↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Пролог
Солнце только-только прошло зенит и было ярко как никогда сегодня. Под его лучами от дуновения легкого степного ветерка колыхались травы на огромной равнине, обрамленной цепью невысоких, заросших кустарником, холмов. Узенькая ленточка освежающей воды плавно петляла от них прямо на восток, в сторону моря, до которого было верст сто, не меньше. Прохлады это не добавляло, зато воздух периодически наполнялся солоноватым дурманом, оседая на губах и вызывая острое желание искупаться.
На одном из этих холмов верхом на гнедом жеребце восседал человек и внимательно, чуть щурясь, наблюдал за немаленьким табуном у подножия. Левую ногу, обутую в хромовый сапог, он, завалившись назад, закинул на подушку седла из черной кожи, уложив на бедро необычного вида калашников с очень длинным стволом и не менее длинным пластиковым цевьем. Теребя ртом соломинку, мужчина поправил на голове невысокую коричневую кубанку с черным дном*, без следа кокарды на ней, после чего почесал грудь прямо по светло-серому бешмету**, стянутому через плечо бандольерой с тремя подсумками
* * *
. Улыбнувшись каким-то своим мыслям, он проводил взглядом стаю птиц, парящих высоко в небе.
Топот, он услышал задолго до того, как молодой стройный паренек лет шестнадцати, одетый идентично, за исключением головного убора (вместо кубанки на его челе была фуражка цвета хаки) на чубарой кобыле возник в поле его зрения.
— Господин, хорунжий! Господин, хорунжий
* * *
! — прокричал, по сути еще мальчишка, приближаясь к мужчине. — К вам на хуторе гости.
— Кто? — только и спросил он.
— Он самый!
— Тогда остаешься за табунщика. И смотри у меня, если как в прошлый раз гиена задерет хоть одну животину, — хорунжий показал пареньку кулак, — Перетяну по хребтине нагайкой
* * *
* как следует. Усёк?
— Усёк, — чуть насупившись ответил он, вынимая из седельного чехла точно такой же калашников с необычно прямым магазином.
Свой же автомат мужчина убрал на место рядом с 'леопардовым пистолетом', закрепленным возле луки седла. Дав шенкеля, он повел своего жеребца по тропинке, по которой только что скакал джура
* * *
**.
— —
* Кубанка с черным дном — низкий мужской головной убор из овчины или каракуля с плоским донышком, распространенный у кубанских и терских казаков, народов Кавказа и у дореволюционных царских чинов полиции и жандармерии. В отличии от народов Кавказа, которые дно так же делали меховым, русские и казаки дно изготовляли из сукна различной расцветки (красное — кубанцы, синие — терцы), отделывая в зависимости от чина галуном. Последнее было необходимо для определения командира в конном строю во время атаки. У пластунов (пеших казачьих частей) дно кубанки делалось из неярких цветов (черного, коричневого, зеленого), для более лучшей маскировки во время разведывательных или диверсионных выходов.
** Бешмет — одежда в виде кафтана со стоячим воротником, надевалась на рубаху и под халат или черкеску, при этом в быту могла носиться самостоятельно. Короткий бешмет стал прообразом для гимнастерки.
* * *
Бандольера — подсумки для боеприпасов или патронташи, носимые на ремне или лямке через плечо. В России наиболее известны 'матросские бандольеры' из матерчатых пулемётных лент, носимые крест-накрест.
* * *
Хорунжий — первый чин в казачьих войсках, соответствующий подпоручику и корнету, а в современных Российских реалиях званию лейтенанта. Так же данный чин до сих пор распространен в Польше, откуда собственно и появился в Средние века. С 1944 по 1957 год — самый младший офицерский чин в Войске Польском. С 1963 по 2004 год — это особый офицерский класс между старшими подофицерами (унтер-офицерами) и младшими офицерами, что в советской и российской номенклатуре званий соответствовало прапорщикам. Последнее совпадение очень любопытно, ибо и 'хорунжий' и 'прапорщик' в оригинале означают знаменосца хоругви или прапора соответственно. В современных польских вооружённых силах, после перехода на стандарты НАТО класс хорунжих объединён с унтер-офицерами.
* * *
* Нагайка — плеть для управления лошадью, которая существует во множестве вариаций. Чтобы не травмировать шкуру лошади на конце устанавливается 'шлепок' — кожаная бляшка. Иногда в шлепок вшивается свинцовый утяжелитель или пуля, от чего сила удара возрастает на столько, что способна пробить череп человека.
* * *
** Джура — молодой, несовершеннолетний человек, находящийся в обучении у казаков в качестве средневекового рыцарского оруженосца.
— —
Через полчаса неспешной рыси вдалеке проявились очертания человеческого жилья — с десяток простых каркасных домов с возвышающимся шпилем ветряной мельницы, окруженные огромными левадами*, на которых паслось с четверть сотни лошадей разных мастей и пород. Сами дома образовывали меж собой небольшой майдан**, где сейчас ярко бликуя на солнце, стоял серебристый гелендвагнен
* * *
.
— Он никогда не изменится, — пробурчал хорунжий себе под нос, заметив внедорожник.
Подведя своего коня к длинной коновязи, он спрыгнул на землю, и, перекинув узду через голову гнедого, закрепил её на бревне.
На пороге ближайшего дома появился наголо бритый мужчина, в кожаном пиджаке и бежевых слаксах. Молча приблизившись к всаднику, он пожал ему запястье, так же молча глядя ему в глаза.
— Всё? — тихо спросил хорунжий.
— Всё. Лично отрубал пальцы тому, кто это приказал.
— —
* Левада — огороженный загон с травяным покрытием для выгула лошадей.
** Майдан — изначально любая открытая площадка, парк или площадь. В последствии в Южнорусских регионах и на Украине — базарная площадь. В казачьих поселениях — место сходки для казаков.
* * *
Гелендваген — дословно на немецком — 'внедорожный автомобиль'. Выпускается компанией 'Мерседес-Бенс' изначально как армейский вездеход, в последствии стал базой для люксовых, престижных автомобилей, очень сильно котирующихся в российской среде.
— —
Ставропольский край. Станица Вольная. 13 августа 2006 года. Воскресенье. 7:02
Этот день еще с самого утра не сулил Максиму ничего хорошего. Голова, после вчерашнего загула с бывшими одноклассниками, по ощущениям опухла, субъективно увеличившись в объеме раза в два. Даже глаза были не на стороне владельца, то и дело норовя слипнуться, склоняя его к немедленному засыпанию.
Если бы не служба, то Максим отсыпался бы как минимум до обеда, но благодаря сжатой в кулаке воле и дедову подзатыльнику, от которого внутри черепа лопнул тротиловый заряд, он заставил себя подняться с постели и побрести к умывальнику. Холодная вода, которая обязана была освежить, со своей задачей не справилась, лишь вызвав приступ тошноты, от которого Максима скрючило наподобие буквы 'Z' прямо на деревянном полу.
Дед, с осуждением поглядывая на единственного внука, протянул ему банку с огуречным рассолом. Дождавшись, когда стекляшка опустеет, он потащил Максима к покрытому цветной клеенкой столу, на котором красовалась старая чугунная сковорода с поджаренными вместе с колбасой яйцами. Невзирая на сопротивление внука, он буквально насильно заставил съесть приготовленное, после чего удовлетворенно начал колдовать возле печи.
На удивление почувствовав себя лучше, Максим облачился в свою мышиную, пока еще не обтрепавшуюся, форму. Натянув на голову кепку с сияющей кокардой, он вышел во двор, и, добравшись по дорожке, выложенной серыми, местами треснувшими плитами до калитки, распахнул её, оказавшись на улице.
На его счастье, в это же время из зеленых ворот соседнего участка показался Миша Гец на своем видавшем виды темно-синем Патроле. Увидав соседа-доходягу, он молча открыл пассажирскую дверь, как бы намекая на дальнейшие действия. Максиму не пришлось ничего объяснять, пробурчав: 'Спасибо' — его тело заняло предложенное место.
— Ну и кто этот негодяй, что столкнул вчера доблестного ефрейтора милиции с пути праведного? — вполне серьезно, без тени улыбки спросил Миша, когда Ниссан, рыкнув мотором, тронулся.
— Бихоевы, гады, — зло выговорил Макс. — Молодое вино, видите ли им из Ингушетии родственники прислали. Срочно его, блин, нужно попробовать, пока не испортилось. Вот они 'по-братски' всю мужскую половину класса вчера и спаивали. И ведь знали, сволочи, что мне с утра на службу, и все равно склонили к злоупотреблению. Я даже мобилу с ними провтыкать успел, так что так просто уже до меня не дозвонишься.
— Бихоевы — они такие, да, — всё так же, без тени эмоций на лице произнес Михаил, выкручивая на перекрестке руль налево. — А у самого голова есть на плечах? Ты ж гордость и совесть Отечества! Как же ты свою нелегкую службу с перегаром нести будешь?
— Думаю, напарник поможет.
— Хрен ты от него дождешься. На него где сядешь, там и слезешь.
— Угу, рассказывай больше. Мой напарник — это чуткий и отзывчивый человек, непререкаемый авторитет в своем деле, кумир незамужних дамочек и подрастающего поколения!
— Не подлизывайся. Сколько раз я тебе говорил перед сменой не пить? Вот то-то и оно — дохрена говорил.
— Всего лишь два раза с бодуна вышел. Это третий.
— А мне больше и не надо, — Миша зло глянул на пассажира. — Что ты мне обещал, когда я тебя устраивал? Что с кайфом, дурью и другими веселыми вещами покончено. Что все они остались в прошлом. Так?
— Так. Но ведь это особый случай. Раз в пятилетку собираемся.
— А мне на твой особый случай класть с прибором и вприсядку. Ты слово дал, так держи как мужчина.
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Этого больше не повторится. Гарантирую, — водитель с сомнением поглядел на Максима, и словно потеплевшим голосом спросил.
— Артём то вчера был?
— Был.
— И как?
— Что как? Морды не набили друг другу и ладно.
Патрол подрулил к грязно-серому кирпичному зданию в два этажа, чьи окна были убраны в стальные решетки, крашеные желтой краской, от чего вид у строения был веселый и праздничный, не взирая на мрачные внутренности — местное отделение милиции и прокуратуру. Выгрузившись, они направились к главному входу, у которого уже переминались с ноги на ногу курильщики, которым предстояло сдать или принять уже осточертелое дежурство. Поздоровавшись за руку с каждым, Максим и Миша прошли мимо сидящего, словно в аквариуме, дежурного в раздевалку готовиться к разводу.
Пережив на последних каплях воли вооружение и сам развод, Максим с удовольствием влез в патрульный УАЗик с намалёванной синей тройкой на борту, намереваясь там покемарить. Но безуспешно. Вслед за ним, за баранку влез огромный, словно медведь старшина Гец.
— Не спи, пихота, замерзнешь!
— Да ну тебя, — лишь отмахнулся Макс. — Я часок отдохну, и буду как огурчик.
— Маринованный, — закончил за напарника Миша.
Ну а дальше всё пошло в обычном режиме — вызовы по незначительным поводам, общение с не в меру пьющими согражданами и их близкими, и робкие попытки пообедать, когда в тринадцать десять бортовая рация заговорила.
— Третий Станице, Третий Станице.
— Третий на связи, — ответил во взятую тангетку Михаил.
— В кустах за овощехранилищем обнаружен угнанный ночью внедорожник марки БМВ черного цвета. Проверьте информацию. Как поняли?
— Понял вас. Проверить информацию о внедорожнике.
— Вот ведь принесла нечистая, — прокомментировал указание Максим, как только тангетка вернулась на свое положенное место. — Если это действительно угнанный автомобиль, мы рапорт замучаемся составлять.
— Ну кто замучается, а у кого опыт, — в первые за день улыбнулся Миша. — Не ной, прорвемся!
УАЗик козликом помчался по пыльным станичным улочкам, не забывая подскакивать на ухабах и выбоина. Четыре перекрёстка и резкий поворот направо уводящий дорогу в степь. Некошеные луговые травы молча провожали их, качаясь в такт ветру.
Максим блуждающим взглядом смотрел в окно, теребя в руках пачку 'Балканской звезды'. Это было что-то наподобие обряда — помять темно-синий бумажный прямоугольник, достать из него сигарету, покрутить её в пальцах и засунуть обратно. Курить уже месяца два как не хотелось, и осознание этого факта грело Максиму душу. Он, как сказали бы всяческие 'сказочные идиоты', заряжался позитивной энергией, и был готов к новым свершениям. Хотя какие свершения бывают в ППС?
Нет, в душе он всё еще оставался романтиком, и каждый день, выходя на службу, в тайне, даже от себя, надеялся, что сегодня он поймает банду грабителей, остановит чеченских террористов, обезвредит спятившего психопата с топором. Его наградят медалью, вручат грамоту, и уж тогда ОНА непременно осознает свою ошибку и вернется. Но вместо этого перед его взором обычно открывалось грязное белье чужих семей, пьяные дебоши опустившихся соотечественников и дебильные выкидоны сельской гопоты, убивая всяческие мечты на корню.
Лента старого, потрескавшегося асфальта вела между двух барок, петляя на небольших взгорьях и длинных прогалинах. Уже скоро стала видна провалившаяся крыша полуразобранного овощехранилища, где в былые времена переживали зиму не одна тонна картошки, капусты, лука и моркови. Но с развалом Советского Союза, начало разваливаться, а точнее растаскиваться и его наследство. Кирпичи и плиты выламывались наиболее 'хозяйскими' станишниками, обрекая величественное когда-то сооружение на медленную смерть. О нем вспоминала обычно только молодежь, когда требовалось место для алковозлияний подальше от родительских глаз. И место это пользовалось дурной репутацией.
— Приехали, — пробурчал Миша, когда УАЗик затормозил у поваленного железобетонного блока рядом с беззубым провалом бывшего входа.
Максим машинально закинул сигареты в карман, и, вытерев рукой со лба пот, проступивший от невыносимой летней духоты, выбрался наружу.
— Ну и кто тут чего увидел? — Миша последовал примеру напарника и, облокотившись на капот, пристально разглядывал окружающие развалины и кусты.
— Чего стоять, пойдем, посмотрим.
— Пойдем.
Примятую траву заметили быстро. Буквально через двадцать метров, след вел к густым зарослям лоха, откуда пробивались блики ослепительно-яркого зада черного внедорожника.
— Не понял, — Миша озадачено почесал затылок. — Это же Артемова тачила. Он вчера пешком что ли был?
— Да нет, на ней и приехал. Как же перед парнями не понтануться, это ж для него не возможно.
— Значит, пацаны взяли покататься, когда он до соплей нажрался?
— Вроде нет, — Макс из-за всех попытался вспомнить вчерашние события, но ничего кроме головной боли это не принесло. — Впрочем, я сам уже часам к десяти был никакой, ничерта не помню.
— Ладно, пойду доложу, что нашли в целости и сохранности. Вот Артёмка с папой обрадуются.
— Не то слово.
Медленно обойдя беху по кругу, Максим заметил незакрытую заднюю дверь, из которой торчал кусок какой-то белой ткани. Приблизившись, он заметил следы крови на нём, и, уже предчувствуя нехорошее, осторожно отворил дверцу.
Реальность оказалось хуже даже самых страшных ожиданий. На заднем сидении, обернутая словно в саван в окровавленную простыню, лежала ОНА. Отекшее синее лицо и разбитые губы, синяки и ссадины по всему голому телу, прикрытому сейчас только этой жалкой тканью. Было сразу видно, что перед смертью ей пришлось выдержать страшные мучения и пытки. Её остекленевшие глаза, уставившись в потолок, вызывали такой ужас, что Максим отшатнулся.
— Что там? — появился Гец. — Покойника, что ли нашел? О, черт! — увидев подтверждение своего предположения, он за плечи оттащил Максима подальше, и, усадив товарища на траву, протянул ему свою зажигалку. — На вот, покури, — дрожащими руками Максим взял этот дешёвый кусок китайского пластика, всё еще не понимая, что происходит. — Ты давай... Я щас быстро... Только до машины и обратно, ладно?
Глянув на Мишу невидящим взглядом, он мотнул утвердительно головой. Наконец, осознав, что дал ему старшина, Макс вынул изрядно помятую пачку, выбив из неё сигарету. Нетвердой рукой вставив рыжий фильтр себе в рот, он высек огонь и подкурил. Всё его существо сейчас сфокусировалось на этом действе. Его легкие всасывали дым и выплевывали назад, он был машиной, другие рефлексы сейчас были отключены.
— Скоро подъедут остальные, — Гец уселся рядом, но Макс даже не повел бровью, словно ему было всё равно. Впрочем, так оно и было.
Просидев в молчании минут десять, Миша не выдержал, начал говорить с напарником, пытаясь вывести его из этого состояния.
— Давно вы это... расстались?
— Полтора года. Сразу после того как меня из команды вышибли. Сказала, что ей с неудачником не по пути, — он горько усмехнулся. — Знаешь, мы ведь с четырнадцати лет были вместе. Десять лет. А тут собрала вещи и ушла, как будто я ей никто. Даже с того дня по-человечески поговорить нам не удалось, всё урывками, да полукриками, — и поглядев в глаза Мише, неожиданно завыл. — Миш, за что они так? За что? За что?
Ставропольский край. Станица Вольная. 13 августа 2006 года. Воскресенье. 15:35
— Артёма арестовали, — сообщил Миша, появившись на пороге. Максим лишь скользнул по нему стеклянным взглядом, погрузившись в себя, он явно не понимал смысла сказанного. — Эко тебя, братец, раскосячило. Может, водки дерябнем?
— Нет, не хочу, — Макс отрицательно махнул головой.
— Не жеманься. Никто слова не скажет. Вон Палыч вообще без ста грамм дежурным не садится.
— Я вчера уже напился, вдоволь, по горло! — губы его сжались, захрустели костяшки на стиснутых кулаках. — А пока я веселился, её убивали. Понимаешь, убивали!
Миша подобрал старый, еще советский стул, и поставил его рядом с напарником.
— Ты это брось. Ничего ты сделать не мог. НИ-ЧЕ-ГО. И незачем себя корить. Только изнутри душу изведешь, одни глаза да кожа останутся, — Гец ухватил своей лапищей товарища за плечо и встряхнул. — Поверь, я на такое уже в Чечне насмотрелся, и знаю, о чем говорю. Думаешь, мне дурные мысли в башку не лезли, когда моего друга в самоволе на базаре, словно барана зарезали? Или когда при зачистке села другой друг на лягухе подорвался? Но умерших не вернешь. Всё, что мы можем сделать — это не потерять живых.
— Ты не понимаешь. Она была для меня всем!
— Всё я понимаю, — в голосе Геца стали проскакивать нотки металла. — Кончай себя жалеть! Разнесчастный ты наш. Тебе двадцать пять и у тебя вся жизнь впереди, а от твоих соплей лучше не будет никому, в том числе и Свете. Яйца в кулак сожми и продолжи жить дальше. Кстати, её убийцу взяли, уже вроде дает показания.
— Кто? — Максим встрепенулся.
— Артём. Сейчас у Косаря в кабинете колется.
Гец тут же пожалел о сказанном, Максим в какую-то долю секунды соскочил со своего места и выбежал в коридор. Догнать его удалось только у следаков, где в одной из комнат в окружении кучи народа на стуле сидел этот самый Артём. Ворвавшись, словно метеор, Макс с ходу залепил футбольным пинком в арестованного, отчего Артём кубарем покатился по полу. Второй пинок сорвал Миша Гец, подхватив напарника подмышки и оттащив в сторону.
— За что?! За что ты её убил?! — орал Макс, пытаясь вырваться.
— Что это за безобразие? — холеный субъект в тонких золотых очочках. — Что за милицейский беспредел? За насилие в адрес моего подзащитного вы ответите по всей строгости закона.
— Несомненно, — усталый Косарь переложил бумаги, лежащие перед ним на столе, и уже обращаясь к Гецу. — Выведи его.
Но стоило Михаилу потащить всё еще брыкающегося Максима, как арестованный, приподнявшись на колени и, вытирая с разбитой губы кровь, заговорил.
— Не убивал я Свету. Я её больше жизни любил, на руках носил. Кое-как уломал тебя, Неудачника, бросить, — он кисло усмехнулся, — Свадьбу готовили. К зиме должен был ребенок народиться. Думаешь, я собственного ребенка сгублю? Это ты, скотина, ей отомстил!
— Да я тебя! — Максиму удалось вырваться, но Гец ухватил его за шиворот, и, словно котенка, рывком вернул к себе.
— Хватит! — кулак Косаря врезал по своей столешнице. — Я сказал, уводи его нафиг отсюда.
— Есть, — по-уставному ответил старшина и уже развернулся, не на секунду не ослабляя хватку на напарнике, чтобы наконец покинуть кабинет следака, когда Артем добавил.
— Мы же с тобой ночью вместе пили. Вот ты мне в вино наркоту и подсыпал. А потом машину мою украл и Свету убил, урод!
Макс попытался еще раз рыпнуться, но Мишины пальцы оказались непреклонны, поэтому пришлось смириться. Недолго плутая по знакомым коридорам, они вернулись в кабинет, в котором и сидели до этого. Даже и кабинетом это помещение было назвать трудно. Небольшая комната, площадью всего метра три, стены которой были выкрашены светло-зеленой масленой краской, используемая для отбирания объяснений с граждан. Для этой цели тут стоял древнейший светло-желтый письменный стол. Именно за этот стол Миша и усадил напарника.
— Посиди и успокойся. Ты сейчас головой вообще не думаешь. А если еще раз сдуркнешь, я тебя наручниками к батарее прикую, ты меня понял?
Максим лишь утвердительно кивнул. Он не мог отойти от потрясения после обвинения. Как? Как его посмели обвинить в убийстве самого близкого человека? Слезы, от несправедливости и боли, проступили на глазах. Утерев их кулаком, Макс швырнул носом, пытаясь успокоиться. Но успокоиться не получалось. Товарищ принес ему кружку простого сладкого черного чая, который как не странно помог. Мысли в голове стали выстраиваться в линию, а сознание прояснятся.
— Посидели и хватит, — заявил Гец, когда кружка опустела. — Служба не ждет. Без нас и так, наверно, пол станицы разбомбили.
Пришлось подчиниться. Максим, словно кукла поднялся на ноги, и поплелся за своим старшим до автомобиля, оставленным у главного входа. Когда они проходили дежурного, то вновь столкнулись с холеным типом в очках в сопровождении следователя Косаря.
— Вы бы лучше настоящего убийцу поймали, — громко, явно на эмоциях говорил очкарик. — Вот почему еще не допросили этого неуравновешенного молодого человека? Мы все стали свидетелями его необузданного нрава, что доказывает, возможную причастность его к совершенному преступлению.
— Конечно-конечно. Мы его обязательно допросим, как только смена, на которую он заступил, окончится. Не вижу необходимости уменьшать положенные наряды, они и так работают на пределе.
— Это конечно ваше право, но я буду жаловаться куда следует.
— Ну а это уже ваше право. Не смею вас задерживать. А ты Калинин, зайдешь ко мне сразу после дежурства. Понял?
— Угу, — лишь утвердительно кинул он, проходя металлический турникет, разблокируемый дежурным, продолжать так и не законченную смену.
Вечер в станице 'Вольная' выдался на удивление неспокойным. Несмотря на то, что завтра должен был наступить понедельник, местное население в массовом порядке ударилось в разгул и дебоши. Вызовы на семейные скандалы следовали один за другим. В алкогольном угаре, отцы семейств открывали в себе неизведанные до сего дня грани, и, почувствовав себя сверхлюдьми, бросались на своих домочадцев. Одного даже пришлось успокаивать, направив ствол автомата ему в грудь, по-другому бросить нож он отказывался. Кого-то доставляли в отдел, кого-то оставляли участковым. В общем, наступившая ночь не способствовала глубоким раздумьям, что как раз и было необходимо Максу.
С утра он застал следователя, отсыпающегося на кушетке. Весь помятый, он махнул вошедшему ефрейтору на стул, протер руками глаза, и, широко зевая, так, что чуть не хрустнула челюсть, уселся напротив.
— Рассказывай, где ты был субботним вечером. Постарайся поподробнее.
— Ну, с одноклассниками вино пили. Братья Бихоевы всех к себе созвали, вот мы и расслабились у них на веранде.
— Во сколько это было? — Косарь внимательно всё записывал.
— Часов в семь вечера, — Максим задумался. — Точно в семь. Я еще опоздал минут на двадцать, и вынужден был штрафную выпить.
— Артём Колесников на этом мероприятии присутствовал?
— Да, он тоже был.
— На чем он приехал?
— Конечно на своей черной бехе. — Макс скривился. — Как же он не понтуясь перед нами появится? Все должны знать, кто он, а кто мы.
— У тебя с ним антипатия? По какой причине?
— Ну а сами-то как думаете? Девушку он мою увел, — Максим разом помрачнел. — Мне что ему за это спасибо говорить нужно?
— Ну, а тем вечером вы с Артемом конфликтовали?
— Нет, сидели за разными концами стола, даже не разговаривали.
— А ушел он во сколько? — следователь внимательно поглядел Максиму в глаза.
— А вот этого я не помню. Часам к десяти я уже был никакой. Давно не пил, а тут дорвался.
— Во сколько сам ушел, тоже не помнишь?
— Неа, — Макс отрицательно махнул головой. — Конец пьянки я вообще не помню. Как черный провал. Очнулся только утром, от дедова подзатыльника, и сразу на работу ушел. Всё.
— Ясно, — Косарь, покопался в груде бумаг на углу стола, и выудил из неё несколько листов. — А как ты сможешь прокомментировать слова Магомета Бихоева, что ты в обнимку с Артемом Колесниковым, в районе двадцати трех часов вечера, уселись в его автомобиль БМВ Икс 5, и уехал в неизвестном направлении. Ибрагим Бихоев подтверждает слова брата. А ты?
— Чего? — Максим был ошарашен. — Я с Артемом на одной машине уехал, да еще в обнимку? Бред!
— Бред, не бред, но свидетели показывают именно так.
— Этого не может быть! Я ж бы его прибил на месте, не то, чтобы покатушки совместные устраивать.
— Ты понимаешь, что если бы неопровержимые улики не доказывали вину Колесникова, то за решеткой был бы ты?
— Почему я? — Макс все еще был в шоке.
— Головой подумай. А пока подпиши свои показания, и можешь домой идти.
В раздевалке Миши не оказалось, другие ребята сказали, что он опять укатил к своей зазнобе, а значит, до завтрашнего утра его видно не будет, поэтому пришлось брести до дома пешком. Пока он шел вдоль заборов, из-за которых нависали зеленые кроны плодовых деревьев, дурные мысли не покидали его голову. Осознание того факта, что он мог убить Свету, разрывало душу. Не в силах, просто идти, Максим сорвался на бег, успокоившись только ворвавшись к себе в дом. Дед с испугом глядел на взбелененного внука, с трудом дышавшего, и опиравшегося на печь. Со свистом в груди, Макс подбежал к груде одежды, в которой он пьянствовал перед сменой, и, разрыв её, в ужасе завыл. На джинсах и рубашке была кровь.
Ставропольский край. Станица Вольная. 14 августа 2006 года. Понедельник. 08:50
Дом Бихоевых представлял собой внушительный двухэтажный особняк из красного кирпича под стальной оцинкованной и ярко блестящей крышей. Высокий, двухметровый забор ограждал эту 'резиденцию' от посторонних глаз, давая тишину и уют во дворе на немаленького размера беседке со встроенном мангалом, на котором дядя Аслан, отец Магомета и Ибрагима, готовил свои божественные шашлыки.
В станице Аслан Бихоев появился вскоре, после распада Советского Союза, спасаясь от вакханалии на территории Чечено-Ингушской АССР. Открыв торговую точку с фруктами, он как-то быстро и незаметно пошел в рост, обзаведясь попутно парой магазинов, кафешкой и автосервисом, открытом на месте старых совхозовских гаражей. Успех, так и шел к нему в руки, но он не зазнавался, всегда здороваясь на улице с прохожими, не позволяя себе и своим родственникам дикие выходки, которые устраивали кавказцы в других населенных пунктах России. И даже больше — он грубо одергивал даргинцев, пять семей которых недавно переехали из Дагестана. Дошло даже до того, что он вышвырнул нескольких молодых, но борзых дагов из своего кафе, со словами: 'Как научитесь себя вести, так и возвращайтесь. А пока, чтобы даже близко не подходили, иначе секир-башка!' И что самое удивительное, даргинцы послушались, на улицах станицы 'Вольной' криминалил лишь местный контингент. Естественно, что Аслана здесь уважали. По-хорошему уважали.
Так уж случилось, что Максим учился с его сыновьями еще с начальной школы, и не без оснований, мог назвать их своими друзьями, которых, если разобраться, у него было не много. В тяжелые времена, они поддержали его, как могли, дав работу в одном из магазинов, правда, простым грузчиком, но в тот период, Макс был рад и этому. И вот именно сейчас Ибрагим и Магомет могли пролить свет, на случившееся тем вечером. Максим отправился к ним, как только переоделся в гражданку.
Жили они на соседней улице, в окружении домов своей родни, которой за прошедший десяток лет приехало из Ингушетии не мало. Скупив практически за бесценок близлежайшие дома, они образовали диаспору, а часть станицы занимаемую ими местными жителями называлась не иначе как 'Аул'. Причем, как знал Максим, это была одна из самых спокойных частей 'Вольной', милицию сюда не вызывали никогда.
Оказавшись у высоких, с коваными элементами, стальных ворот, рядом с которыми притулилась небольшая, но изящная калиточка с кнопкой электрозвонка. Макс надавил на него пальцем, но самого звона не услышал. Лишь через несколько минут до него донеслись звуки приближающихся шоркающих шагов, и, скрипнув, калитка отворилась наружу, в образовавшемся отверстии тут же появилась чернявая голова Лечи, младшего брата близнецов Бихоевых.
— Привет, Макс, — поприветствовал он.
— И тебе не хворать. Братья дома?
— Нее, в магазе дела делают.
— В котором?
— В Софочке, — не раздумывая ответил он.
— Понял, спасибо.
— Да, пожалуйста, — после чего, не прощаясь, голова исчезла обратно и калика закрылась.
Пришлось идти до предыдущего места работы. Именно в 'Софии', или как его ласково называли Бихоевы, в 'Софочке' он и трудился полгода, до устройства в милицию. Идти было относительно недалеко, вся станица от силы насчитывала тридцать тысяч жителей, и была не таких уж и больших размеров, другое дело, что практически на восемьдесят процентов она состояла из частного сектора, что накладывало свой отпечаток на местной топографии.
Идя вдоль утопающих за изгородями и заборами в зелени домов по пыльной, с разваленным мусором дороге, Макс еще раз прогонял у себя в голове тот вечер. Всё как обычно, Магомет и Ибрагим уже не в первый раз собирали у себя класс по различным поводам, то их тетя в Нальчике родит, то Кассим школу закончит, то просто гостинец пришлют, как в этот раз. На столе был выставлен большой кувшин с домашним вином, а вокруг него сгрудились всевозможные салаты и овощные нарезки. И, конечно же, гвоздем вечера был молодой барашек, освежеванный за пару часов до начала возлияния, и как всегда — бесподобный.
Ничего особенного в тот вечер не происходило, пили, ели, разговаривали, даже с Артёмом парой фраз перебросились вполне мирно. А потом... Потом как обрезало. Последнее, что он помнил, как смеялся над шуткой Магомета, похлебывая вино из бокала, поданного им же. И, даже во сколько это было, Максим припомнить не мог, и это его пугало.
Ибрагима он встретил сразу, тот стоял на крыльце и, покуривая, наблюдал за разгрузкой машины. Увидав Максима, он затушил сигарету о перила и пошел к нему на встречу, раскинув руки.
— Макс, ты уже знаешь, какое горе случилось?
— Конечно знаю, — мрачно подтвердил Максим.
— Как это так, сидеть с нами за одним столом, кушать с нами еду, пить наше вино, а потом поехать и убить человека? Это ужасно! Мне противно даже думать об этом! И мне больно думать о том, что если бы мы в тот вечер не устроили сабантуй, то Тёма бы не был пьян, и Света была бы жива.
— Успокойся, Брама. Я к тебе как раз по этому поводу и пришел, — замялся Макс.
— Что-то хочешь спросить? — он оценивающе поглядел на собеседника.
— Да.
— Тогда погоди минуту, Магу дождемся, и у обоих спросишь, — Ибрагим достал новую сигарету, и предложил товарищу.
Максим отказываться не стал, подкурив от дешевой китайской зажигалки, он глубоко затянулся, и, задержав на мгновение дыхание, выпустил клуб дыма в небо. Не успела сигарета превратиться в пепел, как на улице появился Магомет в сопровождении подполковника Елизарова, начальника местного РОВД.
— Здравие желаю! — Макс вытянулся по стойке смирно, но подпол лишь скользнул по нему масляным взглядом, и прошел мимо к стоящей неподалёку новенькой Тайоте Камри.
— Если что, вы только звоните, всё достанем в лучшем виде! — крикнул ему в след Мага, широко улыбаясь. — Хороший человек, скоро полковника получает, — сообщил он Максиму, когда иномарка скрылась за углом. — Вот и заказывает на предстоящую пирушку всяких разносолов. А ты какими судьбами?
— Узнать пришел, что же произошло тем вечером, — Макс замялся. — Когда убили Свету.
— А ты, — опешил Мага. — Ты ничего не помнишь?
— Вообще ничего, — Максим покачал головой.
— Ну, ты даешь, — Магомет почесал затылок. — Ты даже не помнишь, как с Артёмом уехал?
— Неа.
— В общем так, — голос вновь взял Ибрагим. — Вы с ним, сначала ножи друг на друга точили, а потом, когда захмелели, кто-то вспомнил старые времена. Ну, помнишь, когда мы на Зеленый хутор в сады за яблоками бегали, а потом Дядь Митяй в нас солью вдогонку пулял. Мы ж тогда, еще та банда была, — Брама улыбнулся, — те еще сорвиголовы.
— Это точно...
— Ну вот и начали вы захлёб друг другу что-то доказывать. А потом, Тёма, расплакался и признался, что Светка собирается бросить его, и, даже, несколько раз обмолвилась, что хочет к тебе вернуться.
— Да ты что?! — Максима словно обухом по голове ударило.
— Ага, Мага подтвердит, — брат лишь утвердительно кивнул. — А потом вам приспичило к ней ехать, отношения выяснять. Артём, с пеной у рта доказывал, что вам срочно нужно с ней поговорить. В одиннадцать вечера.
— Ну а потом, — слово вновь взял Магомет, — вы уехали на его бехе.
— А дальше?
— А дальше мы не знаем.
— Только на следующий день нас вызвали в милицию, где мы узнали, что убили Свету, и что везде найдены Тёмины следы.
— А я?
— Ну, раз тебя всё еще не арестовали, значит, ты не причем. Может вы где-то по пути расстались. Может такое быть?
— Может. Я ж ничерта не помню.
— Значит иди домой, и напейся. Забудь о том, что произошло.
— Нет, ребят, такого не забыть.
Ставропольский край. Станица Вольная. 15 августа 2006 года. Вторник. 9:15
Большие, металлические ворота, аккуратно выкрашенные в темно-зеленый цвет, слегка охладили пыл Максима. Затормозив перед ними, он в нерешительности помялся, почесал затылок, но всё же нажал кнопку звонка. Буквально сразу же, до него донесся скрип отворяемой двери, тяжелые шаги стали приближаться, ознаменовав свое прибытие скрежетом засова.
— Это ты? — поприветствовал соседа Гец. — Заходи, — и, развернувшись, побрел к хате, где на летней кухне, как будто ожидая гостя, закипал старый эмалированный чайник.
Закрыв за собой калитку, Макс последовал за ним.
— Чаю будешь? — по-отечески спросил Миша, — Больно видок у тебя хреновый. Всю ночь пил, небось?
— Неа, — гость лишь махнул головой, усаживаясь за видавший виды белый стол. — Всю ночь думал.
— Оставь, говорю тебе, — Гец разлил по большим, практически полулитровым кружкам заварку. — Это дело пустое. Сам себя изведешь понапрасну, а Свету уже не вернешь.
За заваркой в кружки полился крутой кипяток, а следом упали четыре кубика рафинада. Всё хорошенько размешав, Миша поставил кружку перед Максимом, пододвинув вазочку с печеньем.
— Не могу я об этом не думать, — Макс не поднимал глаз от стола. — Понимаешь... — он замялся. — Понимаешь, не всё так ясно, как хотелось бы. Бихоевы говорят, что мы с Артёмом вместе, в обнимку на его бехе с пьянки укатили.
— Не понял. Как?
— Вот и я не знаю, как...
— Мда, дела, — Гец присел на табурет, навалившись всей массой на стол. — И чего ко мне пришел?
— Посоветоваться, — Макс наконец оторвал взгляд от кружки, и пристально уставился на товарища. — Что мне делать?
— Хороший вопрос. Откуда ж мне, братец, знать, что тебе делать?
— Ну, ты, это... — вновь замялся Максим, — мужик опытный, в жизни всякое повидал. Да и в ментовке уже лет десять работаешь.
— Не забывай, с перерывами, — поправил его Михаил.
— Да какая разница, с перерывами или без?
— Ну, так я ж обычный пепеэсник, к СОГам* отношение имею опосредованное. А то, что опыт имею, не льсти мне, я как был дуболомом, так и остался. Думаешь, если бы у меня были мозги, я бы десять лет старшиной бы отработал? Давно капитана или майора получить мог, пойди я тем же участковым в свое время, — Миша взъерошил свои коротко стриженые волосы. — Ты сам-то чего хочешь?
— Разобраться.
— —
* СОГ — Следственно-оперативная группа, одна из организационных форм расследования преступлений, обеспечивающая эффективное взаимодействие следователя или прокурорского работника с органом дознания, оперативными сотрудниками, специалистами, экспертами и прочими участниками группы. Существуют разновидности СОГ для оперативного выезда на места происшествия, для раскрытия преступления 'по горячим следам'.
— —
— Думаешь нужно? Бередить и баламутить? Слыхал поговорку — не буди лихо, пока оно тихо?
— Да всю ночь думал! Не сходиться ничего. Сердцем чую, что не так всё гладко.
Гец встал, и прошелся от стола к плите и обратно, заложив руки за спину.
— Начинать нужно оттуда, откуда всё началось, — глубокомысленно заявил он. — С Бихоевыми, значит, общался?
— Угу.
— И видимо результата это не принесло. В таком случае надо искать того, кто сообщил о найденном автомобиле.
— А как?
— Как, как, коленом об косяк, — переиначил гостя Гец. — Все звонки регистрируются дежурным, и, даже больше тебе скажу, записываются на пленку. Значит нужно подойти к дежурному и попросить заглянуть в журнальчик.
— Так он и даст!
— Ну, тебе-то явно не даст, а вот мне — вполне. Подожди, щас переоденусь, и метнемся до отдела.
Исчезнув в дверном проёме хаты, Михаил вновь оставил Макса наедине со своими мыслями, которые последний так усилено от себя гнал. А что если это он? Он убил Свету той ночью. Перед напарником, Максим немного слукавил, не рассказав о запачканной кровью одежде, еще вчера прикопанной в пластиковом мешке для мусора от греха подальше где-то между грядок с морковью. Впрочем, он и себе об этом старался не напоминать, как будто вычеркнув этот факт из свой головы.
Минут через десять, когда чай уже был допит, появился Гец. Чисто выбритый и одетый в отутюженную одежду, он представлял собой мировой порядок и спокойствие. Натянув на голову серо-зеленую бейсболку с российским триколором, к слову странным — красная полоса проходила по верху, а белая по низу — он махнул Максиму рукой, призывая следовать за ним. И уже отпирая калитку, перехватив недоуменный взгляд гостя, он пояснил:
— Пешком пойдем, всё равно спешить особо некуда.
— Почему?
— С дежурным нужно разговаривать, когда он в относительном одиночестве. Правильно?
— Ну да.
— А какой у нас сегодня день?
— Вторник. Точно, по вторникам же совещание у начальника РОВД!
— Именно. Никто из властьимущих не будет слоняться без дела от курилки до кабинета. Значит, будет возможность спокойно поговорить. Но совещание начнется в десять, плюс минут семь-восемь пока все не соберутся. Итого, у нас есть полчаса, чтобы неторопливо прогуляться, и лучше продумать, что же и как спросить у Василича, вроде он должен сегодня сидеть.
Солнце уже вовсю жарило прямо с безоблачного неба. Лето в этом году выдалось на редкость засушливым и душным до невыносимости, отчего на открытом воздухе и не в тени появляться абсолютно никому не хотелось. Поэтому товарищи сейчас шли по улице в одиночестве, лишь изредка провожая взглядом проезжающие автомобили.
— А ты не боишься, — заговорил Михаил, — что это окажешься ты?
— Боюсь. Очень боюсь. Но я должен знать.
— Горе ты луковое, вся твоя жизнь полнейше недоразумение. Самому-то не надоело?
— Надоело, Миш. Надоело, — Макс взглянул в лицо напарнику. — И поверь, я делал... делаю всё, чтобы это исправить.
— Да знаю, — Гец махнул рукой. — Сам всё прекрасно вижу.
Уже у самого отдела Миша остановился у бочки с квасом. Пенный напиток в пластиковую тару разливала симпатичная девчина, в синем переднике, повязанным на ярко желтый топ, туго стягивающий её прелести.
— Квасу будешь? — поинтересовался Гец у Макса. — Холодненького? Нет, ну тогда, девушка, одну поллитра. Сдачи не надо, спасибо.
Получив в руки пивной стакан с бежевой пеной, стекающей со стенок, он весело подмигнул девушке, и тут же отпил.
— Хорошо... — протянул он, как только они отошли от бочки, — неплохо пошло.
— Квас? — не понял Максим.
— Причем здесь квас, дурила? Пошли, время подходит.
Дежурным сегодня действительно оказался Василич, юркий и хитрый мужичек за сорок, на плечи которого тяжело давили майорские звезды. Восседая на своем троне, в окружении кучи аппаратуры, он с недоверием глянул через стекло своего аквариума на нежданных посетителей.
— Здорово, Анатолий! — заявил Гец, радостно взмахнув руками.
— И тебе не хворать, — осторожно ответил Василич. — Зачем пожаловали? Неужель по службе соскучились?
— Не то слово! Душа болит за Отечество, которое без нас вы профукаете в одночасье!
— Давай слезу не выжимай, говори, зачем пришел, — дежурный довольно хмуро уставился на старшину.
— Помощь твоя нужна, — так и не переставая улыбаться, ответил Гец.
— Да я уж понял, но только не понял, что мне-то с этого.
— У-у-у, ты ж почище еврея будешь, нигде своей выгоды не упустишь! — продолжал балагурить Миша. — Признайся, ты случаем не с Земли Обетованной к нам на голову свалился?
— —
* С Земли Обетованной — Гец тонко намекает на еврейские корни дежурного, что в прочем недалеко от истины.
— —
— Да иди ты, — отмахнулся Василич. — Ты давай от темы не увиливай, выкладывай, чего хочешь.
— Да нужно звонок один воскресный проверить.
— И? — Анатолий выжидательно смотрел на Геца.
— И он, — Миша кивнул на Максима, стоявшего чуть позади, — тебе пару бумажек напишет, когда тебе будет неохота.
— Ага, щаз! Мы же в разных сменах.
— Ой, да ладно! Как будто вы не меняетесь, или нас на усиление не дергают? Не ломайся, не красна девица.
Подумав, Василич почесал свои залысины. Наконец, зорко оглядев Максима, он произнес:
— Десять документов напишешь!
— Имей совесть, — вмешался Гец. — Два!
— Семь!
— Четыре!
— Сойдемся на пяти и по рукам.
— Идет! — старшина и майор скрепили свою договоренность рукопожатием.
— Ну, говорите, какой звонок вам нужен, — дежурный уже пролистывал журнал до нужного места.
— Тот, где про обнаруженный автомобиль за овощехранилищем сказали, — наконец взял голос Макс.
— Угу, щас... Вот! Тринадцать ноль восемь, анонимный звонок про угнанный автомобиль.
— А запись звонка прослушать можно? — упавшим голосом спросил Макс.
— А это еще десять бумажек, — Василич радостно расплылся в улыбке.
— Задрал уже, Толь. По-человечески же просят — помоги, — вновь вмешался Миша.
— Ладно-ладно, минуту обождите, — и, ловко крутанувшись на стуле, майор исчез под столом.
Появился через минуту, и, точным движением затолкав что-то внутрь громоздкой машины с разноцветными лампочками, он нажал на кнопку. Что-то щелкнуло, пискнуло, после чего лицо Василича напряглось, и он нажал на несколько кнопок еще раз.
— Не понимаю, — тихо произнес он после пяти минут танцев над этим агрегатом.
— Что случилось? — Макс был взбудоражен и на взводе.
— Да хрень какая-то. Воскресные записи не воспроизводятся.
— Все? — удивился Гец.
— Ага, все.
— Может запись сломалась?
— Да не сломалась, понедельничные записи вполне работают. Да и доложили бы, — Анатолий взял другую амбарную книгу со стола и перелистал её несколько раз. — И в журнале приемки-сдачи дежурств ничего не указано. Странно...
— И что делать? — расстроенным голосом спросил у напарника Макс.
— Да фиг его знает. Хотя... Слышь, Толь, а откуда хоть звонили?
— С таксофона на улице Добролюбова, как раз напротив магазина.
Ставропольский край. Станица Вольная. 15 августа 2006 года. Вторник. 11:45
— А дальше что?
Напарники стояли через дорогу от Софочки Бихоевых как раз у красного навеса таксофона. Как они добирались сюда, почти через всю станицу — это разговор отдельный, в пот было переработан не один литр воды. Все сырые, они навалились на деревянные телеграфные столбы, изрезанные временем многочисленными трещинами.
— Дальше? Дальше нужно свидетелей найти, — ответил Гец.
— А как?
— Я тебе уже говорил как, коленом об косяк, — Миша вытер ладонью пот со лба. — Пошли к твоим дружкам, может, видели кого.
Магазин был относительно новым, выстроенным Асланом еще в середине девяностых из силикатного кирпича и бетонных блоков с того же овощехранилища. Впрочем, решетки на окнах красоты этому сооружению не добавляли. Поднявшись по трем ступеням на крыльцо, товарищи толкнули тяжелую деревянную дверь, сразу ощутив всем телом прохладу кондиционера.
Внутри магазин представлял собой типичный образчик сельпо*. Большой длинный прилавок буквой 'Г' и несколько зеленых пластиковых столиков и стульев, для распития купленного вина на месте. Из-за прилавка на вошедших смотрела дородная тетка в аляпово-красной блузке.
— —
* Сельпо — сокращение от Сельского потребительского общества, низовой организации потребительской кооперации на селе в СССР. В простонародье — сельский магазин.
— —
— Зин, братья тут? — обратился к ней Макс.
— Только Брама. Позвать?
— Позови, будь добра. Кстати, ты в воскресенье здесь не работала?
— Неа, Люда подменяла, у меня у младшего температура подскочила. Да в такую-то жару. Ужас как намучались, — затараторила продавщица перед тем, как скрыться в подсобке. Не успели напарники прицениться к товарам, как появился Бихоев.
— Макс! Здравствуй, дорогой! — Он пожал руку однокласснику, и протянул руку Гецу.
— Привет, Ибрагим, — сдержано ответил он на рукопожатие.
— Брам, слушай мы по делу.
— Слушаю, — Бихоев тут же перешел на деловой тон.
— У тебя камеры у магазина работают?
— Работают, а что нужно?
— А таксофон на них видно?
— Видно. Говори, что нужно.
— Да глянуть, кто с него в воскресенье звонил.
— Э-э-э, брат, такое только по запросу милиции делаем. Будет бумага, приходи, не вопрос.
— Да ладно, Брам, нам же для себя, а не для протокола. Просто знать нужно, кто моему деду названивает по ночам, пока я на службе, — врал на ходу Макс.
— Деду Грише? Кто посмел? Да я его... — Бихоев изобрази руками, что сделает с обидчиком Максимого деда.
— Поможешь?
— Конечно! Пойдемте, — махнув рукой, он увлек их в подсобку, поплутав по коридорам которой, они попали в небольшой кабинетик с двумя письменными столами с громоздкими компьютерными мониторами на них.
— Какое время нужно? — Спросил Ибрагим, усаживаясь за один из столов.
— С часу дня, до полвторого.
Бихоев оглянулся на одноклассника, и, улыбнувшись, принялся водить по столу мышкой, выискивая в мониторе нужные параметры.
— Не помню, куда тыкать, — извинился он, — в последний раз запись года полтора смотрели. Я щас эсемеску напишу одной тёлочке, хорошо? Буквально вчера познакомились. Такая сочная, — Ибрагим причмокнул языком, — А титьки какие. Сказка!
Набрав на своей навороченной Нокии сообщение, он вновь принялся искать, как включить запись. Еще через минуту, получив ответ и еще шире улыбаясь, он, наконец, нашел нужный параметр.
— Вот! — обрадованно заявил Бихоев. — Сейчас сделаем! Тринадцать ноль ноль, — произносил он, набирая цифры. — Ага, смотрите.
На экране появилось черно-белое изображение улицы. Вот в правом верхнем углу виден таксофон, который сейчас стоял совершенно одиноко. Минута, вторая, и вот в поле зрения появляется фигура, не смотря на жаркую погоду, закутанная в ветровку с капюшоном. Оглянувшись по сторонам, она подошла к таксофону, сняла трубку и стала тыкать на кнопки.
— Витька Богачев, героинщик хренов! — узнал фигуру Гец.
— Так вот, кто, значит, деду названивает, — практически прошептал Максим.
— Вы сейчас к нему? С вами сходить? — Ибрагим поднялся со стула, намереваясь выйти, вслед за напарниками.
— Да нет, Брам, не стоит. Мы уж лучше сами с ним пообщаемся.
— Тогда подзатыльник за меня ему поставьте.
— Обязательно! Спасибо, Брам. Бывай!
— Руками его не трогай, — заявил Гец, выйдя на улицу. — Это наркоман, не дай бог руку рассечешь и еще заразишься какой-нибудь хренью.
— Про наркоманов можешь не рассказывать, знаю, — кисло ответил Макс.
— Извини, не подумал, да если честно, и забыл.
— Ничего, сам виноват. Как думаешь это он?
— Что он?
— Светку убил?
— Сомневаюсь, — Гец сплюнул на асфальт, — мозгов у него маловато, что бы такую комбинацию провернуть. Впрочем, сейчас придем и спросим.
Они прошли несколько кварталов, и, свернув на нужном перекрестке, поплелись к Богачевской хате. Старый, почерневший и покосившийся от старости забор зиял немаленькими дырами, пробитыми бог знает чем. Калитка и ворота отсутствовали как класс, приглашая всех желающих внутрь, да и выбитые местами окна в хате, заложенные простой картонкой, как бы тоже намекали на доступность. Сама хата была давно не крашена, остатки побелки сошли еще в прошлом, а может и в позапрошлых годах, придавая всему строению ужасный грязно-серый цвет. На земле везде валялся мусор: где бумажки, где пустые бутылки, где тюбики из под клея и банки дихлофоса — поэтому приходилось идти, как по минному полю, заранее выбирая место, куда поставить свою ногу.
Грязная, как и всё вокруг, дверь в хату тоже оказалась незакрытой. Приотворив её, первым внутрь юркнул Гец. Осторожно пройдя в горницу, он остановился в дверях. Максим лишь мельком успел заметить, что на полу лежал человек.
Аккуратно, пытаясь ничего не задеть, Миша подошел к телу с распластанным горлом и от того плавающем в собственной крови, и медленно прикоснулся к голове.
— Теплый. Минут пять, как преставился.
Ставропольский край. Станица Вольная. 16 августа 2006 года. Среда. 07:48
Кабинет напоминал школьный класс — та же доска на одной из стен, тот же стол учителя рядом с ней, те же ряды парт, выстроенных по школьной схеме. Лишь один нюанс портил впечатление — всюду, где только можно, были навешаны плакаты по сборке-разборке табельного оружия, планы-схемы, как поступать в случае обнаружения взрывчатых веществ и при других аварийных ситуациях, а так же всевозможные памятки для сотрудников милиции.
Сейчас на учительском месте, с пачкой бумаг в руках, восседал капитан Залейко, командир отдельного взвода патрульно-постовой службы РОВД станицы Вольной. Невысокого роста, с уже довольно заметным брюшком, он пришел в милицию еще при Союзе, и был известен своим необдуманно длинным языком, из-за которого до сих пор был лишь капитаном. Он, не таясь, высказывал начальству всё, что о нём думал, особенно о его 'мудрых' приказах, и поэтому какое как за двадцать с лишним лет добрался лишь до этой должности.
Сейчас он перебирал в руках документы, одновременно оглядывая класс, где за партами, словно школьники, сидело десять человек сегодняшней смены.
— Так, — протянул Залейко, — наряд сегодня стандартный — три экипажа и два пеших, плюс на развоз-подвоз будет дежурить таблетка*.
— —
* Таблетка (сленг) — полноприводный грузопассажирский внедорожный фургон семейства УАЗ, прозванный так за активное использование в качестве санитарной машины, или кареты скорой помощи. Второе популярное название — буханка.
— —
Он еще раз осмотрел своё воинство, которое вроде внимало речи командира, однако опыт есть опыт. Наметанным глазом капитан сразу выявил шлангующего сотрудника, летающего в облаках. Именно поэтому личный состав предпочитал ходить на развод к замкомзводу Степанычу, у которого можно было даже спать, это не мешало 'замку' пробубнить информацию почти про себя и отпустить всех исполнять свой долг.
— Калинин, ты слушаешь? — строго спросил капитан у Максима.
— Слушаю, причем внимательно.
— Ага, нашел кому сказки рассказывать. Давай не отвлекайся, — и кряхнув в кулак, Залейко продолжил, — Оперативная обстановка сегодня такая: Пропал гражданин Богачев, всем вам глубоко известный. Вчера ночью к нему домой пришла, видимо за дозой, так же широко известная вам гражданка Зимина, где и обнаружила лужу крови и следы волочения. Вероятно, он что-то с кем-то не поделил, и покоиться сейчас в какой-нить канаве. Но вы всё же будьте повнимательней. Увидите на улице этого гаврика, пеленайте сразу и сюда, если он жив — значит, кого другого порешил.
Залейко вновь оглядел личный состав.
— Гетько, давай ты дома в телефоне копаться будешь, хорошо? — пристыженный сержант тут же положил мобильный телефон на стол перед собой и изобразил пристальное внимание. — Продолжим. Вчера ночью из войсковой части 3504 города Волгодонска Ростовской области с поста с оружием дезертировал Егор Дмитриевич Семёнов, уроженец нашей станицы и брат недавно убитой Светланы Семёновой. Вполне может приехать к нам, чтобы отомстить не пойми кому, поэтому будьте внимательны. Ну и самое главное! У тети Глаши, которая снабжает наше отделение молоком безвозмездно, пропала корова, черная с белыми подпалинами. Отзывается на кличку Зорька. Прошу принять все меры, чтобы найти пропажу, а если это кража, то и покарать преступников по всей строгости закона. Всё, приказываю приступить на охрану общественного порядка станицы Вольной. С гражданами быть предельно вежливыми и соблюдать законность. Разойдись.
Ставропольский край. Станица Вольная. 16 августа 2006 года. Среда. 21:09
Очередной вызов поступил из 'каменного квартала', как называли в станице район, застроенный панельными пятиэтажками в начале восьмидесятых, где расселялись работники совхоза 'Вольный'. Совхоз тот давно уже распался, образовав несколько частных хозяйств поменьше, а больше половины работников были выброшены в свободное плавание, со всеми вытекающими.
— Я тебе еще раз говорю, хахаль твой мне тут не нужен! — донеслось до Геца и Макса откуда-то сверху, как только они вошли в подъезд. — Сама заходи, а алкаша твоего, да еще с собакой, не пущу!*
— —
* Далее описывается реальная история, рассказанная vampa_odin.
— —
— Пятый этаж! — скривился старшина. — Не могли пониже поскандалить.
— Ты ж почти спецназовец! Гроза и ужас независимой Ичкерии! — с деланым возмущением сообщил Максим. — У тебя же больше десятка боевых операций!
— Так это когда было то? — ответил Михаил. — Да и бегать по сроку службы мне не положено. Так что беги, разберись, пока я пешочком подниматься буду.
— Ты шо-о-о-о! Я тут прописана! — донесся сверху новый крик.
— Так заходи, но одна! Нечего здесь балаган устраивать!
— Разумно, ничего не скажешь, — сообщил Гец, и, не смотря на только что сказанные им слова, первым побежал по ступеням. Макс тут же последовал за напарником.
— О, мусора! — увидев сотрудников, заявил тощий, небритый субъект, одетый в грязную футболку, не менее грязные и вытянутые треники и шлепанцы на босу ногу. Судя по всему, уверенность этому мужичку прибавлял нервно скалившийся на окружающих худущий ротвейлер, путавшийся под ногами.
— Ты псину прибери, — старшина извлек из кобуры ПМ. — Быстро!
— А шо, ссытесь? — развязано спросил тощий. — Дик, фас! Взять мусоров!
Не успел мужик договорить команду, как Гец несколько раз с чувством врезал рукояткой пистолета собаке по голове, отчего та с визгом, роняя капли крови, забилась в угол.
— Ты шо, ухи поел? — заорал тощий. — Ты шо, мусор, творишь?!
— Так, прошу прощения, — Гец обратился к женщине в цветастом домашнем халате, стоящей в дверях, — это ваша сестра? — указав кивком на дефективное подобие особи женского пола, с трудом удерживаемое в вертикальном положении лишь перилами, на которые оно опиралась. — И она тут прописана?
— Ну да, прописана, — кивнула женщина.
— То есть, впускать придется? — сделал вывод старшина. — Верно?
— Верно, — согласно кивнула женщина. — Но только её одну, а не с этим алкашом.
— Я без него не пойду! — подала свой мерзкий голос сестра. — Это мой муж!
— Так, ясно. Вы гражданка отойдите, пожалуйста, в сторону, чтобы не мешать, — обратился старшина к женщине, ставя её сестру на ноги.
— Э-э-э, руки убири, мусор поганый! — заверещало дефективное подобие.
— Шо, офигел? — возмутился тощий.
Старшина Гец, по мнению Максима, был страшным человеком. За внешностью доброго, душевного мужика, шутника и балагура, скрывался натуральный отморозок, причем скрывался не очень усердно, всегда находясь где-то поблизости, постоянно выскакивая наружу. Причем, тут сказалось даже не влияние Чечни, Максим знал Мишу задолго до его службы, буквально с момента гибели его отца на ферме, и мог с уверенностью сказать, Миша всегда был таким.
Поставив сестру-алкашку напротив двери, Гец чуть отошел, и мощным пинком отправил её прямо в квартиру.
— А-а-а, — заорала та, растянувшись на полу.
— Ну вот, видите, одна и вошла, — вежливо сообщил старшина. — А вы, гражданка, закрывайте дверь, постороннего гражданина мы сейчас удалим.
— Да, да, конечно! — испуганно закивала женщина, резко захлопывая дверь.
— Вы чего твори... — заорал было тощий, но кулак Геца прервал его вопли.
— Поговори мне тут! — старшина поднял мужика за шиворот. — Ты, тварь, на зоне по плашке ходил
* * *
, в тут что — крылья прорезались? Так я тебе их живо обломаю. Что, БУР забыл? — Гец отвесил подзатыльник и зашипел тощему на ухо. — Скройся за секунду, пока по почкам не отхватил. Быстро!
— —
* По плашке ходил — Плашка на тюремном жаргоне — наладонное холодное оружие. Гец намекает, что собеседник в исправительно-трудовой колонии (зоне) был тих и скромен, авторитета не имел, и всё делал с оглядкой на 'старших'.
** БУР (тюремный жаргон) — Барак усиленного режима до 1961 года. Сейчас помещение камерного типа в ИТК. Легкая форма карцера.
— —
— Миш, ты чего творишь? — Максим аккуратно оттащил напарника, — ты же ему лоб рассек.
— Да фигня! — лишь отмахнулся старшина.
— Фигня, а не отпишемся же.
— А чего отписываться? Нажрутся, а потом на ногах не стоят, уроды, — Гец внимательно поглядел в глаза мужику. — Так ведь? Иначе можно и сломать чего, например шею.
— Д-д-да! — тощий, затравлено оглядываясь, заковылял прочь.
— Все Станице! Все Станице! — затрещала рация на ремне у Максима. — Стрельба на перекрестке Солнечной и Лунной!
— Это же рядом! Побежали!
Напарники тут же бросились вниз, перепрыгивая через несколько ступеней разом, при этом Миша не забыл добавить подзатыльник тощему. Вылетев на улицу, они заскочили в свой УАЗ-Козёл*, с намалёванным номером 03 на борту, и, газуя, рванули с места, на ходу включив мигалку.
— —
* УАЗ-Козёл (сленг) — полноприводный внедорожный легковой автомобиль, активно использующийся армейскими, правоохранительными, гражданскими структурами и обычным населением. Свое прозвище 'Козёл' унаследовал от более ранней модели ГАЗ-69, переданной в 1954 году для производства на Ульяновский Автомобильный завод, за довольно специфические подпрыгивания на кочках, напоминающие прыжки козлов настоящих. Второй популярное прозвище — 'Бобик'
— —
Пока Гец направлял служебный автомобиль по вечерним улицам станицы, Максим пытался на ходу натянуть на себя табельный бронежилет, что на дорожных ухабах было сделать не просто.
Несколько резких поворотов, и неожиданное торможение, от которого Максим влетел в лобовое стекло. Пока он пришел в себя, и выбрался наружу, Гец с пистолетом наголо уже бежал к изрешечённому пулями черному гелендвагену. Передернув затвор автомата, Макс бросился за ним.
Осторожно приблизившись, Миша сунул руку в разбитое дверное окошко, после чего выматеревшись врезал кулаком по капоту.
— Макс! Ну какого черта нам везет как утопленникам? Третий труп за неделю! Ладно, хоть этого закапывать не придется.
— А кто это?
— Вячеслав Колесников, отец Артёма.
Ставропольский край. Станица Вольная. 17 августа 2006 года. Четверг. 03:10
— Ты уверен, что он здесь?
— Уверен. Куда ему с автоматом еще податься было? Единственный друг тут, как-никак.
Напарники сидели в своем автомобиле, припаркованным возле неработающего фонарного столба на одной из улиц станицы, носящей неземное название — Лунная. Изредка переговариваясь между собой, они распивали кофе, разлитый в пластиковые стаканчики из большого металлического термоса, по традиции заготовленный Максиминым дедом.
Уже полчаса, как они наблюдали за ничем не примечательной хатой, отделенной от дороги невысоким палисадником. Несмотря на поздний час, в окнах был виден свет, и даже плотные шторы не могли укрыть неясные тени, то и дело проглядывающих наружу.
Беготни после вечерней стрельбы и нового трупа было много, до полуночи они изображали план 'Перехват' всеми наличными силами, включая и личные автомобили сотрудников, выставленные в местах выезда на трассу, но нужного результата это не дало. Стрелок так и не был пойман. Даже больше — никто не видел, кто вообще стрелял, и на каком автомобиле скрылся, если конечно такой вообще имелся.
На место происшествия сразу же примчалась оперативно-следственная группа, даже подполковник Елизаров, которому утром в Ставрополе должны таки добавить большую звезду на погон, и тот явился. Походил среди подчиненных с надменным видом, дал несколько 'ценных указаний' и отчалил по своим делам, давая профессионалам развернуться в полную ширь.
Оружие убийства определили сразу по россыпи зеленоватых гильз, разваленной в метрах двадцати от гелендвагена Колесникова — обычный автомат Калашникова под 5,45. На месте, откуда вели стрельбу, были найдены четыре окурка Примы и нечеткий след от подошвы ботинка. Всё
Опера прошлись по всему кварталу, заглянули под каждый куст, даже собачьи будки были удостоены внимания. Но опять же без результата.
Дело обещало быть очень громким. Колесников-старший был далеко не последним человеком в станице. Когда Союз, треща по швам, распадался, вслед за ним стали хиреть и загибаться колхозы и совхозы. Их разворовывали и растаскивали по кускам наиболее ушлые председатели и другие мутные личности. Именно одной из этих личностей и оказался Колесников, прибрав один из самых лакомых кусочков 'Вольного'. В его власти оказалась свиноферма на несколько тысяч голов, огромные конюшни, отличный манеж и тысячи гектаров выпасных лугов. Половину хрюшек, как и половину лошадей пустили под нож сразу же. Это позволило остаться предприятию Колесникова на плаву, а в дальнейшем приносить вполне приличные деньги на коневодстве — толстосумы в Москве платили безумные суммы за голштинцев и русских-верховых.
Кормили лошадок своим же овсом, выращенным на ближайших лугах, про сенокос тоже не забывали, как не забывали выращивать ячмень, картофель и свеклу для корма свинок. Во всём этом были задействованы около семи сотен местных жителей. Теперь же, после смерти Колесникова-старшего и ареста младшего — судьба их была неизвестна.
Максим с Михаилом объехали всю станицу раз пять, на всякий случай, как и другие наряды заглянули ко всем алкашам и нарикам. И опять без результата. Точнее результат был, задержали по ходу двух воришек, разняли пару пьяных драк, оказали первую помощь одному пострадавшему от собутыльника субъекту, но стрелка обнаружить не удалось.
— Думаешь всё таки он? — в который раз спросил Гец, допивая кофе.
— Ну а кто?
— Тогда пошли, — смятый стаканчик упал на землю, после чего его растоптал армейский ботинок старшины, выбирающегося наружу.
Потянувшись, взмахнув несколько раз руками и сделав парочку наклонов в разные стороны, он взял с заднего сидения шлем, задрапированный серой тканью, и водрузил себе на голову.
— Одень, — сказал он Максиму, когда тот подошел к нему.
— Зачем? Мы ж и так в бронниках, — ефрейтор похлопал себя по нагрудной пластине.
— Всяко бывает. Одень.
— Ну хорошо, пробурчал Макс, и полез за каской.
Укомплектовавшись, они, взяв оружие поудобней, наконец, двинулись.
Тихо, без единого звука, напарники дошли до нужного палисадника, преодолев его одним движением. Хорошо, что хозяева не держали собак, иначе общения с кабыздохами, было бы не избежать, как минимум псины бы заголосили.
— Ничерта не видно, — заявил Максим, аккуратно заглянув в окно.
Гец молча кивнул, и ударил со всего маху кулаком в дверь.
— Откройте! Милиция!
В хате как то сразу смолкло. Минута тишины, и на пороге появился не совсем трезвый паренёк лет двадцати облаченный в желтую футболку и полосатые шорты.
— У нас уже была милиция. Я рассказал всё, что знаю.
— Родители где, — пропустив слова мимо ушей, сурово поинтересовался старшина.
— У бабки в Червленой, послезавтра вернутся.
— То есть ты один?
— Да... — парень утвердительно мотнул головой.
Более не говоря ни чего, Гец, оттиснув паренька плечом, прошел внутрь, Макс шмыгнул следом.
— Эй! Что за беспредел?! — возмутился молодой хозяин.
— Увянь! — рявкнул старшина, приоткрывая дверь в горницу.
Типичная обстановка. Недорогие светло-зелененые обои, украшенные календарями с перепечатанными иконами. Настоящая намоленная доска с потухшей лампадкой стоит на полочке в красном углу. Мебель старая, еще советская, с советским же сервизом внутри сервантов.
Гец медленно оглядел горницу, осторожно прошелся по комнатам, отделенным от основного помещения тонкими деревянными перестенками. Вернувшись к прикрывающему его у дверей Максиму, он кивнул на стол перед окнами, на котором вокруг полупустой бутылки портвейна была разложена скудная снедь. Еще две пустых бутылки валялись тут же у ножек под табуретом. Но самое главное, рядом с бутылкой стояла два стакана.
— Где ордер на обыск? — взвизгнул из-за спины Максима паренёк. — Будет ордер — приходите!
Не обращая внимания на пересмотревшего американских фильмов хозяина, Макс кивнул на когда-то цветастый, а теперь уже изрядно полинявший ковер посреди горницы. Старшина ухватив один из его концов резко дернул его на себя, обнажая деревянный люк в подпол.
— Егор! — громко заговорил ефрейтор. — Это Максим Калинин. Я знаю, что ты здесь, сидишь в подполье. Прошу тебя, выходи по-хорошему. Хватит крови. Свету уже не вернешь. Выходи, — минута тишины, две минуты. — Егор, мы ждем.
— Семёнов! Это старшина Гец, ты меня знаешь, — взял голос Миша. — Если ты не выйдешь, пока я считаю до десяти, то мы просто закидаем тебя гранатами. Живым ты не выйдешь, да и товарища за собой прихватишь. Пристрелим как соучастника.
— Что?! — возмутился этот самый соучастник, но выхватив от Максима прямой в челюсть, свалился на пол, вереща, словно поросенок. — А-а-а-а, за что?
— И так, — продолжил Гец, — мы считаем до десяти, и стреляем твоего дружка, а потом тебя гранатами закидываем. Один. Два.
Под ногами послышался шорох, со скрипом отворился люк, и возня внутри стала еще более слышна.
— Сначала выбрось нам автомат, потом медленно выползай сам. Руки держи на виду и никаких резких движений, — командовал Михаил. — Пристрелю не думая.
Вот из проема показался ствол автомата, который отлетел на метра два. Потом вынырнула короткостриженая понурая голова, а вслед за ней и тело её владельца — вполне поджарова чернявого молодого человека, облаченного в дешевый спортивный костюм.
— Медленно ложись на пол, руки за спину, — всё так же чеканил слова старшина, подбирая автомат. Когда его приказание было исполнено, наручники сомкнулись на запястьях ребенка подземелий.
Подхватив его под руки, напарники потащили Егора к автомобилю, куда и загрузили в заднюю клетку для задержанных. После того, как дверца захлопнулась, Максим дрожащими руками попытался выбить сигарету из темно-синей пачки. С четвертой попытки это удалось, и, подцепив её губами, чиркнул дешевой китайской зажигалкой.
— Делаем, как договаривались? — спросил он у товарища.
— Под монастырь ты меня подводишь, — ответил Гец. — Уверен, что так нужно?
— Да. Чувствую, что рано еще ему туда.
— Как знаешь, поехали, — махнув рукой, Миша сбросил на старое место шлем и устроился на водительском месте.
Ставропольский край. Станица Вольная. 17 августа 2006 года. Четверг. 15:40
Вставать из под простыни, да с нагретой кровати Макс не желал абсолютно. Дело усугублялось еще и тем, что просыпаться не хотелось совершенно. Так всегда бывает, когда поспишь днем довольно длительное время, после чего подъем обязателен, иначе чем еще наступающей ночью кроме сна заняться? Но и поднявшись, Максим еще минимум полчаса выглядел как оживший труп — движения его были заторможены, походка не твердая, мысли путанные, а речь местами несвязная — полная демонстрация выражения 'как разбитое корыто'.
В первый раз дед его попытался разбудить еще минут тридцать назад, на что Максим не расщепляя глаз пробубнил нечто нечленораздельное. Второй раз внуку всё же пришлось выторговать еще четверть часа 'на поспать', ну а после его истечения и упоминания дедом ухвата, Максу пришлось таки подниматься, ибо если дед сказал, то он костьми ляжет, но сделает. Не из природной вредности, а из принципа — дал слово, держи — воспитан он был так.
Выйдя в одних семейных трусах в горницу, он широко позевывал, при этом не забывая почесывать правую щеку. Увидев за столом Геца, рубающего борщ, он не особо удивился, и молча прошлепал мимо его к умывальнику. Более-менее освежившись водой, он вернулся к столу, где из глиняного кувшина, накрытого вафельным полотенцем, налил себе в кружку кипяченой воды, немедленно осушив её.
Дед сидел рядом с Михаилом, и разливал по маленьким стеклянным стопкам грушевый самогон, перегнанный в прошлые выходные из свежего урожая.
— За тебя, дядь Гриш, — произнес Гец тост, и замахнул мутную жидкость вовнутрь, после чего опять принялся за борщ.
Максим пошукал в навесном ящике тарелку, взял половник и навалил густой, бордовый суп, плюхнул сверху ложку сметаны и посыпал уже нашинкованной свежей зеленью. Поставив тарелку на стол, он было собирался устроиться на видавшие виды табуретку, но сей порыв прервал дед.
— Куда в таком виде за стол? Портки хоть натяни, — пришлось возвращаться в комнату и натягивать на себя клетчатые шорты и вытянутую синюю футболку.
Всё так же молча Максим уселся за стол и приступил к приему пищи. Борщ был что надо, с крупными кусками свинины, обрамленными салом, свежей картошечкой и капустой, собранными на огороде за околицей.
— Ничего у вас не слышно, когда в Чечню отправляют? — поинтересовался дед у Михаила.
— Да вроде в декабре группу для ротации собирать начнут, — ответил тот, отложив в сторону ложку. — На наш райотдел разнарядка на двух человек, вроде, пришла.
— Опять поедешь? — старик расстроенно покачал головой.
— Ну а что мне тут еще делать? Водку пить и рожи бить? — Гец подхватил бутылку с самогоном и ловко разлил по стопочкам, проигнорировав Макса. — А там хоть какая-то определенность. Вот начальник, слушайся его. Вот враг, по возможности убей его. Нету этой требухи, что здесь. В лицо лыбу давят, а за спиной дерьмом закидывают.
— Женится тебе нужно, Мишка. Женится! — неожиданно твердо заявил дед.
— Дядь Гриш, опять ты за своё? Не родилась еще та баба, которая меня надолго выдюжит. Так что полно, не надо об этом.
— Надо, Миш, надо. Чай ты мне не чужой. Волнуюсь я за тебя.
— Ну, тогда за родню, — вышел Гец из положения, подняв рюмку.
Выпили, крякнули, занюхав черным хлебом и заев зеленым луком, после чего вновь принялись за доедание борща.
— Ты Марусю-то когда в последний раз видел? — поинтересовался старик, как только большие эмалированные тарелки опустели.
— Да черт его знает, больше года назад, наверное, — задумался Гец.
— Так хоть позвонил бы, сестра всё же родная.
— Нафиг, нафиг... Она как со своим хахалем лощеным сошлась, так её будто подменили. Была баба бабой, а теперь стерва первостепенная, — Миша кисло улыбнулся. — В Москве наверное уже у всех кровь выпила.
— Ну как знаешь, как знаешь, — тихо ответил дед, практически про себя, явно о чем то задумавшись.
— Ладно, спасибо за хлеб-за соль, — продекламировал Гец. Поднявшись из-за стола. — Пойдем, Макс покурим, заодно посуду сполоснем.
Максим, лязгнув ложкой, подцепил последний кусочек картошки и отправил к себе в рот, после чего собрав остальные металлические тарелки, поднялся вслед за Гецем.
Выбравшись в обволакивающую духоту августовского дня, вся посуда была сброшена Максимом в оранжевый пластмассовый тазик, стоявший на летней кухне, залита водой, посыпана порошком, и пошкрябана розовой кубкой в Максиминых руках. Споласкивая её под струёй холодной воды, Макс мельком взглянул на Мишу, задумчиво курящего свои сигареты.
— Вижу ведь, что сказать чего хочешь, — начал Макс. — Так говори, чего кота за яйца тянуть?
— Это не Егор, — так же задумчиво ответил Гец, выдыхая струю белесова дыма.
— Не понял? — посуда со звоном упала в металлическую раковину.
— А чего не понятного, — новая струя взметнулась к небу. — Не он это.
— А как же автомат?
— А что автомат? Автомат не стрелян, и чищен уже давненько.
— Но он ведь мог его сам почистить?
— Ты меня за идиота держишь? — Гец с обидой взглянул на напарника. — Я что свежечищенный калаш, от грязного не отличу? Ты еще не забыл, что я бывал в тех местах, где от чистоты оружия зависит жизнь?
— Нет, — Макс ошарашено присел рядом с товарищем, и, безапеляционно забрав у него пачку сигарет, выбил одну штуку себе. — А кто же тогда стрелял?
— А вот это уже интересно, — Гец с удовольствием затянулся. — Я до отдела смотался, новости прощупать. Так вот, орудие убийство найдено в кустах перед хатой Семеновых. Обычный армейский АК-74 'Весло'*. Что любопытно, похищенный со склада РАВ** в той же части, где служил Егорка. Причем о пропаже автомата узнали только сегодня, после звонка следователя.
— —
* АК-74 'Весло' (сленг) — стандартный автомат Калашникова под патрон 5,45х39 (советская 'пятерка') с нескладным деревянным прикладом.
** Склад РАВ — склад Ракетно-Артиллерийского вооружения. Не смотря на название, на складе хранится всё вооружение, в том числе и лёгкое стрелковое, а так же боеприпасы к нему.
— —
— И что это значит?
— А значит это, что Егора очень профессионально подставили.
— Дела... — лишь протянул Максим.
— Дела, — подтвердил старшина. — Но и это еще не всё. Этого не пережила Егорова Мама.
— Валентина Игоревна? — опешил Макс
— Да, сегодня утром остановилось сердце. Сначала дочь, потом сын... — Миша сплюнул в мусорное ведро.
— Ты уже сообщи ему?
— А сам как думаешь? — Гец внимательно взглянул в глаза товарищу. — Я после отдела сразу сюда зашел. Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай.
Посидели еще, молча смоля сигареты. Наконец, Макс хлопнул себя по колену и, поднявшись, крикнул в открытую форточку:
— Деда, я до Мишки схожу! — и, не дожидаясь ответа, пошел по треснувшим серым плитам к калитке.
Оказавшись внутри соседского двора, они прошли за широкий навес, где сейчас, спрятанный от жгучего солнца, томился темно-синий Патрол. За навесом возвышался довольно габаритный сложенный из самана и крытый шифером сарайчик, сейчас закрытый на большой амбарный замок. Вынув из кармана связку ключей, Миша открыл его, и распахнул дверь по шире.
Вступив в прохладный полумрак, Максим, как только глаза обвыклись к нему после яркого солнца, увидел в дальнем углу Егора Семёнова, сидящего на топчане и пристегнутого наручниками к довольно громоздкому верстаку.
— Макс, что за фигня? — воскликнул он, увидев вошедшего. — Зачем вы меня сюда привезли?
— Жизнь твою спасаем, дурень, — ответил Калинин, нагибаясь за маленькой деревянной табуреткой. Вообще данный сарайчик выступал у Геца за мастерскую. Помимо верстака, по стенам в недосягаемой близости от пленника, был развешан всевозможный инструмент — пилы, лобзики, гаечные ключи, молотки, отвертки. По столам, расставленных вдоль стен, были разложены ящики с гвоздями, шурупами и прочей мелочевкой.
— А чего её спасать? Я чай не маленький...
— Егор, я тебя десять лет знаю. Ты у меня на глазах вырос. Ты для меня всё еще пацан, — ответил Максим, усаживаясь напротив. Миша же скромно навалился на входной косяк.
— Ага, нашелся мужчина, — огрызнулся пленник. — Как сеструху бить, так ты первый. И как жизни поучить, тоже не в последних рядах.
— То, парень, дела давно минувших дней. Я до сих пор себя ненавижу за каждый тот случай, — глухо ответил Максим. — Знаешь ты или нет, но я тогда связался с наркотой. Почувствовал себя звездой задрищенского разлива, — он грустно усмехнулся, — захотел окунуться во всю эту красивую жизнь. Знаешь, многие восходящие звезды спорта так и заканчивают свою карьеру, лишь чуть-чуть взлетев. Я не стал исключением, — взгляд Макса стал мутным, словно он ничего не видел, погружаясь в себя. — Всё началось с безобидной травки. Далее пошли колеса и ЛСД. Ну а добил всё кокаин. Света пыталась бороться с этим, пыталась вытянуть меня, но безуспешно. В приступах ломки я готов был прирезать любого, кто бы встал между мной и дозой. После того, как меня вышибли из команды, она еще месяца три пыталась вернуть меня на путь истинный, не смотря на каждодневные тумаки с моей стороны. Ты не думай, — поспешно сказал он, — я себя не оправдываю. Тогда я был ужасен, и сейчас я понимаю, как сильно она любила меня и терпела так неимоверно долго. Ну а когда она ушла, я погрузился в пучину тьмы. Героин, мутные типы в качестве друзей на час. Закончилось тем, что ради дозы я вместе с разной швалью стал выходить на улицы Ростова на 'промысел'. Я ограбил с десяток женщин, не меньше, и еще с десятка два мужчин. Последнего мы запинали в бордюр, а я, обезумев, скакал у него на голове. Мужчина умер, а я наконец осознал, в кого превратился, — Максим перевел дух, похлопав по карманам, и так и не найдя сигареты, вновь одолжил их у Михаила.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— А за тем, чтобы ты понял, что себя я презираю в сотни раз сильней, чем ты, — он закурил от одноразовой китайской зажигалки. — Я до сих пор безумно люблю Свету... Любил... И я сделаю всё, чтобы найти её убийцу.
— Так Артёма же поймали? — удивился Егор.
— Не так там всё гладко. Я чувствую, что не он убийца.
— Как не он? Зачем тогда его отец матери пригрозил, что дом сожжет, если его посадят?
— С чего ты взял? — удивился Гец.
— Мне кореш ваш, ментяра местный сообщил.
— Кто?
— Да не знаю, — смутился Егор. — Славой вроде представился, я его впервые видел.
— Как выглядел? — не унимался Михаил.
— Ну, чернявый такой, высокий, чуть выше меня, — пленник задумался. — С погонами старлея вроде.
— А когда он тебе об этом сообщил и как?
— Да позавчера вечером, я как раз на КПП дежурил. Приехал на серой девятке, представился, да рассказал , что этот хрыч семью мою пресует.
— Ну а ты?
— А что я? Сестренку потерял, что мне, еще и мать хоронить? Взял автомат, да и рванул на попутках.
— Прямо в форме?
— Зачем? — удивился Егор, — У меня гражданка уже давно для самоволок припрятана была, чай не дух и не черпак уже.
— Ну и как прибыл, ты дождался Вячеслава Колесникова и расстрелял его в упор?
— Нет, ребят, не я это был, — пленник ошарашено замахал свободной рукой. — Я как приехал, сразу к Вовке Путилину в гости заскочил. Ну а там уже менты пришли и сообщили, что кого то постреляли. А потом и вы наведались, — после чего в сарайчике повисла на несколько минут тишина.
— Знаешь что, Егор, — наконец заговорил Максим. — Тебя развели как лоха. Ни кто твоих родных не пресовал.
— А как же приезжий мент?
— Нету у нас в отделе не одного Славы с такими приметами, как ты нарисовал. Тебя специально подвели, чтоб ты дезертировал.
— Зачем?
— А за тем, чтобы на тебя убийство Колесникова старшего повесить.
— Как? — Егоровы глаза округлились в ужасе. — Зачем?
— А хрен его знает, зачем. Но обвиняют тебя уже вполне официально.
— Не может быть! Мама же этого не переживет! У мамы и так с сердцем плохо, — запричитал он, глядя себе под ноги.
— Уже не пережила.
— Что?!
— Сегодня утром отказало сердце...
Оставив рыдающего парня наедине с собой, напарники выбрались на относительно свежий воздух.
— Что думаешь? — спросил Калинин, закуривая еще одну сигарету.
— Да думаю какая-то глобальная игра замыслилась, — ответил Гец. — А тут мы с тобой такие красивые лезем. Завалят нас за милу душу.
— Хочешь соскочить? Ты не парся, я пойму, что жизнь дороже.
— Брат, я смерти не боюсь. Меня убили еще там, в 95-м, под Грозным. И всё что после — это просто жизнь в долг, который рано или поздно придется отдать, — Миша сплюнул под ноги. — Я до конца.
— Давно ты меня братом не звал.
— Давно ты этого не заслуживал, — Гец внимательно посмотрел товарищу в глаза. — Очень давно.
Постояв еще пару минут в тишине, Макс отошел в туалет, типа 'Сортир', расположенный в метрах в пяти от входной калитки, когда в неё кто-то настойчиво затарабанил. Отворив её, Михаил увидел двух невысоких мужичков в мышиного цвета форме.
— Здорова, Гец, — первым протянул руку мужичек по шире, с лычками старшего сержанта на погоне. — Макс у тебя?
— Здорова, здорова, — Миша пожал руку и следующему, чуть поуже напарника, сверкающему прапорскими звездами. — А с какой целью интересуетесь?
— Так это, дело есть, — не сдавался сержант.
— Нету его, — на голубом глазу соврал старшина. — Заскакивал минут пятнадцать назад, да и ушел.
— Печально, — сержант сразу насупился. — А куда он мог уйти не знаешь?
— Да хрен его знает. Домой к нему загляните.
— Не, дома его нет, мы уже с дедом его пообщались. Он сказал к тебе он ушел.
— А что всё же случилось?
— Да Косарь Колесникова-младшего выпустил, а Максима приказал к нему привезти, — наконец заговорил прапор.
— Мда... — Гец почесал бритый затылок. — Ничем парни помочь не могу. Реально не знаю, где он сейчас.
— Понятно, — расстроенно и синхронно заявили милиционеры, — но ты, это, как он объявится — сообщи. Лады?
— Да не вопрос.
— Ну, тогда давай, удачи!
Как только захлопнулась калитка, Гец подошел к туалету.
— Слышал?
— Ага.
— Разыгрывается новый акт пьесы...
Ставропольский край. Станица Вольная. 18 августа 2006 года. Пятница. 11:22
Максим сидел на корточках в густых кустах акации неподалеку от автостоянки 'Вольных конюшен', фамильного предприятия, как шутил временами Колесников-старший.
Место было удобное — небольшой заасфальтированный майдан перед двухэтажной конторой, за которой располагался довольно немаленький манеж окруженный левадами и садами. Парковка как раз и примыкала, к одному из этих садов.
Макс находился в этой позе уже минут сорок, так что ноги начали потихоньку неметь, всячески лишая возможности резко подскочить к цели, но встать и размять нижние конечности было нельзя, риск выдать место засады оставался нешуточным. Поэтому пришлось усесться прямо попой на голую землю.
Вчера Максим до самого вечера оставался у Геца, лишь с приходом темноты шмыгнув в заборную дыру, между участками, благо были они соседями с незапамятных времен.
Егора пока решили не выпускать, чтобы не натворил глупостей. Обильно накормив его пельменями, выдали бутылку водки, чтобы хоть на сегодня забылся. Парень был подавлен, никак не отреагировав на поставленную мисочку с едой и притащенное железное ведро, для справления естественных надобностей.
Дома же Максима ждал тяжелый разговор с дедом. Связав недавние события и визит милиции, Григорий Степанович связал дважды два и устроил внуку практически допрос с пристрастием. Максу ничего не оставалось, кроме как выложить лайт-версию происходящего, тактично умолчав про наркомана Богачёва, и про пристегивание Семеного-младшего наручниками к верстаку, про последнего заявив, что 'просто укрыли в надежном месте'. Дед похватался за сердце, покачал головой, попричитал за подрастающую молодежь, наконец выдав:
— В кого ты у меня такой непутевый?
Он любил внука, хоть тот и доставил ему не один повод для расстройств. Еще в конце восьмидесятых, когда в нелепой автоаварии Григорий Степанович в одночасье стал вдовцом с сиротой-внуком на руках, он крепко взялся за воспитание этого восьмилетнего отрока. До того этой же участи удостоились две его дочки, одна из которых став женой морского офицера осела на Камчатке, ну а второй не свезло на трассе Ставрополь-Ростов.
О сыне он мечтал давно, и был очень горд, когда появился Максим в его жизни. Перевезя все его вещи из Ставропольской квартиры дочери к себе в станицу, они остались вдвоем перед надвигающейся бурей развала СССР. Ветеран Великой Отечественной войны, с небольшим 'иконостасом' на старом выцветшем пиджаке, он очень тяжело воспринял предательство в руководстве страны, но внук заставлял его держаться, поднимая его. Работы не стало, выручали лишь приусадебный участок, да шабашки. Впрочем, на последние старика приглашали всё меньше и меньше. Но Максима на ноги он всё же поставил — подающего надежду футболиста с удовольствием взяли в запасной состав 'Ростова', продлив контракт даже после армии. Ну а известие о падении внука он воспринял очень тяжело. Пытался найти его в этом городе-миллионнике, но безуспешно, никто не знал где он и как он. А когда через год блудный внук объявился и сознался во всех своих грехах, то он всячески ему помогал — привязывал к кровати на время ломки, отпаивал настоями трав, читал ему книжки, пока Максим бессмысленными глазами пялился в потолок. Ну а потом, уже более-менее отошедшего внука, Григорий Степанович устраивал на работу, для чего не слезал с соседа Миши. Гец очень долго упирался, наконец, поддавшись на уговоры, и трудоустроил Макса под свою ответственность. И вновь теперь проблемы.
Поохав над непутевостью, дед сходил до соседа и поговорил уже с ним. Убедившись в правдивости внуковых слов, он прихватил малую пехотную лопатку, небольшой фонарик и полез в подпол. Попыхтев там минут пять, он выбрался наружу, весь измазанный в земле, держа в руке довольно тяжелый сверток из тряпок. Развернув его на столе, он вынул почерневший от времени обрез трехлинейки и десяток черных винтовочных патронов.
— Эхо войны, — сказал Григорий Степанович удивленному внуку. — Я его даже в девяностые не доставал, хотя в нескольких случаях и пригодился бы.
— Зачем? — Максим кивнул на обрез.
— Уже два покойника есть, как бы третий не появился. Сейчас ты вернешься к Мише, я с ним уже договорился, и носу никуда высовывать не будешь. Его, — дед кивнул на оружие, — ты будешь всегда держать неподалёку. Ты меня понял?
— Но деда...
— Ты меня понял? — повторил вопрос Григорий Степанович с нажимом.
— Да, — Макс обречено махнул головой.
Ночью, ворочаясь на Мишкином диване, он обдумывал, что же делать дальше. И идея пришла сама собой.
Вот и сейчас, вертя задом между стволами акации, он прикидывал, как лучше всё провернуть. Час прошел, второй, наконец, на стоянку въехал неплохо отюнингованый под внедорожье УАЗ-Патриот черной масти. Он то и был нужен. Это был третий автомобиль Колесниковых, предназначенный для охоты-рыбалки, на которую любили выбраться, что отец, что сын. Массивный кенгурятник с электролебедкой венчал капот детища Ульяновского завода, большой багажник с люстрой — крышу, фара-искатель примостилась у водительского окна, ну и конечно колеса — огромные вездеходные траки красовались на месте стандартной резины. Беху Артёму явно не отдали, а гелендваген отца идет в утиль, на чем же еще сейчас рассекать наследнику олигарха местного разлива?
Автомобиль остановился идеально, лучше не придумаешь, как раз неводительской стороной напротив тех кустов, в которых и засел Калинин. Грузная туша внедорожника прикрывала его от Артёма, уже шагавшего в сторону офиса в светлых брюках и гавайской рубашке аляпистого цвета.
Максим сжал пластиковый пакет, в котором покоился дедов обрез, и, согнувшись, практически на корточках, побежал к УАЗу. Ему повезло, удалось открыть заднюю дверь раньше, чем водитель, отошедший метров на десять, успел нажать на кнопку брелока сигнализации. Щелкнул автозамок, бесполезно вдавив пенек, на уже отворенной дверце, и Макс аккуратно влез внутрь салона, растянувшись на заднем сидении, чтобы не отсвечивать, а то мало ли кто будет проходить мимо. Уже лежа он освободил от лишней шелухи 'укороченную' мосинку, передернул затвор, дослав патрон в патронник, и стал ждать.
Прошел час, и Максиму стала казаться идиотской идея залечь тут, как в дешевом боевике. Он лежал и прокручивал в голове варианты, как выпутаться из этой глупой ситуации, но тут вновь щелкнул центральный замок. Макс напрягся, даже перестал дышать, опасаясь выдать себя, когда Артём с толстой кожаной папкой на молнии забрался на водительское место. Ключ в замке зажигания повернулся, и двигатель довольно заурчал.
— Не дёргайся, — дуло обреза уперлось в Артёмову шею.
— А, это ты? — Колесников спокойно разглядывал нежданного гостя, словно его появление не было неожиданностью. — Чего ты хочешь? Убить меня? Так стреляй здесь, не тяни кота за яйца.
— Не так всё просто, — лишь ответил Максим. — Двигай малым ходом, и без глупостей, — обрез сильнее надавил на мягкую плоть.
— Куда?
— На старое овощехранилище.
Артём всё так же спокойно воткнул первую передачу и нажал на педаль акселератора. Огромный Патриот поехал, сначала выскочив со стоянки на широкую улицу, где помимо 'Вольных конюшен' находился еще и цех, по переработке свинины. Колесников старший в свое время посчитал, что торговать голым мясом не так выгодно, как колетами и пельменями, вот и подсуетился чутка. Даже недостающее мясо вроде говядины и баранины он скупал у жителей станицы, за что был этими жителями любим и обласкан. Сейчас же у цеха стоял большой ГАЗон, в который загружали коробки из плотного картона. Смерть хозяина пока никак не повлияла на работу.
Всю дорогу проехали в тишине, ни у кого не было желания разговаривать. Когда на горизонте показались развалины хранилища, то движение УАЗа замедлилось до 15-20 километров в час.
— Что, пожить подольше хочешь? — ухмыльнулся Макс.
— А что, плохое желание?
— Да нет, нормальное желание, паскуда, нормальное. Только всё равно ты сдохнешь. От меня ты не откупишься, как от Косаря, и адвокаты твои холёные тебя не спасут.
Артём промолчал, ведя автомобиль туда, куда указывал Максим. Вот они минули само овощехранилище, объехали его по прогалине, угодив на небольшую, вытоптанную в траве полянку.
— Глуши и выметайся, — скомандовал Макс, одновременно выбираясь наружу. — Узнаешь? Узнаешь, скотина? — распылялся он. — Здесь ты её замучил и убил, сволочь! Ответь только — за что? Зачем?
Артём стоял в метрах двух от разгорячившегося 'бывшего соперника', стоял молча и бычился. Короткостриженая, явно сегодня, голова, посаженная на низковатое, но могучее тело, не забывающее спортзала, прямой короткий нос, со следами 'боевой славы', цепкие карие глаза и волевой подбородок.
— Я не убивал, — так же спокойно произнес он.
— А кто? Кто кроме тебя? — не унимался Макс.
— Еще час назад, я был уверен, что ты. Но теперь я и сам не знаю.
— Я? — Калинин немного опешил. — Мне-то это зачем?
— А из зависти, — таким же холодным тоном отвечал Колесников-младший. — Света ребенка от меня ждала, свадьбы была уже назначена через месяц, и тут ты появляешься со старыми обидами. Скажешь не логично?
— Нет, — Макс махнул головой. — Нет! Я не мог! Не мог, слышишь?
Моментально разорвав дистанцию, кулак Артёма, угодив в челюсть, свалил Максима с ног. Секунды, пока он приходил в себя, хватило Колесникову, чтобы подхватить обрез и отскочить подальше. Максим дернулся было на обидчика, но гром выстрела и комок земли, отскочивший в десятке сантиметров от его ноги, как то охладили пыл.
— Ну и чего ты ждешь? Убей меня! Убей, как Свету! — орал Калинин на Артёма. — Убей!
— Не убивал я её, сколько раз повторять? Да и ты, я вижу не убийца.
— Ну а кто? Кому еще это нужно?
— Вот и я думаю, кому, — Артём, от греха подальше отошел еще на несколько шагов. — Знаешь, смущает несколько моментов, когда меня отпускали, тут же нашелся следующий подозреваемый. Ты. Причем менты о тебе знали, и показания у них от Брамы и Маги были. Но тебя не трогали, пока не выпустили меня. Не находишь странным? — Макс молчал. — Ну а только я подписал согласие, как тут же на сцену вывели тебя.
— Какое согласие?
— А вот это и становится интересным, я то сразу об этом не подумал, всё на тебя грешил. — Артём сплюнул. — Вчера утром меня вызвали на допрос, но вместо следака в кабинете был один хмырь, представившийся доверенным лицом крупного Агрохолдинга. Предложил продать всё наше состояние за бесценок, ну и свободу до кучи. Сказал, что и с батей он уже договорился, но тут его этот дебил Егорка порешал, идиот.
— Не трогал Егор твоего батю.
— Откуда знаешь? — глаза Артёма впервые за сегодня прищурились.
— Мы с Гецем твоего батю нашли, и тоже на Светкиного брата подумали. Я прикинул всех его друзей, и накрыл его у Володьки Путиловского. А теперь самое интересное, — Максим потирал ушибленный подбородок, — автомат его был не стрелян, но грязен, а сам он рассказал удивительную историю про то, как его выдернул из части липовый мент.
— И что это значит?
— А значит это то, что его подставили. И то...
— Что нужно разговаривать с тем хмырем от агрохолдинга, — закончил за него Артём.
Ставрополь. 18 августа 2006 года. Пятница. 22:10
— Надеюсь, мы не зря сюда тащились, — буркнул Максим, поудобнее устраиваясь на мягком кожаном сидении, явно не заводской выделки Ульяновского предприятия. — Четыре часа уже ждем.
— Еще подождем, — Артём просто положил руки на руль и постукивал по нему пальцами. — Других вариантов у нас нет.
— Мда, — Макс попытался потянуться, — как в старые времена, когда мы на Зелёный хутор в сады ватаги собирали. Так же ждали, когда дядя Митяй мимо пройдет.
— Ага, были времена, — легкая улыбка появилась на лице Колесникова.
— Слушай, а когда мы с тобой разошлись? Ведь вроде всегда вместе были, вместе конец на конец ходили. Сколько раз ты меня побитым вытаскивал, а сколько я тебя? — внимательный взгляд Максима скользнул по Артёму. — Когда это закончилось?
— Когда Света появилась, Самая красивая девочка в классе, и вдруг выпала тебе. Вот скажи, что она в тебе тогда нашла?
— Не знаю. Сам задаюсь этим вопросом. Столько со мной вынесла, и ведь не бросила сразу.
— Вот-вот, ты, урод, чуть её жизнь не сломал, — в Артёмовых руках появилась пачка 'Парламента', щелчок золотой зажигалки, и сладковатый дым поплыл по салону. Глубоко вдохнув его, он продолжил. — Ты хоть знаешь что натворил? Она же от тебя, наркоши, залетела. Представляешь, какой уродец должен был появиться? А я не представляю. Ведь она даже аборт делать не хотела, сколько я её не уговаривал. А знаешь, сколько я её просил оставить тебя? Она даже слышать меня не хотела, пока ты не покуражился над ней на славу. В результате выкидыш, — новая затяжка. — Именно этого она тебе не простила, да и никогда бы не смогла простить.
Максим сидел с каменным лицом, и смотрел куда-то в одну точку, далеко за лобовым стеклом.
— Я, — только и смог выдавить он, — я не знал... Я не знал, что она была беременна. Она мне не говорила, — слезы комком встали в горле и душили его.
— Угу, скажешь тебе. Ты хоть помнишь какую херню выкидывал? То-то же. Если бы не всё это, — Артём неопределенно махнул рукой, — то и не узнал бы никогда.
— Потому она со мной не разговаривала?
— И поэтому тоже, — одной затяжкой докурив сигарету, Колесников выщелкнул чинарик в открытое окно. — Это он!
Действительно, из подъехавшего такси выбрался мужичек невысокого роста, больше похожий комплекцией на шарик с ножками, чем на человека. Плешь, в которой отражался свет уличного фонаря, и массивные очки в квадратной оправе дополняли картину. Одет он был в серый деловой костюм и теребил в руках портфель из коричневой кожи. Походка нетрезвого человека окончательно прояснила картину. Объект был пьян, причем пьян серьезно.
— Празднуют победу, сволочи! — прохрипел Колесников. — Пошли, что ли?
— Может, ты для начала машину поближе подгонишь, чтобы не тащить этого хряка далеко на глазах у всего двора?
— Да как скажешь.
Внедорожник, уркнув движком, плавно поехал вслед за удаляющимся такси. Поравнявшись с нужным мужичком, безуспешно искавшим ключ от мигающего красной лампочкой домофона на крепкой стальной двери подъезда, из УАЗа выскочили две тени, и, не мешкая, затащили цель на заднее сидение.
— Только дернись, отправлю к праотцам...— услышал мужичок злой шепот, и в приоткрытый рот его был всунут ствол обреза.
Ставропольский край. Где-то на северо-запад от станицы Вольной. 19 августа 2006 года. Суббота. 03:24
Обмякшего юриста в подвал затаскивали чуть ли не за шкирку. Успевший обмочиться и полноценно наложить в штаны, он источал смрад и вызывал омерзение, прикасаться к нему никому не хотелось.
Бросив эту тушу как мешок с картошкой в угол, Артём поставил рядом стул, на который и взгромоздили этот дурно пахнувший куль. На запястьях щелкнули металлические браслеты, с головы сдернут черный мешок, а яркий луч света от диодного фонарика ударил в опухшие от слез глаза.
— Что вы хотите?! — жалобно залепетал юрист тонким противным голосом.
— Да поговорить с вами, Леонид Викентьевич, только и всего, — донесся до него ровный голос Колесникова.
— А, Артём Вячеславович, — толстяк взял себя в руки, — так позвонили бы, и я с непременным желанием приехал к вам в любое удобное время, и мы бы... Ах... — монолог прервал мощный удар в нос, от которого голова юриста запрокинулась до хруста в шейных позвонках.
— Давай мы будем задавать вопросы, а ты будешь на них отвечать. Хорошо? — Артём даже на пол тона не прибавил голос, говорил всё так же холодно и размерено. — Что ты знаешь про убийство Светы?
— Не больше вашего, Артём Вячеславович. Следствие считает, что тут замешан её бывший ухажер Калинин Ма... — резкий шлепок оплеухи.
— Ответ не правильный. Попытаемся еще раз. Что ты знаешь про убийство Светланы?
— Ничего! Ничего я не знаю! — тонкий голосок юриста сорвался на визг.
— Жаль, что человеческого общения у нас не сложилось, — в луче света блеснули пассатижи, обхватив мизинец левой руки, они резко, до хруста разломанных костей, дернулись в сторону. Оглушительный вопль толстяка ударил по ушам. — Мне повторить вопрос?
— Ублюдки! Да вы хоть знаете, что теперь с вами будет?! Вас за ребра подвесят к потолку и будут резать ваши никчемные туши! Вы будете молить о смерти! Вы будете умоля-я-я-ять! — Перелом безымянного пальца прекратил эту тираду.
— Кто убил Светлану? — голос Артёма наполнился металлом.
— Я не знаю! — хруст среднего пальца. — А-а-а-а-а! Я действительно не знаю! Меня в эти планы не посвящали! — сталь обхватила указательный палец, секунда и сломан был и он. — А-а-а! Сволочи! Я знаю лишь, что на это дело привлекли одну из ОПГ*!
— Что за ОПГ?
— Я не знаю! Действительно не знаю! — слезы и сопли растекались по одутловатому лицу. — До меня лишь доходили слухи, что её возглавляет один из участников налёта на Будёновск**.
— —
* ОПГ — организованная преступная групировка.
* Налёт на Будёновск — атака чеченских боевиков под предводительством Шамиля Басаева на город Будёновск Ставрапольского Края с 14 по 19 июня 1995 года. Во время атаки была захвачена больница с заложниками, убито 129 человек и 415 было ранено. После 'интенсивных' переговоров руководства страны, боевики были выпущены на территорию Чечни. Впоследствии все они либо были ликвидированы, либо были осуждены по российскому законодательству.
— —
— Чеченец?
— Не зна-а-ю-ю-ю, — выл юрист. — С ней уже давно работает наше руководство подрядом для решения очень 'щепетильных' дел.
— А что за 'щепетильное' дело было сейчас?
— Пастбища, нашей корпорации нужны ваши пастбища-а-а...
— Зачем? — голос Колесникова становился всё глуше и глуше.
— Чтобы засадить подсолнечником. Вы не представляете, какие прибыли несет производство растительного масла-а-а.
— А по-хорошему попросить, убеждения не позволяли?
— Мы просили, но ваш отец был не приклонен. Он наотрез отказался продавать землю.
— И тогда вы решили надавить на него через меня, так? — Артём уже практически рычал.
— Это не я! Это была не моя идея! Я всего лишь исполнитель, поймите! — резкий удар наотмашь по лицу юриста.
— Не причитай, не поможет, — секунда на осознание. — Зачем убили отца?
— Он всё равно отказывался продавать бизнес. Он рассчитывал выпутать вас из этой истории своими силами.
— Кто из ментов у вас на зарплате? — задал свой первый вопрос Макс.
— У нас никто! Все мусора на зарплате у этой ОПГ, она же местная! А кто конкретно, я не знаю-ю-ю-ю.
— Так, хорошо, — после небольшой передышки продолжил Артём. — Если не ты просто исполнитель, то кто тебе приказывал?
— Если я скажу вам, меня убьют!
— Ты еще не понял, что если ты не скажешь нам, то убьем тебя мы?
— Но вы убьете только меня, а Глеб Егорыч убьет всю мою семью!
— Кто такой Глеб Егорыч? — но толстяк сидел, прикусив язык, явно понимая, что уже взболтнул лишнего.
На этот раз пальцы на руках ломать никто не стал. Присев, Артём снял с Леонида Викентьевича ботинки и примотал его ноги к стулу синим скотчем. Отойдя в сторону, Колесников-младший выудил из неприметного ящика большой молоток, и, играясь им на весу, вернулся к молчаливому юристу. Зло усмехнувшись, Артём замахнулся, и с одного удара расплющил мизинец толстяка на одной из ног.
— Кто такой Глеб Егорыч? — повторил он вопрос, после пяти минут воплей и проклятий.
— Это один из директоров холдинга! Страшный человек! Очень страшный! У него большие связи, на самом верху! Очень большие!
— И этот большой человек заинтересовался моей скромной персоной? Сомнительно...
— Он дал идею для разрабатывания, а окончательно её оформили в отделе нестандартных подходов...
— У вас даже целый отдел есть? Нехило развернулись, уроды, — Максим сплюнул на пол.
— Кто входит в этот отдел? Только учти, пальцев у тебя еще много, а после пальцев мы можем придумать чего и поинтереснее. Например, подергаем плоскогубцами твою крайнюю плоть. Тебе понравится, уверяю.
И тут Леонида Викентьевича прорвало, он, не растекаясь мыслью по дереву, начал сдавать всех, кого знал и кого помнил. Диктуя имена с краткими характеристиками, этот обгадившийся юрист, даже не заметил маленькую серебристого цвета прямоугольную коробочку в руках у Максима — портативный диктофон, сейчас старательно записывающий все откровения. Минут через пять мужчины оставили обмочившегося, корчившегося от боли толстяка одного, и, поднявшись по лестнице, выбрались на свежий воздух.
— Это что хоть за место? — Максим, развалившись на скамье, прикурил от дорогой золотой зажигалки, подставленной Артёмом.
— Наш с отцом охотничий домик, — Колесников затянулся своей сигаретой. — Тут на километры кругом наша земля. Никто тут мимо не ходит и не проезжает. Мы здесь отдыхали от всяких проблем большого бизнеса, — гримаса ухмылки скривила его лицо. — Тут хорошо, ей богу хорошо...
— Что дальше делать будем? — спросил Макс после продолжительной паузы.
— Тут думать надо, с кондачка не решить. Да и засуетятся они, как только про пропажу этого куска дерьма узнают.
— Кстати, а что с этим куском делать то будем. Отпускать нельзя, вмиг загремим.
— Не знаю. Тут пока оставим, а там по ситуации решим.
Потушив чинари в пепельницу, сделанную из консервной банки, они погрузились в УАЗ, и двинулись в путь. Пятно света от многочисленных ламп освещало дорогу, обычный проселок средней степени убитости. Километров через десять они вырулили на асфальт, и двинули уже напрямую к станице.
— Тебя куда? — поинтересовался Артём, как только первые дома Вольной показались на горизонте.
— Давай к деду. У него пока отосплюсь.
— А не опасно? Тебя же там в первую очередь будут искать.
— И что ты предлагаешь? — Максим внимательно посмотрел на бывшего соперника.
— У меня пока перекантуйся. Уж у Колесниковых тебя точно искать никто не станет.
— Я подумаю, — Максим откинул голову на сидение, и попытался закрыть глаза, как что-то неуловимое привлекло его внимание. Ночную тьму, рассеченную уличными фонарями, горящими через один, рассеивало легкое оранжевое зарево. — Гляди, пожар!
— Где? — Артём прижался к лобовому стеклу. — Ага, вижу. Слушай, так это в твоем конце и горит.
— Гони!
Внедорожник тяжко начал набирать скорость, неуклюже входя в повороты. Один перекресток, второй, деревянный мостик через ручей, еще один поворот, и вот он на той улице, где и разгорался оранжевыми языками пламеня дом.
— Дед! — закричал Макс, как только стало ясно, чья хата загорелась. — Дед!
Выскочив наружу еще до того как УАЗ остановился, он ринулся к распахнутой калитке. Ничего не видя перед собой, кроме полыхающего здания, он, всё еще крича: 'Дед!' — бежал прямо в огонь. Даже Гец, схвативший его за шиворот, не смог остановить это движение. Ворот треснул, разрывая ткань футболки. Лишь умудрившись взять Максима на удушающий, старшина смог его остановить.
— Куда?! — ревел он Максиму на ухо.
— Дед! Там дед! Пусти! — пытался дергаться Калинин, но безуспешно.
— Ему уже не поможешь! — повторял Гец впустую.
Услышав вой сирен, он прекратил уговоры, лишь сильнее сдавив руки и немного приподняв Макса, так, чтобы его ноги оторвались от земли, отправил своего напарника в сон.
Появившийся в этот момент Артём, застал уже обмякшего Максима на руках у Миши. Не говори ни слова, он подхватил его ноги, и они потащили тело к дыре в заборе. Перебравшись на участок Геца, уснувшего отнесли в сарай к Егору, для чего Михаил, одетый лишь в семейники и сланцы, сбегал домой за ключами и еще одной парой наручников. Не мудрствуя, Максима приковали к свободной руке ошалевшего Егора.
— Вот так, — удовлетворенно произнес Гец. — Сидите тихо. Через пару часов мы вернемся. А пока пошли, Тём, нам есть о чем поговорить.
Ставропольский край. Станица Вольная. 19 августа 2006 года. Суббота. 7:10
— Я как раз встал по малой нужде, — Миша отпил из кружки крепко заваренного чаю. — А тут такое. Я сразу же ломанулся к дядь Грише, но поздно. Огонь был уже во всех окнах. Я специально обежал хату, сунуться было некуда.
Все четверо сидели за большим дубовым столом у Геца в горнице. Прямо над ним, на стене в рамках под стеклом красовались большие черно-белые фотографии мужчины и женщины. Мужчина был в старой, фронтовой форме майора, с двумя орденами Красного Знамени на груди и одним Красной Звезды, женщина же была одета в простую крестьянскую одежду. Чуть ниже была более новая фотография других мужчины и женщины, с маленьким мальчиком на коленях, а справа располагалась фотокарточка с этой же дамой и уже подросшим малышом в пионерском галстуке, в чертах лица которого вполне узнавался Гец. Еще чуть ниже, под сенью яблони стоял, улыбаясь, Григорий Степанович, положив руку на плечо подросшему Михаилу. А вот сам Гец стоит в обнимку с молодым Максимом, одетым в футбольную форму, и видно как доволен Миша за соседа. Тут же располагались фронтовые фотографии старшины, на которых он стоял рядом с другими мужчинами, обвешенными оружием.
— А тут и вы нарисовались, — Миша кивнул на Макса с Артёмом и вновь отпил из кружки.
— Что пожарники сказали? — Максим сидел с потерянным видом.
— Сам-то как думаешь? Поджог, знамо дело. И что любопытно, Косарь на тебя пальцем показывает, типа ты хату и подпалил.
— Вот ведь гад...
— Гад, — не стал спорить Гец. — Причем алчный. Кто-то отвалил ему немаленькую сумму, чтобы увлечь в нужном направлении.
— Может, выдернем его для разговора по душам? — предложил Колесников-младший.
— Ага, — Миша ухмыльнулся, — с прошлым разговорником еще не разобрались, а уже следующего им подавай. Вы еще не поняли, что пожар это ответка за похищение? А если пропадет Косарь — то вообще писец начнется, туши свет.
— И что делать?
— Думать. Сейчас косорезить нельзя, — новый глоток чая. — Пристрелят, прирежут, отравят без промедления. Мы то им не нужны, им нужен только Артём, да и то, пока не перепишет всё, что имеет. А потом и его прикончат.
— Значит, этот Косарь с самого начала знал, в чём тут дело? — подытожил Егор.
— Знал, не знал — это сейчас дело десятое. На кону большие бабки, а ради них делают очень страшные дела, — Гец внимательно посмотрел в лицо каждому. — У меня оставаться теперь опасно, думаю не такие они и идиоты, чтобы проверить у меня следующего. Приютишь, Тём, дармоедов на пару дней? — Артём утвердительно кивнул. — Ну а я пока на службе скажусь больным, и постараюсь разузнать, что тут к чему.
Ставропольский край. Станица Вольная. 19 августа 2006 года. Суббота. 8:05
Первым делом, как только Макс с Егором попали в дом к Колесникову — массивный, трехэтажный особняк из красного кирпича, с большими светлыми комнатами и просторной гостиной, украшенной головами кабана, лося, косули и оленя над огромным камином — они пошли в душ, коих тут было целых пять. Плескаться ни у кого желания не было, смыв грязь все собрались у этого самого камина через полчаса после прибытия.
На небольшом журнальном столике, украшенном инкрустацией, уже лежали несколько охотничьих ружей. Каждое из них хозяин дома брал в руки и протирал фланелевой тряпочкой.
— Садитесь, — кивнул он на мягкий кожаный диван, стоящий тут же. — В ногах правды нет.
— Это чего такое? — Егор наклонился над ружьями. — Даже в руки брать боязно.
— А ты не бойся, — усмехнулся Артём.
— Можно? — ладонь Семёнова потянулось к непривычно длинной двустволке-вертикалке, с изумительной орнаментной гравировкой.
— Да бери. Это Перацци, для спортинга. Папа любил из него по тарелочкам популять.
— Тяжелое, — Егор потряс ружье в руках. — Примерно как автомат с полным рожком*.
— —
* Рожок (сленг) — магазин к автомату Калашникова. Другое менее популярное название — 'Банан'.
— —
— А то! Не рассчитано оно на ходовую охоту, а только со стенда развлекаться, где вес не настолько критичен. Я же предпочитаю вот это, — Колесников взял еще одну вертикалку, — Веблей и Скотт, оптимальный вариант цены и качества! Да и не итальянец, не люблю я итальянцев.
— Не понял? — глаза Егора от удивления округлились.
— Перецци — итальянское ружье, а это, — Колесников похлопал по цевью, — английская выделка.
— Угу, — высказал свое мнение Максим, — выделывается пакистанцами и корейцами.
— А вот это, — продолжал Артём, будто и не слышав ремарки, — Моссберг пятьсот девяностый. Настоящее боевое ружье морской пехоты США! Я его так, на всякий случай купил.
— Что, и охотиться с них ходишь? — удивлено спросил Егор.
— Нет, конечно. На охоту я беру вот этот Бенели, а папа берет... — запнулся он, — брал вон ту Берету.
— Ну и зачем ты их вытащил? — Макс безразлично взирал на эту груду оружия.
— Как зачем? А если ко мне придут? Будет чем встретить. Да и вас обучить стоит.
— Чему?
— Как чему? Как перезаряжать, как целиться, как стрелять. Это ружья не дешёвые и требуют бережного обращения.
— А посерьезней есть что?
— В смысле?
— Это всё, Тём, здорово, но я сильно сомневаюсь, что гладкостволы нам сильно помогут. Кирпичный забор они не пробьют, а вот старый-добрый АКМ* пробьет вполне.
— Так тебе шершавый** нужен! И такие стволы есть. Щас, погодь, они в другом сейфе лежат, — вскочив, Артём унесся в соседнюю комнату, появившись на пороге через пару минут. В каждой руке он нес по винтовкам странной формы. — Вот это, — в Макса полетел уродец в деревянной ложе, — Бенели Арго. Триста восьмой калибр. Самозарядка, уверено бьет на полкилометра. А это чудовище фирмы Сако, — Колесников потряс оставшимся оружием, — батя купил по дурости. Триста тридцать восемь лапуа, страшная вещь. Кабана разрывает пополам, клянусь! Этого тебе хватит? Всё получше твоего обреза.
— —
* АКМ — автомат Калашникова Модернизированный, калибр 7,62х39 (советская 'семерка').
** Шершавый (сленг) — нарезной, в противовес к гладкоствольному.
— —
— А нахрена этот слонобой покупали, если он такой мощный? — вновь удивился Егор. — На мамонтов охотиться?
— Я ж говорю — по глупости. Типа модно и престижно было таким владеть. Только не для наших охот оно. Вот Африка там, или Индия — это да. Да и по правде говоря, патроны к нему уж больно дороги, заразы. У нас в загашнике всего одна початая пачка осталась.
— А нормальных стволов нет? — не унимался Макс.
— Каких?
— Ну, сайги, по типу калаша или СВДехи* охотничей?
— —
* СВД — снайперская винтовка Драгунова, калибр 7,62х54R (русская 'семерка')
— —
— Нет, с армейским оружием охотиться моветон. Не солидно ни разу, вот батя и не покупал. А у меня ничего, кроме гладкого и нет.
После этой ганофильской презентации все вместе пробовали смотреть телевизор, однако те помои, что выливались из зомбоящика были абсолютно индифферентны для смотрящих. В итоге вновь вернулись к оружию.
Артём с огромным воодушевлением показывал, как переламывать стволы, как целиться, в какую стойку становиться, какие упражнения на точность произвести. Было заметно, всё это ему нравиться — оружие было его страстью.
Однако усталость взяла своё, эта ночь оказалось бессонной для всех, кроме Егора, поэтому оставив его как самого младшего на дежурство, следить, чтобы никто из посторонних не проник в дом, Максим и Артём, прихватив по ружью и горсти патронов, отправились спать.
Ставропольский край. Станица Вольная. 19 августа 2006 года. Суббота. 17:02
Первым проснулся Артём.
Потянувшись, он сел на край кровати, обхватив голову руками. Качнувшись взад-вперед несколько раз, его взгляд печально скользнул по нетронутому месту на другом конце огромного ложа.
— Они ответят, — прошептал он, но явно не для себя.
Поднявшись, Колесников скрылся в ванной, прямо примыкающей к его спальне. Светло-синий цвет керамической плитки на её стенах, когда то радовал глаз, а теперь раздражал. Умывшись по-быстрому и почистив зубы, Артём моментально собрался и спустился вниз.
Егора он застал развалившемся на кожаном диване, жующим бутерброд с сыром, запивая данное гурманское чудо колой из стеклянного стакана и смотрящим по огромному телевизору с плоским экраном какую-то фантастическую фигню.
— Я тут у тебя в холодильнике пошукал, уж больно жрать хотелось, — заявил он, заметив хозяина, однако, не преминув засунуть остаток бутерброда в рот.
— Ешь уж, голодающий Поволжья, — махнул Артём рукой. — Макс где?
— Еще не спускался. Дрыхнет поди.
— Ты давай доедай, и тоже спать. У тебя еще ночная смена будет, да и завтра день тяжелый ожидается.
Прогнав дезертира, Колесников занял его место на диване. Настроив телевизор на канал, где показывали жизнь подводного мира, он с полчаса отрешённо наблюдал за повадками белой акулы в прибрежных водах, граничащих с пляжами. Наконец, встряхнувшись, он взял в руки Арго, приложился несколько раз, покачал головой, и, ругаясь на себя, что не сходил раньше, ушел в отцовский кабинет.
Большая комната, обитая кедровыми панелями и украшенная большими полотнами с сюжетами из охотничьей жизни. Массивные дубовые шкафы с книгами, безделицами и разной мелочёвкой занимали правую стену напротив маленькой резной тахты. Письменный стол ютился в одном из дальних углов, сверкая чистотой и аккуратностью. Отец любил порядок.
Глубоко вздохнув, Артём подошел к одному из хранителей мелочи и уверено отворил дверцу. Немного покопавшись, он вынул из нутра на свет четыре больших картонных коробки, составив одну на другую. Вернувшись к телевизору, он раскрыл первую и извлек содержимое — большой черный оптический прицел, отливающий синевой линзы. К прицелу были вынуты пара черных металлических колец, планка и винты. Вновь взяв в руки карабин от Бенели, Артём начал прилаживать к нему всё вынутое.
За работой он не заметил, как во дворе, перебравшись через высокий кирпичный забор, оказались непонятные люди в черных масках и с оружием в руках. Внимательно оглядев дом с наружи, один из них ушел к выявленному черному ходу, а три других аккуратно, на полусогнутых, подошли к главному. Покопавшись недолго с замком, тот, что повыше осторожно повернул ручку и приоткрыл тяжелую, отделанную коваными чугунными цветками, дверь.
Тихо, плавно переставляя ноги, непрошеные гости вошли. Прихожая с бежевым махровым ковриком для ног и верхней одеждой на вешалках плавно перетекала в холл, ведущий прямо в гостиную. Слева открытая дверь кабинета, через проем в которой крепыш поменьше в черной футболке с надписью 'ММА' на спине удостоверился в его пустоте. Аккуратно двинулись дальше, не опуская перед собой оружие.
Вот раскрылась и сама гостиная. Виден затылок Артема, склоненный над журнальным столиком, и огромный телевизор за ним, показывающий стаи рыб. Однако в ближнем от окна углу выявляется лестница наверх. Крепыш показывает несколько жестов пальцами, и тот, что повыше, приседает на колено, и берет выход со второго этажа под прицел своего АКМа. Двое же остальных продолжают движение.
Им везет — широкий, мягкий, узорчатый, шерстяной ковер скрадывает шум. Вот десять шагов до бритого затылка. Пять. Три. Два. И вот главарь распрямляется и цокает языком. Артём оборачивается на непонятный звук, но тут же получает прикладом детища Калашникова по лбу.
В глазах померкло, дыхание сбилось, что-то тяжелое навалилось сверху. Когда Артём, наконец, смог хоть что-то начать понимать, он осознал, что лежит связанный на своем же полу с кляпов во рту, а над ним возвышаются две грозных тени.
Блеснуло лезвие ножа, приставленное к горлу крепышом в черной футболке, который всей массой уселся на грудь к Колесникову.
— Если пикнешь или дернешься — зарежу как барана,— услышал он грубый низкий голос. — Понял? — Артём попытался кивнуть в знак согласия, получилось не очень, но крепыш распознал правильно. — Ты один в доме? — положительный кивок. — Точно один? Смотри, если найдем даже твою потаскуху, зарежем обоих, — получив положительный ответ, он взмахнул кому-то, кого Артём не видел, рукой. — Хорошо, что никого нет. Сейчас я уберу кляп. Если услышу хоть звук, ты не жилец.
Большой ком тряпки достали из Артёмова горла, сразу освободив путь для воздуха, но дышать легче не стало. Нож холодной сталью, легко касаясь, проехался по щекам, носу и лбу — незнакомец явно хотел напугать пленника.
— Где Максим Калинин и Егор Семёнов? — вновь заговорил крепыш, и только сейчас Артём понял, что говорит он с явным кавказским акцентом.
— Не знаю. Сам ищу, — ответ получился рублеными фразами.
— Точно не знаешь?
— Точно. Сам ищу.
Стоявший рядом мужчина в красной олимпийке, одетой на желтую майку, хлопнул по плечу восседающего товарища и заговорил на грубом гортанном языке. Крепыш ответил на нём же, после чего последовал недолгий спор. Наконец, цепкие маслянистые глаза приверженца 'ММА' вновь уперлись в жертву.
— Аллах с этими шакалами, деньги где? Где деньги?
— Какие деньги? — включил Колесников дурака.
— Твои деньги! — прорычал крепыш. — Куда ты спрятал деньги? Где сейф?
— Нету у меня сейфа, честно, — Артём ответил максимально искренне.
— Зачем врешь, я же тебя сейчас резать буд... — и, недоговорив, крепыш, забрызгивая лежачего под ним человека кровью и частицами своего мозга, свалился на него.
Наверное, прошла целая вечность, пока Артём пытался сбросить эту тяжелую тушу с себя. Уже выбиваясь из сил, он начал материться, когда тело, наконец, сползло в сторону, и над ним склонилось улыбающееся лицо Максима.
— Жив? — только и спросил он. — Ну и слава богу.
Взмахнув тем же самым ножом, которым только что пугали жертву, Макс одним движением срезал пластиковые стяжки для проводов, которые бандиты использовали в качестве одноразовых наручников. Подав руку, он помог подняться ошалевшему Колесникову.
Выстрелов Артём не слышал, но без них явно не обошлось. Второй бандит, сжимая цевье Ксюхи* с большим, смотрящимся гротескно, магазином на сорок пять патронов, лежал тут же с разорванной в лоскуты головой.
— —
* Ксюха, укорот, огрызок, сучка (сленг) — АКС-74У, автомат Калашникова Складной Укороченный, калибр 5,45х39. По сути — пистолет-пулемёт под автоматный патрон.
— —
— Чем это ты? — всё еще не придя в себя, спросил Колесников-младший.
— Да этим, — кивнул Макс на брошенное на диван ружье Перецци. — Я как шум услышал, уже штаны натягивал. Ну схватил первое, что попалось под руку и побежал, а там этот, высокий... Извини, но приклад расфигачил, когда по автомату бил.
— Да хрен с ним, были б кости, а мясо наживем, — Тёма уселся на диван. — Значит, их было трое?
Не успел Максим ответить, как на третьем этаже пробахало два выстрела.
— Кажись больше, — сказал Калинин, усаживаясь рядом с товарищем. — Видать Егорка в окно заметил. Ты б сходил, проверил, а то я уже не смогаю.
— А чего ты? А-а... — только сейчас Артём заметил кровавое, расползающееся пятно на светлой рубашке. — Как ты так?
— Да Длинный нож достать успел, в общем, длинная история, — Максим улыбнулся нечаянному каламбуру. — Иди давай, только осторожней. Не высовывайся сразу.
Подхватив у покойника 'Укорот', Артём прохлопал его по карманам, к огромному своему удивлению ничего не нашел, кроме пачки банкнот и ножа-бабочки. Повесив автомат за спину, пришлось брать АКМ, след от которого просто жгло на лбу. Но и к нему нашелся всего один ребристый металлический рожок.
Более не удивляясь странностям, Тёма аккуратно проследовал по пути бандитов в обратном направлении. В небольшое привратное окно, забранное кованой решеткой, он увидел, как рядом с забором на газонной траве корчился от боли человек. Осторожно отворив взломанную дверь, он вышел наружу. Вжимая в плечо приклад и взирая на мир через прицел, Колесников обошел всё прилегающее пространство. Чисто. Никого, кроме корчащейся гниды у забора он не заметил. Лишь свистнув, чтобы Артём поднял голову, в разбитом окне показался Егор, прикрывая его из Бенели.
— Чисто, — крикнул он сверху. — Никакого движения.
— Но ты будь на стрёме, если что, а я пока с подранком пообщаюсь.
Боль бандита пронзала невыносимая, это было заметно по тому, как он зарывался в землю своими крючковатыми пальцами, как скулил и матерился. Он уже успел отползти от изрешечённого картечью кирпичного ограждения на несколько метров, причем ноги его волочились безжизненными плетьми, видимо, свинец перебил позвоночник. Об оружии он забыл давно, старый потертый АКМ с такой же потертой банкой* на семьдесят патронов лежал там же, где этот герой, бросив своих подельников, пытался перебраться через преграду.
— —
* Банка (сленг) — магазин увеличенной емкости (75 патронов) разработанный для ручного пулемета Калашникова. В результате унификации последнего с АКМ, вполне ставиться и на автомат.
— —
Артём прохлопал его по карманам цивильного вида одежды — спортивного костюма 'Адидас' с тремя белыми полосками, и не зря. В одном из карманов обнаружился маленький, сантиметров тринадцать в длину, пистолетик, сверкающий хромом. Стянув маску, с неудачника, и убедившись, что перед ним кавказец, Тёма ткнул его в лоб его же пистолетом.
— Кто вас послал?
— Мы шли в Новый мир, — ответил раненый невпопад.
— Какой Новый мир?
— Мир, где муджахедины сильны как никогда. Мир, в котором зеленое знамя ислама развевается над большей частью суши. Мир, в котором у истинного мусульманина столько кафирских рабов, сколько он захочет. Мир... — он продолжал бы до бесконечности, если бы, надавив дулом на рану, его не прервал Артём, наконец, уяснив, что кавказец говорит не для него, а для себя, подготавливая свой переход в мир иной.
— Ты с темы то не съезжай. Кто вас послал?
— Собака, — раненый попытался плюнуть, но неудачно, слюна размазалась по подбородку.
Но и это не помогло, Артём умел слушать, и, что еще более важно, умел правильно формулировать вопросы и задавать их. Уже через несколько минут он знал, что это осколок некогда могучей и грозной группировки амира Эльдоса Абуназарова, ходившей под Шамилькалинским джамаатом в Дагестане. Но три дня назад, после очередного налета на пост ДПС под Махачкалой, федералы взяли их след и блокировали основной состав в доме, в одном из близлежащих сёл. Им же чудом удалось уйти, и после боестолкновения с одним из ОМОНов, они на трех машинах вырвались в Ставропольский край. Так как их рожи уже мелькали на ориентировках то Шамиль, тот в футболке, боец без правил, решил идти в Вольную к Багиру, местному главарю боевиков. Что за Багир, раненый не знал, знал только, что страшный человек, успел отметиться в Первой и во Второй Чеченских войнах. Шамиль знал его по каким то своим делам, и поэтому всех уверил, что Багир прячет засветившихся муджахединов в Новом мире, как спрятал и Шамилева брата, находившегося в федеральном розыске уже лет пять. Что за Новый мир, он уже рассказал. Мир победившего исламизма. Впрочем, эти наркоманские бредни обкурившегося гашишем дага Артём сразу отфильтровал за ненужностью. Ну а потом Багир подкинул для них работы — выяснить где заныкались две русских свиньи, чем то насолившие местному главарю. Всё это, смертельно раненый человек как из пушки вывалил на Колесникова, лишь за обещание оказать ему первую помощь и привезти врача. Этот бандит хотел жить. Очень хотел.
— Тём, — окликнул Колесникова Максим, появившийся в дверях, прижимая к бочине сложенное в квадрат полотенце, — подойди пожалуйста.
— Ты как? — Артём оказался рядом с ним буквально в два прыжка.
— Да нормально, — Макс передал несколько тетрадных листов исписанных ровным, практически каллиграфичным подчерком. — Прочти. Нашел у твоего наездника, — он измучено улыбнулся. — И еще АПС* нашел, этот хмырь его в трусы засунул. Не шучу.
— —
* АПС — автоматический пистолет Стечкина, или попросту Стечкин. Довольно любопытная разработка отечественного оружейного гения на гребне послевоенного подъема — пистолет обладающий возможностью стрельбы очередями. Изначально им планировалось вооружать экипажи боевых машин, артиллерийских расчетов и офицеров, кому по штату не полагалось автомата или карабина, а стандартного пистолета Макарова будет недостаточно. Но неудобство деревянной кобуры-приклада, с которой планировалась стрельба автоматическим огнём и довольно массивные габариты самого пистолета заставили отказаться от этой идеи. В итоге этот недопистолет-пулемёт смог занят лишь нишу среди спецподразделений. В связи с тем, что насыщенность оружейными марками на территории бывшего Советского Союза невелика, АПС считается довольно статусным пистолетом среди бандформирований, особенно на Кавказе. Калибр 9х18 ПМ.
— —
Колесников пробежался по строчкам. Это были письма от того самого Багира этому Шамилю. В первом, Багир предупреждал, что 'живой товар' сейчас к нему возить не нужно, так как есть вероятность его скорой 'порчи'. Во втором, Багир предупреждал о коварстве федералов, и в случае опасности предлагал укрыть от мести кафиров в тихом и безопасном месте, на некой Новой земле.
— Я знаешь, чего не понял, нафига они на русском писали, — проронил Максим, поудобнее поправляя окровавленное полотно.
— Это даги, а Багир, видимо чечен. И, видимо, как раз тот, что Буденовск штурмовал. Русский язык — язык межнационального общения, блин.
— Милиция не едет. Не к добру, — Макс посмотрел на небо. — Что делать будем?
— Да тебя в больницу доставить нужно.
— Нельзя мене туда, запеленают сразу.
— Ну не к ветеринару же тебя везти?
— Да хоть к нему. В больнице мне точно кирдык.
— Знаешь, эта падаль, — Артём показал кивком на скрючившегося в позе эмбриона бандита, — говорит, что еще должно быть две машины. А это еще человек восемь-десять.
— И где они? — и тут, как будто озарение осенило их, они практически одновременно закричали. — МИША!
Ставропольский край. Станица Вольная. 19 августа 2006 года. Суббота. 18:05
Мобильный телефон Геца молчал, что еще более усиливало беспокойство. Однако, бежать сломя голову не стали, Максиму требовалась первая помощь. Кровавую рубаху сняли, а саму рану обмыли из пластмассового бутылька перекисью водорода. Слава богу, порез оказался не так серьезен, как все думали поначалу, приложив к нему тампоны из марли, Артём плотно забинтовал Максимину талию.
Помощь понадобилась и Егору, его лицо посекло осколками стекла, когда он, недолго думая, начал стрелять через закрытое окно. Порезы просто залили остатками перекиси, промокнув ватным дисками из домашней аптечки.
Милиции всё не было, а это уже настораживало всерьез. После последних событий, соседи наверняка должны были вызвать наряд на шум выстрелов. Артём попытался позвонить по '02' сам, но услышал в трубке лишь короткие гудки.
После небольшого совещания на кухне, превращенную временно в лазарет, решили всё же ехать к Мишиной хате. Раненый боевик ненавидящим взором провожал их, людей, которых приказано было убить, и которые, прихватив все автоматы и неоприцеленый Арго, скорым шагом проследовали мимо по выложенной брусчаткой дорожке.
За калиткой ждал серый, пыльный Чероки, с ключом в замке зажигания, поэтому УАЗ гонять не стали. На водительское место уселся Артём, рядом Егор, ну а Макс развалился сзади, сразу оценив тот кавардак, который царил в багажнике. Пустые магазины к калашниковым были хаотично разбросаны по полу вперемежку со вскрытыми цинками от патронов и картоном разорванных пачек. Пустой тубус от гранатомёта тоже присутствовал.
— На последнем дыхании ушли. На пять минут боя даже патронов не осталось, — прокомментировал он, укладывая АКМ поудобнее.
— Не обольщайся, патроны могли выгрузить другим группам, на более опасные цели, — ответил Колесников, втыкая первую передачу. — На пример на Мишу.
Джип, выхлопнув густым дымом, тронулся по улице Солнечной. Метров сорок, и они проехали тот злополучный перекресток, на котором отец Артёма был расстрелян, следы крови всё еще были отчетливо видны на старом асфальте. Свернув на Лунную, они несколько минут потряслись по ухабам до поворота на Добролюбова, где Макс тут же насторожился, вглядываясь в лобовое стекло.
— Помедленней давай, — произнес он тихо.
— Что не так? — насторожился сразу Артём.
— Кажись, наши охотнички дядю Аслана схомутали.
В ста метрах дальше по курсу, возле Бихоевской 'Софочки' как для разгрузки-загрузки была припаркована цельнометаллическая газель баклажанного цвета, рядом с которой сновали люди, затаривающие её различными ящиками и коробками. Аслан Бихоев стоял тут же на крыльце. Навалившись на кирпичную стену спиной, он довольно экспрессивно разговаривал о чём-то с чернявым мужиком в натянутой прямо на глаза бейсболке. Однако, от рядового рабочего момента имелось одно отличие — все грузчики были с оружием, перекинутым за плечи, а субъект в бейсболке теребил, торчащий из джинс, пистолет. Заметив приближающийся Чероки, он вскинул в приветвии руку и пошел навстречу. Лицо его озарила улыбка, и один только бог ведает, успел ли он осознать, что за рулём сидели не его товарищи, когда пуля калибра 7,62 угодила ему в переносицу.
Огневой контакт продолжался считанные секунды, не ожидавшие такого подвоха, боевики не успели даже опомниться, как отправились в лучший мир в объятия к демонам. Особо старался поливать огнём Максим, высунувшись из люка на крыше внедорожника, он в несколько очередей опустошил и так неполную до этого банку.
— Ах, слава Аллаху, Артём, это ты! — облегченно воскликнул Бихоев, когда Колесников-младший выбрался наружу, и осторожно подходил к трупам врага. — Я уж думал, конец мне пришел на старости лет.
— Дядя Аслан, с вами всё в порядке? Бандиты еще есть?
— Нет, четверо их было, — пожилой, но еще крепкий человек медленно уселся на ступени. Дрожащими руками он провел по осенённых проседью волосам и, прогнув шею, взглянул на небо. Крупные, но при этом приятные черты лица, седая, словно серебряная эспаньолка на смуглой коже, и цепкий, даже сейчас, взгляд — таким был Аслан Бихоев, местный коммерческий гений, второй человек в станице после Колесникова-старшего.
— Дядя Аслан, — приблизился нетвердой походкой Макс, пока остальные принялись за осмотр покойников. — Что случилось?
— Максим, и ты здесь? Неужели помирились? — ингуш глянул на Артёма, — Вот ведь как бог дороги выводит...
— Что случилось? — напомнил вопрос Макс, усаживаясь рядом.
— Да ничего особенного. Пришли эти лбы с оружием, потыкали автоматами в живот и заявили, что берут с меня налог на борьбу с неверными. Вот какими неверными, а? Я от этой грязи из Чечни и уехал пятнадцать лет назад. А эти шакалы именем Аллаха прикрываются при гнусных делах, — Аслан сплюнул. — Ненавижу!
— А я думал, вы из Ингушетии переехали.
— Максим, при Союзе не было ни Чечни, ни Ингушетии, а была Чечено-Ингушская АССР. Куда меня по распределению послали, туда работать с семьей и поехал, пока наше мудрое руководство страну не развалило, — он сплюнул еще раз. — А как беспредел начался, я всё распродал и сюда перебрался.
— Ничего, кроме оружия, ни документов, ни денег, — сообщил Егор, приблизившись к крыльцу. — Причем есть вообще интересные экземпляры. Пойдемте.
С трудом поднявшись на ноги, Максим, вслед за более прытким Бихоевым, проделал короткий путь до газели. Внутри, помимо картонных коробок и пластиковых кубов под стеклотару, полных пива и водки, были и массивные, явно военные ящики, внутри которых нашлись длинные, с непонятным набалдашником на конце, гранатомёты.
— Это что за хрень? — Макс удивленно склонился над этим агрегатом. — На обычный гранник* не похоже.
— Это Игла или Стрела-2**, ракеты против вертолетов и низколетящих самолётов, — проинформировал Егор. — У нас в учебке была одна такая, только старая, как говно мамонта.
— —
* Гранник (сленг)— гранатомёт.
** Игла и Стрела-2 — ПЗРК, переносные зенитные ракетные комплексы, предназначенные для борьбы с низколетящими воздушными целями. Могут обслуживаться одним бойцом.
— —
— И нафига они этим 'духам'?
— Шайтан их знает, — махнул рукой ингуш, — хорошо, что нет их больше, и дел не натворят.
— Не расслабляемся, должны быть и еще бандиты, — заявил Артём, отстёгивая магазин от автомата покойника. — Всё же у них было три машины, а мы видели только две.
— Откуда вы знаете? — поинтересовался Аслан, спрыгивая на старый, потрескавшийся асфальт.
— Знаем, — ответил Максим, спрыгивая следом.
Всполох стрельбы разгорелся в нескольких кварталах от них.
— Миша! — Калинин как мог побежал к Чероки. — Дядя Аслан, вы нам поможете? Мишу Геца убивают!
— Конечно, помогу! Дай мне автомат, — крикнул он Егору, стягивающему очередной АКМ с убитого боевика.
— Вы обращаться с ним умеете?
— Каждый ингуш умеет пользоваться оружием, а уж старший лейтенант милиции и подавно, — Бихоев хитро улыбнулся.
— Вы в милиции работали? — опешил Макс.
— Работал. Участковым. Правда, давно это было.
Забравшись во внедорожник, они, поднимая пыль, рванули в сторону утихающей стрельбы. Ингуш расположился рядом с Максимом.
— Дядя Аслан, а вы знаете в нашей станице какого-нибудь Багира, — спросил Калинин, подскакивая в своем месте на ухабах. Бихоев несколько странно посмотрел на него.
— Ты Киплинга перечитал?
— А причем тут Киплинг?
— Багир — это один из персонажей Книги джунглей, один из друзей Маугли.
— Неа, — Макс отрицательно мотнул готовой. — Там была пантера Багира.
— Ошибаешься, — Аслан расплылся в улыбке. — В оригинале был черный леопард Багир, но переводчик отчего-то перевел его пол неправильно.
— Да ладно! — Максим был ошеломлен.
— Вот тебе и ладно, — Бихоев хлопнул его по плечу. — Чего только не бывает в этом мире.
— Подъезжаем, — сообщил всех Артём, — Приготовьтесь.
Джип вильнул на повороте, выскочив на улицу, где раньше жил Максим со своим дедом. Мысли об утрате сжали сердце внука, выдавив слезу. Но плакать было некогда, автомобиль уже тормозил.
Ворота на участок Геца были распахнуты, а его темно-синий с расстрелянными капотом и лобовым стеклом Патрол стоял перед ними. Сам Миша, привалившись спиной к переднему левому колесному диску, пытался перевязать кровоточащее плечо.
— Не подходите, а то пулю словите! — Михаил предостерегающе махнул здоровой рукой товарищам, выпрыгнувшим из Чероки и прижавшихся к кирпичной кладке забора. — Оружие мне киньте, а то я всего два магазина взял, — он мотнул головой, указывая на валяющуюся в пыли Сайгу-410.
— Держи! — Артём бросил ему АКСУ с длинным магазином. — Много их?
— Я видел троих, — Гец поймал автомат и отсоединил магазин, взглянув на патроны. — Одного наглухо, второго вроде просто зацепил гранатой.
— Гранатой?
— Гранатой-гранатой. Взял с собой на всякий случай, — Гец усмехнулся.
— Так, давайте я щас джип подгоню в плотную к забору и осторожно заглянем через забор, — предложил Максим.
— Не вопрос, — согласился Егор.
Когда бампер внедорожника уперся в кирпич, Семёнов легко взлетел на капот, и аккуратно выглянул через верхний срез забора.
— Один лежит в луже крови у хаты, двое других, скрючевшись валяются в метрах двух от ворот. По-моему оба готовы, — доложил он.
— Тогда прикрывай нас, а остальные давай малым ходом, — Артём вытащил на свет более удобный для него Арго и первым осторожно двинулся к проёму ворот. Выглянув внутрь, он увидел двух бандитов, упавших неподалеку от разрыхленной ямки, оставшейся от Мишиной гранаты. Один из бандитов был еще жив, он поскуливал и загребал левой рукой землю. Увидев Артёма, он с трудом вскинул автомат, пытаясь навести его на цель. В два прыжка Колесников оказался рядом, и пинком увел ствол в сторону, но видимо зря, до него донесся лишь сухой удар бойка.
— Всё, довоевался, — Артём забрал замызганный калашников.
— А патронов-то и нет, — Максим присел рядом с убитым, и осматривал его оружие. — Я ж говорил, они на последних силах были.
— Это уже не важно, — отмахнулся Колесников. — Дядя Аслан, присмотрите за раненым, а мы пока Мишу осмотрим.
У Геца не было ничего серьезного, просто несколько сильно кровоточащих царапин. Быстро замотав их бинтом из автомобильной аптечки, друзья помогли подняться Гецу на ноги.
— Ты где был? Мы звонили тебе, чтобы предупредить.
— Да телефон сел, пока я к товарищам в город ездил, чтоб кое-что прояснить по нашему делу. У вас-то как сложилось?
— А не видишь сам? Машиной разжились, оружием, дядю Аслана спасли от этих же утырков, да несколько ящиков с ПЗРК отбили.
— С чем? — но ответ товарищи дать не успели, прозвучал выстрел. Бихоев недоуменно стоял над убиенным им боевиком и виновато глядел на них.
— Он пистолет достал, — только и сказал он, показывая на потертый ПМ в руках у бандита, — ну я и того...
Милицейские сирены взорвали тишину. Буквально за секунду пустую улицу заполнили десяток серых, с синей полосой по бортам, автомобилей. Множество оружия было направлено на растеряных людей.
— Сдавайтесь! — донесся до них голос самого, уже полковника Елизарова. — В случае резких движений будет открыт огонь на поражение.
— Ну, всё, приплыли, — сказал друзьям Максим, бросая автомат на землю и поднимая руки вверх.
Ставрополь. 20 августа 2006 года. Воскресенье. 17:02
Полутемное освещение, тихая, приглушенная музыка. Эта кафе-пивная на десяток столов ничем особенным не выделялась от сотен других, разве что тут было приемлемо чисто. Столы были аккуратно вытерты, а пол без разводов вымыт, что встречается в заведениях подобного рода очень не часто. Да и вентиляция работала на удивление нормально — дым от сигарет улетучивался моментально, не успевая даже разъесть глаза отдыхающим.
В дальнем от входа углу, за большим, из цельного дерева, столом сидел Гец, и потягивал темное пиво из большой, как минимум на литр, кружки. К пиву прилагались фисташки на картонной подложке, и витые кольца кальмара на маленьком блюдце. Время от времени щелкая орешки, он периодически смотрел на часы, явно ожидая кого-то.
Наконец хлопнула дверь, и в пивной появился невысокий, но довольно коренастый человек. Внимательно оглядевшись, он уверенной походкой направился прямо к Михаилу. Без церемоний усевшись напротив, он взмахом руки подозвал официантку, заказав кружечку светлого пива с сухариками, и только потом посмотрел внимательно на Геца, спросив:
— Ну, рассказывай, зачем ты меня выдернул за тридевять земель?
— Да разговор, Саш, есть. Серьезный разговор.
— По вчерашним событиям? — догадался собеседник.
— Угу, по ним самым, — дождавшись, пока дородная официантка-барменша выставит на столе заказ, он продолжил. — Вот ты, как мой непосредственный начальник, скажи, где были наряды? Наши пепсы, депаны, опера, да те же сторожа?*
— —
* Пепс (сленг) — сотрудник ППС, Патрульно-постовой службы.
Депан (сленг) — сотрудник ДПС, Дорожно-патрульной службы.
Опера (сленг) — оперативные уполномоченные сотрудники Уголовного розыска.
Сторожа (сленг) — сотрудники ОВО, Отдела Вневедомственной охраны.
— —
— Друзей твоих ловили. Максимку с Егоркой, — ответил капитан Залейко, а это был именно он, глотнув из кружки. — Которых ты, наш признанный герой, доблестно укрывал от уголовного преследования. Радуйся, что не вместе с ними в клетке сидишь.
— Эти друзья мне жизнь спасли, если ты не заметил.
— Заметил. Как и гранаты у тебя заметил, — Александр не сбрасывал свой цепкий взгляд с Михаила.
— Это трофеи, у нападавших подобрал.
— Ты мне-то не рассказывай. Чай в одном месте запалы тырили.
— А раз знаешь, зачем спрашиваешь?
— Ну, для порядку. Чтоб не забывался, а то бывает за тобой. Заносит.
— Саш, не виляй вокруг да около, рассказывай, как так — все разом двух жуликов ловить побежали, да еще за пределы станицы?
— Приказ поступил, а приказ не обсуждается... — мрачно ответил капитан.
— Ты мне зубы не заговаривай, это в армии не обсуждается, а в милиции вполне себе обсуждается, а когда появляется подозрение в его законности — идется в прокуратуру.
— Сам-то понял, что сказал? — Залейко грустно улыбнулся. — Когда это помогало?
— Помогало. Того садюгу же с замов сняли?
— Угу, сняли, а я майора не получил, и наверное уже не получу. Не поощряет начальство доносительство на себя.
— Кто приказал оставить город голым? — вернул Гец разговор в нужное русло.
— Елизаров, — ответил Александр, осушив свою кружку до дна.
— Сам, или на него даванули?
— Сам.
— А чем мотивировал?
— Да ни чем. Я с Серегой Кураевым от его заявления в осадок тогда выпал.
— Но исполнять — исполнили, — Миша зло поглядел на собеседника.
— Исполнять — исполнили, — спокойно подтвердил тот.
— Не находишь странным ваш отвод и появление залетной банды?
— Думаешь связано?
— Уверен.
— Какие ваши доказательства? — процитировал Залейко одного из героев фильма 'Красная жара' со Шварцнегером.
— А вот такие, — Гец выложил на стол небольшой серебристый диктофон и включил воспроизведение.
Из динамиков доносились лишь звуки непонятной возни, громкий шлепок и стоны. Секунд через тридцать четко пропищал тонкий, противный голосок.
— Что вы хотите.
— Да поговорить с вами, Леонид Викентьевич, только и всего, — ответил ему голос Колесникова.
— А, Артём Вячеславович, — несколько секунд тишины, — так позвонили бы, и я с непременным желанием приехал к вам в любое удобное время, и мы бы... Ах... — монолог прервал громкий шлепок.
Залейко внимательно слушал, лишь кривив нос, во время криков 'допрашиваемого'. Когда сбивчивый рассказ юриста подошел к концу, он лишь поинтересовался — жив ли 'свидетель'.
— Да бог его знает. Меня там не было, — честно ответил Гец. — А есть еще вот это, — на стол легла смятая бумага. — Ребята взяли это у первой группы. Погляди, тебе будет любопытно.
— Багир значит, — тихо произнес капитан через несколько минут, явно осмысливая написанное. — Хочешь сказать...
— Да, — закончил за него Михаил, — В станице окопалась гнида, которая еще на Буденовск ходила. А теперь живой товар принимает, и на побегушках у корпораций ходит.
— Ах тыж, — Александр отвернул к стене лицо, по грубой, щетинистой щеке стекала слеза. Воспоминания тех дней ожили перед его глазами, как он, будучи молодым сержантом, оставив жену в роддоме, уехал в Ставрополь, выбирать ей и долгожданной дочке подарки на рождение. Но жизнь расставила всё по своим местам. Ни дочки... Ни жены...
— Это еще не всё, я тут с Рембо из Штази* пообщался, он мне примерный расклад на этого Багира дал.
— —
* Штази — изначально министерство государственной безопасности в ГДР, считавшееся вторым, после КГБ, по силе разведывательным и контрразведывательным органов в странах Варшавского договора. В ироническом ключе иногда это слово употребляют в отношении российских 'особых отделов'.
— —
— Что долг свой отработал? Не забыл, как мы его тогда под Гудермесом за уши вытаскивали? — Залейко уже взял себя в руки, и хмуро смотрел на собеседника.
— Не забыл, — Гец отодвинул пустую кружку. — С его слов про Багира они знают, и уже давно ищут. Но тот лис умный, пока нигде не засветился, даже настоящего имени они не знают, знают только, что он куролесить со своим 'отрядом' еще до Первой войны начал, а значит годков ему уже не мало.
— Всё?
— Всё. И Елизаров с Косарем у него на зарплате.
— И что ты предлагаешь?
— А вот послушай...
Ставропольский край. Станица Вольная. 21 августа 2006 года. Понедельник. 10:05
Боже, как же глупо всё получилось. И не только сейчас. Вся жизнь его была сплошным недоразумением. Почему он не разбился тогда, вместе с родителями? Сдох бы сразу, да избежал мучений в последующие двадцать лет. Память еще не изгладила те воспоминания, когда дед, рвя последние жилы доставал для него всё необходимое. И чем он отплатил ему? Презрением и непониманием.
'Старики отжили своё, пришло время их — умных, прогрессивных и продвинутых людей!' — так заявляли дружки-торчки, забивая очередной косяк на глазах, качающих головами, бабок. И в тот момент он был согласен с ними на все сто процентов. Правда дружков уже не осталось — кто-то кормит червей, кто-то мотает срок, а его вытащил дед, не смотря ни на что.
А вот теперь и деда не стало...
Максим поерзал на неудобном и жестком топчане, заставляя затекшие члены хоть чуть-чуть взбодриться. Вообще в камере изолятора воспрещалось лежать после подъема, но ему как раненому сделали исключение. Ему вообще повезло, ножевое ранение оказалось не так серьезно, как думали вначале. Доктор, зашивающий дыру в животе, лишь сообщил, что если пациент при таком повреждении брюшной полости не загибается от внутреннего кровотечения в первые минуты, то шанс его выжить очень высок. Ну а у Максима никакие внутренние органы не пострадали, клинок вошел неглубоко, поэтому рану просто промыли и стянули черными хирургическими нитками. И теперь он томился от размышлений в камере-одиночке, глядя на покрашенный когда-то белой масляной краской потолок.
А Света? Как он умудрился просрать этот лучик солнца в своей никчемной жизни?
Волна жалости к себе захлестнула его, но он тут же задавил эти мысли в зародыше.
Всё справедливо. Это ему в 'награду' за всё то зло, что он совершил на этом свете. Виноват — получи и распишись, и нечего пенять на судьбу, коли у самого рожа в пуху.
В душе осталась лишь обида, что не успел задавить ту гадину, убившую её. А ведь еще чуть-чуть и они бы вышли на его след. Эх, зачем только дядя Аслан пристрелил того дага? Да и жаль, что тот у Артёма во дворе издох.
Этот странный Багир — кто он? Что за чудовище затесалось в станице? Вроде кавказец, но дядя Аслан про него не слышал, а он знает всех приезжих оттуда. А может он из этих — УНА-УНСОистов — которые в Чечне на стороне боевиков воевали? После войны приехал к ним в станицу, получил российский паспорт и живет теперь спокойно.
Хотя чего сейчас гадать? Хрен его сейчас выковыряешь, не дадут сейчас эту историю раздуть, им козлы отпущения нужны, и один из этих козлов это он, Максим.
А те твари, что ради жирного куска такую махинацию затеяли? Для них нет ничего святого в этом мире, но земля их носит до поры до времени. За неделю Макс лишился всего, Артём лишился всего, Егор потерял всех. А эти скоты остались вообще не при делах. И скорей всего остаются так уже не в первый раз.
'Ненавижу!' — прорычал Максим и сжал кулаком простыню под собой.
Ну а теперь впереди маячит лет пятнадцать лагерей, которые он просто обязан пережить. Обязан, чтобы найти их всех, и заставить пожалеть о содеянном.
Тихие шаги за толстой металлической дверью. Там постелены ковры, чтобы задержанные не смогли слышать проходящих мимо инспекторов по режиму. Дверь может открыться в любой момент, что должно стимулировать узников вести себя хорошо, и не слишком забываться. Однако сейчас по коридору топал кто-то большой и тяжелый.
Резкий, неприятный лязг замка. Дверь медленно распахивается, и на пороге возникает Миша Гец, в отутюженной форме, с блестящими золотом лычками старшины, и с необычным для него иконостасом на левой груди. Максим даже и представить не мог, как много Гец успел получить — Орден Мужества, медаль 'За боевые отличия', медаль Суворова, медаль 'За отличие в службе МВД', медаль 'За отвагу на пожаре', еще какие-то значки и знаки, черный крест на правой груди.
— Здорово, доходяга! — лицо Михаила радостно расплылось в улыбке. — Как здоровье? Живот не беспокоит? — и, не дав даже секунды для ответа, бросил в руки Калинину сверток с серо-мышиной формой. — На вот, одевайся.
— Чего? — Максим ошарашено глядел на друга.
— Одевайся, говорю. Ксива твоя в нагрудном кармане, так что не бзди, всё по закону.
— Не понял...
— А тебе пока и не надо.
Так же ошарашено, Макс стянул с себя спортивный костюм, в котором расхаживал уже дня четыре, и медленно, чтобы не повердить шов, надел на себя свою же, только что постиранную и выглаженную форму. В довесок Гец бросил ему на шконку портупейный ремень с пустой кобурой и его же практически новые берцы. Когда Калинин облачился в свой рабочий наряд, а на голову было водружена кепка, с зачем-то приделанным лакированным подбородочным ремешком, Миша лишь мотнул головой, сказав: 'Пошли, остальные ждут'.
Ставропольский край. Станица Вольная. 21 августа 2006 года. Понедельник. 10:27
Настроения у полковника Елизарова не было, от слова 'совсем'. Мало того, что жена закатила скандал на его очередное появление в состоянии нестояния, так еще и проверка со Ставропольского главка, усиленная спецгруппами ФСБ и прокуратуры, активно принялась за работу. Были запрошены все уголовные и административные дела за последние полгода, личный состав был растащен для допросов и опросов, а тот, который не успели прихватить — рассосались на подведомственной территории, а хуже всего то, что пропал следователь по особо важным делам Косарь. Наверняка эта скотина, почуяв неладное, залегла на дно. А если нет? Если его уже взяли на дому тепленьким и колют? Хотя нет, однокашники из Академии уже бы сообщили, ведь сообщили же о проверке. А к черту всё!
Полковник с усилием поднялся из удобного кожаного кресла и грузной походкой направился к изящно отделанному орехом шкафу. Отворив одну их дверок, он вынул наружу бутылку дорогого французского коньяка и хрустальный стаканчик к нему. Недолго думая разлив темно-янтарную жидкость, он одним рывком опрокинул её в свое нутро, даже не поморщившись. Занюхнув рукавом кителя, Елизаров повторил процедуру, и только потом позволил себе расслабиться, плеснув коньяк в стакан третий раз, он подошел к забранному вертикальными жалюзи окну.
Внизу суетился какой-то опер из ФСБ, он обходил здание и фотографировал всё, что видел, на новомодный цифровой фотоаппарат. Какой-то хмырь в ярко-синей форме* брал показания у патрульного ДПС, растеряно размахивавшего руками, кто-то капался в багажнике 'участковой' Нивы. В общем все были при деле, и уже очень скоро всё вскроется.
— —
* В ярко-синей форме — форма работников прокуратуры Российской Федерации. На момент событий носилась и следователями Следственного Комитета.
— —
Елизаров даже от ужаса закатил глаза, представив, во что это ему обойдется. Наверняка придется продать квартиры в Краснодаре и Сочи, маленький особнячок в Испании и весь свой автопарк. Хотя нет, особнячок в Испании трогать не стоит, вдруг придется валить из этой страны по быстрому, так хоть запасной аэродром будет. Но ничего, как будто он на 'девятках' не езживал. Перекантуется как-нибудь, пока шумиха не уляжется, а там, глядишь, и опять деньги потекут.
Ну и конечно он заставит заплатить его, эту тварь, втянувшую Елизарова в такой блудняк. У него наверняка есть деньги, и он этими деньгами поделится, как миленький. Если он предложил ему такую сумму за липовое дело, то сколько же он взял себе? Да и деваться ему некуда, начальник РОВД ему нужен, да и он начальнику, чего греха таить, тоже. Симбиоз, мать его...
От этих невеселых мыслей, полковника отвлек стук в дверь. Быстро упрятав стакан в ящик стола, и откашлявшись, он, постаравшись придать голосу обычную надменность, гаркнул:
— Да!
— Сергей Петрович, можно к вам? — вместо ожидаемого прокурора из главка, рулящего проверкой, из-за двери показалась голова старшины, вроде бы пепса. Точно пепса, это именно тот, что этих уродов из Дагестана порешил. Герой-одиночка, млять.
— Чего хотел?
— Меня тут это, — замялся старшина, — допросили. И кое-что интересное всплыло. Поделиться нужно с вами, это важно.
— Заходи, — не дай бог какая то хрень всплыла, пронеслось в голове начальника.
Старшина быстро пересек отделяющее его расстояние до начальственного стола и встал, вытянувшись в струнку, брякнув медалями. Елизарову было приятно. Любому начальнику бывает приятно, когда его уважают и ценят.
— Ну! — заявил он, когда молчание посетителя затянулось. И в этот момент в помещение без всякого стука стали заходить еще милиционеры в простой пепсовой форме, причем двое заходили спиной. — Вы что, совсем офигели?! — взревел Елизаров, вскочив со своего места. — А ну вон отсюда!
Вместо того, чтобы повиноваться, один из ментов, лишь бросил через плечо:
— Всё чисто, дверь приемной заперли, — полковник с ужасом осознал, что говорил Колесников-младший, который должен был сейчас сидеть в изоляторе, а рядом с ним стоял ефрейтор Калинин.
Елизаров хотел еще что-то выкрикнуть, но слова застряли в горле, сдавленном могучей рукой. Мгновение, и ноги полковника потеряли опору, несколько секунд и мир перед ним погас.
Ставропольский край. Станица Вольная. 21 августа 2006 года. Понедельник. 10:35
— Он случаем не сдох?
— Да не, — Михаил склонился над бесчувственным полковником, уложенным в свое мягкое, из черной кожи кресло. — Сейчас очухается. Смотри, — и мощная ладонь со звонким шлепком врезалась в щеку Елизарова. После третьего захода, начальник приоткрыл глаза, и, оглядев всех непонимающим взором, лишь с ужасом успел прищуриться, когда Гец вломил ему в четвертый раз. — Я ж говорил, живее всех живых.
— Что вы себе позволяете! — полковник попытался подняться, но был впихнут обратно в кресло. — Да я вас... — договорить ему не дала пятая пощечина.
— Рот закрой, — спокойно, но в тоже время жестко сказал ему старшина, развалившись напротив Елизарова на его же рабочем столе и тыкая в сторону начальника РОВД стволом табельного Макарова. — Говорить ты будешь, когда тебя спросят. И не дай бог, ты что-нибудь ляпнешь в другое время. Самодеятельности мы тут не любим. Уяснил, полковник?
— Вы хоть понимаете, куда вы влезли. Да от вас же ничего не останется! Я вас в порошок сотру! Валите отсюда, и я, возможно, забуду о вашей выходке... Ах... — новый шлепок полковник встретил поросячим взвизгиванием, и растирая мясистую щеку, со страхом глядел на ударившего Михаила.
— Ты что, реально идиот? Ты кого и чем пугать задумал? Его, — Гец кивнул на Калинина, вставшего за правым плечом Елизарова, — которого, при твоем молчаливом согласии лишили любви, родни и честного имени? Или его, — кивок на Колесникова, усевшегося рядом с Михаилом, — который потерял не рождённого ребенка, отца, да и весь бизнес за компанию? Или может быть ты решил напугать Егора, который дезертировал после смерти сестры и матери? Подумай своей ослиной головой хоть раз в своей нечестивой жизни.
— А ты? — до Сергея Петровича стала доходить, вся тяжесть положения, в которое он попал. — Зачем это тебе?
— Ну, ты и баран. Ты хоть личное дело мое читал, начальничек? Как ты думаешь, всё это, — он провел рукой по наградам, — при отсутствии жены и ребенка о чём говорит? Я лишний в этом мире. Всё, что я умею и люблю — это убивать других хомосапиенсов. А смерти я не боюсь уже давно, главное в постели от недержания мочи не загнуться. Понял теперь? Понял, я говорю?
— П-понял, — запинающимся голосом ответил Елизаров.
— Ну и замечательно, — лицо Геца озарила нехорошая ухмылка. — У тебя сейчас не так много вариантов. Либо мы тебя валим прямо тут максимально болезненным способом, либо ты нам сейчас всё рассказываешь, мы это всё фиксируем, а потом мы тебя сдаем ребятам из главка. Расклад понятен?
— Д-да.
— Отлично. Тогда начнем. Как же ты, баранья рожа скурвиться то успела?
— Ч-что?
— Когда, говорю, ты у чеченских бойков на побегушках шустрить начал?
— Вы не понимаете! — заголосил полковник, вновь попытавшись подняться, но тут же осаженный назад. — Меня заставили! Я не хотел, так получилось!
— Ой, ой, бедная овечка прямо. Сейчас заплачу, платок дайте, чтоб соплями не захлебнуться, — лицо Геца моментально приобрело злобное выражение. — Отвечай по делу.
— В-возьмите деньги! Всё возьмите! — немного заикаясь прогнусавил Елизаров.
— Продолжай, — вдруг помягчевшим голосом поддержал его Михаил.
— В среднем ящике стола. Там к-конверт!
— Это, в котором десять тысяч долларов? Так мы его уже нашли. Какая-то несерьезная сума.
— Е-есть еще! В шкафу, н-на верхней полке к-красная кожаная папка, — Артём соскочил со стола и быстро подошел к изящному шкафу, выполненному из дорогого ореха. Папка нашлась сразу, однако внутри ничего не было. Колесников вопросильтельно посмотрел на Сергея Петровича, от чего он тут же заерзал на месте. — Подкладка, — только и смог промямлить он. Артём рванул кожу с внутренней стороны, и на дубовый паркет высыпались золотые монеты.
— Десяток золотых Георгиев, батя такие же недавно прикупил — резюмировал Колесников-младший, тут же почернев лицом. — Золото 999 пробы. Содержание метала семь целых семьдесят восемь сотых грамма. Цена в среднем баксов сто пятьдесят за монету, а тут их десяток, значит еще пятнадцать тысяч.
— Слышь, Сергей Петрович, как то ты недорого свою жизнь ценишь, вновь вступил в разговор Гец. — А значит мы с тобой продолжаем общаться. Как давно шустришь на духов*?
— —
* Дух (сленг) — видоизменение от Душман, бойца вооруженной оппозиции в Афганской гражданской войне, где СССР принимал непосредственное участие на стороне законного правительства. В последствии термин 'Дух' применялся во всех вооруженных конфликтах на территории постсоветского пространства исключительно к группировкам с исламским оттенком. Чеченских боевиков так же поголовно называли духами.
— —
— Недавно, — проблеял в ответ Елизаров.
— Как недавно?
— Это в первый раз... — оплеуха прилетела неожиданно.
— А подумать?
— Хорошо, хорошо, — залепетал Сергей Петрович, вжимаясь поглубже и вскидывая руки. — С весны! Точно с весны! — новая оплеуха.
— А еще подумать?
— Четыре года, — полковник разрыдался, теряя последнее величие. — Четыре года, только не бейте больше-е-е-е!
— Ах тыж, собачий сын. А мы думали, кто чехам* нашу личную инфу при последней командировке слил, а это оказывается ты падла.
— —
* Чехам (сленг) — чеченцам.
— —
— Ме-еня за-аставили, — всхлипывая, прогнусавил полковник.
— Ага, заставили. Рассказывай сказки, — Гец сплюнул на форменные брюки Елизарова. — Как заставили?
— Ме-еня ша-антажирова-али.
— Чем? — глаза спрашивающего превратились в две щелочки.
— Они узнали, что я убил проститутку, — быстро залепетал полковник. — Точнее, она сама умерла от передоза, дура, а я рядом оказался. Я её спасти хотел, в себя приводил. Потом следы остались на теле, пришлось избавляться. Кто бы мне поверил? А эти сволочи узнали и шантажирова-али...
— Спасти, говоришь, пытался... И шустрил на боевиков за спасибо? Сам-то веришь в такое?
— Не за спасибо. Они платили, но немного! — Елизаров специально выделил последнюю часть фразы, как будто это имело хоть какое-то значение.
— Альтруист, прямо, ага. Рассказывай, где это у нас в станице Багир затесался.
— Аслан?
— Аслан, Аслан, — не моргнув глазом повторил Гец, на которого, не отрываясь, смотрел Сергей Петрович. Если бы последний хоть мельком промахнул взглядом по лицам Артема и Максима, то наверняка обнаружил бы сильное смятение у них. — Кто еще в курсе его дел?
— Его близнецы, брат Асланбек, да еще, наверное, кто-то из родни, я точно не знаю.
— Кто насиловал Свету? — рыком влез в разговор Колесников.
— Я не знаю. Наверное близнецы, а может и сам Аслан. Они мне не докладывали, просто пришли и сказали кого и когда нужно будет посадить.
— Кто еще в отделе в курсе этой истории?
— Косарь и всё. Я ему денег дал, он вопросов даже и не задавал.
— С кем в отделе ты до этого сотрудничал по подобным вопросам?
— С начальниками уголовного розыска и ДПС
— О как интересно... Просто замечательно! — А теперь пиши всё, что наговорил на бумагу. И поподробней.
— Ага-ага, — радостно закивала голова начальника РОВД. — Сейчас всё напишу.
— Вот тебе ручка, вот бумажка, — на стол шлепнулись канцелярские принадлежности. — Ежели ты вспомнишь о пистолете, то знай, мы его уже прихватизировали, так что на него надеяться не стоит.
— На чье имя писать? — лишь спросил, всё еще, кивающий полковник.
— А ни на чье. Просто пиши сверху 'шапку' — 'Покаяние', а дальше обо всех своих грехах. Как под влияние сволоты попал, какие дела для них творил, как нас им продал, как ефрейтора Калинина, твоего подчиненного, на заклание отдал, как станицу на разграбление бандитам оставил. Обо всем пиши.
— Ага-ага...
— Гнездо беркута тройке, — прошептал Михаил, чуть отойдя от стола к окну. — Гнездо беркута тройке
— Гнездо беркута на связи.
— Это Аслан.
— Бихоев?
— Да.
— Принял. Начинаем работать.
Опущенный ниже плинтуса полковник оторвался от писанины и внимательно смотрел на старшину.
— Что это такое?
— А что? Сейчас твоего дружка возьмут, и будет всем счастье. Очень много счастья. Но ты пиши, не отвлекайся.
Максим и Егор злобно зависли за поникнувшей спиной Сергея Петровича, и внимательно вчитывались в появляющийся в неровном резком подчерке текст. Елизаров не наврал, писал он много и пространно, как будто словоохотливостью своей пытаясь протянуть время. Вот закончился первый листок, потом второй, а там и черед до шестого дошел, когда в станице Вольной вновь разгорелась стрельба.
— Всё, взяли в клещи, — лишь прокомментировал Миша. — Полчаса максимум и либо к Аллаху, либо в СИЗО*.
— —
* СИЗО — Следственный изолятор временного содержания, в котором содержаться обвиняемые, на период следствия и до решения суда.
— —
— Дописал, — известил всех полковник, явно облегченно. За свою жизнь он больше не переживал. Эти идиоты явно намерены его сдать руководству, чего боятся совсем не стоит. Ну, потеряет он еще и Ставропольскую и Станичную квартиры, ну покатается на шестерке на год больше, но зато эта филькина грамота, что он сейчас настрочил — ничего значить не будет, ибо будет засчитана, как показания, данные под насилием. Самооговор, если сказать точнее. А этих уродов он закроет как следует, сгноит в тюремном карцере, однокашник его как раз начальником колонии служит под Ростовом, куда бывших ментов ссылают.
Гец же в это время внимательно прочел признание Елизарова, крякнул и перечитал еще раз, отметив про себя всю сучность своего 'официального' начальника. После чего, крякнув во второй раз, протянул последний листок к полковнику.
— В конце напиши — 'В поступках своих раскаиваюсь, прошу прощения у всех, кому я сломал жизни' Дата. Подпись. Написал? Вот умничка. В принципе, не смею больше задерживать.
— Что? — сильные руки вжали Сергея Петровича в кресло, пока петля, завязанная на репшнуре, закинутая Егором на прочную металлическую трубу под потолком, не свисла прямо перед лицом Елизарова. — Вы же обещали! — взвизгнул он.
— Что обещали? — неподдельно удивился Гец.
— Что, если я признаюсь, вы меня руководству сдадите, — практически проверещал полковник, когда петлю натянули на голову и стянули на шее.
— А кто говорил, что живого сдадим? — вновь удивился Миша.
Другой конец шнура был прочно увязан за чугунную батарею. Барахтающегося полковника силой поставили ногами на стол, еще раз подтянули шнур, после чего спихнули Елизарова прочь. Булькающий хрип. Умирающий пытался схватить за веревку руками, но Максим и Артем обняли бьющиеся в конвульсиях тело, не давая этого сделать. Минута, вторая, начальник РОВД станицы Вольной умирал очень долго и мучительно, и, наконец, дернувшись в последний раз, он окончательно обмяк. Мокрое пятно от ширинки расплылось по брюкам, добавив омерзения и так к этому моральному уроду.
— Вот и всё, — сообщил Егор, глядя на качающийся труп. — Дальше что?
— А дальше... — серия громких взрывов и вспыхнувшая огненным ливнем стрельба прервала ответ Геца.
— Третий Гнезду беркута, — затрещала рация.
— Да!
— У этой скотины гранатометов как мандовошек у ляди. Три машины ушли.
— Куда?
— Сейчас на юг. У нас трехсотые*. Преследовать не могу.
— А центральные?
— Центральные попу в горсточку зажали и сидят по канавам.
— Принял. Сейчас и мы подключимся.
— Всё готово?
— Да, потом уберешь этот мусор.
— Добро. Удачи, брат.
Трое товарищей глядели во все глаза на своего старшего.
— Ну что, хлопцы. Поехали, в погоню поиграем.
— —
* Трехсотые (сленг) — раненые. Двухсотые — покойники. У сотрудников МВД существует аллюзия к последнему термину — 'двадцарики', т.е. мертвецки-пьяные.
— —
Краснодарский Край. Недалеко от г.Кропоткин. 21 августа 2006 года. Понедельник. 12:22
— Ты уверен, что мы движемся туда? Упустим ведь! — Максим от злости в десятый раз врезал кулаком по металлическому бардачку УАЗа.
— Уверен, — молчавший всю дорогу Миша, все же снизошел до ответа. -Ты же сам 'раскаянье' шефа читал. Мразь-мразью, а контроль за Асланом он держал. Все сопровождения грузов шли по одному адресу, да и двух бедных недошахидов отвезли туда же. Там у него перевалочная база, о которой не знают, зуб даю. Причем, как несколько раз отметил шеф — не знали и сами боевики.
— А если они в горы рванут? — не унимался Калинин.
— И чего они там будут делать? — Гец усмехнулся. — На луну выть? В Ичкерии все сходит на нет. Войны как таковой уже нет, так — вялая перебранка между любимыми. И на кой он такой красивый там нужен?
— А Ингушетия? А Дагестан?
— Ну как вариант. Правда, слишком очевидный вариант, не находишь? — Миша уверено крутанул рулем, объезжая очередную кочку на разухабистой дороге. — Ты ж слышал, что перекрываются все южные трассы. Мне один знакомец маякнул, что даже по арыкам внутрянной спецназ* пускают, чтобы Багира не упустить. Уж больно давно он их за нос водил.
— —
* Внутрянной спецназ (сленг) — отряды специального назначения Внутренних Войск МВД России. Краповые береты.
— —
— И?
— Что и? Думаешь, этот лис, после десятилетий хитрых комбинаций сделает такую глупость и полезет к ним прямо в руки? Вариант с блокированием дороги просчитывается на раз, великим аналитиком быть не нужно.
— Но он всё-таки ушел по южной дороге, — вмешался в разговор Артём.
— Это ни о чем не говорит. Ты же сам места наши знаешь. Имея внедорожник, можно и вне дорог промышлять, особенно, если сам местный. Для всех рванули в сторону гор, потом по тихому соскочили с асфальта и по грунтовкам и по степи двинули на запад, где их никто не ждет. Ну, кроме нас, — уточнил он напоследок.
— Ну а если ты всё же ошибся, — не унимался Максим.
— Значит, Аслана с детишками замочат спецы, или они в цепкие лапы ФСБ угодят.
— Не хотелось бы, я эту лживую гадину лично на куски рвать хочу!
— Не ты один. За тем и едем.
Небольшой городок Кропоткин, центр Кавказского района Краснодарского края, объехали по трассе на Усть-Лабинск, даже не заезжая в него толком. Гец раскочегарил служебный УАЗ до предела, и сейчас он выдавал невероятную для себя скорость — девяносто километров в час, обгоняя шарахающиеся на обочину от горящей люстры автомобили.
День сегодня удался на славу — яркое солнце припекало умеренно, часто прячась за небольшие, но плотные тучки, от чего ощущение вездесущей духоты жарочного шкафа пропадало на несколько минут. Но потом яркие лучи вновь озаряли землю, и ощущение жарящей сковородки возвращалось.
Где-то полчаса назад Егор, найдя под сиденьем сумку с инструментом, принялся решать вопросы кондиционирования. Так как в УАЗе открытие окон было регламентировано только радикальным образом, и о такой роскоши как ручные стеклоподъемники можно было только мечтать, то он с энтузиазмом принялся откручивать болты, удерживающие верхнюю часть двери с вмонтированными стеклами. После десяти минут мата и ругани, дело начало увенчиваться успехом, и на ближайшей к нему двери верхняя часть почти оказалась снята, однако окончательно закончить дело можно было лишь остановив автомобиль. Той же участи подверглись и другие двери, кроме водительской — при попытке подлезть ключом к болтам Гец просто отвесил Егору подзатыльник, после чего энтузиазм 'открывателя' тут же иссяк и он развалился на заднем сидении.
Правда, бездействие его длилось недолго. Окинув товарищей задумчивым взглядом, он явно начал беспокоиться. Артем, сидящий рядом, небрежно зажал между ног его же, Егора, автомат, и даже не помышлял о том, чтобы это оружие вернуть хозяину. Максим на штурманском месте нянчил на коленях 'укорот', всунутый Мишей, когда они забрались в милицейский автомобиль с любовно выведенными синей краской цифрами ноль-три на бортах. У самого же Геца из кобуры торчал тренчик от табельного Макарова, а значит, вооружены были все, кроме Егора. Об этом он тут же и сообщил остальным.
— Макс, открой бардачок, и отдай этому воину содержимое, — флегматично отреагировал Михаил.
В бардачке действительно нашлась еще одна кобура с ПМом и запасным магазинов в небольшом кармашке.
— Откуда?
— От верблюда! — улыбка скользнула по лицу старшины. — Не задавай глупых вопросов — не будешь получать глупых ответов.
— А полковничий пистолет?
— Ты что, задумал затрелиться? — удивился Гец. — Умоляю, только не здесь. Еще твоими мозгами тут не воняло.
— Почему застрелиться? — Семёнов озадачено почесал затылок.
— А что еще можно сделать из ПСМа*? Это оружие скрытого ношения или последнего шанса, когда других вариантов не остаётся. Так что забудь о нём, как о страшном сне, тебе он не пригодится.
— —
* ПСМ — пистолет самозарядный малогабаритный. Компактный и плоский пистолет, оптимизированный для скрытого ношения. И всё бы ничего, но используемый штатно боеприпас (5,45х18) не обладает достаточным останавливающим действием, отчего известны случаи 'завершения преступного умысла' уже смертельно ранеными преступниками. Существуют гражданские версии ИЖ-75 и Байкал-441 под патроны 5,45х18 и 6,35х15 Браунинг соответственно.
— —
На вынужденной остановке, пока в УАЗик заливали полные баки на заправке перед Усть-Лабинском, Егор всё же воплотил свои идеи по кондиционированию в жизнь. Все стекла были сняты, и аккуратно, на всякий случай, уложены в кусты в кювете. Так же, пока было время, все натянули на себя бронежилеты, три из которых в комплекте с касками в автомобиле были всегда, а вот четвертый, для Егора, пока Миша заводил свой табельный вездеход у станичного РОВД, стащили из 'десятки' ДПС. Им он уже не нужен, а вот товарищам вполне может пригодится.
Усевшись по местам, они продолжили свой путь. Мимо проносился знакомый пейзаж — степь, станицы, сопки гор. А где-то впереди их ждал бой. Все чувствовали это, и все нервничали, кроме Миши. Старшина от предвкушения скорой крови улыбался. Ведь ничего так не успокаивает, как определенность.
Краснодарский Край. Пост ДПС поселка Верхнебаканский. 21 августа 2006 года. Понедельник. 17:36
Пост ДПС являл собой воплощенную мечту параноика. Капитальное двухэтажное здание, сложенное из железобетонных блоков возвышалось на слиянии двух дорог. Капонир для бронетехники, обложенный этими же блоками — тоже в наличии, причем в данный момент не пустой, а с БТР-восьмидесяткой*, невинно направившей свой КПВТ** в сторону проезжающих машин. Четыре гаишника, не смотря на жару, облаченные в бронежилеты на короткорукавые голубые рубашки, активно отлавливали автомобили из общего потока и 'взаимодействовали' с населением. По сути это был пресловутый блок-пост, появившийся здесь еще во времена Абхазского конфликта
* * *
, а со временем, благодаря Чеченским войнам, только усилившийся.
— —
* БТР-восьмидесятка — БТР-80, бронетранспортер, предназначенный для доставки личного состава к месту боя. Однако, в связи с активным применением в Афганистане, Таджикистане и Чечне фугасов и других минных заграждений, личный состав, опасаясь подрыва, перемещается не внутри данной боевой машины, а снаружи, 'на броне', отчего главная его функция — бронирование — теряется.
** КПВТ — крупнокалиберный пулемёт Владимирова танковый. На данный момент самый мощный пулемёт в мире, сравнимый с малокалиберной артиллерией. Использует боеприпасы от противотанковых ружей Дегтярёва 14,5х114. Пробивает всю существующую в мире легкую и среднюю бронированную технику.
* * *
Абхазский конфликт — Грузино-Абхазская война в 1992-1993 годов. Российская сторона в ней выступила миротворцем, с явной поддержкой абхазов.
— —
С ужасным визгом тормозов УАЗ остановился прямо перед ошалевшим депаном, который с недоумением смотрел то на ставропольский номер, то на горящую синими огнями 'люстру'. Из открытого окна высунулся Гец, и буквально прорычал:
— Тут серебристый гелендваген в сопровождении двух патролов проезжал?
— Ну, проезжал, только что, — ответил старший прапорщик ДПС, с ленцой поглаживая рукой по серому броннику в том месте, где располагается карман на рубашке.
— За рулем кавказцы?
— Ага, они самые... — лицо депеэсника озарила довольная улыбка.
— Бихоевы?
— Вроде да, а шо?
— Впереди еще посты есть? — не унимался Гец.
— Есть, — уверено кивнул старший прапорщик. — За Владимировкой пост весового контроля, километрах в десяти дальше. А шо случилось?
— В машинах едут чеченские боевики, они у нас начальника РОВД убили и еще с десяток сотрудников ранили. Ловим по всему Кавказскому округу, нас сюда на всякий случай послали. Разве вас не предупредили? — мент обескуражено покрутил головой в отрицательном жесте. — Срочно сообщи другому посту, чтобы тормозили их и мурыжили, пока мы не подъедем. Поднимай Беху* — Михаил мотнул подбородком в сторону БТРа, и погнали их брать.
— —
* Беха (сленг) — БТР, аллюзия на автомобили марки БМВ.
— —
— Ты это... погоди, — депан был явно растерян, и не знал что делать. — Я ж такие вопросы не решаю.
— Некогда думать! Быстрее сообщи на следующий пост, а то уйдут ведь, гады! А тебе за расторопность может и медаль дадут, как у меня, — Гец звякнул своим 'иконостасом'.
— Ты, старшина, хоть удостоверение покажи, что ли, — собрался с мыслями прапорщик, вытерев пот из под фуражки с белым околышком.
— Легко! — Миша вынул из кармана ксиву и в раскрытом виде ткнул её в нос депеэснику. — Теперь вызовешь?
— Вызову.
— Отлично, брат! Беху поднять не забудь! — с таким напутствием УАЗ с пробуксовкой рванул дальше.
Дорога забирала вверх, всё выше и выше в горы, которые в этой местности имеют характерную бледно-серо-желтую окраску, если только не покрыты лесом. По правую руку шла железная дорога, нырнувшая в тоннель, давший название железнодорожной станции в поселке. А сама дорога постепенно заворачивала влево.
Все пассажиры УАЗа вжались в свои места, ожидая скорую развязку. Максим в который раз проверил магазины в брезентовом подсумке на поясном ремне, которых насчитывалось там целых две штуки. У Артема не было и этого, лишь наполовину забитый рожок из рыжего бакелита сиротливо выглядывал из кармана штанов. Миша вынул пистолет из кобуры и подсунул его себе под правое бедро, одновременно посоветовав Егору, не брать с него пример, и не снимать оружие с предохранителя.
Минуты тянулись бесконечно, так же как проплывающие в бесконечности пройденные километры. Вот первый столбик с голубым флажком, вот второй. Еще чуть-чуть... Перевал Волчьи ворота они проскочили, даже толком и не заметив. И вот на горизонте неожиданно выплывает Владимировка, обычный, ничем не примечательный поселок, а точнее пригород Новороссийска, утопающий в пирамидальных тополях. Встречные и попутные автомобили шарахались от ревущего сиреной УАЗа, пропуская милицейский внедорожник от греха подальше дальше. При форсировании очередного перекрестка на красный сигнал светофора, Гец щелкнул тумблером и выключил мигалку. Заметив недоуменные лица товарищей, старшина пояснил:
— Чтобы лишнего внимания не привлекать, когда подберемся.
Когда они выбрались из Владимировки никто и не понял, как справа тянулись стоянки автосалоны, а слева дома и промышленные предприятия, так они и продолжали тянуться. Просто неожиданно на обочинах стали попадаться тяжелогруженные фуры, а впереди замаячил пост весового контроля — неказистенькая будочка из камня с большими панорамными окнами, рядом с которой двое гаишников, в окружении группы людей из остановленных тут же внедорожников о чем-то оживленно дискутировали.
— Это они! — закричал Максим, чуть подпрыгивая в кресле. — Их всё же остановили!
— Вижу, — Гец был спокоен и сдержан. — Готовьтесь, открывайте огонь, как только приблизимся.
Триста метров. Двести метров. Сто... Один из окружавших милиционеров людей бросает взгляд на трассу, замечает приближающийся УАЗ и шепчет что-то соседу справа. Максим видит всё как в замедленной киносъемке. Вот этот сосед, которому нашептали, оборачивается, и Макс узнает Браму, Ибрагима Бихоева. Не мешкая, тот что-то кричит, хлопки выстрелов, не слышимые в салоне УАЗика, и оба милиционера мешками падают на асфальт. Уже с земли один из них бьёт длинной очередью в убийц, и как минимум двоих задевает, они ложатся в пыль тут же.
Макс сам не понял, как на половину корпуса высунулся в окно, прижал приклад Ксюхи в плечо и надавил на спуск. Что-то совсем рядом кричал Гец, но Максиму было уже всё равно. Он нашел свою цель, и больше ему ничего было не нужно.
Серебристый гелендваген, не дожидаясь своих людей, рассыпавшихся как тараканы, рванул в сторону Новороссийска. Остальные в несколько прыжков оказались у двух Патрулей, выхватили из салонов автоматы и открыли огонь по приближающемуся автомобилю, а так же по злосчастной будке, огрызающуюся автоматным огнем.
Максим расстрелял первый магазин в никуда, лишь заставляя бандитов пригибаться и сбивать свой прицел. Сбросив рожок прямо на асфальт, он вынул новый из брезентового подсумка и прищелкнул его на место.
Уже каких то жалких полсотни метров. Противник косоглазием не страдает, и пули шьют лобовое стекло, как швейная машинка Зингер. Что-то неимоверно тяжелое, чиркнув по капоту, бьет Максима в грудь, сбивая дыхание. Если бы автомат не был прикручен ремнем к руке, то он наверняка вылетел в этот момент, а так Калинин лишь вскинул его и полоснул длинной очередью в сторону неприятеля.
Подошел к концу второй магазин. Заменяя его, Макс краем глаза замечает, как Артем, повторяя его маневр, лупит одиночными с другой стороны Козлика.
Неожиданно будка разлетается в дребезги, один из боевиков, до этого скрытый за кузовом крайнего Патрола, бросает на землю трубу гранатомёта, и выхватывает из-за ремня Стечкин. Пистолет выпархивает и улетает, куда-то на обочину, несколько пуль Максима попали в цель.
Визг тормозов, милицейский бобик еще по инерции скользит несколько метров, чуть разворачиваясь правым бортом, а Гец уже выпал наружу. Повторить его маневр у Макса не получается, всунуться в салон сразу не выходит, что-то цепляется, а вылезти дальше даже не появляется мысли. Лишь вставив последний рожок, он выпустил его из ужасно плюющегося автомата в след уезжающему на пробитых покрышках Нисану. Второй его собрат так и остается на обочине, отображать дуршлаг. Но, агрессивный дуршлаг. Из его окон видны вспышки выстрелов, а патроны в АКСУ уже окончательно закончились. И только мысль, что 'двадцать метров не расстояние даже для пистолета', промелькнула в его голове, как два выстрела буквально разворотили дверь, за которой укрылся стрелок.
Каким-то непостижимым чудом рядом с Патролом оказался Гец, быстро, но аккуратно, он оглядел салон, и добил несколькими выстрелами выживших.
Время вновь ускорилось для Максима, принимая нормальный свой ход. Рядом, грохая берцами, пробежал Егор, размахивая в руке ПМом. Хлопнула дверь сзади, это Артём выбрался наружу. Его примеру, наконец, последовал и Макс, с трудом, обдирая кожу, как кит, вываливаясь на землю. Поднявшись на ноги, он бежит к остальным, всё еще сжимая бесполезный сейчас автомат.
По ходу движения, Калинин замечает вооруженного человека, спрыгивающего с подножки кабины КамАЗа, ближайшего к месту боестолкновения. Но вскинув оружие, тут же понимает свою ошибку, перед ним обычный водила-дальнойбой с обшарпанной двустволкой в руках, из которой он вскрыл метал Патрола, как консервным ножом, и благодаря чему Максим всё еще жив.
— Спасибо! — проорал он, оглушенный стрельбой из укорота, на что дальнобой лишь махнул рукой.
— Макс! — крик Артёма разорвал накатившую тишину.
В несколько прыжков оказавшись рядом с ним, возвышающимся над кучкой тел бандитов чуть в стороне от раскуроченного автомобиля, Максим узнал одного из них. Храпя, и пуская кровавые слюни на них туманным взором глядел Ибрагим.
— Давай вместе, — лишь произнёс Колесников.
— У меня патроны кончились, — Калинин виновато потупился.
— Так подбери любой ствол, их тут много, — Артём махнул перед бывшим соперником пистолетом-пулеметом Кедр*, поднятым как раз у ног Бихоева.
— —
* ПП Кедр — дословно — Конструкция Евгения Драгунова, отечественный пистолет-пулемёт под ПМовский патрон. Разрабатывался по заданию МВД, в связи с разгулом преступности в конце 80-х начале 90-х, от чего требовалось насыщение личного состава автоматическим оружием. Известный АКС-74У под это требование подходил слабо, ибо пуля, выпущенная из него, могла убить случайного прохожего далеко от места стрельбы, да и склонность советской 'пятёры' к рикошетам широко известна. Однако, до конца не ясно, почему не были извлечены со складов пистолеты-пулемёты Судаева (ППС-43), вполне подходившие требованиям. Существует мнение, что выдавая заказ на разработку и производство нового оружия, руководство страны поддерживало отечественную промышленность в тяжелые времена преобразований.
— —
— Как закончите, собирайте всё оружие и все патроны в бобик, — проронил, проходящий мимо Гец. — И быстро, быстро!
Оставив за спиной товарищей, старшина даже не моргнул, когда Ибрагим вскричал от вошедшего в пах его же кавказского кинжала, вынутого Максимом из подворота куртки коричневой кожи. Гец шел в растерзанную будку ДПС, огрызавшуюся до последнего. Двух гаишников он уже осмотрел, парни были убиты выстрелами в голову, и чудо, что один из них вообще сумел ответить на последних силах, теперь следовало проверить, остался ли кто живой в будке.
Пробравшись по разорванной взрывом двери внутрь, Гец окинул взором развороченную комнату. Два письменных стола были раскиданы в стороны, всё их содержимое, вместе с остатками окон и ламп покрывали пол, на котором, раскинув руки, словно делая снежного ангела, лежал молодой лейтенант, от силы лет двадцати двух. Широко открытые глаза его уже успела забить пыль, а изо рта стекала струйка крови. В ближайшем к двери углу, прижавшись спиной к стене, сидел усатый и довольно пузатый прапорщик, часто и тяжело вздыхающий, каждый раз вздрагивая. Увидев Геца, он попытался поднять свой автомат, ту же самую Ксюху, однако различив, что перед ним старшина милиции, бросил эту безнадежную попытку. Его тело, не прикрытое бронником, посекли осколки камней, выбитых кумулятивной гранатой, правая сторона лица обгорела, а левый глаз вообще не открывался.
— Как там Санька? — спросил он, не в силах повернуть головы.
— Нет больше Саньки, — Миша интуитивно понял, что речь идет про лейтенанта.
— Как же так? — укоризненно спросил он тающим голосом. — У него же жена молодая. Дитё на прошлой неделе только народилось. Нельзя ему погибать. Нельзя.
— Они за всё ответят, обещаю, — только и смог произнести в ответ Гец.
— Нельзя ему, — повторял, не услышав старшину прапорщик, а дыхание его становилось всё чаще. — Нельзя, — произнес он в последний раз, и уперся остекленевшим взглядом в стенку.
— Спасибо тебе брат, — тихо произнес Михаил, закрывая ему глаза. — И прости.
Весь бой не занял и полутора минут, но за это время погибли четверо милиционеров, и были ликвидированы двенадцать бандитов. Не равноценная цена, милиционеры погибать не должны.
С этими нерадостными мыслями старшина выбрался наружу, и, натягивая на плечо ремень от подобранного автомата, строго спросил:
— Всё готово? У нас еще ничего не закончено.
— Почти — ответил Егор, вытягивая из Нисана два невскрытых цинка с патронами. — Еще минута.
— Нет у нас минуты. Закругляемся!
Усаживаясь на свое водительское место, Гец очень сильно удивился горе оружия и причиндал на заднем сидении.
— Это что?
— Это, как ты и сказал, оружие и патроны, — донесся до него голос Артема из этой кучи.
— А как поедите?
— Нормально поедем. Главное, что сейчас не с голым хером.
— Это точно, — резюмировал старшина и повернул ключ зажигания.
УАЗ привычно зарычал и двинул дальше, провожаемый испуганными взглядами дальнобойщиков. Лишь один, с двустволкой в руке, смотрел на покойников, и не видел ничего вокруг. Он сейчас был там, в Грозном, вместе с друзьями. Пока еще живыми друзьями...
Краснодарский Край. Пригород Новороссийска. 21 августа 2006 года. Понедельник. 18:27
Визуально разграничить Владимировку от следующего за ней поселка Гайдук было невозможно. Уже давно они слились воедино, как, впрочем, и с последующим поселком Цемдолина, поэтому вполне ожидаемо, что все трое они входили в муниципальное образование город Новороссийск, в который так же плавно и вливались. Лишь дорожные знаки робко указывали на начало нового населенного пункта.
Михаил вновь врубил сирену, распугивая встречные автомобили на обочины, где росли величественные тополя, ибо ехал прямо по середине трассы. Остальные члены экипажа были заняты набиванием патронов в автоматные рожки. Макс умелой рукой заправил последний лакированный стальной патрон в четвертый, в этот раз сорокапятиместный магазин, и всунул его в карман брюк, ибо подсумок был уже полный. Артём, повесив Кедр через плечо, взял основным стволом АКМС с прикрепленным подствольником, от чего приклад полноценно сложить не удавалось. Вместо штатного магазина, приладив автомату банку от РПК, он набивал обычные ребристые 'бананы', которых после боя было в избытке. Егор же лелеял в руках свой собственный автомат, с которым и дезертировал из части.
Гец знал куда ехать. На большом перекрестке, он свернул налево, нагло подрезав белый мерседес-кабриолет. От чего водитель немца с возмущением начал нажимать на клаксон, но после демонстрирования Егором автомата, сбавил обороты и простил обидчика.
— Я их видел, — заявил Макс. — Вон они направо повернули!
— Угу, едут, куда и должны, — спокойно ответил Гец. — Не соврал Сергей Петрович, не соврал, — вновь, щелкнув тумблером мигалки, чтобы не спугнуть, он занес правую руку назад. — Есть там еще один Кедр?
— Есть Бизон*, подойдёт? — ответил Колесников, порывшись в куче.
— —
* Бизон — отечественный пистолет-пулемёт, разработанный на основе АКС-74У (использует от базовой модели до 60% узлов и соединений). Характерной особенностью является необычный шнековый магазин на 64 патрона, располагающийся трубой под цевьём. Калибр 9х18 ПМ, однако, имеются модификации под 9х19 Люгер и 7,62х25 ТТ.
— —
— Нет, — отмахнулся старшина. — Мне чтобы с одной руки, если приспичит, стрелять очередями.
— Стечкин?
— Ну, ежели ничего больше нет, давай его, — сокрушенно согласился Миша.
— Держи тогда мой, — Артём с трудом извернулся в тесном пространстве бобика, и снял пистолет-пулемёт с себя.
— Благодарствую, — Гец всунул его под бедро, как ПМ до этого, и засунул рядом два запасных магазина. — Макс, выбей лобовуху.
— Понял, — Калинин не мешкая врезал прикладом по покрытому паутинками и дырками стеклу, осыпавшемуся на пассажиров мелкой крошкой. Поработав своим АКС-74У как палкой, он выбил последние кусочки из резинки, не забыв и сторону водителя.
УАЗ петлял по нешироким улицам. Вот пошла и промышленная зона, дорога была заключена в коридоры серых бетонных заборов, за которыми располагались склады, базы, и различные производства. Расстояние до преследуемого Ниссана неуклонно сокращалось, его виляющий зад то и дело показывался впереди, заходя на очередной вираж перед поворотом. Вот он вильнул в сотый раз и скрылся на крутом, под девяносто градусов, повороте налево. Козлик, чуть притормозив, еле вписался следом, и только из-за сброшенной скорости чудом увернулся от своей цели.
В метрах в двадцати от перекрестка Патрол, всё же не справившись с инерцией, въехал в телеграфный столб. Двери его были распахнуты настежь, демонстрируя пустоту внутреннего убранства. Трое боевиков к тому моменту уже копошились у остановленной чуть дальше бордовой вазовской десятки. Двое, один из которых был серьезно ранен и опирался на товарища, несли на себе большие черные баулы. Третий же здоровый бандит, вытащив водителя автомобиля, простого паренька в красной футболке и клетчатых шортах, без затей уложил его в дорожную пыль и прострелил ему голову из пистолета.
Услышав скрип тормозов, тот, что тащил раненного товарища, отбросил его как ненужный груз и вскинул к плечу зеленую трубу гранатомета. Не потратив и секунды на прицеливание, он вдавил на кнопку, и реактивная граната с шипением влетела внутрь УАЗа. Максим зажмурился, ожидая взрыв, но вместо этого машину тряхнула, и длинная очередь слева оглушила его. Открыв глаза, он увидел распластанного на сером капоте Козла несостоявшегося гранатометчика со снесенной в лоскуты головой. Раненого боевика они переехали, лишь немного подпрыгнув, как на кочке, а вот третий уже успел расположиться за баранкой чуда отечественного автопрома и яростно крутил её, пытаясь вырулить от столкновения. Попытка не удалась, УАЗ врезается в него, Макс налетает бронежилетом на бардачок и бьётся каской о потолок, но автомат уже готов, и длинная очередь в упор прошивает недоноска насквозь.
— Быстро всё досматриваем, грузимся и уходим. Две минуты на всё! — командует Гец, и выскакивает наружу.
— Егора убили, — срывается на крик Артём.
— Что?! — Миша влетает обратно в Бобик, но лишь за тем, чтобы убедится в правдивости слов товарища. Молодой Егор Семёнов, которому еще не исполнилось и двадцати, сидел на своем месте, с поникнутой, державшейся на одном лоскуте кожи и мышц, головой, и с неразорвавшейся гранатой в шее. Осторожно потянув за оперенный хвост, Гец вынул её из автомобиля и отбросил подальше. Развернувшись к понурым друзьям, он, тем не менее, прокричал вновь.— У нас две минуты! Время идет!
— Но как же... — пытался возмутиться Макс, но Гец был непреклонен.
— Плакать будем потом. Время идет!
— Есть, — по-уставному ответил ефрейтор, и выбрался наружу.
Оружия у бандитов было не много, два пистолета Макаровых и две реактивные гранаты, одной из которых и убило Егора. Видимо всё остальное, они побросали еще там, на посту, и спасали свою жизнь налегке. Что было в баулах, пока не разобрались, ибо внутри оказались еще какие-то сверки и мешки из плотных тканей, с которыми возиться можно не один час. Миша просто закинул всё найденное в кучу на заднем сидении, свалив часть вещей на уже ничего не чувствующего Егора.
— Немного осталось, — сообщил он, усаживаясь на свое водительское сидение, с треском вставил заднюю передачу, и, вырулив от побитой десятки, тронул с места.
Он не соврал, не проехали они и километра, как оказались в глухом и одиноком проходе с возвышающимся стеной какой-то котельной с одной стороны и большими металлическими воротами, за которыми угадывались фабричные постройки, с другой. Как только они появились тут, как по ним с этих построек тяжело ударил пулемёт, от чего Миша резко притер автомобиль в мертвой зоне у привратной железобетонной стены.
Не говоря ни слова, он выскочил наружу, вытянул только что взятый трофеем РПГ, и, отпрыгнув назад, пустил ракету в то окошко, в котором заметил вспышку выстрелов. Не вглядываясь в результаты попадания, он отбросил бесполезный зеленый тубус, и, поудобнее взяв автомат, крикнул товарищам:
— Макс за руль! Артём ко мне!
Пока Максим, чья дверь оказалась приперта стеной, с трудом перелазил со штурманского места на водительское, Гец в один прыжок оказался на капоте УАЗа и аккуратно выглянул наружу. Так, во внутреннем дворе в ассортименте выставлены внедорожные и грузовые автомобили, словно в каком-нибудь автосалоне или автосервисе. Впрочем, для сервиса автомобилей слишком много. Отметив эту особенность для себя, а так же наезженную колею к ближайшему серому зданию из бетонных блоков, в которое дополнительно еще была проложена и железная дорога, на манер депо, Миша приметил у ворот с той стороны распластанную черную фигуру. Спрыгнув на землю, он в один присест оказался рядом с массивными, крашеными рыжей краской вратами, и со всей дури ударил по ним прикладом.
— Открывай, мать твою, милиция! — орал он в это же время. — Не откроешь, пристрелю как террориста! Гранатами закидаю!
Явственно послышался шорох. Человек по ту сторону поднялся с земли и медленно подошел ближе.
— Ч-чего вы х-хотите? — заикаясь произнес он.
— Открывай, собачий сын, милиция!
Лязг засова, и тяжелые ворота начинают распахиваться. За ними обнаруживается крепкий, коренастенький, но сейчас явно описавшийся от страха, парень в черной форменной одежде и с желтыми шевронами 'охрана'. Не дожидаясь, пока он окончательно откинет створки в сторону, Гец, схватив его за грудки, подтянул к себе.
— Куда поехал серебристый гелендваген?
— К в-воротам, — всё так же заикаясь ответил паренёк.
— А где они?
— В-вот, — охранник махнул рукой в сторону депо.
Откинув прочь испуганного, но уже не нужного парня, Миша показал товарищам двигаться к нему. Озираясь, к старшине осторожно подошел Артём, следом за которым малым газом ехал Макс.
— Подбери, — указал он Колесникову-младшему на гладкоствольную Сайгу, лежащую там же, где и охранник за минуту до этого. Артём подхватил ружье за ремень и, крутанувшись, прямо через отсутствующее лобовое стекло, закинул его внутрь заезжающего во внутренний салон УАЗа.
До раскрытых ворот бетонного строения было не больше сорока метров, которое две пары обутых в берцы ног проскочили за считанные секунды. Ворвавшись внутрь, товарищи обнаружили лишь двух перепуганных работяг в засаленных комбинезонах и еще одного охранника с Сайгой в руках, нервно направленной на появившихся милиционеров.
— Оружие на землю! На землю я сказал! — рыкнул на него Артём, так, что от них отшатнулись работяги, недокалаш с лязгом ударился о бетонный пол, а охранник встал, подняв руки.
— Куда делся гелендваген? — лицо Михаила излучало свирепость.
— Он только что прошел в ворота, — чуть смущенно ответил один из работяг — лысеющий мужичонка за сорок в толстых, из роговой оправы, очках.
— Какие ворота? — недопонял Гец, в помещении кроме того проема, в который они ворвались, выхода не было.
— В эти, — работяга махнул рукой на какое-то металлическое сооружение у дальней торцевой стены. Воротами это назвать можно было с большой натяжкой — грубо сваренная конструкция с желтыми цилиндрами по периметру изображало арку, в которую прямо от того места, где стояли люди уходили железнодорожные рельсы узкоколейки. От самой конструкции выплывали массивные, как мечта металлоприёмщика, провода, которые ныряли в хитросплетения к другим кабелям и выныривали у большого открытого шкафа с откидными рубильниками.
— Чего?
— Это ворота в Новый Мир, — залепетал мужичок. — Вы разве не в курсе?
— Неа, — Гец махнул головой. — Но нам определенно нужно туда.
— Не имею полномочий вас туда направить, — проблеял очкарик.
— Чего? — вновь зарычал Михаил.
— Не имею полномочий вас туда отправить, — еще тише повторил рабочий.
— Очень нужно, — недобро усмехнулся Гец. — Ты даже не представляешь как нужно. Прям до смерти. Чужой.
— Меня накажут, если я вас пропущу, — упрямо гнул линию работяга.
— Мужчина, а вы не прифигели оказывать сопротивление сотруднику милиции при проведении контртеррористической операции? Я вас всех щас пристрелю, и скажу что это боевики вас так, — от этого заявления охранник явственно задрожал, а второй рабочий сжался в комок, упав на колени.
— Митрич, Христом богом прошу, отправь ты их! У меня ж Светка дома! На кого я её одну оставлю? — запричитал он. — Митрич!
— Хорошо, Володь. Но только если что, нас заставили силой, — и обреченно взглянув на старшину, поинтересовался. — Вы пехом будете, или на машине?
— На машине, — кивнул Гец. — Тём, сгоняй за Максом.
Пока Колесников-младший бегал, второй работяга бодро и точно, не смотря на дрожащие руки, подхватил вилочным погрузчиков в углу из небольшой стопки роликовую платформу, и весьма осторожно установил её на рельсы, аккурат напротив бетонной эстакады.
— Заезжаете на платформу, пока не упретесь в ограничитель, — начал инструктировать Михаила очкарик, сбиваясь на лекторский тон. — Тут выключаете двигатель и просто ждете. Платформа поедет сама и с нужной скоростью. Это выглядит как жидкое зеркало, боятся не нужно, просто вжимаетесь в кресла поглубже и затаиваете дыхание.
— Мы поедем снаружи, — вставил свою ремарку старшина.
— Снаружи? — несколько удивился работяга. — Ваше дело. Главное не паникуйте и не дергайтесь, иначе возможны фатальные ошибки. Всё понятно?
— Макс слышал?
— Ага, — ответил Калинин высунувшись из окна.
— Тогда заезжай и поехали.
Рыкнув двигателем, милицейский УАЗ занял свое место на платформе, рядом с ним по периметру встали Артём и Михаил.
— Готовы? — спросил очкарик, отойдя к рубильникам.
— Да, — ответил за всех Гец.
— Ну, тогда с богом, — и крайний рубильник, щелкнув, изменил свое положение.
Завыла сирена, а тележка медленно двинулась к металлической арке, негромко зашумевшей, на мотив вентилятора. В её пространстве проскочили искры, воздух заколыхался, как над раскалённым асфальтом, и тут же словно подделся инеем. Секунда-две, и в проёме забулькало жидкое зеркало, как и говорил рабочий, в котором отразились три товарища и убитый жизнью Козлик.
— Мишаня, в какую дупу мы лезем? — громко поинтересовался Макс.
— За Асланам мы лезем.
— Ну да, за ним хоть в ад, хоть в чистилище.
А меж тем зеркало было уже близко, хоть рукой дотянись. Сначала оно, волнуясь, поглотило край платформы, потом в него, борясь со своим страхом, погрузился Гец, ну а дальше Артём и Максим за рулем автомобиля. Их лизнуло холодом, свернуло и вывернуло наружу, и тут они неожиданно обнаружили себя в залитом ярким солнечным светом пустом ангаре. Свет лился через окна под потолком и единственный проем, прямо напротив них. Именно туда и побежали Гец с Артёмом. Максим, попытавшись вновь завести свой болид, плюнул на это дело, и, выбравшись наружу, сломя голову понёсся к товарищам.
Снаружи, на обширно рассыпанном гравии окруженным другими ангарами было нечто автопарковки, с пяток автомобилей одиноко ютились здесь, в том числе и серебристый гелендваген, рядом с которым, баюкая автоматы в руках стояли Аслан и его младший сын Леча в компании крепкого мужчины облаченного в пустынный камуфляж и малиновый берет. Американский автомат, был перекинут у него за спину, а на бедре красовалась кобура с пресловутой Береттой.
— Амеры-то здесь откуда? — даже присвистнул Артём.
— А не важно. Главное Аслан как на ладони, — ответил Гец, и громко прокричал. — Багир, сдавайся!
Аслан в ужасе обернулся, вскинул автомат, одновременно нажав на спусковой крючок, от чего пули стали выбивать искры из камней буквально у него под ногами. Несколькими очередями в три ствола товарищи срезали наверняка обоих Бихоевых. Американец же оказался очень прытким, непонятно как за долю секунды он оказался за капотом гелика, и не высовывал оттуда свою малиновую макушку.
Неожиданно со всех сторон из окружающих ангаров стали появляться еще американцы, укрыться от которых друзья бросились назад к УАЗу. Вытягивая из него оружие и патроны, они готовились к последнему бою, когда до них донесся голос на чистейшем русском языке.
— Вы полностью окружены. Сдавайтесь!
— Русские не сдаются! — крикнул в ответ Макс.
— Так и мы русские, мы тоже не сдаемся. И что будем делать?
— Ага, русские, нашли дураков! В пиндосовской-то форме и с пиндосовским же оружием.
— Форма номер восемь, что выдали, то и носим.
— Кажись реально русские, — зашептал Калинин.
— Я сейчас к вам зайду. Один и без оружия, — не унимался голос в громкоговорителе.
И тут же в проеме, отбрасывая длинную тень, появился высокий блондин, в той же самой американской песчанке и в малиновом берете с блестящей кокардой.
— Стаф-сержант Патрульных Сил Ордена Бойко, Дмитрий Вячеславович. С кем имею честь?
— Гвардия старшина Гец, Михаил Юрьевич, — вперед вышел самый старший по званию. — Ефрейтор Калинин и рядовой Колесников. В машине еще рядовой Семёнов, но ему уже всё равно. — Миша вздохнул. — Вели преследование чеченских боевиков. Оказались тут. С приемщиками этих самых боевиков.
— Мы не приемщики для духов, — неожиданно зло ответил Бойко. — Мы принимаем всех переселенцев, не глядя на их прошлое.
— Угу-угу.
— В прочем, — взял он себя в руки, — деваться вам все равно некуда. Сдавайтесь. Пройдет дознание, и вас на 95 процентов отпустят на все четыре стороны.
— Угу, — в третий раз повторил Гец. — Уже развесили уши для лапши.
Стаф-сержант еще раз оглядел это небольшое воинство.
— В Ичкерии принимал участие?
— Принимал.
— В Первой или Второй?
— И в Первой и во Второй.
— Где?
— Грозный, Гудермес, Шали, Аргун, да много где.
— Про 'Славного' слышал?
— Может и слышал. Дальше что?
— Так я в его группе три командировки отработал.
— И?
— Я тебе слово даю, что никто вас не тронет.
— Как у 'Славного' пса звали?
— Мухтазавром.
— Мда... Славный был доберман.
— Какой доберман? Мелкая чихуа-хуа, свихнувшаяся от артобстрелов, со слабоумием и отвагой защищавшая топчан Славика от всех посторонних, в том числе и от нас. Ты не представляешь, как она злобно кусалась..
— Добро, — облегчено мотнул головой старшина. — Нам посовещаться треба.
— Совещайтесь, только не глупите.
— Угу, — в четвертый раз повторил Гец и отвернулся к друзьям.
Через пять минут под синие небо Нового Мира вышли трое в грязной, порванной, местами заляпанной кровью форме мышиного цвета. Чем черт не шутит, может и правда отпустят.
Территория Ордена. База 'Россия и Восточная Европа'. 40 день 2 месяца 23 года. Среда. 17:37
Кабинет был не большой, чуть меньше, чем комната для допросов в станичном РОВД. В прочем, изначально кабинет не для этого и предназначался. Везде были заметны следы его оперативного 'переоборудования' — вот из сетчатой корзины торчал бумажный мусор, в котором отчетливо просматривались таблицы и диаграммы различной степени цветастости. На столе совсем недавно, возможно и минут тридцать назад, поставлена совершено неуместная тут настольная лампа, с крутящимся и гнущимся в любую сторону абажуром. Ну и дополнял картину дюжий хлопец в пустынном камуфляже и с пистолетом в набедренной кобуре, вставший прямо у выхода и загораживая собой электрический свет, льющийся из-за стеклянного верха двери.
'Идиоты' — подумал Гец, в десятый раз глянув на конвойного: 'Кто же с оружием преступника охраняет? Зря, что ли вертухаи* к зека** максимум с дубинками заходят? Видимо совсем тут с преступностью фигово, раз основ не знают. Ну или военные все, а военные обычно никакие менты'.
— —
* Вертухай (тюремный жаргон) — чаще всего имеется в виду инспектор по режиму, так называемый караульный, в чьи задачи входит контроль над осуждёнными и обвиняемыми в камерах, сопровождение их, в случае посещения последними различных служб. Но так же термин относится и к конвоирам, в чью задачу входит этапирование, т.е. доставка заключенных от точки А до точки Б.
** Зека (тюремный жаргон) — заключенные.
— —
Последняя мысль согрела душу Михаилу, ведь при отсутствии преступности отсутствуют и толковые дознаватели, а значит, есть шанс отбрехаться. За себя он особо не переживал, главное, чтобы парни лишнего не ляпнули. Основную легенду они обговорили перед сдачей, прикинули что рассказать, а о чем умолчать. Миша даже ксиву Артёму выправил, выдав красную книжечку следователя по особо важным делам Косаря М.М., предварительно пробив её в месте фотографии штырем.
Сразу после выхода, их тщательно досмотрели, сковали руки за спинами пластиковыми наручниками и растащили по разным кабинетам. Гецу достался этот, обклеенный жидкими обоями светло-серого оттенка. На потолке флуоресцентные лампы, утопленные в подвесном потолке, изредка помигивали, чем могли вывести из себя любого. Но Мише было всё равно. Он сидел на неудобном пластиковом табурете и равнодушно глядел на краешек офисного стола, где шпон от регулярного воздействия чего-то потрескался, оголив своё нутро из ДСП.
Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появился плюгавенький рыжий мужичек, всё в том же пустынном камуфляже, правда без малинового берета. В руках он нес стопку бумаг и папок, и, бросив её на стол, уселся на удобный офисный стул, поглядывая на задержанного.
— И так, — произнес он по-русски, с каким-то непонятным восточноевропейским акцентом, доставая из нагрудного кармана ручку и вынимая блокнот. — Ваше фамилия, имя, отчество?
— Там всё указано, — старшина кивнул на раскрытое удостоверение сотрудника милиции, лежащие прямо под носом вопрошающего.
— Ваше фамилия, имя, отчество? — твердо повторил рыжий человек.
— Гец, Михаил Юрьевич.
— Год рождения?
— Одна тыща девятьсот семьдесят пятый, — меланхолично ответил Михаил, пытаясь всё же раскусить этот акцент.
— Национальность?
— Чех, — в яблочко! Вопрошатель резко поднял от писанины голову и взглянул на задержанного.
— Pan vtipy?*
— —
* Pan vtipy?(чеш.) — Пан шутит?
— —
— Ни, — почему-то по-украински ответил Гец на непонятный вопрос. — Могу поклясться чем угодно, что я чех.
— Как же так? Ведь чешского языка вы, видимо не знаете.
— Не знаю, — не стал лукавить Гец. — Да и не было возможности узнать. История моей семьи была трагична. Если желаете, могу её вкратце пересказать.
Рыжий мужичек задумался, почесал переносицу и таки дал согласие на душевное излияние.
— О! Это дела давно минувших дней! Предок мой жил в Праге на улице Опатовицкой*, был честным бюргером и держал там аптеку. Но потом эти безумные сербские террористы убили принца Фердинанда и началась Великая война**. И естественно моего прадеда призвали на войну с врагом свободной Европы — с русским медведем. Как офицер, он был награжден медалью за храбрость и орденом Святого Штефана
* * *
. Но в шестнадцатом году мой прадед попадает в плен, где обманом его затягивают в полк Яна Гуса
* * *
, куда принимали перебежчиков и пленных, чтобы бороться с Австро-венгерской короной. Впоследствии он попадает в знаменитый Чехословацкий корпус, в составе которого после Октябрьской Революции сражается с этой мерзкой красной чумой. Он был четырежды ранен, в последний раз так серьезно, что никто и не верил, что выживет. Его бросили умирать в крестьянской деревеньке под Иркутском, где он еще не начал ходить, как последний белочех поднялся на пароход во Владивостоке и отчалил. Он долго скитался по России, пока наконец не встретил мою прабабку и не осел близь Саратова, с мечтой в сердце вернуться на Родину, — Гец передохнул, незаметно оценивая тот результат, который преподнёс его рассказ. — Но на этом усмешки судьбы не закончились. Мой дед, насильно мобилизованный в Красную Армию, лично брал Прагу в сорок пятом году. Не находите иронию?
— Да-а, — лишь протянул рыжий человек. — Судьба.
— Но и это не всё. Мой отец, служа срочную службу в Советской Армии, вернулся на родину деда. Угадайте, в каком году?
— Неужели?
— Да-да, в шестьдесят восьмом
* * *
*.
— —
* На улице Опатовицкой — Гец нагло врет, упоминая в качестве Родины предка место рождения 'Бравого солдата Швейка', героя произведений Ярослава Гашека.
** Убийство 28 июня 1914 года в Сараево наследника Австро-Венгерского престола сербским террористом Гаврилой Принципом стало поводом для начала Первой Мировой Войны, в которую Российская Империя была втянута сербами насильно.
* * *
Гец вероятно забылся, так как этим орденом в Австро-Венгрии награждали исключительно за гражданские заслуги и людей высшего сословия.
* * *
Ян Гус — национальный герой Чехии, идеолог чешской Реформации. После его казни в 1415 году в Богемии и Моравии (области Чехии) начались религиозно-национальные войны в основном между чехами-протестантами, прозванными гуситами и немцами-католиками. За пятнадцать лет гуситы отбили пять крестовых походов католиков, и именно поэтому в конце 1915 года именем Яна Гуса назван добровольческий полк Российской Армии, куда принимались добровольцы подобающих национальностей, в том числе и из пленных.
* * *
* В 1968 году страны Варшавского Договора, за исключением Румынии насильственным путем прервали 'перестроечные' реформы в Чехословацкой республике во время операции 'Дунай'. В дальнейшем это событие население Советского Союза иронически вспоминало, как 'Танковые туры по Европе'.
— —
— Удивительно, — вновь протянул мужичок. — Но вернемся к делу. Расскажите, как вы сюда попали.
— С самого начала?
— Желательно да.
— Сегодня утром, примерно в десять утра, у нас в станице Вольная началась противотеррористическая операция. В результате боестолкновения с чеченскими боевиками с нашей стороны имелись раненые, но трем машинам удалось вырваться из кольца правоохранительных органов и уйти в неизвестное направление. Нас отправили на прикрытие основных путей, по которым эти автомобили могли уйти. Большинство личного состава были выведены на границу с Чечней и Ингушетией, а нас отправили в Новороссийск, ибо по оперативной информации они могли объявиться тут.
— Что за оперативная информация?
— Я не в курсе, мне не докладывали. Просто сказали — езжай туда-то и туда-то.
— Хорошо, — рыжий человек посмурнел. — Откуда вы узнали про Новую Землю?
— Как и все, — Гец поерзал на табурете, — из школьного курса географии.
— Что?
— В смысле что? Новая земля — это архипелаг в Северном Ледовитом Океане, правильно?
— Ну, в принципе, да, но не совсем, — немного ошарашено ответил чех. — Вы действительно не знаете, где сейчас находитесь?
— Не имею не малейшего понятия. Какая-то военная американская база?
— Нет, это база Ордена, к США имеющее очень опосредованное отношение. В прочем тут целых три Америки, сами еще убедитесь.
— В смысле три? И где это здесь?
— Вы сейчас находитесь не на планете Земля, а на абсолютно другой, пока еще не имеющей названия. Впрочем, некоторые считают, что это вообще другая реальность или другой временной диапазон, ученые еще спорят. И Орден занимается заселением этого Нового мира.
— Вы шутите? — Михаил бессмысленно улыбался.
— Нисколько. Всё так и есть, впрочем, — чех опять упомянул свое любимое слово, — сами еще убедитесь. Лучше объясните, как же вы не имея представление о Новой Земле сюда попали?
— Очень просто, мы шли по следам боевиков. Под Новороссийском они ввязались в перестрелку с милиционерами на весовом посту, в результате чего четыре сотрудника были убиты, а двенадцать террористов ликвидировано. Преследуя остальных мы ликвидировали еще троих, но погиб один из нас, после чего вышли на склад в какой-то промзоне. Гражданские нам сообщили, что оставшийся автомобиль прошел через какие-то ворота, мы потребовали провести через них и нас, и вот мы тут.
— Зачем вы убили переселенцев уже здесь? — рыжий человек вцепился взглядом в Михаила.
— Каких переселенцев? Мы никого не убивали. Мы ликвидировали террористов, открывших по нам огонь, после нашего законного требования сдаться и сложить оружие. Ваш человек, стоявший рядом, не пострадал и должен был это слышать. Спросите у него.
— Спросят, не переживайте. А пока расскажите, что у вас в машине делает это огромная куча оружия?
— Подобрано с боевиков, как вещественные доказательства.
— А деньги и золото?
— В черных баулах? — наугад предположил Гец, и, увидев положительный кивок, добавил. — То же вещественные доказательства. По возвращению в место постоянной дислокации — все они будут переданы руководству.
— Не хочу вас расстраивать, но назад вы уже не вернетесь.
— Что!
— Успокойтесь, успокойтесь! — поспешно залепетал чех. — Всё, что попадает в этот мир — остается в нём навсегда. Ни вы, ни я, ни все служащие этой базы не можем вернуться. Ворота работают только в один конец.
— Как?
— К сожалению, вот так. Есть лишь нестабильный радиосигнал и всё. Все мы добровольно сделали этот выбор.
— Я не делал!
— Конечно-конечно, но вы уже здесь. И в этом мире и останетесь. Придется смириться.
Далее, не давая опомниться, Геца увели в маленькую камеру, бывшую до этого, по-видимому, кладовкой. Вдоль одной из стен прямо до потолка тянулись пустые, сколоченные из деревянных брусьев, полки. Вдоль второй стены был брошен узкий матрас и грязно-блескучий спальный мешок. Пластиковое ведро в углу, символизировало туалет. Вот в общем то и вся обстановка. Хорошо, что хоть одноразовые путы перекусили, давая нормально отдохнуть.
В этот бред про параллельные миры и сдвиги во времени Миша, конечно же, не поверил. Может этот рыжий чех сейчас от смеху писается, как этого русского облапошил, хотя что-то в его словах Геца смутило. Да и этот проход в жидкое зеркало, и эта база с амерами... К черту, скоро и так всё проясниться.
Предчувствие Михаила не подвело, не пролежал он на своем топчане и пяти часов, как его вновь выдернули на допрос. В том же самом кабинете, за тем же самым столом его ожидала худая, но при этом с выдающейся грудью, женщина, с острым как бритва взглядом. Лет ей было сорок, а может пятьдесят, а может и больше, так сразу и не скажешь. Светлые, с изрядной проседью, стальные волосы были аккуратно зачесаны назад и скреплены бронзовой заколкой.
— Присаживайтесь, — заявила она, выставив конвоира за дверь. Сухой, почти со скрипом голос не знающий ослушания. Эта женщина рангом явно была повыше того рыжего парня.
— Да без проблем, — Гец весело и непринужденно усаживается на свой табурет, уже привычно свесив вновь скованные пластиковыми наручниками руки. — Слушаю вас.
— Хм, — женщина оценивающе поглядела на собеседника, и так же, не изменив тона продолжила. — ФИО?
— Гец Михаил Юрьевич, — бодро отрапортовал он.
— Год...
— Семьдесят пятый, — не дал Миша закончить вопрос, и тут же поинтересовался сам. — Извините, а с кем имею честь?
— Сверхштатный следователь Ордена Бригитта Ширмер. Можете обращаться ко мне как мисс Ширмер.
— А можно фрау Ширмер?
— Можно, — холодно ответила сверштатный следователь. — И так продолжим. Национальность?
— Немец, — так же широко улыбаясь, сообщил Гец.
— Не далее как несколько часов назад, при беседе с господином Стопчаком, вы назвались чехом. Как прикажите понимать?
— Это вероятно ошибка. Господину, как его, Стобчаку я рассказал удивительную историю одной из родовых линий моих предков, берущих начало в Праге. Вот вероятно он и зачислил меня в свои ряды. Но к реальности это отношение не имеет.
— Интересный выбор национальности для жителя Ставропольского Края.
— Ничего удивительного, нужно лишь знать историю, — Миша тяжело вздохнул, и с величайшей серьезностью на лице начал новый рассказ. — Мой пра-пра-прадед перебрался в Российскую Империю из славного города Ульма еще при Екатерине Второй, самой, что нинаесть, чистокровной немки. Обженившись на переселенке из Франкфурта, он зажил тихой жизнью под Саратовом. И я бы, скорей всего, родился там же, ибо Первая мировая и революция их особо не задела. Но вот началась Великая Отечественная, и всех поволжских немцев стали выселять и ссылать в казахские степи, как потенциальную пятую колонну. Моей бабке повезло, она работала в ЗАГСе и успела поменять всей родне национальность с немцев на евреев. Ну а там дед ушел на фронт, а бабка осталась пахать в поле. По всем документам я прохожу как еврей, но я то знаю, что внутри я чистокровный немец.
— Интересная история, — без эмоций произнесла фрау Ширмер. — Но продолжим. Откуда вы узнали о месторасположении ворот?
— От преследуемых нами боевиков. Заскочили, можно сказать, на плечах.
— Про Новую Землю до этого момента не знали?
— Нет, — Миша для убедительности махнул головой.
— Кто вам приказал выдвигаться в сторону Новороссийска, с учетом того, что это не ваш субьект?
— Начальник РОВД станицы Вольной полковник милиции Елисеев Сергей Петрович.
— Устно или письменно?
— Устно. Обстоятельства не требовали промедления.
— Вы в курсе, что Елисеев, эс, пе, сегодня днем покончил с собой в личном кабинете?
— Да вы что?! Не может быть!
— Может, может, — следователь зарылась взглядом в бумаги. — Кто еще знал об отданном вам приказе?
— Мой непосредственный начальник, капитан Залейко Александр Викторович, приказ был продублирован ему по радиостанции.
— Давно знаете убитых сегодня Аслана и Лечи Бихоевых?
— Не убитых, а ликвидированных, — поправил Гец. — Падаль и шваль всегда ликвидируют, а не убивают.
— Всё правильно, — не стала спорить фрау Ширмер, — А всё же, давно вы их знаете?
— Да почти всю жизнь. С начала девяностых поселились у нас в станице. Никто и подумать не мог, кто они.
— Ясно, — немка склонила голову над тетрадью и что-то быстро стала записывать. — Откуда у вас в автомобиле мертвый сотрудник прокуратуры?
— Мы подобрали его, преследуя боевиков, и видимо одной из очередей, выпущенной по нам, его и убило.
— Как вы можете объяснить, что он был связан по рукам и ногам, а так же имел кляп во рту?
— Именно таким мы его и подобрали. Развязывать путы было некогда, поэтому мы закинули его в отделение для задержанных и продолжили погоню.
— Знаком ли вам этот предмет? — на стол лег складной, популярный у рыболовов и грибников экс-СССР нож, с черными пластиковыми щечками.
— Это мой складень. Я дал его связанному, чтобы он сам освободился, пока мы заняты.
— Именно этот нож мы нашли у него в сердце.
— Не повезло парню, — Миша скорбно вздохнул. — Получается сам себя зарезал?
— Получается, что так, — и сверштатный следователь вновь погрузился в писанину.
— Фрау Ширмер? — холодные глаза уперлись в собеседника. — Что будет с нами?
— А ничего не будет. Завтра утром вас выпустят за пределы базы и отпустят на все четыре стороны.
— И что нам делать? Мне сказали, что домой вернуться нельзя.
— Верно, нельзя. А занятие вы себе найдете, не сомневаюсь. Вон какой бант на груди имеется, — Бригитта кивнула на тускло блестящие награды. — В Протекторате вам будут рады, если в другом месте осесть не пожелаете.
— В каком протекторате?
— В Протекторате Русской Армии. Тут две русских территории — Московский Протекторат и Протекторат Русской Армии, в прочем, подробности вы узнаете позже и не от меня. Для этого есть специальные служащие на базе.
— А можно еще вопрос? Я не заметил у вас на пальце кольца. Вы свободны?
— С какой целью интересуетесь? — голос сверштатного следователя поледенел.
— Хотел пригласить вас на ужин, плавно переходящий в завтрак. Меня всегда интересовали опытные женщины.
— Да вы наглец, — фрау Ширмер поднялась с кресла, и, не сводя взгляда с Михаила, медленно приблизилась. — Как это у вас называется? Подкатить яица? А если эти яйца раздавить? — нога следователя взметнулась, уперев ботинок из светлой кожи у пах Гецу, слега надавив на важные органы.
— Согласен, — Миша не переставал улыбаться. — Но при одном условии. Вы переоденетесь в эсесовскую форму и будете грязно ругаться по-немецки.
Бригитта Ширмер залилась смехом. Раскаты её хохота залили небольшой кабинетик, выплескиваясь наружу. Конвоир, дежуривший снаружи, только сунулся внутрь, но был выставлен прочь.
— А вы смелый человек, хер Гец. Если сложатся звезды, я найду вас в Порто-Франко.
— Где?
— В ближайшем к базам городе. Вы в любом случае задержитесь там минимум на неделю.
Территория Ордена. База 'Россия и Восточная Европа'. 1 день 3 месяца 23 года. Четверг. 07:30
После общения со следственными органами Геца отвели обратно в камеру, выдав попутно американский сухпай, и надолго о нем забыли. Прошло не меньше четырнадцати часов, благо красивые, никелированные командирские часы у задержанного никто не изымал, как дверь распахнулась, и дородный негр, всё в том же пустынном камуфляже и малиновом берете, сковав руки уже привычной пластиковой петлей, вывел Михаила прочь.
Оказавшись на улице, Гец недоуменно пощурился, часы показывали шесть вечера, но солнце припекала вовсю. Негр-конвоир безразлично довел его по уже начавшему раскаляться асфальту в добротное бетонное сооружение напротив, приятный полумрак и прохлада встретили их, когда чернокожий солдат прислонил Михаила лицом к стене, и что-то злобно прошипел.
Несколько минут ничего не происходило, наконец, хлопнула входная дверь, и стук двух пар армейских ботинок донесся до него. Рядом, точно так же носом в стену впечатали Артёма, довольно улыбающегося при виде товарища.
— Прощу внимания, — заговорил вдруг женский голос. — Руководством базы всецело рассмотрены все обстоятельства произошедшего. Ответственные лица пришли к выводу, что вы действовали в рамках законов и инструкций, принятых в МВД России, и были не в курсе, что находитесь на территории, где эти законы не распространяются. В положительном ключе отмечены: ваш отказ от оказания сопротивление, ваше сотрудничество со следствием. Поэтому руководством принято решение освободить вас, за отсутствием состава преступления, без каких либо списаний или начислений на ваш счет. Сейчас с вас снимут наручники, поэтому настоятельно рекомендую вести себя прилично. За любое резкое движение, исключительно для вас ввели предупреждение, поэтому все сотрудники будут стрелять на поражение. Всё ясно?
— Так точно, — по-уставному ответил Гец, и через несколько секунд кусачки разорвали путы.
— Можете повернуться, — скомандовал всё тот же женский голос, который, как оказалось, принадлежал стройной и миловидной девушке с черными как смоль короткострижеными волосами. Одета она была, как и все здесь — в уже привычный камуфляж и берет. На бедре у неё висела кобура с довольно габаритным для такой девушки пистолетом Беретта. — Сейчас вы пройдете регистрацию, получите назад свои вещи и прослушаете небольшой курс по Новому миру. Прошу следовать за мной.
— А как же Максим? — недоуменно спросил Колесников. — Третий, что был с нами.
— Должна вам сообщить, что у ефрейтора Калинина разошелся шов, после чего ему оказана квалифицированная медицинская помощь. Именно поэтому вам разрешено остаться на базе до завтра. Если бы не этот неприятный инцидент, то вас выперли бы сегодня сразу же после получения документов.
— Каких документов?
— На Новой Земле все переселенцы получают новые удостоверения личности, ай-ди, как их тут называют.
— И кто их выдает?
— Орден, через свой Иммиграционный отдел.
— А что за Орден то такой, про который все тут твердят?
— Пойдемте, я по дороге всё вам расскажу, — и, не дожидаясь ответа, девушка развернулась и двинулась в сторону пластиковой офисной двери, декларируя лекторским тоном. — Орден — это организация ученых, открывших этот мир примерно тридцать лет назад. Он преследует цель заселить этот мир наибольшим количеством жителей, и старается облегчить становление здесь новой цивилизации. Более подробно вы сможете прочитать в памятке переселенца.
— Что-то не похожи вы на ученых, — с сомнением заявил Артём, безразлично глядя на округлые выпуклости её тела.
— Лично мы и не ученые. Наша задача встретить людей, рассказать им про этот мир, и, снабдив всем необходимым, дать шанс на второй шанс. Для любого, — последнее предложение она особенно выделила голосом.
— Даже таким мразям, как педофилам и серийным убийцам? — тем же тоном протянул Колесников.
— Даже им, — как ни в чем небывало ответила девушка. — Все поступки, что совершал человек за воротами, остаются в том мире, здесь всё начинается с чистого листа.
— А вооружённые солдаты зачем?
— К сожалению, — томно вздохнула брюнетка, — не все хотят начинать новую жизнь.
Меж тем они проследовали по коридору, и вышли в просторный кабинет, залитый светом, больше всего напоминающий комнату для ожидания как в одном из западных фильмов. Низенькие кожаные диваны, журналы на столиках, кулер с водой и стойка ресепшена, из-за которой на них глядела молоденькая блондинка с чувствительной косой до пояса и всё в той же песчанке.
— Здравствуйте, — поприветствовала она вошедших. — Елена уже ввела вас в курс дела? Мне нужно будет сфотографировать вас на ай-ди, — и, вынув из-за стойки цифровой фотоаппарат, она деловито, не давая опомниться, сделала снимки Артёма и Миши, после чего поинтересовалась. — Желаете оставить старые имена и фамилии, или получить новые?
— Нет, не желаю, — серьезным тоном заявил старшина, — Гец, Михаил Юрьевич.
— Отчество не обязательно.
— А я желаю с отчеством, — настойчиво сообщил он.
— Хорошо, — примирительно сказала блондинка, и застучала пальцами по клавиатуре. — А вы?
— А я, наверное, поменяю. Запишите меня Артёмом Колесом.
— Одну минуточку, — она вновь склонилась над монитором, и через некоторое время вынула из устройства на полу две еще горячих пластиковых карты, на которых красовались лица новых 'переселенцев', их имена и фамилии в две строчки, верхняя на русском, нижняя транслитом на английском и большой, шестнадцатизначный номер. — Прошу.
— А это что за пирамида? — спросил Артём, разглядывая голограмму и оборотную сторону, на которых красовались пирамида с глазом, точь-в-точь как на бумажном долларе.
— Это символ Ордена, — спокойно объяснила блондинка, — его вы можете увидеть тут везде, даже на наших шевронах.
— А, ну да, — Артём в задумчивости потупился, — не обращал внимания.
— Ваше прибытие зарегистрировано, поздравляю, — бодро продолжала девушка на ресепшене. — Одновременно с выдачей карты, на ваши имена открыты счета в Банке Ордена, которые привязаны к ним. Номер карты и будет номером счета. В случае утраты ай-ди, вы можете восстановить их в любом банковском или ином отделении Ордена, которые имеются практически во всех населённых пунктов Новой Земли, используя систему паролей и отзывов. Если же у вас остались денежные знаки Старой Земли, то советую обменять их на местную валюту и положить на счет. Орденская сеть так обширна, что вы сможете пользоваться им практически везде.
— А какой процент от вклада? — деловито поинтересовался Артём.
— Здесь нет инфляции, местная валюта, Экю, обеспечена золотом, поэтому проценты не начисляются.
— Нет инфляции? — с сомнением протянул Колесников, — Странно...
— Ничего странного, — девушка улыбнулась, — тут нет игр на биржах, нет спекуляций с ценными бумагами. Всё стабильно. И Орден за этим следит.
— Ага, понятно.
— Рекомендую вам приобрести местные часы. Сутки здесь длятся почти тридцать часов, а календарный год равен четырёмстам сорока суткам.
— Что?
— Сутки здесь длятся почти тридцать часов, — с улыбкой повторила девушка. — Для того, чтобы не менять привычные единицы измерения времени, то последний час сделали равным семидесяти двум минутам. Это поначалу непривычно, но не переживайте, освоитесь.
— Надеюсь, — проворчал Гец, место, в которое он попал, нравилась ему всё меньше и меньше.
— Так же рекомендую вам приобрести у нас памятку переселенцу. Этот мир населен очень агрессивной фауной, и памятка поможет вам избежать множество стандартных ошибок новичков.
— У нас нет денег, — признался Артём.
— Ничего страшного, приходите, как они появятся. А сейчас вы должны пройти вакцинацию против местных аналогов чумы и спида. Елена вас проводит.
— Следуйте за мной, — произнесла брюнетка и двинулась на выход.
Оказавшись под палящим солнцем, они прошли десяток метров и нырнули в дверной проем медблока, где 'переселенцев' тут же взяла в оборот деловитая медсестра в белом халате. Проведя первичный визуальный осмотр, она дважды вколола из пневматического шприца каждому прививку, и дала напиться какого-то странного зеленого сиропчика, после чего Елена, повела их к большому бетонному ангару.
— Здесь у нас арсенал для несотрудников, — сообщила она, отворяя дверь. — Всем новоприбывшим предлагается приобрести оружие, которое крайне необходимо в этом мире. Поэтому ваше имущество было временно складировано здесь.
— В смысле оружие? — спросил Гец. — А кто выдает лицензию на покупку оружия?
— Тут нет таких лицензий, — девушка улыбнулась. — Каждому человеку разрешено владеть всем, чем заблагорассудиться, хоть пулемётом. Единственное исключение — калибр оружия должен быть меньше двадцати миллиметров, да и артиллерийские системы для цивилов обычно под запретом. Чтобы владеть ими — нужно регистрировать юридическое лицо и получать лицензию у местных властей. Вот такая бюрократическая борьба с бандитизмом.
Тяжелая металлическая дверь, наконец, со скрипом отворилась, явив внутреннее убранство арсенала — длинные голые стены, уставленные пирамидами с оружием, центральный проход был заставлен патронными ящиками, а недалеко от входа стояли массивные деревянные столы и касса. Пирамиды ломились от автоматов Калашникова, различных модификаций и калибров, имелись и снайперские винтовки Драгунова в количестве десяти штук, несколько мосинок* и пару десятков ручных пулемётов. Единый пулемёт был представлен двумя единицами ПК**, выставленных на столах. В углу скромно сиротились Максим
* * *
и несколько Горюновых
* * *
. ППШ и ППС были свалены в кучи, и гордо лежали на задворках.
— —
* Мосинка (сленг) — Винтовка Мосина обр. 1891 года, знаменитая 'трехлинейка'. Калибр 7,62х54R.
** ПК — пулемёт Калашникова, калибр 7,62х54R. Весьма популярное оружие. Считается одним из лучших единых пулемётов в мире.
* * *
Максим — Станковый пулемет системы Максима, широко применялся российской императорской и советской армией в Первой и Второй Мировых войнах, а так же во всех вооружённых конфликтах первой половины ХХ века, в том числе и в гражданскую войну. Основной атрибут пресловутых тачанок. '. Калибр 7,62х54R.
Горюнов — Станковый пулемет системы Горюнова. Был принят на вооружение в 1943 году, как замена устаревшему Максиму, ибо вместе со станком был почти на тридцать килограмм легче последнего. В дальнейшем уже его сменил ПК. Калибр 7,62х54R.
— —
— Так, начнём, — Елена уже подошла к кассе, и вынула откуда-то планшет со списком. — И начнём мы с короткоствола, — нырнув под прилавок, она с кряхтением закинула пару тяжелейших баулов из темно-зеленой ткани на стол. Вскрыв его, она стала выкладывать оружие. — Шесть пистолетов Макарова, так? Два АПСа и один ПСМ.
— Стечкины не наши, да и Макаровых три лишних, — усталым тоном произнес Гец.
— Как не ваши? — Елена с удивлением заглянула в планшет. — Вот у меня список всего, что было у вас изъято.
— Ну да, было изъято у нас, но это не наше.
— Вы с этим прибыли в этот мир? Значит теперь оно ваше, и не отпирайтесь. Все пистолеты?
— Да, — согласился пораженный Миша.
— Отлично, тогда продолжим. Один пистолет-пулемёт Кедр, и два Бизона. Верно? — и зафиксировав положительный кивок старшины, продолжила. — Четыре АКС-74У, три АК-74М, один АКС, четыре АКМ и два АКМС. Правильно? — Елена вновь нырнула под прилавок, выудив еще один баул. — Два подствольных гранатомёта советского образца и одна пустая труба к РПГ-7. Магазины ко всему вышеперечисленному в ассортименте, а так же вскрытые и нераспечатанные цинки с патронами различных калибров. Четыре бронежилета серых и три шлема к ним. Всё. Смотрите, проверяйте и расписывайтесь.
Миша быстро пробежался по бумажному списку и лихо завернул свою подпись внизу страницы.
— Еще раз отмечаю, РПГ вам, как гражданским лицам, тут не положено, поэтому настоятельно рекомендую вам его продать здесь по остаточной стоимости, либо продать в Порто-Франко. В противном случае у вас могут возникнуть очень серьезные проблемы. Остальное оружие необходимо опломбировать, так как на территории базы неслужащим ходить с ним запрещено. Зато так вы сможете сдать оружие в гостинице и не таскаться с ним везде. Пломбу снимут при выезде, не беспокойтесь. За баулы с вас вычтут позже.
— Было бы из чего вычитать, — усмехнулся Артём.
— Не переживайте, мы сейчас пойдем в Банк, и там уже будет ясно из чего и сколько у вас вычесть, — впервые за сегодняшнее утро девушка улыбнулась.
Навьючившись как ишаки, мужчины вновь двинулись за Еленой, которая оказавшись на улице, юркнула в какой-то бункер, который внутри оказался обычным операционным банковским залом. За пуленепробиваемым стеклом сидела огненно-рыжая девушка-кассир и с интересом смотрела на милиционеров. Наконец, вспомнив нечто важное, она засуетилась, приложила телефонную трубку к уху и заговорила по-английски. Через несколько минут в зал вошел молодой человек в уже привычной песчанке, несший на плечах две черные сумки.
— Вот, — заявил он с явным польским акцентом, вываливая содержимое одной из них на пластиковый угловой стол. — Семьсот тридцать две тысячи долларов, пятьсот сорок четыре тысячи двести двадцать евро и двенадцать миллионов семьсот пятьдесят одна тысяча рублей. Прошу пересчитать.
Артём, как самый поднаторевший в счете денег, тут же принялся за дело, потребовав счетную машинку, и через полчаса подтвердил озвученные цифры.
— Ну а теперь приступим к золоту, — на стол были вынуты несколько черных свертков, из которых показались стройные ряды слитков желтого металла и прозрачные пакеты золотых монет, уже известных георгиев. — Одиннадцать килограмм шестьсот двадцать пять грамм. Прошу проверить.
— Я не понимаю, — полушепотом спросил Гец у Елены, пока Артём возился с вынесенными весами. — Почему это всё отдается нам?
— Вы явились с этим в этот мир, значит здесь это ваше, вот и всё.
— Всё точно, — известил окружающих новоявленный Артём Колесо.
— Предлагаю вам положить ваши денежные средства на счёт, — подал голос поляк, — так будет безопаснее и удобнее. Конвертация в местную, обеспеченную золотом, валюту происходит по курсу четыре американских доллара сорок центов к одному экю. Евро и рубли сначала переводятся в доллары по свежему староземельному курсу, а уже потом в экю. Золото высчитывается по твердой ставке одна десятая грамма золота к одному экю. За всю конвертацию взымается комиссия, в размере десяти процентов, которая идет на оплату переходов для беженцев, на подъемные пособия для нуждающихся и другие гуманитарные программы. Хочу сразу предупредить, что староземельные деньги более нигде не принимаются. Вы так же можете открыть дополнительный депозитный счет, куда внести имеющееся у вас золото по весу, и в дальнейшем получить его в любом отделении банка или перевести в экю на основной счет.
Посовещавшись немного, товарищи, не мудрствуя лукаво, обменяли всю бумажную валюту, положив полученную круглую сумму на свои счета поровну, и условившись выделить третью часть Максиму, как только он поправиться и получит свою ай-ди и, как следствие, счет. На депозит, по совету Артёма, они внесли половину золота, оставив остальную часть себе на всякий случай, и получив на этот же случай по тысяче этих самых экю, оказавшимися тонкими пластиковыми пластинами, по типу игральных карт, разной расцветки в зависимости от номинала и голографической одной стороной.
Грустно усмехнувшись этому богатству, Миша повернулся к Елене.
— А что же делать с Егором? Его по-человечески похоронить надо.
— С этим нет никаких проблем. Пойдемте, я вам всё расскажу.
Территория Ордена. База 'Россия и Восточная Европа'. 1 день 3 месяца 23 года. Четверг. 11:25
Елена не обманула. Как только они оказались в небольшом кабинете, в том же здании, что и Иммиграционный контроль, она сразу выдала товарищам обширный прайс на ритуальные услуги.
— У нас на базах, — заговорила девушка, — действует частное похоронное агентство.
— На базах? — удивился Артём.
— На базах, — подтвердила она. — Для удобства приёма грузов и переселенцев в северной части залива было создано шесть баз, остальные расположены на южном побережье.
— Залива?
— Подробнее о местной географии вы сможете ознакомиться в памятке переселенца, — сухим тоном ответила Елена. — Очень рекомендую к изучению.
— Вы говорили про частное агентство, — вернул разговор в деловое русло Гец.
— Ах да. На базах Ордена бытовым обслуживанием переселенцев занимаются частники. Все гостиницы, бары, магазины одежды и оборудования принадлежат частным лицам, которые выплачивают Ордену налог, и тем самым лишают его ненужной мелочной суеты.
— Что там с погребальной конторой?
— На территории базы 'Северная Америка' уже более десяти лет действует агентство 'В Новый мир', которое берет на себя все тяжести бремени похорон, — начала декламировать Елена хорошо поставленным голосом менеджера по продажам. — Оно осуществляет широкий спектр услуг, от бальзамирования, до кремирования. Так же оказываются услуги по уходом за могилами в течении оговоренного промежутка времени. Загляните в прайс.
Спектр услуг, указанный в этом прайсе, действительно поражал. Тут было всё, от покойнических костюмов до аксесуаров для надгробий. Усопших предлагалось хоронить на разных типах кладбищ — смешанных или моноединых, таких как еврейское или мусульманское. Мертвецам так же предлагались различные оболочки для последнего пути, от пластикового пакета, да гроба из красного дерево инкрустированного золотом. Самое дешевое погребение в пакете и без надгробия обходилось в сорок экю, цена же самого дорого терялась в облаках.
— Знаешь, — прошептал Артём другу на ухо. — Там остались не похоронены Света и отец.
— Да и дядь Гриша тоже, — кивнул Гец, отвечая так же шепотом. — Но как я понял, обратного пути нет, эти черти явно не шутят.
— Думаешь?
— Уверен. Иначе какой смысл городить этот балаган с оружием и золотом?
— Тоже верно, — с сомнением протянул Колесников. — Что предлагаешь?
— Похоронить Егора, как подобает. Я слишком много потерял товарищей, которых в последний путь провожали в казенных цинковых гробах. Больше я такого не допущу.
— А Косарь?
— А что он? Мне сорока местных жетонов не жалко, чтобы эту падаль закопали как животное в степи.
После непродолжительного спора, для Семёнова был выбран подбитый крепом гроб из массива дуба, место на православном кладбище, большой мраморный ортодоксальный шестиконечный крест, а так же уход за могилой на протяжении десяти местных лет. Для трупа же следователя по особо важным делам был выбран наидешевийший вариант.
— На одного вы готовы потратить практически двадцать тысяч, для второго вам жалко даже деревянного креста, — Елена удивленно глядела на товарищей.
— Егор был наш друг, а прокурорского работника мы и пяти минут не знали, — ответил Артём. — Может, возьмете его на свой баланс?
Но девушка не ответила, лишь подняв телефонную трубку, её пальчики быстро забегали по кнопкам с цифрами, а приятный голос заговорил по-английски.
— Катафалк прибудет через час-полтора. — сообщила она, когда трубка легла на своё место. — Тела покойных нужно будет забрать из морга при медблоке. А сейчас, вы можете быть свободны.
Выкупив перед уходом так настойчиво рекламируемую памятку и по комплекту местных электронных часов, друзья отправились в отель, гордо именуемый 'Рогачом'. Нужно было заселиться, сбросить вещи и приготовиться к похоронам.
Территория Ордена. База 'Россия и Восточная Европа'. 1 день 3 месяца 23 года. Четверг. 13:00
Могильщики приехали даже раньше времени. Уже через час двадцать к медблоку подкатил огромный черный катафалк, переделанный из внедорожника Форд Экспидишен, и выглядевший, как добротный минифургон. Из кабины выбрались двое мужчин под сорок, облаченные в бежевые рубашки поверх слакс и непроницаемые черные очки.
— Hello, — произнес водитель, протягивая руку Гецу. — Do you speak English?*
— Ноу, — ответил старшина.
— Плохо, — на ломаном русском подал голос пассажир. — Мы говорить по-русски, но очень нехорошо.
— Не страшно. Главное сделайте всё по уму.
— It's our job.**
— —
* Здравствуйте. Вы говорите по английски?
** Это наша работа.
— —
В медблоке их встретила уже знакомая медицинская сестра, что-то активно писавшая в журнале на столе.
— За покойниками? Подождите пару минут, — лишь сообщила она, мельком взглянув на вошедших. И буквально тут же в добротную металлическую дверь двое солдат внесли носилки с телом седого, словно лунь, старика. — Кто?
— Порубний Ярослав Степанович, тридцать второго года рождения, прибыл из Тернополя. Не вынес перехода через ворота, видать сердце, — отрапортовал один из военных практически на чистом русском языке.
— Вскрытие необходимо?
— Нет.
— Тогда в девятую его, — сообщила медработник, подымаясь из-за стола. Отворив солдатам одну из дверей, она запустила их внутрь какого-то просторного медицинского помещения, отделанного белой глянцевой плиткой. Не прошло и пяти минут, как солдаты вышли, расписавшись в журнале, а медсестра махнула ожидающим её людям.
Помещение толстыми пластиковыми шторами делилось на две неравноценные части. В одном конце стоял хирургический стол с большой круглой лампой наверху, в другой, сверкая никелированными ручками сот, нависал большой холодильник для трупов. Медсестра не тратя время, ловко вытянула один из ящиков, в которой оказался мертвый Егор. Голова его была наспех пришита к телу суровыми черными нитками, лицо, иссиня-желтое, налилось и опухло. Артём не выдержал, прикрыв рукой рот, выбежал наружу. Все присутствующие лишь молча проводили его взглядом, и стали рассматривать второго мертвеца, уже извлеченного наружу. Косарь выглядел получше, его лицо омрачала лишь большая гематома у левого глаза и опухшие от ударов губы.
— Да, это они, — сказал Гец, разглядывая товарища. — Вон того в пакет, а вот этого как подобает.
— Хорошо, — ответил водитель, и привычным движением подхватил носилки. Установив их поудобней, они с напарником перекинули на них первое тело.
Расписавшись в получении мертвецов во всё том же журнале, Гец выбрался на свежий воздух к другу.
— Как ты?
— Да нормально. Чего-то накатило.
— Никогда не видел несвежих покойников?
— Неа.
— Повезло, — Гец вынул из кармана пачку сигарет и закурил. — Помнишь такого Ваську-Алкаша? Вы еще его в детстве донимали, а он за вами с дрыном бегал. Запился, парень, да и повесился на веревке в горнице. Неделю провисел, гад. В июле месяце дело было, точно помню. Мы когда его нашли, он черный был и опухший, а смрад какой стоял, это вообще не передать. Его снимать надо, а веревка в шею ушла, за кожей и не видать уже. Я его палкой ткнул, чтоб кожа лопнула. Так он еще пол стены гноем залил. Все кто были раза по три проблевались.
— Ты зачем мне это рассказываешь? — спросил сбледнувший Колесников.
— Поверь, ты не видал ещё много в этой жизни. Тебе повезло, — грязный, весь в пыли ботинок затушил окурок.
— Готово, — к ним подошел один из могильщиков.
— А не испортятся? — с сомнением спросил Гец.
— Нет. Там, — могильщик махнул рукой на катафалк, — холодильник. Ничего не портится.
— Это хорошо.
— Вы на своем... on your car?
— Нет, мы даже и не знаем где наш автомобиль.
— Садитесь, — и перед ними услужливо раскрылась задние двери пятиместной кабины.
Прохлада кондиционера приятно окатила их, тут же выступив капельками пота на лице. Кресла были мягки и удобны, а ход Форда плавен и приятен.
Проехав несколько зон, они очутились на хорошо укрепленном КПП, где возвышалась бетонная вышка, в капонирах была укрыта незнакомая бронетехника, а бойцы, облаченные в бронежилеты и каски, вооруженные американскими винтовками М-16, несли службу у техники, и лишь один солдат стоял у шлагбаума. Крепкий малый с сержантскими нашивками, он подошел к автомобилю, потребовал Ай-Ди, после чего провел ими по ручному терминалу, на котором у него вспыхивала зеленым лампочка. На документах у русских, она вспыхнула желтым, после чего, он, извинившись на языке Гоголя, ненадолго удалился в стоящий неподалеку Хамви*.
— —
* Хамви — HMMWV (High Mobility Multipurpose Wheeled Vehicle — англ. "подвижное многоцелевое колесное транспортное средство"), Humvee — штатный внедорожник вооруженных сил СШа, известный в России как Хаммер.
— —
— Прошу прощения, — сообщил он с жутким американским акцентом, вернувшись через пару минут. — Вам разрешено находиться на базе до завтрашнего утра. Не забывайте, — и уже обращаясь ко всем присутствующим. — Есть Оружие, которое необходимо распечатать?
Могильщики тут же вынули откуда-то сбоку черную длинную сумку, из которой, после снятие пластиковой пломбы, были извлечены два карабина М-4 и устроены в специальные держатели на потолке, которые друзья даже и не заметили.
— Плохо быть без оружия, — сказал водитель, как только они отъехали от КПП. — Оно у вас есть?
— Есть, — ответил Гец. — В гостинице оставили. Нам же запретили с ним перемещаться.
— В следующий раз без него не выезжайте.
— Оно так необходимо?
— Да. Животные. Люди. Последние не часто, но бывают.
— Ясно. В следующий раз возьмем.
На этом разговор сам собой иссяк. Товарищи глядели в тонированные окна на Новый мир, который не поражал никак своим величием. Обычная грейдерная дорога петляла вдоль невысокой железнодорожной насыпи, а справа простиралось обширнейшее голубое море. На предгорья Кавказа местность явно не намекала, будучи более схожа со степью, но, на удивление, очень зеленой степью при таком жарком солнце.
Где-то далеко мелькали стада животных, породу которых товарищи разобрать не смогли — толи конские антилопы, толи рогатые лошади. В небе барахтали крыльями непонятные существа, меньше всего похожие на птиц, и больше всего смахивающие на птеродактилей.
— Не соврали, — присвистнул Артём. — Мы как в Африке на сафари.
— Не умиляйся, как бы эти зверушки нас не сожрали.
Дорога нырнула в низину, взлетела вверх, и на вершине плато открылся вид на еще одну базу. Та же бетонная вышка, те же укрытия для бронетехники, где помимо углового и неуклюжего бронетранспортёра стоял смешной танк, с короткой, но довольно внушительной пушкой. Катафалк двинул прямо к ним.
У точно такого же шлагбаума к ним подошел солдат, попросил документы, после чего внимательно сличил фотографии и оригиналы. Что-то спросил на английском, и могильщики уложили оружие в ту же черную сумку, на которой сомкнулась пластиковая печать. Шлагбаум поднялся, и автомобиль медленным ходом оказался внутри.
База Северная Америка оказалась намного больше той, на которую прибыли друзья. Это был, по сути, маленький городок, вмещающий всё, что необходимо, и наполненный людьми, велосипедами, автомобилями, жизнью...
Недолго попетляв, они въехали в промзону и остановились у большого прямоугольного здания, выложенного из цветного кирпича, над которым возвышалась большая черная труба.
Пассажир тут же выскочил наружу, подзывая, стоящего неподалеку мужчину в сетчатой кепке, водитель же оказавшись рядом с выбирающимися русскими, указал им на дверь, крашенную в желтый цвет, за которой оказался просторный холл с роскошными мягкими диванами, изящной деревянной конторкой с компьютером и неизменным кулером с холодной водой в углу. Откуда-то сверху ненавязчиво и тихо играла спокойная музыка.
— Подождите, нужно учесть некоторый формальность, — сообщил им водитель.
— Вы главное ничего не перепутайте, — ответил Гец. — С оторванной головой как подобает, а второго в пакет.
— Yes, of course*. Всё будет, так как надо.
— Надеюсь.
— Вот, — он протянул вынутый из кармана блокнот и ручку, — что писать в памятнике?
— —
* Да, конечно.
— —
Михаил взял предложенное в руки, и, секунду подумав, вывел печатными буквами: 'Егор Семёнов. Погиб, как подобает мужчине'. Могильщик забрал блокнот, поглядел, и на секунду исчез в небольшой пластиковой двери.
— Всё будет готово через четверть часа. Как будете платить? Кэш? Ай-Ди?
— Ай-Ди, — Миша вынул карточку из нагрудного кармана, нам сказали, что она как кредитка работает.
— Одинаково?
— Да, поровну.
Могильщик собрал документы, отошел к конторке. Пощелкав по клавиатуре, он выпустил несколько листов из принтера, после чего сунул ай-ди в какую-то машинку, провел по ним несколько раз, и получившиеся оттиски вместе с распечатанными бумагами принес товарищам на подпись.
— Договор, — протянул он им бумажки. — Чек. Подпишите. Мы сами сходим в банк, не волнуйтесь.
— Да мы и не волнуемся, — Гец размашисто расписался в чеке, где шариковой ручкой была проставлена половина стоимости услуг.
— Я хотел сказать — не переживайте, — исправился могильщик, после чего собрав бумаги, он вышел на улицу.
Артём в развалку подошел к кулеру и набрал пластиковый стаканчик воды.
— Думаешь, Максим поправиться? — спросил он в сотый раз за сегодня.
— Поправиться, не переживай, — так же в сотый раз ответил Гец. — Сядь, не маячь.
Колесников повиновался, распластавшись на диване, обитом прочной черной тканью. Гец, пристроился рядом, и так они провели минут двадцать, пока из пластиковой двери вновь не появился водитель.
— Готово, — сообщил он. — Идём.
Последовав приглашению, товарищи очутились в следующем зале, с невысокими, по пояс, подиумами, расположенными поперёк стен. На одном из них стоял красивый темный гроб, с распахнутой верхней дверцей, в котором в черном пиджаке и белой рубахе под саваном возлежал Егор. В руках его, сложенных на груди, был большой бронзовый крест, а на лбу выложена белая лента с черными крестами и письменами на греческом. На соседнем подиуме, в крепком черном пакете, который показывают в американских детективах, раскрытом наполовину, в своей синей форме залитой кровью, лежал следователь Косарь.
— Будете участвовать на двоих? — тихо спросил могильщик.
— Нет, только у него, — Миша кивнул на гроб.
— Ок. Приступим или подождем?
— Дай минут пять.
Друзья медленно подошли к покойному товарищу, так и не увидевшему смерть врага. Гец положил руку на его лоб, и тихо, роняя скупые слезы, заплакал.
— Прости, — только и смог выдавить он. — Прости, что не уберёг.
Далее гроб запечатали. Услуг православного батюшки в прайсе не было, поэтому обошлись без него. Поместив домину* в тот же катафалк, друзьям перед отъездом продемонстрировали готовый мраморный крест, с уже намётанной надписью.
— —
* Домина, домовина (устаревшее) — гроб.
— —
— Его установят через неделю. Сразу нельзя. Земля упадёт.
Выбрались с базы тем же порядком: проверка документов, расчехление оружия, правда, путь сейчас пролегал совсем в другую сторону, через импровизированный ЖД-переезд и в сторону ближайших холмов, по едва заметной в густой растительности дорожке.
Форд урчал двигателем, переваливался с кочки на кочку, но упрямо ехал вперед. Минут через двадцать он нырнул в очередную низину, залетел на холм и уперся в металлические ворота, встроенные в невысокий, с человеческий рост, забор. Над воротами была установлена табличка, на которой на нескольких языках извещалось, что люди прибыли на православное кладбище.
Водитель посигналил, и ворота тут же отворились, за которыми оказалась довольно наезженная площадка, от которой вдаль уходили стройные ряды могил. Тут же стоял большой рыжий пикап, в кузове которого, помимо открывшего врата, сидело еще три человека в рабочих джинсовых комбинезонах. Увидев катафалк, они соскочили на землю, и, похватав мотки веревок с лопатами, деловито стали вытягивать гроб из нутра Форда. Водрузив домовину себе на плечи, они молча двинулись в известном им направлении. Друзья последовали за ними.
Процессия шла минут десять, петляя между рядами с каменными, железными или деревянными крестами, надгробиями, на которых людей провожали лица умерших, попадались и совсем произведения искусства, вроде плачущего ангела, или двух играющих детей. Наконец все остановились у уже вырытой с краю могилы.
— Открывать? — спросил водитель.
— Нет. Не стоит, — отрицательно замотал головой Гец.
Рабочие аккуратно опустили гроб на выложенные веревки, и, взявшись за их концы, опустили его в могилу.
— Пусть земля тебе будет пухом, — прошептал Артём и бросил горсть земли на крышку гроба. Гец последовал его примеру, после чего рабочие активно заработали лопатами.
— За упокой? — спросил водитель, протягивая друзьям фляжку. Гец, не произнося больше не звука, взял её и отхлебнул, совсем не почувствовав вкуса, так и не распознав, что пил. Артём опустошил фляжку переданную другом.
Печально поглядев на вздувшийся холмик, товарищи побрели назад к катафалку. Через час они были уже на КПП базы 'Россия', где их ожидал стаф-сержант Бойко.
Территория Ордена. База 'Россия и Восточная Европа'. 1 день 3 месяца 23 года. Четверг. 18:10
— Ну, — взял слово Дима, поднимая запотевшую стопку, — за Егора, пусть земля ему будет пухом.
Артём с Мишей последовали примеру стаф-сержанта и молча залили прозрачную огненную жидкость внутрь не закусывая, лишь занюхнув своими рукавами.
— Крепка! — крякнул Гец.
— А то! — весело защерился Бойко, — Как-никак 70 градусов. Один хитрый жид в Порто-Франко гонит, говорит по древнему рецепту, который у его семьи ляхи сперли, а потом и москали во главе с Менделеевым испохабили.
— Серьезно? — поднял голову Артём.
— По крайней мере, он так утверждает, приходится верить, иначе сразу обвиняет тебя в антисемитизме, — и так же широко улыбаясь, Дима разлил новую порцию огненной воды. — Ну...
— За тех, кого нет с нами, — взял слово Гец. — Много, очень много хороших людей ушли Туда. Пусть, они найдут Там, чего искали в этой жизни.
Только стопки взметнулись, как дверь в комнату распахнулась, и на пороге очутилась симпатичная дивчина с большим подносом в руках, на котором еле-еле умещались всевозможные яства. Недолго думая, она молча подошла к сидящим друг напротив друга на двух узких односпальных кроватях людям, и выставила перед ними на журнальный столик всю еду.
— Что ни будь ещё? — поинтересовалась она.
— Нет, спасибо, — ответил Бойко. — Передай Араму, что он постарался на славу, достойная закуска!
— Ты не знаешь, куда делся наш УАЗик? — спросил Миша, как только девушка покинула номер. — А то мы целый день о нём даже и не вспоминали, а завтра надо ехать.
— Знаю, конечно, — в перерывах между жеваниями ответил Дима. — Я его к техникам загнал, попросил, чтобы они его на ход поставили. Вы славно на нём покуролесили, удивительно, как он вообще вас досюда довез. В движке несколько пуль нашли, аккумулятор пробило, проводка разорвана.
— И сколько нам это встанет?
— Отступись. Я попросил, значит это мои проблемы. Могу я для нормальных земляков нечто полезное сделать? За тот год, что я здесь, я всего пару раз с конвоем Русской Армии пересекался, да несколько раз с ОМОНом. А так хочется по родному поговорить с людьми, которые тебя понимают. Нет, американцы тоже парни неплохие, но они... — Бойко задумался, подбирая слова, — они другие. Я к ним привык, но, блин, хочется родного. Ностальгия, мать её.
— Русская армия и ОМОН? Это как? Что они тут делают? — ошалело поинтересовался Колесников.
— Вы путеводитель не читали?
— Нет пока, руки не дошли.
— А зря, — в рот залетел очередной профитроль с сыром и чесноком. — Мир этот заселяется уже давно, лет двадцать-тридцать, и естественно люди, оказавшиеся тут, начали сбиваться по национальному признаку, так, что тут есть практически все страны, которые имеются в Старом Свете, но с некоторыми отличиями. Например, Америк тут целых три, Израиль — автономия одной из них, а Евросоюз граничит с Китаем. Россий тоже две — делятся на протекторат Москвы-Небелокаменной, и протекторат Русской Армии. Украины нет вообще, как и Белоруссии с Казахстаном. Зато есть суверенная Чечня на южной русской границе.
— Да ты гонишь! — встрепенулся Гец. — Не может быть!
— Может-может. Сам в справочнике карту открой и посмотри.
Михаил подскочил к ночной тумбочке, где на полке лежал этот пресловутый справочник, распахнул его на разделе 'Карты', и с обескураженным видом уставился на начертанный по бумаге Имамат, со столицей Джохар-юрт.
— И как они живут?
— Нормально. Воюют уже лет десять без особого успеха с обоих сторон. Людей здесь не хватает, каждый на счету. Вот к успеху пока никто и не пришел. У русских тут вообще армия сильная, одна из лучших, уступает только Ордену, да и то из-за технического некомплекта. Впрочем, в прошлом году это им не помешало сцепиться.
— Воевали?
— Почти, — Дима разлил детище жида-алхимика по рюмкам. — Русские напали на один из Орденских островов, помутузили всех, забрали всё что надо и свалили. Потом мир-дружба-жвачка.
— А тебя-то не трогают, как русского?
— Да пока нет, хотя всё к этому и идёт. Сначала с юга перед мокрым сезоном сюда отозвали, чтобы поближе к начальству был, под присмотром. А так почти всех русских патрульных выжили, парни сами рапорты на увольнения подавали.
— Значит ты последний из Могикан?
— Угу, он самый. — усмехнулся Дима. — Ну, будем!
— А как ты вообще в орден попал? — поинтересовался Гец, как только третья рюмка была выпита.
— О, это очень долгая и нифига не поучительная история.
— Рассказывай уж, не тяни кота за яйца.
— С начала начать?
— Начинай откуда хочешь, главное начинай.
— Ну, значит так, — Бойко засунул в рот бутерброд, и активно заработал челюстями. — В двухтысячном году я уволился из доблестной, Кразнознаменной, ордена Сутулова Красной армии Российского разлива по идеологическим причинам. Не сошелся характерами с отцами-командирами, отчего наша дальнейшая семейная жизнь не задалась, и ячейка общества дала трещину. Помаялся на гражданке с месяц, и тут мне, как гражданину Украины, замаячила перед носом америкосовская зеленая карта.
— Погоди, как гражданина Украины? Ты ж в Российской армии служил, так?
— Так.
— Разве так можно?
— Нельзя, но мне можно.
— Да ну тебя, — Гец вновь разлил полупустую бутылку.
— Просто я в свое время воспользовался лазейкой в законе. Призывался я еще в советское время из под Харькова, со службы через год ушел в Новосибирское военное училище, в котором и учился, когда Союз развалился. И тут оказалось, что советский паспорт мой остался в Харьковском военкомате, а по новому месту службы я получил дубликат с новой пропиской. Потом, родня на Украине паспорт из комиссариата выудила, и так я стал гражданином двух маленьких республик, вместо одной большой, — Бойко грустно улыбнулся и выпил налитое.
— Ну и?
— Что ну и? Прошел собеседование у них в посольстве, заполнил анкету и рванул за кордон. Денег нет. Языка толком не знаю. Нет, допросить носителя ангельского* наречия я бы смог, но толку от такого специфического лексического запаса было немного. А драить туалеты, мыть посуду, чистить картошку я мог и дома. Помыкался я по Брайтон-Бич**, да и записался в армию.
— —
* Ангельское наречие (сленг) — английский язык.
** Брайтон-Бич — район в Нью-Йорке, заселенный преимущественно выходцами из Советского Союза, большую часть которых составляют 'русские' евреи.
— —
— А так разве можно? — удивился Артём.
— Можно. Я тебе даже тайну открою, в Российскую армию тоже можно попасть без гражданства. Лично знаю двух ребят с ташкентской пропиской, которые под Аргуном духов в фарш перемалывали. В общем, записался как рядовой, палить свою службу не стал, офицерский чин утаил, и слава богу. Смотрели 'Цельнометаллическую оболочку' Стенли Кубрика?
— Это там, где бравый сержант Хартман?
— Ага, он самый. К слову, сержант-то оказался настоящим, режиссёр не смог найти убедительного актера, и поэтому пригласил отставного военного. Но это лирика, вернемся к реальности. Настоящая Ю.С. армия оказалась примерно такой же. Орут много, но не бьют, не унижают, ибо новобранец сможет всех по всякому засудить. Единственной мерой воздействия у них считаются физические нагрузки. Я столько в жизни не отжимался, сколько там за первую неделю.
— Зато как Рембо прокачался, небось, — ухмыльнулся Гец.
— Рембо нервно курит в уголочке, — ощерился в ответ Бойко. — Выучил язык, получил нашивку капрала и отправился нести свободу и демократию в Афганистан, — Дима запнулся, погрустневшим взглядом скользнул по бутылке, подхватил её и вновь разлил по рюмкам. — У меня батя под Гератом* в восемьдесят пятом погиб. Остался прикрывать отход группы, не смотря на то, что замполитом был, и в принципе выходить был никуда не должен. А он лямку тянул до конца. Его к Звезде Героя** представили, да так и замылили, сволочи. Я помню какая тогда истерия в обществе была, типа зря мы в Афган вперлись, типа он даром никому не нужен в такой попе мира. Но проходит двенадцать лет после нашего выхода, и туда высаживаются американцы. И я вместе с ними.
— —
* Герат — город на Северо-Западе Афганистана, столица провинции Герат.
** Звезда Героя — особый отличительный знак Героя Советского Союза, высшая степень отличия за боевые заслуги. В современной России соответствует Герою Российской Федерации
— —
И не давая друзьям опомниться, Дима залил содержимое стопки в себя.
— Потом Ирак, и снова Афган. И вот мы с ребятами в ходе очередного рейда раздолбали очередную колонну душманов. Их было немного, человек двадцать на двух грузовиках и трех джипах. И всё бы нечего, но один из убитых оказался племянником Корзая. А знаете, что это означает? А это значит неминуемую смерть всех причастных, ибо такое не прощается. Если бы он даже и захотел о нас забыть, то родня этого не допустит. Либо он теряет уважение, либо дохнем мы.
— И что вы сделали?
— Мы потыкались сюда-туда. Начальство как воды в рот набрало, ссориться из-за нас с афганским руководством никто не захотел. Да и, если честно сказать, им было на нас просто пофиг. И тут к нам подваливает один из мутных типов при руководстве, толи цереушник, толи еще кто. В общем, так мол и так ребята, а не хотите ли перевестись на Новую землю, где и зарплата выше, и начальства в трусы не заглядывает. Мы его сначала от неожиданности подальше послали, но видимо ему это было не впервой, он нас на пару суток оставил, а потом, после неожиданного обстрела из миномета нашей базы, причем именно корпуса нашего взвода, он появился снова. Все согласились. Прикиньте, загрузились в штатные Хамви, и со штатным оружием поехали в Кабул. Там за один из дувалов, и вот мы паровозиком въезжаем в ворота, и оказываемся на службе у Ордена.
— Командиры так и опустили вас с оружием и техникой? — недоверчиво глянул Михаил.
— Вот именно. Мы сами офигели. Вероятно, списали на потери, или еще бог знает на что.
— И как служиться?
— Да не очень то и весело. По началу абреков гоняли по Южному побережью. Все арабы, среднеазиаты и азеры выпускаются там. Для этого дела там построена База, ну а мы при этой Базе отвечали за порядок. А ребятки там прибывают очень веселые, по старой памяти они сразу пускаются в отрыв, с отрезанием голов, пытками и убийствами. В общем, было весело. Две трети перешедшего со мной взвода там полегли. Ну а потом произошел конфликт Ордена с Россией, и меня перед началом мокрого сезона перекинули сюда. Но думаю, мне и здесь недолго осталось — несколько недель, максимум несколько месяцев удержаться удастся, а дальше выживут. И так придираться стали к каждой мелочи.
— Ну а зарплата как?
— Зарплата? Не жалуюсь. Здесь средний рабочий получает где-то восемьсот-девятьсот экю в месяц. И этого ему хватает на прокорм себя и семьи. Ну а у меня жалование свыше пяти тыщь набегает.
— Солидно!
— Угу. А с учетом того, что тратить их тут тупо негде — очень солидно. Жратва — бесплатно, одёжа — бесплатно, жильё — бесплатно. Красота. Так, изредка по лебедям в Порто-Франко пройдешься и всё.
— Ну и куда ты, когда выпрут?
— В Демидовск поеду, — уверено заявил Дима, но заметив непонимания на лицах друзей, уточнил. — Это столица Протектората Русской Армии. Куплю себе дом, да и запишусь на службу.
— Воевать не надоело? — спросил Гец.
— Надоело. Но не могу я без войны. Живёт она во мне, понимаешь?
— Понимаю, — грустно ответил Миша, — сам такой.
Так, за разговоры про Жизнь, они прикончили несколько бутылок. И даже не заметили, как за окном пронеслись короткие тропические сумерки. Стены, обклеенные светло-бордовыми обоями, медленно погрузились во тьму, пришлось включать люстру, интегрированную с большим потолочным вентилятором, разгоняющим душный воздух.
Когда дно показала последняя, третья бутылка, в дверь неуверенно постучали. Гец с усилием поднял своё тело на ноги и распахнул её, с удивлением уставившись на визитера. На пороге стояла Елена. Та самая Елена, что была их гидом сегодня. Демонстративно отстраненным и холодным гидом.
— Добрый вечер, — смущаясь начала она. — Можно войти?
— Конечно, — сообщил Михаил, отступая в сторону.
— Ой, — пискнула девушка увидев, что в номере, помимо друзей находиться еще и стаф-сержант Бойко.
— Лена, не боись! Никому не расскажу! — заверил он её. — Заходи!
— Я это... — вновь замялась девушка, слегка покачиваясь и озираясь мутным взглядом, от чего Геца посетила догадка, что визитерша изрядно пьяна, — ... поговорить с вами, Михаил, хотела. Можно к вам так обращаться?
— Можно просто Миша, ничего страшного.
— Выпьешь? — вновь вмешался Дима, — Правда у нас только стеклоочиститель, что жид гонит, да и тот закончился.
— Нет, спасибо,
— Да не ломайся! Может вишнёвки или пивка? Нам всё равно сейчас в бар идти.
— Тогда вишнёвки.
— Замётано, — Бойко весло вскочил. — Пойдём, Тём, сходим до низа, заодно кое с кем познакомлю.
Оставшись наедине с Гецем, Елена уселась на кровати и неожиданно спросила.
— Он правда был в Будёновске?
— Простите, что?
— Ну, тот человек, которого вы убили, он правда был Будёновске?
— Не убили, а ликвидировали, — машинально поправил Гец.
— Да-да, ликвидировали, — согласилась Елена, — Так он там правда был?
— Правда.
— Точно?
— Точно. Информация из нескольких независимых источников. Эта тварь много за свою нечестивую жизнь успела натворить.
— Хорошо, — почему-то заявила девушка, и после минутной паузы продолжила. — А знаете, я ведь из Будёновска родом. До семнадцати лет там прожила. Отец водителем автобуса работал, мама медсестрой в городской больнице, — вновь пауза. — Она тогда как раз на смене была с младшей сестренкой. Лизу оставить было не с кем, детский садик на летний ремонт закрыли, а я на базаре продавцом подрабатывала, вот мама и брала её с собой, пока я вечером не заберу. А потом пришли они...
Елена разрыдалась. Гец присел рядом и дал ей свой носовой платок, прижав к себе.
— Отец после этого запил, — всхлипывая, продолжила девушка. — Потерял работу, начал тащить из дома всё, что не приколочено, лишь бы на бутылку хватило. Дома начали появляться разные мутные личности, стали приставать ко мне. Я несколько раз отбивалась, но потом их оказалось слишком много. Они впятером растянули меня на полу, пока упитый отец спал на кухне под столом. После этого я сбежала из дома. Сначала в Ростов, потом в Москву. Жила на вокзале, питалась чем придется, работала как каторжная с утра до вечера без выходных, — неожиданно черная головка встрепенулась и заплаканные глаза взглянули в лицо Михаила. — Вы не подумайте, отец у меня хороший, просто слабый. Если бы не эти сволочи, то он к рюмке бы и не прикоснулся никогда.
— Они за всё ответили, — поглаживая девушку по спине, говорил Гец. — Аслан был один из последних, кого заставили за всё рассчитаться.
— Точно?
— Точно. Нет их больше на матушке Земле.
— В этом и проблема.
— В смысле?
— Понимаете, через нашу Базу проходит не маленькое число чеченцев и представителей других народов Кавказа, и несколько раз ребята из охраны узнавали каких-то полевых командиров, которые должны были сидеть пожизненное в российских тюрьмах. Меня это особо не касалось, я просто делала свою работу, принимала их, регистрировала и выпускала в этот мир на все четыре стороны. Но вчера был абсолютно другой случай, — Лена уткнулась в Мишино плечо. — Убийства на Базах случались и раньше, тут ничего нетривиального нет. Виновных, если конечно не пострадал служащий Ордена, тут же вышвыривали ко всем чертям вон без особых разбирательств. Вас же заперли в камерах почти на сутки, да еще к вам приехала эта немка из Порто-Франко. Она довольно большая птица, и на мелочи не разменивается, на моей памяти на нашу базу по работе она еще ни разу не являлась.
— Это плохо?
— Не знаю, — Лена снова отстранилась. — Тут еще есть другая странность. В целях борьбы с бандитизмом, Орденом установлено правило, за убийство дорожного разбойника гражданскому лицу начисляется премия в тысячу экю, плюс ему передается всё его имущество.
— Серьезно?
— Да. Но в данном случае Бихоевы вроде и признаны преступниками, но имущество их было тут же конфисковано Орденом, и тщательно досмотрено. Кто-то из руководства что-то искал, и видимо нашел.
— То есть ты хочешь сказать, что Орден связан с боевиками из России?
— Я не знаю. Может и так, а может и нет.
— А он вообще сильно развит в Старом мире?
— Очень. У Ордена связи на самих верхах любой страны. Ему принадлежат несколько транснациональных корпораций и несколько холдингов поменьше. А что?
— Просто мы на Аслана вышли как раз в тот момент, когда он работал на один милый аграрный холдинг. В его интересах Бихоевская банда убила отца и беременную невесту у Артёма, что с Димой ушел вниз, деда и девушку у Максима, который сейчас в больнице. Ну а у Егора, похороненного сегодня, они убили сестру и мать.
— Ужас! — Елена схватилась за лицо и покачала головой. — Вы знаете, что сами чудом остались в живых? Мегера Майлз, местный бос, хотела конфисковать и ваше имущество, вплоть до машины.
— И как бы мы были?
— А вот так. Пешеходы в здешних местах живут недолго.
— Зачем?
— А я откуда знаю? Мне эта стерва не докладывает. Вас немка спасла, приказала всё вернуть, даже деньги, которые вы до ворот у бандитов взяли. А Майлз, лесбиянка фигова, уже успела золото приныкать. Пришлось её Ширмер сдать.
— А не боишься, что со свету сживет?
— Да в гробу я её видала в белых тапках. Меня через неделю по ротации на соседнюю Базу переводят. Там она меня не достанет.
— А вот и мы! — на пороге появился Дмитрий, размахивая бутылками всяческого алкоголя. Артём примостился у него за спиной, с подносом забитым закуской.
— Михаил, проводите меня домой, — сказала Лена официально, поднимаясь с кровати.
— Хорошо, — Гец поднялся следом.
— Вы это, не шалите, — погрозил пальчиком Дима удаляющейся паре.
Внизу, на первом этаже был полный раздрай. Громко играла музыка, в основном попса, под которую тут колбасилось человек сорок. Все пьяные, кто-то уже и на ногах стоять был не способен. Попадались за столиками и люди в пустынном камуфляже, которые пили наравне с остальными, и даже пытались наплясывать, сидя на месте. Пока Гец с Еленой прорывались через толпу, кто-то громко закричал:
— Шухер, менты! — и пространство вокруг них резко прояснилось. Десяток человек выпорхнули на улицу, некоторые убежали к своим столикам, а кто-то скрылся на втором этаже.
— Вот, никто нас не любит, никто не уважает, — грустно заметил Миша, оказавшись на свежем воздухе.
— Не правда ваша. Я вас люблю и уважаю. Дядя Степа был любимый мой персонаж в детстве
— Не подлизывайся.
— Не дождетесь! — встрепенулась Лена. — Я говорю правду, и ничего кроме правды!
На небе было не облачка, яркая луна, или как называется спутник этой планеты, вместе с миллиардами звезд ярко освещали всё вокруг.
— Я живу вон там, — девушка махнула рукой. — В общежитии для сотрудников.
— Тогда пошли к нему.
— А знаешь, — перешла она наконец на 'Ты', — на меня сегодня утром микрофон одевали. Все наши разговоры записывались. Теперь, вероятно, Майлз всё прослушивает лично, чтобы ничего не упустить.
— А чего они хотели услышать? Чего узнать?
— А бог их знает. Думали, наверно, что вы проболтаетесь. Да и не важно, по сути, — Елена остановилась, и еще раз пристально вгляделась в Мишино лицо. — Вот это было у Старшего бандита, — она протянула Гецу маленький пластиковый цилиндрик.
— Что это?
— Флешка. Эта мразь скидывала сюда всю информацию по заказам, которые получала. Тут имена, фамилии, контакты и суммы, цели. Я мельком глянула и откопировала себе.
— И зачем ты отдаешь это мне?
— Вы же всё равно поедите в Протекторат. Отдай это туда, куда следует. У них сейчас есть возможность поквитаться с теми, кто гонит этих скотов в Новый мир.
— Хорошо, передам.
— Спасибо тебе, Миша, — Лена встала на корточки и поцеловала его в щеку. — Ты очень хороший, не слушай никого. Прощай, — и, развернувшись, она нетвердой походкой двинулась в сторону служебного общежития.
Территория Ордена. База 'Россия и Восточная Европа'. 2 день 3 месяца 23 года. Пятница. 09:00
Утро было тяжелым.
Сначала, где-то полседьмого утра в дверь номера настойчиво затарабанили, вынуждая Геца запустить в Артёма подушкой, мотивируя его на скорейший подъем. Ругаясь и матерясь, Колесников с трудом сполз с кровати, и, не переставая ругаться, открыл дверь. На пороге стояло двое патрульных, извинившись на английском, они молча прошли внутрь, подняли спавшего на брошенных на пол между кроватями одеялах стаф-сержанта Бойко на руки и отнесли в ванную комнату. Послышался звук падающей в душе воды, крик и бормотания Дмитрия. Наконец, минут через пять, двое молодчиков вытолкали его, барахтающего сырой головой, обратно, еще раз извинились и вышли в коридор.
— Ладно, парни, — сообщил Дима, одевая китель. — Труба зовет, служба не ждет. Был очень рад знакомству. Ежели что, увидимся еще в этой жизни, — И уже на пороге, он обернулся. — Автомобиль должен стоять на общей стоянке. За всё уплачено, не беспокойтесь.
Его уход друзья встретили невнятным мычанием, пытаясь поглубже внедриться в подушки. Но сон их длился не долго. Через полчаса их вновь навестили патрульные, но с уже более печальной новостью. Им предписывалось известить товарищей о том, что Базу 'Россия' им следует покинуть до девяти утра, иначе возможны печальные санкции в их адрес.
После такого сообщения спать уже было нельзя. Гец, хмурый как никогда, поплелся в душ, где под ледяными струями пытался придти в себя. Минут через десять сознание прояснилось, и он уступил место Артёму.
Пока товарищ обмывался, Миша начал сборы. Немногочисленное имущество он уложил пластиковые пакеты, по случаю взятые вчера в баре, и принялся листать этот непутёвый путеводитель.
— Эх, почему мы не в Рио-де-Жанейро, где люди ходят в белых штанах? — спросил он у посвежевшего Колесникова, как только он показался из ванной. — Вместо этого занесло черти куда знает, где водятся чудовища на чудовищах.
— Чего?
— Гляди, — и старшина показал товарищу фотографию страшилища, больше всего похожего на обколовшегося стероидами крокодила.
— Это что за гадина?
— Пишут, что местная гиена. Увидишь — стреляй не раздумывая. По крайней мере это советуют.
— Мда... Попали.
— Не ссы! Будем живы — не помрём! — успокоил Гец друга.
Потом, спустившись на первый этаж, их ждал плотный завтрак — глазунья из пяти яиц и добротный кусок мяса. Запив всё это крепким сладким кофе, друзья получили с хранения сумки с оружием, расплатились за проживание и поплелись на стоянку.
Бойко не обманул, их УАЗ действительно дожидался их тут. Самой машине изрядно досталось в предыдущие дни: выбитое лобовое стекло дополняли разбитые фары, развальцованный пулями капот, разорванная на крыше люстра и срезанные очередями боковые зеркала.
Ключи нашлись в замке зажигания, заняв место водителя, Гец аккуратно повернул их по часовой стрелке, и движок, громко чихнув, завелся, весело тарахтя.
— Добро, — довольно прошептал старшина, и врубил первую передачу. Машина послушно двинулась вперед.
Забросив в салон сумки, товарищи отправились на УАЗе к медблоку, откуда с минуты на минуту должен был показаться Макс. Но, пока его не было, Миша откинул крышку капота, и стал внимательно смотреть, что же тут такого наворотили местные техники. Аккумулятор действительно стоял новый, новыми были и провода, так заметно контрастировавшие с остальным пыльным нутром.
Калинин появился ровно в восемь.
— Ты как? — подбежали к нему друзья.
— Да нормально, — отмахнулся он.
— Конечно нормально, — подтвердил Гец. — Заштопанным жить, это не дырявым промышлять.
— Да ну тебя! — обиделся Макс.
— Ой, какая фифа, — заржал Миша. — Пошли в посольство, оформляться будешь.
— А меня уже оформили, — Максим выудил из нагрудного кармана пластиковую карту с фотографией. — Вот, сказали, что она действует как паспорт и как кредитка.
— Ну, тогда пошли в банк, твою долю тебе отдадим.
— Какую долю? — не понял Калинин.
— По дороге расскажу. Пошли.
В Банке Ордена перевели на счет Максима условленную сумму, выровняв денежные средства у всех троих. Офигевшему от такого Максу, пояснили, откуда это богатство. Рассказали ему и про похороны Егора.
— Хорошее место? — только спросил Максим, закуривая последнюю сигарету из своей мятой пачки.
— Хорошее. Правда, мы его без отпевания проводили, попа не было. А так, всё как полагается, по-людски.
На КПП их встретил привычный наряд патрульных. Сержант попросил у них их Ай-Ди, провел по ручному сканеру, и поинтересовался наличием оружия. Перекусив пластиковые пломбы, он подошел к водительскому окну.
— Я сам коп из Чикаго, — сказал он с жутким акцентом. — Вы очень правильные ребята, раз загнали гадов до конца. Я думаю, что вам необходимо знать, что их тут встречали. Четыре автомобиля с пулемётами, пятнадцать человек. После вашего появления они уехали, но кто их знает, будьте осторожны. Счастливого пути.
— Все всё слышали? — обернулся Миша. — Надеваем бронежилеты, и глядим в оба.
Территория Ордена. Г. Порто-Франко. 2 день 3 месяца 23 года. Пятница. 15:00
До города добрались нормально. На базе 'Северная Америка' друзья наткнулись на формирующийся патрульными конвой, и напросились в его состав, с которым без приключений и добрались до Порто-Франко, встретившего их очередным блок-постом. Бетонные блоки, заставляющие перемещаться по дороге только змейкой, укрепления по типу блиндажей, смотровая вышка, с уложенными мешками с песком по периметру, ну и бронетехника — неведомый американский БТР и несколько Хамви с крупнокалиберными пулеметами на крышах.
На блоке дежурило до десятка орденских военных. Они бдительно, но быстро пропустили через себя два больших, набитых людьми, автобуса и пяток грузовиков, пока очередь не дошла до товарищей. К ним, скептически глядя на изуроченый служебный транспорт, подошел явный латинос с сержантской нашивкой на плече. Еще больше он удивился, взглянув на троих пассажиров в незнакомой ему форме и облаченных в бронежилеты. Более тщательно, чем до этого, он сличил фотографии на ай-ди с оригиналами, после чего вручил им черно-белую карту города и на жутком русско-испанско-английском посоветовал оружие из сумок не доставать и с собой не носить. Больше их ничего не сдерживало.
Сам город начался чуть дальше, то тут, то там стали попадаться строения различного назначения. Попался даже высокий столб с намалеванной синей горой на щите и надписью Мотель Арарат.
— И здесь армяне, — пробубнил Макс.
— Это мотель брата Арама, хозяина бара и гостиницы на Базе, — ответил Артём. — Он очень советовал и рекомендовал остановиться тут.
— Угу, по любому этот ваш Арам тоже в доле, вот и рекомендует.
— Не без этого, да.
— Ну а куда мы сейчас?
— Покатаемся, по сторонам поглядим, да себя покажем, — сообщил Миша, руля по хорошо укатанной дороге.
Первым показали себя местным полицейским. Одетые в темно-синие рубашки поло и светлые брюки, облокотившись на бело-синий угловатый джип, они с интересом глядели из под длинного козырька кепки на проезжающих конкурентов. На дверях и бортах джипа была прорисована аббревиатура PFPD и эмблема Ордена.
— А это что за буквы? — поинтересовался Максим.
— Порто-Франковский полицейский департамент, — просветил друга Гец. — Видимо используют амерскую систему.
— Значит должны быть еще и шерифы?
— Уверен, что есть, но не тут. Там где полицейские департаменты шерифов не держат.*
— —
* Гец ошибается, еще как держат, только занимаются они совсем другими делами, например перевозят заключенных, обеспечивают порядок в судах, и так далее, всё в зависимости от штата и территории.
— —
— Дикий запад, блин. Только индейцев и не хватает, — заявил ефрейтор, разглядывая обгоняемый маленький пикапчик.
— За индейцев здесь отдуваются бандиты. Мы пока ты по больничкам отлеживался, с тем сержантом, что нас брал, пообщались. Бандитов тут хватает с избытком, ни одного спокойного месяца в не мокрый сезон не бывает, постоянные потери в личном составе.
— Мда, местечко... — Макс даже поежился. — Ну а мы значит в этот Протекторат Русской Армии?
— В него самый, — утвердительно кивнул Михаил. — Только по началу с машиной нужно разобраться, иначе можем не дотянуть. Вон сервис, щас заедем, пообщаемся.
Действительно, УАЗ подъехал к большому ангару, на котором красовалась надпись на пяти языках, в том числе и на русском, что здесь братья Лачовски ремонтируют всё, что движется на четырех, шести, и восьми колесах.
Сами братья, в количестве пяти штук, на данный момент находились у въездных ворот, с помощью крана и лебедки пытаясь вынуть из разбитой и изорванной легковушки, в которой друзья с удивлением обнаружили Форд Фокус, мотор.
— Бог в помощь. По-русски разумеете? — поинтересовался Гец, выбираясь из автомобиля.
— Разумеем, — ответил один из братьев, обладатель пышных седых усов и впечатляющей залысины. — Что интересует?
— Да машинку бы нашу поглядеть, затянуть и подлатать. А ежели чего под замену найдется — то и поменять.
— Ну, лобовое стекло с фарами вам по любому уже новые ставить нужно, — сообщил усач. — Ну а так, осмотр на яме и с оборудованием будет стоить триста экю, если чего найдем, то плюсом пойдут запчасти и работа.
— Когда готово будет?
— К утру сможете забрать, если ничего серьезного. Сейчас мы закончим, — мужик мотнул головой на братьев, уже вынувших двигатель и медленно потащили его к стоящей поблизости тележке, — и за вашу примемся. Оставляйте.
— Хм... Мы тогда лучше попозже подъедем. Неохота по такой жаре пешком шарахаться.
— Да конечно. Подъезжайте часа через два, мы точно к этому времени управимся.
— А еще полюбопытствовать можно? Вы ведь поляк, откуда вы так хорошо знаете русский язык?
— Молодой человек, вы видите перед собой майора Народного Войска Польского, — мужчина грустно улыбнулся. — В те далекие времена офицеры из соцлагеря имели возможность учиться в русских академиях и училищах. Да и с расквартированными войсками на территории Польши, тоже нужно было кому-то общаться.
— А как же вы здесь?
— А коммунисты у современной власти не в почете, а я был активистом рабочей партии. Ну вот так бывает, — усач развел руками.
— Ясно. Мы тогда через пару часов заглянем. Не прощаюсь, — усевшись на место, Гец двинул дальше.
— Надо бы остановиться где-нибудь. Не отдавать же машину в сервис со всем нашим барахлом? — заметил Артём.
— Тоже верно, — Миша поглядывал на карту, — сейчас должны будем подъехать к Представительству Русской армии, вроде как там гостиница должна быть.
— О, смотрите 'Оружие и снаряжениях РА'. Может, заглянем? — аж встрепенулся Макс.
— Давай заглянем, — согласился Гец. — Только из машины всё с видных мест убрали, чтобы не стащили. Нету тут пиетета к милицейскому автомобилю.
Выбравшись на припекающее солнце, друзья столпились у большой металлической двери под вывеской, и, толкнув её, оказались в полумраке магазина.
— Здравствуйте, — донеслось до них с каким-то картавым акцентом, и из-за прилавка показался среднего роста темноволосый человек, одетый в бежевого цвета полувоенную форму.
— Доброго дня. Это магазин Русской Армии?
— Не совсем, — ответил продавец скучным тоном, видимо его спрашивали об этом не в первый десяток раз. — У нас действительно прямые контракты с Протекторатом Русской Армии о поставках всего необходимого. Дешевле чем у нас, патроны и гранаты вы не купите нигде.
— Почему?
— Потому что в этом мире патроны и гранаты производит только Демидовск, столица ПРА. А из Старого Мира патроны будут заметно дороже.
— Нифига себе, — присвистнул Колесников, — это ж какая у них промышленость, если они патроны выпускают.
— Да, — подтвердил продавец. — Металлургия и нефтепереработка действительно одни из самых развитых в этом Мире.
— Ясно. А снаряжение у вас есть? — поинтересовался Гец.
— Конечно. Вот в том углу, разгрузочные системы, подсумки, рюкзаки, палатки.
— Благодарю. Мы тогда пока там осмотримся.
— Вас что-то беспокоит? — продавец кивнул на так и не снятые бронежилеты.
— Да нет, просто мы с дороги, только прибыли в город. Говорят, опасно у вас перемещаться, стреляют.
— Здесь, вам нечего опасаться. Выбирайте спокойно.
— Спасибо.
Как только товарищи отошли в указанный угол, дверь вновь открылась и в магазин вошли двое горбоносых, смуглых людей, одетых в полувоенном стиле. Не мешкая, они подошли к прилавку, и тот, что повыше поинтересовался.
— Hello. Come if our order?
— Yes, of course,* — и продавец начал рыться на задних полках. Переложив несколько картонных коробок, он извлек маленький брезентовый мешочек, и на стол были выложены три пистолета Макарова с несколькими пачками патронов.
— —
* (англ.) — Здравствуйте. Пришел ли наш заказ?
— Да, конечно.
— —
Гец заметно напрягся, пытаясь прислушаться к разговору новых посетителей. Разгрузки, которых тут было немало, он просматривал и прощупывал без особого энтузиазма, всё косясь на них. Заметив это, напряглись и остальные.
— Что случилось? — шепотом спросил Макс.
— Да ничего, — отмахнулся Миша и, развернувшись, пошел к этим покупателям, перед которыми продавец вываливал патроны к пистолету, причем патроны были необычны, в них были черные пули. — Что это? — спросил старшина.
— Травматический пистолет МР-79-9ТM 'Макарыч'.
— Можно поглядеть? — обратился он к посетителям, и, получив утвердительный кивок, взял пистолет в руки. Несколько манипуляций, и оружие было разобрано. — Не вижу никаких отличий. Зачем он?
— Он сконструирован специально для стрельбы резиновыми пулями и газовыми патронами, — отвечал картаво продавец.
— Нахрена? Тут с оружием, по-моему проблем нет? — Миша махнул на стену, увешанную винтовками.
— Не каждый, нападающий на тебя достоин смерти, — неожиданно по-русски ответил тот из покупателей, что пониже.
— Вы случаем не серб?
— Серб, — ребята подобрались, оценивающе разглядывая старшину и его товарищей.
— А не од Космета?
— Са Космета. Био тамо?*
— Да, под Джяковицей, в девяносто девятом.
— —
* (серб.) — А не из Косово и Метохии?
— Из Космета. Бывали там?
— —
— В седьмой пехотной бригаде?
— Нет, в 125 моторизованной. Два месяца по горам скакал.
— Милорада Вуковича знал? — подал голос, тот, что повыше.
— Конечно знал, мой непосредственный начальник был.
— То отец мой.
— А ты случаем не в спецотряде полиции служил?
— Точно, служил.
— Так я ж тебя значит видал. Ты к отцу часто заезжал.
— Брат! — неожиданно воскликнул он и полез обниматься. — Эту встречу надо отметить.
— Никто и не спорит. Я только за, — Миша улыбнулся, пожал руки сербам и вернулся к обескураженным товарищам.
— Ты когда в Косово то побывать успел? — удивленно спросил Максим.
— А помнишь, семь лет назад я три месяца в Ставропольской больнице с переломами после автоаварии отлежал? Так вот, не было никакой аварии, а запись в карточку и справку мне знакомый доктор за ящик коньяка выписал.
— А почему не рассказывал?
— А зачем? Чтоб вы переживать за меня начали, раньше времени слёзы лить? Мне после первой Чечни этого по горло хватило.
— Братья пойдем, — громко заявил высокий серб, размахивая брезентовым мешочком над головой. — Тут неподалеку отличную ракию разливают!
Территория Ордена. Г. Порто-Франко. 2 день 3 месяца 23 года. Пятница. 19:12
— И тут Вовка говорит — пошли они к черту! Уйдут же гады! — И мы в двенадцать рыл поплелись за этим отрядом, — Гец весело рассказывал, размахивая руками.
— Ну а сербы, что не пошли? — Макс глотнул пива из бокала.
— Сербы? Душан, как смотрело руководство на то, чтобы его солдаты на территорию сопредельного государства выбирались?
— Ругалось очень сильно, — ответил серб, тот, что повыше. — Могли за ослушание приказа и в тюрьму посадить.
— Серьезно? — не поверил Калинин.
— Серьезно. Лично сопровождал группу разведчиков, что в пылу боя зашли на территорию Македонии. Их командира потом на полгода осудили.
— Ни фига себе. А я думал, что только наши генералы идиоты.
— Так что дальше было? — вернул разговор в нужное русло Артём.
— Ну, по правде сказать, сербы нам тоже помогли, они организовали нам точку прохода, и должны были встретить всех, кто бы за нами поплелся, если бы поплелся конечно.
— Ну и?
— Так вот, эти албанцы, учикасты хреновы*, базы и тренировочные лагеря далеко не ставили, им лень было по горам много ходить. Каких-то пяток километров, и мы выходим на один из таких лагерей. У нас в группе два ПК, одна семерка**, у каждого по 'Мухе'
* * *
, ну и Генка, весь обвешанный тромблонами
* * *
. Мы рассредоточились по фронту, и давай стрелять. Албанцы сразу драпанули, не смотря на то, что их там больше сотни было, подумали, наверное, что нас не меньше роты пришло. Остались лишь американские инструктора. Вот эти дрались отчаянно, — Гец отхлебнул из своего стакана. — По их наводке на нас налетело два Апача
* * *
*. Серега не растерялся и один из них подбил 'Мухой', второй после этого сразу удочки свинтил и дёру дал. Мы еще для порядку по магазину расстреляли, и от греха подальше назад ломанулись, пору мин за собой оставив. Ну а пиндосы потерю вертолёта не признали, сказали, что он сам упал, из-за технической неисправности.
— Ну а что им еще оставалось сказать? — сказал Душан. — Они и потерю своей невидимки
* * *
** долго не признавали, пока им обломками в нос не ткнули. Вон, Славко лично этот лётокрыл из своей ПВО сбил.
— —
* УЧК (албан.) — UÇK — Ushtria Çlirimtare e Kosovës, Армия освобождения Косово.
** Семерка (сленг) — РПГ-7, Ручной Противотанковый Гранатомёт.
* * *
'Муха' — изначально РПГ-18 (Реактивная Противотанковая Граната, не путать с Гранатомётом), созданная под влиянием американского одноразового гранатомёта М72 LAW. Впоследствии данное слово употреблялось применительно ко всем одноразовым реактивным гранатам и гранатометам.
* * *
Трамблон — винтовочная граната, навинчивающаяся (надевающаяся) непосредственно на ствол оружия. Очень популярны на Балканах.
* * *
* Апач — AH-64 'Apache', основной ударный вертолет армии США с середины 80-х годов.
* * *
** Потерю невидимки — имеется ввиду случай сбития новейшего американского истребителя F-117, построенного по технологии 'Стелс', старым советским комплексом С-125 в ходе агрессии НАТО на Югославию в 1999 году. Случай наделал много шума, ибо до этого сам факт обнаружения 'самолёта-невидимки' считался невозможным.
— —
Маленький, кучерявый серб, смущено улыбнувшись, потупился на стол, за которым сидело десяток человек. Помимо товарищей, тут восседали еще семеро сербов, судьба которых завела сегодня в Порто-Франко. Все они как на подбор, были одеты практически в одинаковую одежду, и были чем-то неуловимо похожи.
— А вы тут как оказались? — полюбопытствовал Артём.
— После войны совсем жизни не стало, — взял голос Горан, тот серб, что поменьше. — Эти твари совсем распоясались, ну а нашим властям всё было уже нафиг не нужно. Держались как могли пять лет, пока эти спички* храмы взрывали, да куролесили со всеми, до кого могли дотянуться. Мы из своих сел без надобности и не выезжали никуда, опасно было. Сколько наших пропадало, и сколько потом мы их голов находили, даже и рассказывать страшно. Ну а потом появились они, вербовщики, и стали обещать лучшую жизнь в лучшем мире. Вот нас несколько тысяч и собралось — всё бросили и поехали.
— —
* Спички — непереводимая игра слов.
— —
— И где вы сейчас? — Колесников внимательно рассматривал собеседника. — Я в путеводителе ваш анклав не видел.
— Да на Севере мы, за Китаем.
— А чего к русским не прибились?
— Да были причины, — ушел от ответа Горан.
— И чем же вы теперь занимаетесь?
— Конвои проводим, людей и ценные грузы сопровождаем. Наработанного имени у нас пока еще нет, но клиенты, слава богу, уже попадаются.
— Ну а как там, на северах устроились? — полюбопытствовал Гец.
— Нормально. Отстроили десяток сел. Правда, оказалось, что на этой земле уже некоторые китайские кланы поселились, манжуры, как их казаки называют.
— Какие казаки?
— К нам семь сотен казаков подселилось, живем практически вместе.
— Ничего себе, присвистнул Миша. — А почему они к русским не прибились?
— Характерами не сошлись, — улыбнулся Горан. — Они руководству Москвы и Демидовска условия поставили, ну а те их подальше и послали.
— И как вы уживаетесь?
— Нормально. Мы люди православные, общий язык найдем.
— А с манжурами этими?
— По-разному. С кем-то сразу задружились, а с кем-то пришлось повоевать, выдавить назад в Китай, так что первые только порадовались. Они сами между собой не очень ладили.
— Ну а почему вы тогда здесь, а не там? Дел то у вас должно быть немало.
— Ты пошутил? — Горан отхлебнул из своего стакана. — Там только леса и реки. Чтобы что-то построить, нужно купить материалы, а на что их покупать? Вот мы эти деньги и зарабатываем для общины.
— Успешно?
— Сезон только начался, — вновь взял голос Душан. — Перед началом дождей мы успели три конвоя сопроводить, да парочку торговцев проводили.
— Ну, тогда, чтобы вам везло в этом начинании, — поднял свой бокал Гец, и все сидящие за столом чокнулись посудой.
Кафе-клуб 'Ягуар', в котором сидела компания, не смотря на ранний час, уже стал заполняться посетителями. На большом танцполе включили свето-музыку, ну а само музыкальное сопровождение из тихого и ненавязчивого превратилось в громкое и танцевальное. Заманчивое место тут же заняла компания симпатичных девушек, облаченных в изящные миниюбки и светлые топы. Двигая своими прелестными частями тела в ритм, они привлекали всеобщее мужское внимание, да такое, что взгляды мужчин, то и дело пересекались.
— Чо смотришь! — неожиданно заявил один из них, сидящий в компании таких же типичных кавказцев как и он.
— Просто смотрим, — ответил Гец с вызовом, уже в радости от предвкушения скорой драки начиная поглаживать кулаки.
— Извините, больше такого не повториться, — неожиданно для товарищей вдруг вклинился Горан. — Еще раз приносим вам свои извинения.
Обескураженный Михаил смотрел, как никто из сербской компании даже и слова против действий Горана не сказал.
— Ребят, вы чего? — старшина от удивления залпом допил пиво. — Это ж ингуши, они после такого уже точно не отстанут.
— А кто такие ингуши? Они как чеченцы?
— Почти, — заметив непонимание на лицах собеседников, Гец пояснил. — Вот есть сербы и есть черногорцы, а есть чеченцы и есть ингуши. Так понятно?
— А за чеченцев они мстить, ежели что будут?
— Да хрен их знает, — пожал плечами Миша. — Но после проявленной слабости они уже никуда не денутся, будут додавливать.
— Нельзя нам в конфликты вступать, — пояснил Душан. — Последний не очень хорошо закончился.
— Ясно. Но здесь нам лучше не оставаться, исподтишка ударить могут.
— Так пойдемте, мало ли тут мест, где можно посидеть, — согласился Горан.
— Погодите, я только по маленькому схожу, — сообщил окружающим Максим. — Я мигом.
Выбравшись из-за стола, Макс твердой походкой направился к дальнему углу бара, где на соседней двери разноцветными огоньками сиял знак мужского туалета.
Потянув на себя легкую, обитую белым пластиком, дверь, Максим оказался внутри. Довольно чисто. Большое зеркало с двумя раковинами под ним, пара писсуаров и три кабинки вдоль одной из стен. Средняя из них тут же была оккупирована Калининым.
Пока он делал своё дело, не очень обращая внимание на хлопнувшую входную дверь, в туалет зашли трое. Деловито оглядевшись, один из них резко присел, выглядывая ноги в занятой кабинке, и, молча, пальцем указал другим на нужную. Тихо, они полукольцом взяли выход из неё и стали ждать, когда Максим закончит.
Щелчок задвижки и скрип отворяющейся двери, за которой Макса поджидало трое крепких парней. От неожиданности Калинин врезал ближайшему поджидателю джебом с правой, тем самым тут же отправив его в глубокий нокаут. В свою бытность подающей надежды молодой звездой футбола, он попал в доблестную Российскую армию, где его крепкого спортсмена тут же определили в спортроту. Наряды, строевая, и другие прелести солдатской жизни пролетали стороной, зато ежедневные кроссы по двадцать километров и изнуряющие тренировки закаляли его тело. Там он и приобщился к боксу и рукопашному бою, за которые даже за два года получил разряды, и ряд рефлексов, малоприменимых в гражданской жизни. Например, резко бить при испуге.
Другие нападавшие, не медля ни секунды, повисли на нем, пытаясь заломать руки. Одного из них Макс удачно лягнул коленом в пах и отшвырнул к раковинам, но второй успел приложить ему с локтя по затылку, и провел бросок через бедро, впечатав лицо Максима в унитаз.
— Ишак! — прошипел лягнутый, склоняясь над потерявшим ориентацию Калининым. — Гад! — и мощный удар пришелся по Максиминому лицу.
Неожиданно лоб бившего лопнул как гнойник, обдав лежащего под ним человеком потоком мозгов, крови и костей. Всё еще ничего не понимая, Максим попытался скинуть резко потяжелевшего человека, что в узком пространстве туалетной кабинки было сделать затруднительно.
— Живой? — донесся голос Геца, стянувшего покойника за ногу.
— Вроде живой, — прошептал Макс.
Миша засунул маленький полковничий пистолетик в карман и помог товарищу подняться. Подведя его к умывальнику, он открыл краны с водой и начал отмывать незадачливого соседа.
— Да я сам могу, — отмахнулся Максим.
— Ну, тогда и отмывайся. Главное, чтобы на лице крови не было, — быстро согласился старшина, украдкой выглядывая за дверь. — А я пока погляжу, кто это такие, — сообщил он, склонившись над одним из тел, выворачивая карманы. — Так, как и думал — ингуши или чечены. С собой из оружия только ножи, да и денег немного. А этот что, жив? — Миша присел рядом с начавшим подавать признаки жизни вырубленным нападавшим. Его огромный, словно пивная кружка кулак с хряском вошел в кадык лежащего человека, смяв его под чистую. Кавказец тут же начал хрипеть и крутиться по полу, загребая своими пальцами цветную половую плитку.
— Вроде всё, — Макс оглядел себя в зеркале.
— Тогда пошли, — Миша подхватил шатающегося товарища под руку и повел, как пьяного на выход. Полутемное освещение не давало окружающим рассмотреть перепачканный кровью милицейский китель, и никто на них не обратил особого внимания, кроме группы лиц, вскочивших из-за одного из столиков и бросившихся в туалет.
— Уходим, быстро! — прорычал Гец, проходя мимо своей компании.
— Что случилось?
— Уходим, быстро! — повторно рыкнул он, и все тут же вскочили, бросив на стол пластиковые деньги за угощения.
Только они выбрались на свежий воздух и направились к припаркованным тут же на специальной площадке автомобилям, как вслед за ними выскочило пятеро кавказцев, двое из которых размахивали пистолетами.
— Х-хе, — махнул рукой Душан, и в грудь ближайшего преследователя воткнулся нож.
Последовал выстрел в сторону друзей, но безрезультатный, пуля пролетела аккурат между двумя сербами, уже вынимающими свои клинки. Гец тоже не остался безучастным, выудив свой пистолет, он расстрелял весь магазин в кавказцев, которых тут же взяли на ножи дети славянских гор.
— Сваливаем! — прокричал Горан, запрыгивая в кузов Тойоты Бандерайте. Остальные тут же последовали его примеру, еще пара секунд, и от Кафе-Клуба 'Ягуар' рвануло три внедорожных автомобиля, тут же попав под пулеметный огонь, который велся с крыши здания, располагающегося на противоположном конце улицы.
— Млять! Броники надеваем! Быстро! — проорал Гец, выруливая за Тойотой Горана, уже ныряющего в один из узких проулков, минуя который все оказались на точной копии той улицы, с которой приехали — одни сплошные кафе, кабаки и клубы.
Сербы знали куда ехать. Стараясь поменьше светиться на открытых участках, они гнали по второстепенным и полузаброшенным улочкам этого, имеющего квартальную систему застройки, города. Проехали даже один раз мимо спешащей на вызов полицейской машины, разрывающую тишину своей сиреной. Но вот началась местная промзона — длинные и высокие заборы, скрывающие за собой всякое, ангары и склады, вмещающие в себе многое. Именно тут их и нагнали.
Четыре внедорожника, на трех из которых на крыше виднелся закрепленные пулемёты, резко выскочили им на перерез, вынуждая уходить в очередной узкий отнорок. Но огонь по ним не открывали, несмотря на то, что они у преследователей были как на ладони.
Несколько поворотов, и они выехали прямо в савану. Лишь малозаметная тропа уходила в густые заросли еще зеленой травы. Недолго думая сербы повели туда, а Гец повел за ними.
Преследователи видимо немного отстали. Впрочем, видимость на петляющей грунтовке была отвратительна, не больше двадцати метров, поэтому их просто потеряли из виду. Приблизительно через полчаса на небольшой полянке ведущий автомобиль встал. Выскочившие сербы стали вытаскивать бесчувственное тело товарища из кабины и укладывать на землю, тут же разрывая одежду и обрабатывая рану. Еще одно бойцу, в котором вполне угадывался Душан, перебинтовывали руку, посеченную осколками стекла.
— Николу ранили тяжело. Не выживет, скорей всего, — сообщил подошедший Горан. — Что там произошло?
— Эти ингуши на Максима в туалете втроем напали, пришлось парочке головы прострелить, — ответил Гец, сам облачаясь в бронник.
— В туалете говоришь? — задумчиво сказал серб. — А пулемёт на крыше? А погоня? Не кабачная это разборка.
— Я так же думаю. Но что это тогда?
— Ты ответь, будут ингуши за чеченцев мстить? — вдруг неожиданно вновь продолжил прерванный разговор Горан.
— В принципе могут. А почему ты спрашиваешь?
— Да так. Есть у них к нам счеты, но никто не думал, что они так проявятся, — серб сплюнул. — А у нас с собой только два автомата, всё остальное в гостинице, под присмотром Вукашича и других. Хоть голой попой отбивайся.
— Так у нас есть, весь багажник забит, — Гец подошел к отделению, в котором ранее перевозились задержанные, и открыл ключом дверь, вынимая наружу кучи оружия.
— Братцы, вооружаемся! — на крик тут же сбежались остальные и, выбрав себе автоматы, разошлись по своим местам.
— Может уже отстали? — спросил Артём Мишу.
— Сомневаюсь, скептически ответил старшина.
И как в подтверждение его слов из Тойоты выскочил кудрявый Славко и прокричал.
— Есть переговоры. Они идут прямо за нами.
— Уходим! — скомандовал Горан.
— Куда?
— Есть куда. Пошли.
И вновь дикая саванна. С тропы пришлось сойти. Скорость упала до смешных десяти-пятнадцати километров в час, но местами и этого казалось много. Ветки кустарников и деревьев хлестали по лобовому стеклу, а точнее по его отсутствующему место, иногда дотягиваясь до лиц Михаила и Максима. Артём то и дело поглядывал назад, но с одним и тем же результатом — сзади была зеленая стена высокой травы.
Начало смеркаться, и практически моментально пришла ночь, окутав своей непроницаемой темнотой всё вокруг. Лишь красные точки ходовых огней идущей впереди Тойоты, указывали дорогу УАЗику, ибо разбитые фары света не давали вообще.
Где-то через два часа Артём наконец разглядел огни погони. Пока еще далеко, в километре-полутора от них среди зарослей пробивались белые свечения. Но с каждой минутой они становились всё ближе.
Видимо, заметны были и они — преследователи несколько раз обстреливали их, но в милицейский УАЗ не попадали. Ребята лишь от греха подальше натянули на голову шлемы, обшитые серой тканью, и ехали сжавшись.
— Засаду, нужно организовать засаду, — лишь бубнил Гец. — Не уйдем ведь. Ей богу не уйдем.
Вот огни уже в метрах пятистах. Тяжелые очереди своими трассерами прошили воздух, выбивая искры в Тайотах. УАЗу опять повезло.
Метров сто. Сейчас задавят и разорвут. Машины ныряют в распадок, замирая, и небо озаряется огненным смерчем. Грохот, взрывы, стрельба, огонь — все разом наваливается на убегавших. Но не задевает их, а накрывает одеялом. Своим одеялом.
Через минуту в распадке у автомобилей появляется человеческая фигура.
— Какого хрена вы начудили-на? Вам что было приказана-на? — донесся до товарищей матерный крик. — Не вступать ни в какие ссоры-на! Чеченский тейп-на в прошлом году перерезали-на, и всё им мало! Душигубы-на!
Кричавший еще с минуту распекал сербов, у которым раненым уже оказывали помощь подбежавшие еще не пойми откуда люди.
— А это еще что за клоуны-на? — наконец заметил друзей сербский отец-командир. — Вы кто такие-на?
Невысокий, ростом с Артёма, и такой же как Колесников коренастый мужик лет за сорок, с немного припухшим лицом и приплюснутым носом смотрел на милицейский автомобиль и милиционеров.
— Гвардии старшина Гец, — начал представление Гец, но был тут же прерван.
— Какой ты там мусор гвардия-на мы еще посмотрим. А пока сдать оружие-на.
— Как? — удивился Максим.
— Сдать оружие говорю-на, или привалю нифиг-на и закапывать не буду. Ну вот и молодцы-на. А теперь руки в гору и пошли-на.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|