Вбоквел#10

Название: Сомнения (вбоквел к "Психологу для эльфов";) Рейтинг: NC-17 (авторский) Жанр: флафф

Андрей

Отпустили меня восвояси, конечно, с неохотой, но с Илей и Иром спорить не стали. Эти двое встали на мою защиту стеной. Причем мотивация у них, конечно, была так себе. Ни в какой обморок я бухаться не собирался. Да и мое собственное нежелание общаться с ребятами на тему прений в Большом Зале, было скорее капризом. Но я на самом деле устал. Ночью мы с Иром, как уже говорилось, почти не спали. Утром нас подняли ни свет, ни заря. Так что меня можно понять. Впрочем, мерцающего тоже.

Вдоволь наплескавшись в ванной, выбрался оттуда повеселевшим и в игривом настроении. Обнаружил Ира на кухне. Он с сосредоточенным видом заваривал чай. Услышав, что я вышел, повернулся ко мне и подозрительно застыл, в буквальном смысле слова пожирая меня взглядом. Вот это номер! Неужели, мой мерцающий друг, наконец, соизволил осознать свое влечение? Очень любопытно. Закинув руки вверх и зацепившись за косяк, полюбопытствовал, осознанно стараясь его спровоцировать. Еще сам не разобрался на что именно, но на эксперименты уже потянуло. И как всегда, в нашей российской действительности, на язык прыгнула довольно известная фраза из затертой, можно даже сказать дворовой песенки.

— Малыш, я тебя волную?

Надо было видеть, как он переменился в лице. Глаза вспыхнули золотом. Зрачки и без того вытянутые стали совсем змеиными, превратившись в тоненькие ниточки. Да уж, печаль, печаль... С этим парнем каши не сваришь. Ир отвернулся и холодно прошипел, глядя в чайник с заваркой, которую еще не успел залить кипятком.

— Когда ты поймешь, что издеваться надо мной опасно для жизни? Я легко могу перестать себя контролироваться.

— А я не издеваюсь, это ты у нас каждое мое слово готов за издевательство принять, — меня душила досада. Глупо, конечно. Но справиться с собой было не так-то просто.

Развернулся и пошел по коридору в сторону своей комнаты, но даже завернуть за угол не успел, как поясницы коснулись чьи-то теплые пальцы. Интересно, чьи? Так и замер на середине шага. Не обернулся.

— Волнуешь, — раздалось тихое и уставшее из-за спины.

— Это были просто слова из одной идиотской песенки, — сказал, а почему шепотом, сам не понял.

Ир тоже молчал, только его пальцы путешествовали вдоль позвоночника. И чего я, дурак, футболку не натянул? Это ведь как издевательство.

— Ир, — повернулся к нему и перехватил запястье. — Мы ведь вместе. Почему ты все время сомневаешься?

— Потому что... — довольно решительно начал он и замолчал, но глаз не отвел.

Но я уже и сам обо всем догадался.

— У тебя ни с одной из своих прошлых пассий не было длительных отношений. Ты с ними просто спал по мере надобности. Поэтому никак переключиться не можешь.

— Ты не пассия, не приравнивай себя к ним, — пробормотал он и шагнул ко мне вплотную. Так наша по сути своей незначительная разница в росте была наиболее заметно. Он смотрел на меня снизу вверх и был вынужден совсем немного запрокидывать голову.

Я, конечно, тертый калач, но не железный же!

Сам не понял, как вжал его в стену коридора. Целовать пока не стал, что-то меня остановило. Его взгляд? Хотя, нет. Скорее, его дыхание. Оно щекотало мне губы и от этого внутри что-то переворачивалось, словно накручиваясь на невидимую бобину, вращающуюся и вращающуюся в области желудка. И голова шла кругом от одной только мысли, что мы сейчас одни и...

— Если хочешь, можно просто сказать, — пробормотал, не отрывая взгляда от нечеловеческих глаз.

— Хочу что? — спросил мерцающий с вызовом, но мы оба знали, как я ему отвечу.

— Например, меня, — ответил и уперся лбом ему в лоб, все еще не разрывая контакта взглядов.

Его ладони на моей пояснице дрогнули. Ир с силой вдавил в мою кожу свои теплые пальцы. Бобина внутри меня завращалась быстрей. Но мы все еще не целовались. Безумие какое-то. Словно обоим, почти неосознанно, нравилось друг друга дразнить и длить это до бесконечности. Не удержавшись, прокомментировал:

— Какой-то ты удручающе нерешительный, Ир. Чего хоть ты боишься? Или опять будешь бить себя в грудь кулаком и божиться, что ничего?

— У тебя ведь ко мне несерьезно. Так... временное помешательство. Блаж.

— Неправда, — сам не понял, как прохрипел в ответ, внутри все замерло, вращение прекратилось.

Но он мне не поверил. Ну, кто бы сомневался!

— Ты не был мной увлечен, просто переключился с дружбы на интим, когда стало очевидно, насколько это может быть удобно, так ведь?

— Удобно? Это чем?

— Я рядом. И не надо метаться в поисках.

— Думаешь, я стал бы портить чисто дружеские отношения, если бы ты на самом деле меня не волновал? Если бы просто не мог удержаться, чтобы не перевести все в иную плоскость?

— Думаю, — глаза его светились в полумраке прихожей. Он не был человеком, но, даже если бы и был...

Мы целовались до самой спальни, на ощупь с трудом пробираясь к кровати, натыкаясь на стены и углы. Ир был сам на себя не похож. Я это чувствовало. Поэтому нервничал и раздражался, но в то же время понимал, что остановится не смогу, если он сам меня сейчас не остановит.

— Ир! — Выдохнул, когда мы оказались в горизонтальной плоскости. Я снизу, он на мне.

— Мне нужно знать... — зашептал он, как заведенный. — Нужно быть уверенным, что ты со мной... — а потом, чуть ли не умоляя, — Пожалуйста. — И это было так ему несвойственно, что я почти сразу на все согласился. Ничего не говоря. Слова нам были не нужны.

Ир сам не знал, о чем просит и чего так страстно желает, я это понимал. Но не даром же был опытнее, поэтому легко корректировал его действия своими. Он был требовательным, ненасытным, но в тоже время удивительно чутким. Прислушивался к каждому моему движению и стону. Что такое минет благодаря моим недавним стараниям мерцающий уже знал не понаслышке и вдохновенно экспериментировал, вырывая из моей луженой глотки все новые и новые стоны. Не мог я быть с ним молчаливым бревном. Мне в голос орать хотелось. Потому что внутри, где-то совсем глубоко, ворочалась гордость за то, что он со мной. Такой красивый и классный парень, сильный и вообще архимаг, и со мной. Со мной! Мне хотелось прокричать об этом на всю Ивановскую. Сам себе казался тщеславной сволочью, но перестать думать об этом не мог. А Ир продолжал извращаться. И получалось это у него на удивление хорошо. По всей логике, не мешало бы отстраниться и все такое. Но вместо этого я мертвой хваткой вцепился ему в волосы, притянул голову мерцающего к своему паху, еще и бедрами вверх поддал, чтобы кончить в самое горло. Потом он долго кашлял, а я лежал, раскинув в стороны руки и ноги, и балдел. Давно в такую нирвану не уходил. Реши он меня сейчас отыметь по всем правилам, я бы только рад был. Но Ир у нас мальчик честных правил. По крайней мере, в этом плане. Что делать со мной дальше он себе если и представлял, то решиться никак не мог. Просто лег рядом, прижался к моему бедру своим нехилым стояком и попытался справиться с дыханием. Вот ведь угораздило влюбиться в недотрогу!

— Ир... — позвал, с трудом сдерживая рвущуюся наружу улыбку, — хочешь, чтобы все по-взрослому? Я не против, если ты...

— Нет, — он решительно затряс головой.

Да уж, до кондиции он у меня явно еще не дошел. Конечно, можно было бы настоять на своем. Думаю, я мог быть достаточно убедителен. Но вместо этого, опрокинул мерцающего на спину и быстро довел его до беспамятства. Он так стонал мне на ухо, кончая в ладонь, что просто уму непостижимо, как мне все это нравилось.

Мы долго с ним лежали в постели. Я перебирал его длинные черные волосы, а он отстраненно и рассеянно гладил меня по лицу, то и дело задевая подушечками пальцев губы. Я ловил их, прихватывал зубами, проводил по ним языком. И Ир мне улыбался, удовлетворенно и радостно, почти счастливо.

— Ты не прихоть, Ир. Пожалуйста, запомни это. И давай больше не будем возвращаться к этому глупому разговору.

— Ты у меня тоже, — тихо прошептал он и прикрыл глаза темными ресницами.

И было так хорошо просто лежать вдвоем и наслаждаться теплом друг друга, что у нас, возможно, даже мысли бы не возникло, вставать и выбираться из постели. Так бы и валялись до вечера. Но жестокая судьба на наше горе принесла к нам на порог гостей. Так что пришлось с помощью Иркиной магии приводить себя в порядок и уничтожать все следы разврата, а потом плестись в прихожую и впускать пришедших. Что же это у меня за жизнь такая беспокойная? Все кружиться, и кружиться, и кружиться...

Барсик

Сижу на подоконнике. Любуюсь звездами. Пью вино. На душе муторно и настроение скверное. Знаю, кто в этом виноват. Но пока думаю не нем, а о том, почему ж для меня это так важно? Додумать не успеваю. Он приходить. Поступь его легка. Если бы я не ощущал темного на маго-энергетическом уровне, мог бы и не услышать, как он ко мне подкрадывается. Но я слышу. Привык обращать внимание даже на невыразительное движение воздуха. Настороженность вошла в привычку давно, еще тогда, когда я только узнал, где и с кем мне придется служить. Не хочу об этом. Отворачиваюсь от звезд и встречаюсь с красными глазами, светящими в полумраке, подобно углям. Мурзяс встал сбоку от окна и привалился к стене плечом, скрестив руки на груди и пристально за мной наблюдая.

— Любуешься? — спрашиваю, чтобы как-то отвлечься от невеселых мыслей.

— Возможно, — отвечает он. И мы снова молчим. Я отворачиваюсь к звездам, он смотрит на меня. Чего-то ждет. И я жду. Тут дело не в храбрости и не в желании казаться лучше, чем я есть на самом деле, просто... это сложно. С другим мужчиной сложно вдвойне. Хотя, будь моей избранницей девушка, мне бы и в голову не пришло заговорить с ней об этом.

— Я веду себя глупо? — спрашиваю, решившись, — Знакомлю тебя с родителями, рассчитываю на длительные отношения... — у меня кончается воздух, поэтому снова замолкаю, не зная, какой еще пример мой глупости можно привести.

— Почему? — после небольшой паузы уточняет Мурзяс. Закрываю глаза и запрокидываю голову, прижимаясь затылком к стене у себя за спиной.

— Все потому, что ты темный... — он хочет возразить, чувствую это интуитивно, поэтому и вскидываю руку, не открывая глаз, — Дай договорить. — Мурзяс не произносит ни звука. Ждет, а я продолжаю: — Вы воспринимаете все, не так, как мы. У вас иное отношения к чувствам. Ты со мной, пока ты меня хочешь. Пока тебе хорошо со мной в постели. Лучше, чем с другими. Но новизна скоро пройдет и... — замолкаю и смотрю на него. У него нечитаемый взгляд. Значит, я угадал? Продолжаю, чтобы хотя бы как-то спровоцировать его на ответное слово, — Поэтому все это ненужно и глупо, да? Все, что я делаю, — невесело усмехаюсь.

Он шагает ближе и обхватывает ладонью мою руку, в которой я все еще сжимаю недопитый бокал с вином. Смотрит в глаза и накрепко сжимает пальцы. Стекло лопается у меня в руке. Вместе с вином вниз на землю стекает кровь. До земли высоко, но капли тяжелые, они срываются и капают. И с высоты второго этажа мне все равно слышно, как они шлепаются на лисью ирзирансового куста, он как раз растет под окном. Что темный хочет доказать, причинив боль нам обоим?

— Ты угадал, — роняет он и еще сильнее стискивает мою руку. Больно. Не морщусь, не меняюсь в лице. Как не странно, боль в ладони, в которую вгрызаются осколки стекла, почти не чувствуется, а в груди все горит, словно угольком что-то маленькое тлеет. Темный своими кровавыми глазами смотрит на меня. — Но мне казалось, я как-то уже говорил тебе, что готов научиться чувствовать по-другому. К тому же, не понимаю, почему ты считаешь, что страсть остынет или, что я не замечаю твоего отношения ко мне?

— Мы из разных миров, — голос тих и бесцветен, — Мне трудно тебе объяснить. Отпусти, — пытаюсь высвободить руку. Не мешало бы избавиться от осколков, вспоровших кожу, и дать возможность организму регенерировать. Но как бы не так. Темный все еще держит меня.

— Ты и не пытаешься.

— Ошибаешься, я сделал уже достаточно, — зло смотрю на него. Не могу прочитать никаких чувств по его глазам. Ну, почему он? Почему я не мог увлечься кем-то проще и понятнее?

— Значит, это я такой непонятливый, — Мурзяс покладисто берет вину на себя, — Для меня нужно повторять снова и снова, прежде чем пойму. — Это в нем безмерно раздражает. Складывается впечатление, что он точно так же соглашался со своей женой. Во всем соглашался и во всем оказывался прав, хотя и признавал обратное. Не могу избежать мыслей о том, каким он видит меня? Сравнивает ли с ней? Что он вообще ко мне чувствует?

Он что-то видеть в моих глазах, поэтому разжимает пальцы. Окровавленные осколки сыплются вниз, медленно сползая с моей раскрытой ладони. Больно. Но я вытягиваю их из тела магией и с её же помощью заращиваю раны. Много времени это не занимает. Снова закрываю глаза, обнимаю себя руками и смотрю на звезды. Вдруг он произносит.

— Никогда не знал, сколько на самом деле тебе лет.

Вздрагиваю, но молчу. Уже догадываюсь, что он сейчас скажет.

— Твой отец сказал, — добавляет Мурзяс и эти слова падают между нами, как решетка на въезде в замок, я остаюсь в одной стороны, он с другой. Теперь он знает.

— Думал, вы с братом почти ровесники. У вас, светлых, редко рождаются поздние дети.

— Да, я моложе, чем ты ожидал. И что это тебе дает?

— Скорее не дает, а многое объясняет, — на его губах появляется улыбка.

— Это ничего не значит и не умоляет...

— Теперь я просто знаю, что ты далеко не такая продувная бестия, каким хочешь казаться, — припечатывает он и склоняется ко мне. — За две с небольшим сотни лет дослужиться до командора, это необычно. Уверен, что ради столь значительных успехов, приходилось чем-то жертвовать. Например, чувствами. Ты обвиняешь меня в том, что я веду себя не так, как тебе хотелось бы, но все дело в том, что ты и сам не знаешь, как себя со мной вести.

Он выпрямляется и снова отходит на свое место у стены. Принимает ту же позу. Молчу. Даже не злюсь, как не странно. Он прав во всем, вот только...

— Мне все время кажется, что что-то не так...

— В отношениях или в нас? Признаться, озвученные тобой опасения я не разделяю. Мы прекрасно общаемся и вне постели. Глупо это отрицать. Мне казалось, тебе со мной интересно.

— А тебе со мной?

— Уверен, что мне нужно отвечать?

Вот так всегда. В этом весь темный. Никогда с ним нормально поговорить не получается.

— Думаю, основная проблема в том, — вдруг говорит он, подумав, — что ты чувствуешь себя беззащитным и открытым, выбираясь из своего панциря. Отсюда вся твоя нервозность.

— Разговариваешь со мной, как со светлоэльфийской девой, — шиплю, хотя настоящей обиды не чувствую.

— Скорее, как с темноэльфийской, — признается он. Значит, все же сравнивает. Так и знал. Мурзяс продолжает: — Все время боюсь сделать неверный шаг и оступиться.

— И признаешься сейчас в своем страхе только чтобы спровоцировать меня на такую же откровенность?