Часть первая. Магичка.

Часть первая. Магичка.

Пролог.

Давайте принимать жизнь такой, как она есть.

Дождики дождиками, но бывают и чудеса, и удиви-

тельные превращения, и утешительные сны.

Е. Шварц "Обыкновенное чудо".

В кабинете было сумрачно, пахло сухими цветами, пылью и запустением. Я в нерешительности стояла на пороге, не зная с чего начать.

Вот уже год, как моя жизнь перестала иметь хоть какой-либо смысл и протекала в полном и беспросветном одиночестве — ба­бушка, единственный любимый человек на всем белом свете, умерла, оставив мне в наследство кота Сириуса и огромный дом на берегу Финского залива. Сириус сбежал на следующий день, а теперь я решила продать и дом — слишком многое мне в нем напоминало о той прошлой, безоблачной жизни, которая закончилась ровно год назад.

Пожалуй, переберусь в город, куплю небольшую квартирку и попытаюсь начать все с начала...

Сквозь неплотно задернутые портьеры пробивалось агрессивное летнее солнце, ярким пятном ложащееся на потускневшую от слоя пыли полировку рабочего стола. Высокие книжные стеллажи, тянущиеся по всему периметру комнаты, тонули в полумраке, а в углах чернели высокие напольные вазы с сухими цветами. На полке старинные часы с румяной пас­тушкой и кудрявым пастушком все так же отсчитывали секунды и минуты, начиная очередной час приятным перезвоном. На столе лежали какие-то листы, книги, стояла бронзовая статуэтка дриады, которой бабушка всегда прижимала нужные ей бу­маги... Вся обстановка говорила, что хозяйка просто вышла на пару минут, а вернувшись, продолжит работу.

Щекам стало мокро и прохладно, а на душе так погано, что захотелось немедленно пойти и утопиться. "Графиня, изменив ли­цом, бежит к пруду...".

Так, не раскисать! Надо заняться делами. Я смело переступила через порог. Босые пятки сразу утонули в мягком ворсе ковра. Помнится в детстве, бабушка любила приговаривать, что это настоящий ковер-самолет, и я охотно верила.

Вся моя прошлая жизнь теперь казалась сказкой — яркой, радостной и наполненной смыслом. Увы, сказке свойственно рано или поздно заканчиваться...

Легонько стукнула створка окна, и в комнату ворвался жаркий летний день, вытесняя затхлость, заброшенность и у­нылость. За стволами старых яблонь серебрилась полоска залива, под крышей пищали птенцы ласточки, с соседнего участка доносилась приглушенное бормотание радио...

Что ж, пожалуй, все не так уж и плохо. Жизнь продолжается.

Я развернулась к столу и принялась за просмотр и сортировку бумаг. Что-то оставить на память, что-то выкинуть за ненадоб­ностью... Когда дело дошло до старенькой потертой тетрадки, валявшейся на самом дне одного из ящиков под разномастными листочками, буклетами и канцелярскими принадлежностями, я по началу даже не обратила на неё внимания и отправила на выброс. Но, заметив на развороте надпись "Александре от бабушки", решила, что, пожалуй, просмотрю её перед сном. Это моё решение и предопределило все дальнейшие события...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

...Пустота. Вокруг и внутри. Чернильная темнота без единого просвета. И где-то далеко впереди — слабое мерцание, ис­корка.

— Ты вернулась... — странный, бестелесный, неопознаваемый голос. — Значит, пришло время... Ты готова?

— К чему? — нет ни страха, ни удивления. Вопрос — ответ, все просто.

Искорка слегка приближается, но её слабый свет не разгоняет мрак.

— Идти той Дорогой, что уготовлена тебе. Исполнить своё Предназначение.

— Я не понимаю...

— Не надо. Главное — ты знаешь. Теперь для тебя это не будет потрясением. Твой Дар с тобой, остальное подскажет сердце...

Как банально. Бедный, несчастный орган, вечно он виноват во всем...

Темнота обвалилась внезапно, и её место занял свет, яркий и колючий. Уши заложило, разболелась голова, и куда-то вне­запно подевался весь воздух вокруг...

— 1 -

Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть!

Теодор Рузвельт

— Слышь, девка, ты что ль магичкой будешь?

— Что? — я нехотя повернула голову и хмуро оглядела мужичка, погонявшего небольшую мохноногую лошадку. Позади гро­хотал и жалобно поскрипывал небольшой пустой возок.

— Тю, молодая, а уже глуховата... — возок, сотрясаясь припадочной дрожью, наконец, нагнал меня и остановился. — Я говорю, вы что ль госпожой магичкой будете?! — рявкнул мужичонка над моим ухом, едва не свалившись при этом с облучка.

Я скрипнула зубами и помотала головой, пытаясь избавиться от звона в ушах, а лошадка укоризненно пофыркала и тут же принялась неторопливо объедать ближайший к краю дороги, изможденный полуденным зноем кустик.

— Ну так как? — продолжал допытываться настырный мужичонка. — Вы ведьма али как?

Беглый осмотр меня несчастной его полностью удовлетворил, и интересовался он просто так, на всякий случай. В пыль­ной, помятой одежке, волосы совсем короткие и дыбом стоят, вся грязная и злющая, как оголодавший вурдалак — одним сло­вом, ведьма. Моё утробное мычание тоже пошло в счет положительного ответа.

— Ну, коли разобрались, залезайте, госпожа магичка, в телегу, да тронемся в путь. До деревеньки нашей недалеко, мигом домчимся!

Насчет последнего замечания лично я оч-чень сомневалась.

Впрочем, в нынешнем состоянии я была совсем не привередлива. Поэтому без лишних слов перевалившись через бортик — старые рассохшиеся доски под моим весом протестующе крякнули — и, растянувшись на колкой соломе, задумчиво устави­лась в высокое небо надо мной.

Мужичонка моим мыслительным потугам не мешал, распевая потихоньку какую-то пахабненькую деревенскую песенку и иногда кося глазом в мою сторону — не серчает ли госпожа магичка на такое проявление народного творчества. Госпожа магичка не серчала.

Лошадка ходко трусила, телега тряслась и подпрыгивала на ухабах, в чахлых придорожных кустиках вяло чирикала ка­кая-то пичуга, а солнце медленно плавилось в вышине, как льдинка в теплой ладони...

Мои же думы были мрачны и тяжелы, как предгрозовые тучи, цепляющие сизыми брюхами за макушки деревьев.

Ну, во-первых, влипла я, по всей видимости, крепко и по самую маковку.

Это только в книжках все весело и интересно получается — попала в другой мир, тут же у тебя магический дар открыва­ется — да такой, что ого-го!— и красавец какой-нибудь встречается, который в тебя тут же влюбляется, а через какое-то время, проведенное в тесном сотрудничестве на ниве очистки этого мира от Вселенского зла, женится. И живете вы мирно и счаст­ливо, растите детей и внуков, а потом помираете в один день через энное количество лет — в зависимости от того, к какой расе принадлежит муж...

Я задумчиво сопнула носом и запустила пятерню в волосы. Затылок оказался горячим, нагревшимся на солнышке. Корот­кие выстриженные волосы приятно и успокоительно пощекотали ладонь. Нет, зря я брюзжу. Ну вот например, дар ма­гический у меня и правда открылся... Так никто ж не виноват, что я им пользоваться толком не умею! Это полностью моя, личная заслуга. Вот такая я — растяпистая и неусидчивая. Что ж теперь, пойти и утопиться с горя?.. А то, что красавца-долго­жителя еще не повстречала, тоже не беда. Какие мои годы? У меня еще вся жизнь впереди. Столько всего еще будет... Хотя, поторопиться ему все же стоит. О Вселенском зле я вообще старалась не думать. Вот это-то может болтаться где угодно и сколько угодно, главное, подальше от меня.

Во-вторых, я не особо задумывалась над тем, как я сюда попала, и каким способом буду возвращаться обратно, в свой про­светленный XXI век. Если честно, то возвращаться совсем не хотелось. Увы, этот мирок был мне милее и, что уж тем­нить, роднее, чем тот, в котором я появилась на свет. Там меня уже ничего не держало, а здесь... Здесь жизнь начиналась за­ново. В общем, в данный момент никуда я возвращаться не собиралась. Посмотрим, приглядимся, распробуем, а там, гля­дишь, и красавец-долгожитель со своей любовью соблаговолит подгрести на всех парах...

И в-третьих. Наверное, самое главное и непонятное. Меня здесь ждали. Сразу вспомнился седой, согбенный старичок в вы­беленной льняной рубахе, подпоясанной вервием. Аэрон. Хранитель Великого леса. Это он "встречал" меня на той самой опушке, это он целую неделю валандался со мной, помогая "адаптироваться".

Я выудила из-под себя соломку и, сунув её в рот, задумчиво пожевала.

Ну да ладно, с последним пунктом мы как-нибудь разберемся. Сейчас, пожалуй, главное — определиться, что мне теперь со всем этим делать. Магичка из меня, как уже говорилось, бедовая. Нет, я честно проштудировала бабушкину потрепанную тетрадку, напичканную, как оказалось в последствии, всевозможными лекциями по травоведению, прикладной и боевой ма­гии, и врачеванию. Было даже несколько коротеньких, сопроводительных строчек по географии и устройству этого мира. Но особого продвижения в учебе было не заметно. Заклинания я путала, силу не рассчитывала, а конечный результат часто был далек от того, что задумывалось в начале. Так что магией я почти не пользовалась, боясь устроить этому милому мирку преждевременный Апокалипсис...

Кстати, все эти лекции поставили меня в тупик. Откуда моей бабушке это стало известно? Пухлая тетрадка, без всяких со­мнений, была исписана её твердым, крупным почерком, но то, что там было написано, никак не вязалось с образом невы­сокой, седовласой старушки с уютными полными плечами, выцветшими голубыми глазами и извечными пирогами с капус­той по воскресеньям.

Я выкинула измочаленную соломку, перевернулась на бок, и уже, наверное, в сотый раз, подумала: "Разберемся с этим позже".

И именно в этот момент мой возница залихватски гаркнул "тпру-у!!", возок в последний раз дернулся и замер.

— Приехали, госпожа магичка!

Я приподнялась на локте и огляделась.

Кривая, не мощеная улица с дворами, в причудливом порядке разбросанными по обе её стороны, убегала вперед. По до­роге неспешно гуляли куры, самозабвенно ковыряясь в пыли; огромный лохматый пес дворовой породы валялся в тени за­бора, вывалив длинный розовый язык; на лавочке восседали бабушки-старушки, лузгали семечки, перемывали косточки со­седям, одним глазом поглядывая на стайку малышни, с гиканьем гоняющую петуха. Только коровы не мычали...

Я выбралась из возка и хмуро оглядела примолкнувших старушек и малышню.

— Н-ну? — глубокомысленно произнесла я, оборачиваясь к мужичку, явно довольному произведенным эффектом.

— А теперь, госпожа магичка, вам к старосте надобно. Он все объяснит, заодно об оплате договоритесь. Вон его хатка видне­ется, — услужливо подсказал "водитель кобылы", махнув рукой по направлению к околице. — Али проводить?

— Спасибо, сама дотопаю.

Взгляды местных жителей меня жутко раздражали. Сразу зачесалось между лопатками, и захотелось сделать "что-ни­будь такое хорошее, чтобы всем сразу плохо стало". Видно на лбу у меня это прописалось заглавными буквами, потому как народ, перестав любопытствовать, сразу начал заметно мандражировать. Ребятня, бросив гонять петуха, поспешила схоро­ниться за широкими юбками своих бабушек, сами пенсионерки как-то съежились, и вообще, постарались слиться с забором, а у моего проводника нашлись какие-то срочные дела подальше от "госпожи магички".

Магов, как я заметила, здесь не любили, ставя их едва ли не вровень с нечистью и нелюдями. Скорее терпели, по обоюд­ной выгоде: магам — гарантия не быть забитыми камнями "поборниками за чистоту людской расы" и неплохой заработок, населению — избавление от многочисленных бед, начиная от засухи и заканчивая поимкой и умерщвлением особо кровожад­ной нечисти. Этакая служба спасения местного розлива. Не особо любимая и почитаемая лишь из страха — вдруг колдун оби­дится и колданет что-нибудь малоприятное для организма, — но необходимая.

Подгоняемая неприятными ощущениями, я поторопилась забрать из возка свои вещи, и мужичонка с облегченным вздохом тут же поспешил убраться подальше, нещадно подгоняя свою кобылку. Мне же оставалось проследовать в указанном направлении для серьезного разговора со старостой этой гостеприимной деревеньки.

Бредя по пустынной дороге и загребая носками сапог пыль, я размышляла, а надо ли вообще идти к старосте, который, ясное дело, отрядит меня биться с каким-нибудь когтистым и зубастым представителем нечисти, решившим немного разнообразить тихую жизнь человеческого селения. Надеяться на менее пыльную работенку не приходилось, потому как мага искали срочно и плату сулили далеко не маленькую. Идти или не идти — вот в чем вопрос...

Идти не хотелось, потому как с моими "выдающимися способностями" лучше сразу прийти к этому зубастому и когтистому и совершить самоубийство, чтобы тот не особо мучился в вопросе моего умерщвления. С другой стороны, жить на что-то надо, а из ценного у меня только та самая бабушкина тетрадка, припрятанная на самом дне моей дорожной сумы, да тонкий стилет эльфийской работы из гномьего сплава. Вещица, надо сказать, действительно не имеющая цены, потому как, пункт первый — эльфы с гномами торгуют крайне редко, посвящая основное время междоусобной войне; пункт второй — имеет специальную полосу закаленного серебра по середине лезвия и специально заговорена против нежити. Вот если бы я этим стилетом ещё и пользоваться умела... Пока же он тихо-мирно лежал все в той же суме, извлекаемый на свет Божий лишь для того, чтобы отрезать ломоть от краюхи хлеба да кусочек колбасы. Я тихонько вздохнула. Знал бы Аэрон, как я использую его подарок, хлопнулся бы в обморок...

Старостин дом заметно выделялся от всех остальных — был и больше, и богаче, и добротнее. Я, опершись на низенькую калитку, с интересом оглядела просторный двор, по которому с всполошным кудахтаньем носились орды куриц, и степенно вышагивали крупные и упитанные индюшки. На чистом крылечке сушились крынки разной пузатости и высоты, а на самой нижней ступеньке, подставив округлый полосатый бок яркому полуденному солнышку, тщательно вылизывался матерый котяра. Из распахнутого окна слышалась громогласная брань с упоминанием всей кошачьей родни вплоть до седьмого колена, а так же тех действий, которые и предшествовали появлению на свет этого самого кошака. Животное на словоизлияния никак не реагировало и продолжало мыть свои пушистые усы.

Пока я раздумывала, как бы выманить старосту на душевную беседу, из-за угла дома вырулил чумазый ребенок лет пяти-шести в добротной, но сильно изгвазданной одежке, и раскрыв рот уставился на меня.

— А вы тут цего?..

— А я тут стою, — любезно улыбнулась я. — Староста тут живет?