Начало

Извините, но меня обуяла жажда славы, денег, почестей и пр.

Концовка снесена по требованию сами знаете кого .

Почему-то никак не могу вставить это предупреждение в аннотацию.

Глава 1.

Пробуждение N 1.

Просыпаться было...странно.

Пахло нагретым деревом, травами и почему-то молочной кашей. Запахи из детства, которых по определению не могло быть в его холостяцкой квартире. Руки нащупали край одеяла, чтобы поудобнее укрыться и досмотреть явно приятный сон.

Стоп!!!

Руки???

Глаза распахнулись, и я уставился на две абсолютно целые руки. Покрутил ладонями, пошевелил пальцами, поморгал, снова уставился. Ничего не изменилось...

Сердце глухо заколотилось в районе горла, на глаза навернулись злые слезы.

Белочка, ты жестока...

Зажмурился и сжал зубы, чтобы прогнать позорную слабость, и вдруг понял: руки не мои! Почему-то эта мысль резко меня успокоила.

Набрался смелости и снова открыл глаза. Руки по-прежнему присутствовали на месте в количестве двух штук, по-прежнему не мои, а принадлежащие подростку лет 12-13-ти. Ощупал голову — лицо тоже не мое, взамен привычной лысины — короткий ежик волос, уши вроде не лопоухие, но все равно не родные. Резко вспоминаю про самое драгоценное и ныряю рукой вниз. Фух, на месте... Уже спокойнее откидываю одеяло и осматриваю тощее подростковое тело. Тело как тело. Не Апполон, но задатки неплохие. Я в его годы, пожалуй, потолще был, а может и нет, сейчас уже и не вспомнить.

Осознаю, что по привычке делаю все левой рукой и снова уставляюсь на целую правую. Рука послушно сжимается в кулак, поочередно шевелит пальцами и не собирается никуда исчезать.

Распахнувшаяся дверь отрывает меня от любования, и я наконец-то обращаю внимание на окружающую меня обстановку. Здоровенный мужик с рожей душегуба в десятом поколении оторопело пялится на меня из дверного проема.

— Батюшки, очнулся, Егор Николаич! — и мужик исчезает где-то за дверью. — Михайло Игнатьич, очнулся наш соколик! — слышны крики из глубины коридора.

Так, белочка мне попалась упорная, глюк развивается. Егор Николаевич — это, похоже, зовут мое тело, еще бы понять, кто я и что со мной, хоть бы подсказку какую-то дали...

С этой свежей и своевременной мыслью сознание отправляется на перезагрузку.

Пробуждение N 2.

Просыпаюсь там же и тем же. Опять любуюсь на целую правую руку. За окном ночь, но слабого света ночника хватает, чтоб рассмотреть палату, хотя смотреть по сути не на что — койка, крашеные стены, крашеный деревянный пол, из щелей старого рассохшегося окна ощутимо тянет сквознячком. Рядом с койкой на простом стуле похрапывает давешний звероподобный мужик. Немного удивляет отсутствие современных материалов в отделке, но в то же время обстановка воспринимается абсолютно обыденно, словно иначе и быть не может.

Чувствую себя вполне сносно, но это ни о чем не говорит, ведь случилось же что-то с Егором, раз он-я здесь. Пока в сознании, и никто не тревожит, пытаюсь выудить из головы хоть какие-то крохи знаний об окружающем. Тщетно. Никаких левых воспоминаний не появляется. От умственных усилий начинает болеть голова. Боль нарастает как цунами, грозя погрести меня под собой. Пытаюсь расслабиться, отрешиться от мигрени, но толку чуть. Особо сильный приступ опять отправляет меня в небытие.

Пробуждение N 3.

Просыпаюсь.

Знакомая палата лазарета, где я последнее время провожу времени больше, чем в своей комнате, встречает меня утренним солнечным светом. Не сосчитать сколько раз я оказывался здесь за последний год. Но сегодняшний случай выделяется особо: сорвать источник в 13 лет — это не просто звание неудачника года, это, пожалуй, на звание неудачника столетия потянет!

Стоп! Какой источник? Какие 13 лет?

Я подполковник в отставке Васин Георгий Алексеевич — боевой офицер-вертолетчик, потерявший руку после ранения в Афгане. Ампутация поставила крест на дальнейшей службе, и, выдав мне на прощанье внеочередное звание и орден на грудь, армия пнула меня в свободный полет. Потом судьба помотала меня по России. Я и в Пугачеве преподавал, пока не понял, что ненавижу курсантов, которые могут летать, а я нет. И золотишко мыл на Колыме в полулегальной артели в лихие 90-е, и на ювелирной фабрике в службе безопасности работал, пока не понял, что Юрьич — мой знакомый, который притащил меня туда, начал зарываться, и надо смываться. Чуйка, кстати, не подвела, в 97-м его взорвали вместе с третьей по счету женой, а потом и замов одного за другим замочили.

Последние годы я работал в службе безопасности одного московского банка, куда меня позвал другой приятель. В личной жизни серьезных отношений не заводил, хотя и не монашествовал: по молодости считал, что еще рано, не нагулялся, потом помешала война и служба — женщины в части были наперечет и все заняты, потом — стеснялся увечья. Вот семьей так и не обзавелся. Вечера коротал в компании компьютера, который довольно быстро освоил уже во взрослом возрасте. Конечно, несмотря на современный протез, в игры особо играть не получалось, но смотреть фильмы и читать книжки отсутствие руки не мешало. Изредка выбирался с друзьями-приятелями на природу-охоту-рыбалку-баню-шашлыки (нужное подчеркнуть). Выпивал, не без того, но в меру.

И вот вчера, возвращаясь домой с работы, я нарвался в подъезде на компанию Витьки-алкаша со второго этажа. Гопота пила пиво и загадила шелухой от семечек и бычками всю лестничную площадку. Слово за слово завязался скандал, а потом и драка. И хоть я и был в хорошей форме для своего возраста, но отсутствие здоровой правой руки, да и количество и молодость нападавших сыграли не в мою пользу. Кто из этих уродов пырнул меня ножом, мне уже не узнать. Боль от ударов, потом жгучая боль под ребром, а потом темнота. И не было никакого светлого коридора, никакой высшей сущности, просто раз — и я здесь.

И в то же время я помнил другое.

Я — Васильев Егор Николаевич, мне 13 лет, я родился в небольшом городке Рязанской губернии. У меня есть брат Митька, который учится здесь же, и мать. Отец погиб в аварии автобуса, когда они всей семьей переезжали к деду. Матери и Митьке повезло, их выбросило в кусты, а отцу нет. А я родился восемь с половиной месяцев спустя, так что отца я видел только у деда на старых фотографиях. Наше-то имущество все сгорело вместе с автобусом. До 10 моих лет мы жили с дедом, но когда он умер, произошла некрасивая история с наследством, и матери пришлось завербоваться в армейскую приграничную часть целителем, а нас отправить в интернат подальше от родных мест. Теперь я ученик Московского Императорского училища имени Святого Михаила.

Поначалу все было неплохо. Первые два года мама забирала нас на каникулы к себе в часть, где мы жили при госпитале. Днем бегали по военному городку, играли и дрались с местными детьми, по вечерам мама учила нас чему-нибудь или, если было ее дежурство, приводила к себе на работу, чтоб мы не болтались под ногами у взрослых. В госпитале нас запросто могли приставить к какому-нибудь делу или отправить развлекать раненых.

Все изменилось в прошлом году. Сначала на мамину часть было нападение. Это не было чем-то необычным, мелкие стычки с шайками из соседнего государства случались постоянно, но здесь собралась очень большая банда, вдобавок хорошо вооруженная. Помощь задержалась (интересно почему?) и оружие в руки пришлось взять практически всем. Мама вытаскивала раненых из-под огня и тут же их исцеляла. В один момент она оказалась буквально в гуще сражения и сама была ранена. В газете потом написали, что она применила какой-то неизвестный артефакт типа "последнего вздоха", уничтоживший часть боевиков и самое главное — каким-то образом взорвавший командную машину связи бандитов. В один момент из хорошо организованной силы боевики превратились в неуправляемое стадо и их стали давить поодиночке, а тут и помощь подоспела. Вроде бы хэппи-энд, но из-за конфликта собственной магии и магии артефакта на фоне тяжелого ранения мама впала в кому. И только я знаю, что никакого артефакта у мамы никогда не было, а все описанное она совершила собственной силой, но это наша большая тайна. На волне шумихи в СМИ, пострадавших в той заварушке привезли сюда в Москву, где поместили в лучший госпиталь. Нас с Митькой несколько раз отпускали из интерната навестить знакомых. Но прошел уже год, все давно вылечились и разъехались, и только мама по-прежнему не приходит в себя. За последнее время я уже пару раз слышал разговоры о том, что пора прекратить искусственно поддерживать ее жизнь. Конечно, ее подвиг ведь давно уже забылся на фоне новых историй.

Мелкими на этом фоне покажутся мои собственные неприятности, но именно они привели уже к моей личной трагедии. С нового учебного года в нашем училище сменился завуч. Никакого криминала или даже просто интересной истории — просто старый подал в отставку по состоянию здоровья. Матвей Игнатьевич уже давно занимался делами от случая к случаю, скидывая работу на замов, что не очень хорошо отражалось на учебном процессе. Поскольку наше училище находится под личным патронатом ЕИВ, приказ о новом назначении пришел из личной императорской канцелярии. Новый завуч, Залесский Евгений Александрович, прибыл в ореоле тайны императорского двора и буквально за неделю всех в себя влюбил — и наставников, и нас курсантов.

Для каждого у него находилось и ободряющее слово, и направляющий пендель. В библиотеке появилась новая литература, в классах — новая мебель и пособия, в лазарете — свежие лекарства, на кухне — новый повар. К слову сказать, и раньше все было очень неплохо, все-таки наше училище входит в первую сотню лучших по стране, но эта бьющая через край энергия, эти перемены подкупали.

А вместе с Залесским прибыло несколько новых преподавателей. На фоне ярких изменений в жизни училища их приход казался вполне закономерным. Часть заменила старых учителей, которые ушли в отставку вместе с Быстровым, для части ввели новые предметы. Судьбоносным для меня оказался Скинкис Андреас Германович. Этот препод стал нас учить раскачке источника. Занятия были индивидуальными, и никто не видел, как он работает с другими, но все ученики были от него в восторге. А вот я — нет. Начать с того, что главной моей проблемой было не раскачать источник, а наоборот не показать всех его возможностей. Маскировка и мимикрия с сопливого детства стали моим вторым я, так как мама с самого первого выплеска силы постоянно мне твердила: "Малыш, если кто-то узнает о твоих способностях — нас всех убьют". После этих слов она всегда прижимала меня к себе и начинала тихо всхлипывать. Я всегда очень злился на нее в такие моменты. Понятно, что не сразу, но чтоб прекратить эти, как мне казалось "необоснованные истерики", я довольно быстро научился скрывать свои возможности. Уже достаточно давно для всех я был подмастерьем-целителем, а в потенциале — магистром-целителем, и способным учеником воды и воздуха, а вот остальные стихии якобы мне не давались. Тренировать их приходилось в глубокой тайне, в основном пассивными упражнениями. Но с гордостью могу сказать, что, несмотря на трудности, остальные мои способности были развиты вполне гармонично.

Так вот, вернемся к Андреасу Германовичу. У меня складывалось впечатление, что он мечтает вывести меня на чистую воду. Тренировки с ним постоянно проходили по лезвию ножа. Отбиваться от наставника, как минимум втрое тебя старше и настолько же опытнее, пользуясь лишь "доступными" стихиями с каждым разом становилось все труднее и труднее.

Вдобавок навалилось и с другой стороны: мне объявили бойкот. Часть нашего потока по осени свалила в традиционную "большую сентябрьскую самоволку". Мы с Митькой в ней не участвовали, потому что за это можно было конкретно огрести, вплоть до отчисления, а за нас — сирот — вступиться давно уже некому. А нас позвал на чай Евгений Александрович. За время каникул, которые мы теперь были вынуждены проводить в интернате, он часто приглашал на чай то меня одного, то нас обоих. Признаюсь честно, мне очень льстило его внимание. Все-таки мы с братом были еще детьми, и нам не хватало взрослого участия и одобрения. Даже просто потрепаться ни о чем с кем-то посторонним кроме брата было приятно, а уж собеседником Евгений Александрович был великолепным. Немного пикантные истории из жизни великосветских львов и львиц, рассказы о путешествиях, обсуждения новых фильмов и книг, казалось, не было ни одной темы, где бы он "плавал". Его интерес к себе я приписывал обычному человеческому сочувствию и, чего уж скрывать, своим выдающимся способностям в силе исцеления. Были даже мысли попросить его дальнейшего покровительства, но тут принимать решение в первую очередь должен был мой брат, как старший оставшийся в роду мужчина. В общем, ожидался приятный вечер в приятной компании.

Митька возился с домашним заданием и пойти не смог, а я побежал вприпрыжку. А потом закономерно попались самовольщики. История получилась громкая, некрасивая, с вызовом родителей — не последних людей в нашем городе, публичной моральной поркой и выговором в личном деле, что, кстати, является совсем не слабым наказанием в Империи, так как сразу понижает индекс лояльности всей семьи наказанного. И угадайте, кого назначили виноватым в поимке? Конечно мелкого, который чаевничал с завучем как раз накануне.

В мою невиновность не поверил даже Митька. Нет, стукачком он меня конечно не считал, но вот в том, что я мог случайно проговориться, не сомневался ни секунды. Это я-то, свято оберегавший всегда все семейные секреты, служивший хранителем всех окрестных детских и взрослых тайн. Ни хрена себе заявочки!

Хуже того, такие ситуации стали возникать регулярно, не одна и не две, и всегда возникала возможность меня обвинить. То я с библиотекарем шушукался (а вы часто кричите в библиотеке?), то около преподавателей терся (а как учиться-то еще?). В общем, толпа нашла виноватого и травила со всем прилежанием. Все вещи приходилось постоянно прятать, а самому передвигаться по темным местам исключительно в светлое время суток короткими перебежками по зеленым свисткам.

На фоне этой травли состоялся мой перевод из соседнего армейского госпиталя в общественную городскую больницу. В училищах-интернатах для одаренных практиковалась ранняя специализация на основе направления дара. Поскольку я уже в 10 лет благодаря учебе у матери знал основы целительства и собирался развивать именно его, меня сразу прикрепили к мед.учреждению, где я 3-4 раза в неделю работал после уроков. Никакой халявы и послаблений. Научили какому-нибудь действию, приняли зачет, и вперед, отрабатывай до посинения на больных да раненых. Но если до этого я работал пусть и в спартанских, но как оказалось вполне себе тепличных условиях прикрепленного к нашему училищу госпиталя, то теперь меня как кутенка в воду, бросили в водоворот медицины для бедных.

Тут надо пару слов сказать о медицине вообще. Так вот она тут реально отличается! Появление магии сыграло с человечеством странную шутку: обычный уровень медицины развился где-то до уровня 60-70-х годов нашего мира, но есть отдельная каста целителей, которые творят чудеса. Там, где неодаренный просто не возьмется за больного, магистр исцелит прикосновением, мастер справится за пару недель, а подмастерье вроде меня — позволит дожить до квалифицированной помощи. Другое дело, что целители — товар штучный, требуют особых талантов и длительного обучения. А еще те, у кого такие способности есть, не всегда хотят развивать именно силу жизни, ведь в комплекте с ними обычно идут вода или воздух, которые тоже весьма ценятся.