Цепь

Пролог

Солнце только-только прошло зенит и было ярко как никогда сегодня. Под его лучами от дуновения легкого степного ветерка колыхались травы на огромной равнине, обрамленной цепью невысоких, заросших кустарником, холмов. Узенькая ленточка освежающей воды плавно петляла от них прямо на восток, в сторону моря, до которого было верст сто, не меньше. Прохлады это не добавляло, зато воздух периодически наполнялся солоноватым дурманом, оседая на губах и вызывая острое желание искупаться.

На одном из этих холмов верхом на гнедом жеребце восседал человек и внимательно, чуть щурясь, наблюдал за немаленьким табуном у подножия. Левую ногу, обутую в хромовый сапог, он, завалившись назад, закинул на подушку седла из черной кожи, уложив на бедро необычного вида калашников с очень длинным стволом и не менее длинным пластиковым цевьем. Теребя ртом соломинку, мужчина поправил на голове невысокую коричневую кубанку с черным дном*, без следа кокарды на ней, после чего почесал грудь прямо по светло-серому бешмету**, стянутому через плечо бандольерой с тремя подсумками

* * *

. Улыбнувшись каким-то своим мыслям, он проводил взглядом стаю птиц, парящих высоко в небе.

Топот, он услышал задолго до того, как молодой стройный паренек лет шестнадцати, одетый идентично, за исключением головного убора (вместо кубанки на его челе была фуражка цвета хаки) на чубарой кобыле возник в поле его зрения.

— Господин, хорунжий! Господин, хорунжий

* * *

! — прокричал, по сути еще мальчишка, приближаясь к мужчине. — К вам на хуторе гости.

— Кто? — только и спросил он.

— Он самый!

— Тогда остаешься за табунщика. И смотри у меня, если как в прошлый раз гиена задерет хоть одну животину, — хорунжий показал пареньку кулак, — Перетяну по хребтине нагайкой

* * *

* как следует. Усёк?

— Усёк, — чуть насупившись ответил он, вынимая из седельного чехла точно такой же калашников с необычно прямым магазином.

Свой же автомат мужчина убрал на место рядом с 'леопардовым пистолетом', закрепленным возле луки седла. Дав шенкеля, он повел своего жеребца по тропинке, по которой только что скакал джура

* * *

**.

— —

* Кубанка с черным дном — низкий мужской головной убор из овчины или каракуля с плоским донышком, распространенный у кубанских и терских казаков, народов Кавказа и у дореволюционных царских чинов полиции и жандармерии. В отличии от народов Кавказа, которые дно так же делали меховым, русские и казаки дно изготовляли из сукна различной расцветки (красное — кубанцы, синие — терцы), отделывая в зависимости от чина галуном. Последнее было необходимо для определения командира в конном строю во время атаки. У пластунов (пеших казачьих частей) дно кубанки делалось из неярких цветов (черного, коричневого, зеленого), для более лучшей маскировки во время разведывательных или диверсионных выходов.

** Бешмет — одежда в виде кафтана со стоячим воротником, надевалась на рубаху и под халат или черкеску, при этом в быту могла носиться самостоятельно. Короткий бешмет стал прообразом для гимнастерки.

* * *

Бандольера — подсумки для боеприпасов или патронташи, носимые на ремне или лямке через плечо. В России наиболее известны 'матросские бандольеры' из матерчатых пулемётных лент, носимые крест-накрест.

* * *

Хорунжий — первый чин в казачьих войсках, соответствующий подпоручику и корнету, а в современных Российских реалиях званию лейтенанта. Так же данный чин до сих пор распространен в Польше, откуда собственно и появился в Средние века. С 1944 по 1957 год — самый младший офицерский чин в Войске Польском. С 1963 по 2004 год — это особый офицерский класс между старшими подофицерами (унтер-офицерами) и младшими офицерами, что в советской и российской номенклатуре званий соответствовало прапорщикам. Последнее совпадение очень любопытно, ибо и 'хорунжий' и 'прапорщик' в оригинале означают знаменосца хоругви или прапора соответственно. В современных польских вооружённых силах, после перехода на стандарты НАТО класс хорунжих объединён с унтер-офицерами.

* * *

* Нагайка — плеть для управления лошадью, которая существует во множестве вариаций. Чтобы не травмировать шкуру лошади на конце устанавливается 'шлепок' — кожаная бляшка. Иногда в шлепок вшивается свинцовый утяжелитель или пуля, от чего сила удара возрастает на столько, что способна пробить череп человека.

* * *

** Джура — молодой, несовершеннолетний человек, находящийся в обучении у казаков в качестве средневекового рыцарского оруженосца.

— —

Через полчаса неспешной рыси вдалеке проявились очертания человеческого жилья — с десяток простых каркасных домов с возвышающимся шпилем ветряной мельницы, окруженные огромными левадами*, на которых паслось с четверть сотни лошадей разных мастей и пород. Сами дома образовывали меж собой небольшой майдан**, где сейчас ярко бликуя на солнце, стоял серебристый гелендвагнен

* * *

.

— Он никогда не изменится, — пробурчал хорунжий себе под нос, заметив внедорожник.

Подведя своего коня к длинной коновязи, он спрыгнул на землю, и, перекинув узду через голову гнедого, закрепил её на бревне.

На пороге ближайшего дома появился наголо бритый мужчина, в кожаном пиджаке и бежевых слаксах. Молча приблизившись к всаднику, он пожал ему запястье, так же молча глядя ему в глаза.

— Всё? — тихо спросил хорунжий.

— Всё. Лично отрубал пальцы тому, кто это приказал.

— —

* Левада — огороженный загон с травяным покрытием для выгула лошадей.

** Майдан — изначально любая открытая площадка, парк или площадь. В последствии в Южнорусских регионах и на Украине — базарная площадь. В казачьих поселениях — место сходки для казаков.

* * *

Гелендваген — дословно на немецком — 'внедорожный автомобиль'. Выпускается компанией 'Мерседес-Бенс' изначально как армейский вездеход, в последствии стал базой для люксовых, престижных автомобилей, очень сильно котирующихся в российской среде.

— —

Ставропольский край. Станица Вольная. 13 августа 2006 года. Воскресенье. 7:02

Этот день еще с самого утра не сулил Максиму ничего хорошего. Голова, после вчерашнего загула с бывшими одноклассниками, по ощущениям опухла, субъективно увеличившись в объеме раза в два. Даже глаза были не на стороне владельца, то и дело норовя слипнуться, склоняя его к немедленному засыпанию.

Если бы не служба, то Максим отсыпался бы как минимум до обеда, но благодаря сжатой в кулаке воле и дедову подзатыльнику, от которого внутри черепа лопнул тротиловый заряд, он заставил себя подняться с постели и побрести к умывальнику. Холодная вода, которая обязана была освежить, со своей задачей не справилась, лишь вызвав приступ тошноты, от которого Максима скрючило наподобие буквы 'Z' прямо на деревянном полу.

Дед, с осуждением поглядывая на единственного внука, протянул ему банку с огуречным рассолом. Дождавшись, когда стекляшка опустеет, он потащил Максима к покрытому цветной клеенкой столу, на котором красовалась старая чугунная сковорода с поджаренными вместе с колбасой яйцами. Невзирая на сопротивление внука, он буквально насильно заставил съесть приготовленное, после чего удовлетворенно начал колдовать возле печи.

На удивление почувствовав себя лучше, Максим облачился в свою мышиную, пока еще не обтрепавшуюся, форму. Натянув на голову кепку с сияющей кокардой, он вышел во двор, и, добравшись по дорожке, выложенной серыми, местами треснувшими плитами до калитки, распахнул её, оказавшись на улице.

На его счастье, в это же время из зеленых ворот соседнего участка показался Миша Гец на своем видавшем виды темно-синем Патроле. Увидав соседа-доходягу, он молча открыл пассажирскую дверь, как бы намекая на дальнейшие действия. Максиму не пришлось ничего объяснять, пробурчав: 'Спасибо' — его тело заняло предложенное место.

— Ну и кто этот негодяй, что столкнул вчера доблестного ефрейтора милиции с пути праведного? — вполне серьезно, без тени улыбки спросил Миша, когда Ниссан, рыкнув мотором, тронулся.

— Бихоевы, гады, — зло выговорил Макс. — Молодое вино, видите ли им из Ингушетии родственники прислали. Срочно его, блин, нужно попробовать, пока не испортилось. Вот они 'по-братски' всю мужскую половину класса вчера и спаивали. И ведь знали, сволочи, что мне с утра на службу, и все равно склонили к злоупотреблению. Я даже мобилу с ними провтыкать успел, так что так просто уже до меня не дозвонишься.

— Бихоевы — они такие, да, — всё так же, без тени эмоций на лице произнес Михаил, выкручивая на перекрестке руль налево. — А у самого голова есть на плечах? Ты ж гордость и совесть Отечества! Как же ты свою нелегкую службу с перегаром нести будешь?

— Думаю, напарник поможет.

— Хрен ты от него дождешься. На него где сядешь, там и слезешь.

— Угу, рассказывай больше. Мой напарник — это чуткий и отзывчивый человек, непререкаемый авторитет в своем деле, кумир незамужних дамочек и подрастающего поколения!

— Не подлизывайся. Сколько раз я тебе говорил перед сменой не пить? Вот то-то и оно — дохрена говорил.

— Всего лишь два раза с бодуна вышел. Это третий.

— А мне больше и не надо, — Миша зло глянул на пассажира. — Что ты мне обещал, когда я тебя устраивал? Что с кайфом, дурью и другими веселыми вещами покончено. Что все они остались в прошлом. Так?

— Так. Но ведь это особый случай. Раз в пятилетку собираемся.

— А мне на твой особый случай класть с прибором и вприсядку. Ты слово дал, так держи как мужчина.

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Этого больше не повторится. Гарантирую, — водитель с сомнением поглядел на Максима, и словно потеплевшим голосом спросил.

— Артём то вчера был?

— Был.

— И как?

— Что как? Морды не набили друг другу и ладно.

Патрол подрулил к грязно-серому кирпичному зданию в два этажа, чьи окна были убраны в стальные решетки, крашеные желтой краской, от чего вид у строения был веселый и праздничный, не взирая на мрачные внутренности — местное отделение милиции и прокуратуру. Выгрузившись, они направились к главному входу, у которого уже переминались с ноги на ногу курильщики, которым предстояло сдать или принять уже осточертелое дежурство. Поздоровавшись за руку с каждым, Максим и Миша прошли мимо сидящего, словно в аквариуме, дежурного в раздевалку готовиться к разводу.

Пережив на последних каплях воли вооружение и сам развод, Максим с удовольствием влез в патрульный УАЗик с намалёванной синей тройкой на борту, намереваясь там покемарить. Но безуспешно. Вслед за ним, за баранку влез огромный, словно медведь старшина Гец.

— Не спи, пихота, замерзнешь!

— Да ну тебя, — лишь отмахнулся Макс. — Я часок отдохну, и буду как огурчик.

— Маринованный, — закончил за напарника Миша.

Ну а дальше всё пошло в обычном режиме — вызовы по незначительным поводам, общение с не в меру пьющими согражданами и их близкими, и робкие попытки пообедать, когда в тринадцать десять бортовая рация заговорила.

— Третий Станице, Третий Станице.

— Третий на связи, — ответил во взятую тангетку Михаил.

— В кустах за овощехранилищем обнаружен угнанный ночью внедорожник марки БМВ черного цвета. Проверьте информацию. Как поняли?

— Понял вас. Проверить информацию о внедорожнике.

— Вот ведь принесла нечистая, — прокомментировал указание Максим, как только тангетка вернулась на свое положенное место. — Если это действительно угнанный автомобиль, мы рапорт замучаемся составлять.

— Ну кто замучается, а у кого опыт, — в первые за день улыбнулся Миша. — Не ной, прорвемся!

УАЗик козликом помчался по пыльным станичным улочкам, не забывая подскакивать на ухабах и выбоина. Четыре перекрёстка и резкий поворот направо уводящий дорогу в степь. Некошеные луговые травы молча провожали их, качаясь в такт ветру.

Максим блуждающим взглядом смотрел в окно, теребя в руках пачку 'Балканской звезды'. Это было что-то наподобие обряда — помять темно-синий бумажный прямоугольник, достать из него сигарету, покрутить её в пальцах и засунуть обратно. Курить уже месяца два как не хотелось, и осознание этого факта грело Максиму душу. Он, как сказали бы всяческие 'сказочные идиоты', заряжался позитивной энергией, и был готов к новым свершениям. Хотя какие свершения бывают в ППС?

Нет, в душе он всё еще оставался романтиком, и каждый день, выходя на службу, в тайне, даже от себя, надеялся, что сегодня он поймает банду грабителей, остановит чеченских террористов, обезвредит спятившего психопата с топором. Его наградят медалью, вручат грамоту, и уж тогда ОНА непременно осознает свою ошибку и вернется. Но вместо этого перед его взором обычно открывалось грязное белье чужих семей, пьяные дебоши опустившихся соотечественников и дебильные выкидоны сельской гопоты, убивая всяческие мечты на корню.

Лента старого, потрескавшегося асфальта вела между двух барок, петляя на небольших взгорьях и длинных прогалинах. Уже скоро стала видна провалившаяся крыша полуразобранного овощехранилища, где в былые времена переживали зиму не одна тонна картошки, капусты, лука и моркови. Но с развалом Советского Союза, начало разваливаться, а точнее растаскиваться и его наследство. Кирпичи и плиты выламывались наиболее 'хозяйскими' станишниками, обрекая величественное когда-то сооружение на медленную смерть. О нем вспоминала обычно только молодежь, когда требовалось место для алковозлияний подальше от родительских глаз. И место это пользовалось дурной репутацией.

— Приехали, — пробурчал Миша, когда УАЗик затормозил у поваленного железобетонного блока рядом с беззубым провалом бывшего входа.

Максим машинально закинул сигареты в карман, и, вытерев рукой со лба пот, проступивший от невыносимой летней духоты, выбрался наружу.

— Ну и кто тут чего увидел? — Миша последовал примеру напарника и, облокотившись на капот, пристально разглядывал окружающие развалины и кусты.

— Чего стоять, пойдем, посмотрим.

— Пойдем.

Примятую траву заметили быстро. Буквально через двадцать метров, след вел к густым зарослям лоха, откуда пробивались блики ослепительно-яркого зада черного внедорожника.

— Не понял, — Миша озадачено почесал затылок. — Это же Артемова тачила. Он вчера пешком что ли был?

— Да нет, на ней и приехал. Как же перед парнями не понтануться, это ж для него не возможно.

— Значит, пацаны взяли покататься, когда он до соплей нажрался?

— Вроде нет, — Макс из-за всех попытался вспомнить вчерашние события, но ничего кроме головной боли это не принесло. — Впрочем, я сам уже часам к десяти был никакой, ничерта не помню.

— Ладно, пойду доложу, что нашли в целости и сохранности. Вот Артёмка с папой обрадуются.

— Не то слово.

Медленно обойдя беху по кругу, Максим заметил незакрытую заднюю дверь, из которой торчал кусок какой-то белой ткани. Приблизившись, он заметил следы крови на нём, и, уже предчувствуя нехорошее, осторожно отворил дверцу.

Реальность оказалось хуже даже самых страшных ожиданий. На заднем сидении, обернутая словно в саван в окровавленную простыню, лежала ОНА. Отекшее синее лицо и разбитые губы, синяки и ссадины по всему голому телу, прикрытому сейчас только этой жалкой тканью. Было сразу видно, что перед смертью ей пришлось выдержать страшные мучения и пытки. Её остекленевшие глаза, уставившись в потолок, вызывали такой ужас, что Максим отшатнулся.