в знаменитую 'дюжину мудрецов', составлявших умственную гордость Эрца. Рядом с Флегонтом посланец очень сильно ощущал собственную посредственность. Что не могло нравиться. Особенно эта привычка мудреца молчать в ответ на прямой вопрос, словно бы мысленно разговаривая самому с собой.

— К тому, что кому много дают, с того и спросят немало. Кажется, в этот раз нам достались лучшие враги из всех, — пояснил Флегонт, спустя какое-то время, все еще следя за работой учеников. — Они почти закончили.

Взорам собравшихся в усадьбе открывался странный красно-черный символ, созданный учениками мудрейшего из глины и перекопанных канав. По сути, он представлял собой широкую окружность, очерченную вершинами холмов, с пробелами на их склонах и шестиугольной пиктограммой в центре.

— А разве она не должна быть замкнутой? — недоумевая, спросил посланец. — Видите вон там, там и там. Да и кривая она какая-то...

— Не оттуда смотрите, почтенный, — поправил его философ. — Геометрия не признает ошибок. Все они сделали правильно.

Он погрузился в свое медитативное созерцание флоры, раскрывающейся безоблачному небу. Зажурчала родниковая вода перетекая изо рта нереиды, в виде которой был выполнен кувшин в руках одной рабыни, в серебряную чашу мудреца.

— И что теперь? — не выдержал тишины посланник, вновь окинув взглядом укрепления акрополя, в которых мелькали алые галки плащей.

— Подождем. Не стоит торопиться, почтенный, — пояснил мудрец, покачивая ногой с висящей на большом пальце сандалией. — С самого начала я был против этой затеи. Советники правителя настаивали на моем вмешательстве. Как гражданин, я, конечно, не мог оставаться в стороне. Но как человек, склонный пытаться понять суть вещей...

Он не закончил мысль. Внимание привлекла странная поспешность, покидающих холмы людей. Его ученики бежали прочь! А небо за холмами стремительно набухало белыми перинами облаков, от которых вниз тянулись канаты вихрей.

Люди на террасе застыли, словно статуи. Все кроме тяжело встающего Флегонта. Медленно распрямлялись складки его белоснежного одеяния.

— Они наступают? Уже? — поразился посланец, от волнения так же вскакивая на ноги.

— Слишком уж вовремя, — метнул в него хмурый взгляд пожилой философ. — Как будто дожидались, пока мы будем готовы.

— Удача? — осторожно предположил посланник. — Ведь страшно и подумать, что было бы, если бы мы не успели.

— Они медлили с атакой почти четыре дня, — высокомерно оборвал того Флегонт, спешно спускаясь с террасы к воротам усадьбы. — Никакая это не удача! Что-то не так и я не хочу ничего предпринимать, пока не пойму что!

Разразившись гневными выкриком посланник бросился следом:

— Мы не можем медлить! Если они пройдут холмы, то мы вообще станем бессильны! Вы, что хотите гибели Эмистерфии?

— Я не хочу гибели Эрца, глупец! — стряхивая с себя надоедливого паникера, отказал Флегонт. — Эти каменные создания не так просты!

Он вышел на широкую тропу, ведущую к далекому подножию горы, где стоял город. Отсюда виднелись только верхушки холмов, и символ выглядел иначе. Круг сливался воедино, создавая иллюзию наложения на земли особой печати. А далеко-далеко бушевало южное море у берегов которого, среди обломков торговых и рыбацких суден, покачивались четыре корабля, принесшие на своих палубах беду.

Мудрец смотрел, как приближаются воздушные змеи, словно нити, удерживающие на себе тяжелые каменные марионетки, порожденные Хаосом. Хаосом, который следовало бы уравновесить построениями Порядка.

— Ты должен! Иначе кровь наших горожан будет на твоих руках! — кричал ему в спину посланник. — Ты будешь проклят, Флегонт! Если откажешься помочь, то ты будешь проклят людьми и Богами!

Флегонт не слышал криков. Он, уйдя в себя, сосредоточенно размышлял. Перед внутренним взором патриарха проплывали сложные светящиеся схемы, которыми представлялся окружающий мир, наполненный незримыми силами, подчиненными самым разным законам. Видел он и воинство чашеголовых статуй, целеустремленно марширующих на северо-запад. На Эмистерфию. Они проступали черными разрывами между синеватыми цепочками символов, которым выглядело сакральное пространство, недоступное непосвященным. Маги Заголосья называли его магическими потоками. У волхвов было свое слово обозначающее тонкий мир. Все они воспринимали магию чувствами. Для патриархов она была предметом исследования разума. Как сложная машина Богов.

И сейчас в этой машине наблюдался сбой. Колесики и валы замедляли свой ход вблизи от черноты чашеголовых. С небом творилось вовсе что-то непонятное. Именно в небесах поселилась движущая этих монстров сила. Нечто обуздавшее эфир и преломившее законы движения масс воздуха. Флегонт и её видел подобием механизма, выстроенного талантливыми, хотя и противными всему живому зодчими. Подлинными Архитекторами, точно знающими законы физики и геометрии.

— Да сделай же хоть что-то! — прорвался сквозь пелену транса визг посланника. Флегонт недовольно оглянулся. Посланника крепко придерживала за руки собственная свита. Лица воинов были серьезны и сосредоточенны. У всех них внизу были семьи. Потому они точно знали, что отвлекать мага не стоит.

Да. Следует что-то делать. И если бы не обреченный город, Флегонт предпочел бы отступить. Он жалел, что рядом нет никого из его старинных товарищей и противников по спорам. С момента вторжения в Эрц прошло почти полтора месяца, но большую часть времени противника удавалось удерживать за счет выгодной местности, отделяющей море от суши скальными хребтами и проливами. Единственным, по настоящему крупным поражением был провал у Восточной Косы, где враг сумел закрепиться в крупном порту, безнаказанно сея разрушения. Там, прикрывая отход людей, погиб давний оппонент Флегонта Меондир, вместе с учениками своей академии. Эрц понес огромную утрату, ведь опыт Меондира был неоценим. Вместе с тем часть восточного Эрца, оказалась потеряна, и врага удалось остановить, только обрушив ущелья.

Что не помешало ему, отыскать обходные пути, выводящие прямо к малой родине Флегонта. Философ еще позавчера предупредил своих учеников, чтобы в случае чего бежали прочь, к Эктобару. Не хватало им всем здесь полечь. Сам патриарх гибели не боялся, но видел свою прямую задачу в том, чтобы понять, что за силы бросил на них давний союзник. Искатели знаний с острова Харр оказались крайне вероломны. Но сумели выставить против Эрца, и, по слухам, остального континента, невероятно эффективное оружие.

И маг собирался понять сейчас, где же его слабые стороны.

Кремниевые, с морской зеленью на боках чашеголовые показались на самом дальнем из холмов. Их пустыми глазницами на Эрц смотрел приговор Харр. Твари выглядели быстрыми и на удивление подвижными.

— Отец Громовержец, помоги нам! — взмолился впечатлительный воин за спиной философа, не обращая внимания на негодующие взгляды соратников.

— Их нужно остановить! — громко кричал посланец. — Иначе мы проиграем! Мечи и копья бесполезны против этих порождений моря!

Флегонт отстраненно наблюдал, как каменные отряды быстро поглощают свободные островки зеленых трав, устремляясь к городу. Хитон патриарха, облегая тощее тело, трясся в пальцах все усиливающегося ветра. Солнечное великолепие дня, медленно меркло, погружаясь в свинцовую пену безумия. Флегонта интересовало сейчас лишь одно. Кто дергает за ниточки армию кукол. Нечего было и пытаться оборвать эти нити. Как догадывался философ, их защитили наилучшим образом. Но возможно во всем этом безобразии удастся разглядеть пальцы кукловода?

По тому, как нарушаются законы движения и притяжения. По самому спокойному месту в этом пляшущем цирке искажений магии. Каменный прилив уже полностью проглотил холмы, вместе с укрывающим их символом и теперь тек к подножью горы.

Можно ли понять хоть что-то в этой мутной извивающейся реке смерти, сносящей любую преграду на своем пути. В поднебесье замелькали голубоватые разряды молний. То гневался Громовержец, взирающий с мировой горы на нашествие.

Он заставил свои уши оглохнуть, а глаза ослепнуть. Позабыть про доверивших свои жизни людей. Про учеников. Даже про свое невольное восхищение мастерством, с которым было выполнено оружие врага. Оставив бренное тело, словно соляной столп стоять у вершины, Флегонт постигал пред собой мир магии. Точнее мир связанных друг с другом значений и сил, в котором сейчас готовилась разыграться настоящая буря. Казалось бы, что можно понять в этом хаосе, не лишившись собственного рассудка навсегда? Задача, под силу лишь патриарху.

Есть. Островок спокойствия в океане стихии. Тремя милями южнее акрополя, много левее холмов. В абсолютной недосягаемости для прямой атаки и в стороне от катящейся орды. Кукловоды там. Вроде там было какое-то укрытие. Сарай или жилище пастуха.

Глаза Флегонта раскрылись. Никакой радости от того, что догадка подтвердилась, он не чувствовал. Хотя и прекрасно понимал — практически никто из нынешних магов никогда не повторит сделанного им. Наступало время выровнять Баланс.

Философу не было нужды произносить страшные заклинания или использовать жесты, сжигая волосы девственниц. Его разум сам себе был мощнейшим инструментом. Сквозь кажущуюся бесконечной орду чашеголовых, несущихся по холмам, внезапно начало проступать жемчужно-серое сияние. Свет, рвался прямо сквозь каменные тела, которые моментально начали терять в скорости. Гекс зашевелился, обретая форму. Холмы задрожали. На них, сливаясь объединенными гранями, ярко горел символ — звезда, заключенная в круг. И вместе с ней в единый холст сливалось пространство холмов.

Все зрители диковинного зрелища застыли, не в силах описать даже для себя, что же именно они видят. Казалось будто мир, лежащий к югу от акрополя, стал статичной грубовато прорисованной фреской. Он, и вся заключенная в нем армия, стал плоским. Немногочисленный авангард каменной армии, проскочивший периметр действия заклинания так же встал. Не от удивления, как подумали беспокойно застывшие на укреплениях воины. Нет. Потому что кукловоды готовились к ответному ходу.

Слепок реальности, теряя с нею сходство начал медленно уменьшаться. Вместе с чашеголовыми. Флегонт хладнокровно сворачивал попавших в ловушку Окультов, словно лист папируса.

— Ничего себе, мудрейший! — заворожено пробормотал посланец, дрожа всем телом от пережитого страха. — Вы...

Комплиментов философ не слушал. Хотя бы, потому что не заслужил, ведь он первым понял, что его ловушка оказалась поражением. Каменные фигуры снова пришли в движение, прорывая ломкую грань раздвоившейся реальности. Не просто выскальзывая из тисков. Нет. Впитывая в себя львиную часть мощи. Флегонт начал понимать их истинную сущность. Точно сотни воронок, они перемалывали магические построения, искажая потоки сил. Питая все это время что-то... что-то скрытое до поры от остального мира. Да, несколько десятков тварей превратились в нелепые мазки, но остальные прорвали плотину и поперли дальше. Не просто приобретая иммунитет к магии, а незаметно поглощая саму ткань тонкого мира

Вот значит как погиб Меондир. Вот почему никто из выживших магов не мог описать, что произошло. Достаточно умные, чтобы понять назначение каменных болванов, просто не доживали...

Сияние разгорелось с новой силой и символ, разбивая остатки призрачной ловушки вместе с застрявшими в ней Окультами, устремился вверх по пуповинам смерчей. Чашники задергались на месте, словно в них угодило молнией.