|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пролог.
Незадолго перед началом таммельнской осенней ярмарки, аккурат в день преподобного Пинадольфа-Мукомола, перед шильдой с названием города остановилось двое путников — пожилой мужчина в выцветшем от скитаний плаще с капюшоном и невысокая, крепко сбитая рыжеволосая девушка в пестром наряде. Подол ее куцей юбки, едва прикрывающей икры сильных ног, давно превратился в лохмотья, однако короткая курточка все еще пыталась поразить сторонний глаз своей напрочь фальшивой роскошью: вышивка перемежалась блестками и яркими бусинами, а там, где не имелось россыпи дешевых бусин — непременно была нашита цветная бахрома или же шнуровка. Любой встречный без особого труда смог бы заметить, что на левом локте уже красуется небрежная кожаная заплатка, и даже самый непроницательный наблюдатель догадался бы, что такая же вскоре появится на втором. По запыленной покоробившейся обуви путников было ясно, что идут они издалека, а осунувшиеся от постоянного недоедания лица свидетельствовали о том, что поход их начался довольно давно при весьма неблагополучных обстоятельствах.
Они, никуда не торопясь, внимательно рассматривали приколоченные к столбу дощечки и обрывки пергамента с объявлениями, касающимися жизни городка. По тому, как сосредоточенно морщились их лбы, можно было сделать два вывода: во-первых — путники умели худо-бедно читать, несмотря на довольно потрепанный внешний вид, во-вторых — они искали среди множества предложений нечто вполне определенное.
-Глядите-ка, дядюшка Абсалом! — воскликнула девушка, заметно уставшая, но все еще подвижная (именно такой тип подвижности крайне вредит своему носителю), и ткнула пальцем в одну из дощечек. — Да у них здесь ярмарка на носу! Как мы с вами угадали, а?
Дядюшка, в отличие от своей шустрой племянницы, был человеком степенным и обладал на редкость философским выражением лица, что позволяло заподозрить его в склонности к мелкому жульничеству, а также в обладании житейской мудростью, которую не приобретешь сидя дома. То был обыкновеннейший представитель мещанского торгового сословия, переживавший не самый благополучный период своей жизни. Круглое лицо его украшали порядком поседевшие длинные вислые усы, явно призванные придавать его физиономии недостающие простоту и миролюбивость, а на глянцевой лысине отражались солнечные лучи.
-Ярмарка — это хорошо, — задумчиво пробасил он. — Там всегда найдется лишняя монетка, которая поправит наше бедственное положение. Городок этот вроде бы приличный, вон и крыши черепицей крыты, и столб этот недавно покрашен за счет городской казны... Значит и народ на торг съедется со всей округи. Попытаем счастья...
Но рыжая девушка не остановилась на достигнутом. Ее грязный палец с обкусанным ногтем уткнулся в пергамент, уже порядком надорванный и загаженный птицами.
-Дядюшка! Послушайте, что тут написано! — она принялась читать по слогам, водя пальцем по едва различимым строчкам, и многочисленные дешевые браслеты на ее руке позвякивали в такт ее возбужденному голосу. — "Требуются опытные лекари, знахари и аптекари, сведущие в снятии сглаза и порчи, а также умеющие определять причины душевных недугов. Обращайтесь в дом герцога Таммельнского, где вас ждет щедрое вознаграждение в случае успешного итога работы!" — глаза девушки блестели, а голос полон радостного волнения. — Дядюшка Абсалом, это же редкая удача! Аптекарь! Наконец-то подвернулось занятие точно для вас! Да и в людской душевной организации вы необычайно сведущи — сами об этом сотню раз говорили... Пойдемте туда, в герцогский дом, сегодня же!.. Только представьте себе — нас наймет сам герцог Таммельнский! Мы будем жить в его доме, столоваться на герцогской кухне...
И она в умоляющем жесте сложила свои руки, огрубевшие от солнечных лучей, вольного ветра и прочих природных явлений, безо всякой жалости воздействующих на бродяг, не имеющих крыши над головой. Чумазое лицо девушки состроило крайне жалостливую рожицу, а ноги от нетерпения притоптывали на месте.
Ниже под пергаментом, прямо на свежепокрашенном столбе было выцарапано гвоздем "Герцог спятил!", а еще ниже — "Полоумный герцог — позор Таммельна!"
Дядюшка Абсалом с неодобрением прочитал еще несколько подобных изречений, украшавших столб, и покачал головой. Они без обиняков указывали на то, кто именно в герцогском дому нуждался в услугах лекаря.
-Нет порядка в этом королевстве! — осуждающе произнес он. — В нашем благословенном Даленстадте не успел бы один такое нацарапать, как все остальные уже бы махали кирками в каменоломнях... А здесь власть не почитают, каменоломен нет...
И он горько завздыхал, с тоской вспоминая родные края, всегда издали кажущиеся вдвойне милее всяких иных. Затем, пошарив в кармане, достал оттуда небольшую горсточку дрянного зерна и со словами: "Дух-покровитель города, не прогневайся на нас, прояви гостеприимство!" рассыпал его у столба — то был давний обычай, общий, наверное, для всех королевств. Уж кто-кто, а бродяги о нем не забывали, помня, что их удача переменчива, а высшие силы — злопамятны.
-Дядюшка, ну пойдемте же к герцогу! Вы его быстренько излечите, а щедрую награду истратим на открытие новой лавки где-нибудь в столице! Давайте попробуем! — и девушка вцепилась дядюшке в плащ, тараща свои большие синие глаза.
-Только через мой труп! — решительно ответил на эту пылкую речь дядюшка Абсалом и пошел прочь от шильды в сторону таммельнской городской стены.
Девушка от досады взвыла как дух, предвещающий по ночам преждевременную смерть, подхватила увесистую торбу, лежавшую в придорожной пыли, и поспешила за дядюшкой, который, надо заметить, шагал налегке. В сумке что-то стеклянно позвякивало, булькало и громыхало.
-Ну, дядюшка! Ну, миленький! — она забежала наперед своему широко шагающему родственнику и теперь пятилась, то и дело оступаясь. — Но отчего же? Неужто вам не опостылело бродяжничество по этой глухой провинции? Я в жизни своей не видела гаже королевства, чем эта проклятущая Лаэгрия! Одни пустоши, нищие крестьяне и отвратительная овсяная каша каждый день — здесь словно и еды другой в глаза не видали... О, как я мечтаю о соломенном тюфяке без клопов, на котором можно сладко спать! — она закатила глаза, демонстрируя степень своей тоски по кровати с чистыми простынями. — С меня довольно сеновалов и чердаков! С тех пор, как мы покинули Даленстадт, положение наше становится все унизительнее с каждым днем, потому что денег нам удается зарабатывать все меньше и меньше. Если мы пройдем еще немного на восток, то окажемся без единого медяка, а одеваться придется в мешковину и шкуры, точно варварам! Здешний герцог должно быть богат и знатен, у него отличная огромная кухня, полная кладовая и целая прорва слуг... Ну почему вы не хотите хоть на пару дней обрести покой и... и сытный обед от герцогских щедрот?!!..
Дядюшка Абсалом сохранял самое безразличное выражение лица. Его, казалось, не тронули ни горячая речь юной родственницы, ни ее жалобное выражение лица, ни волнующие картины сибаритского существования в стенах дома герцога Таммельнского.
-Ты непроходимая дуреха, Фэйн, — наконец соизволил он ответить. — Да смилуется провидение над твоей пустой головой — ты не умрешь своей смертью. Ну как можно даже подумать о том, чтобы добровольно сунуть свою голову в пасть дракону? А ведь то, что ты предлагаешь даже хуже!
-Дядюшка, сдается мне, вы преувеличиваете, — немного сбавила напор Фэйн. — Да что сделает нам этот герцог?
-Герцог, предположительно страдающий душевным недугом, — бесстрастно уточнил Абсалом. — Да что угодно! Повесит, к примеру. Или посадит на кол, ежели имеет склонность к аффектации.
-С какой стати?
-Если ему это взбредет в голову, то он объяснять нам не станет. Повесит и все тут. Может, ему покажется, что так он снимет свою порчу или развеет осеннюю ипохондрию, — Абсалом пожал плечами. — Много ли сумел объяснить тот аптекарь, из Пьента, где влюбленные по недоразумению отравились по очереди? Помнишь ту прошлогоднюю беду? Нет? А зря, весьма поучительная вышла история, всякому аптекарю нужно бы ее выучить назубок. Хорошо, если нас в итоге просто прогонят пинком под зад из этого города! Представь, что со мной сотворят, если я его не излечу? А если вдруг у герцога невпопад случится расстройство желудка и он решит, будто я его отравил? Да мою голову наколют на пику у городских ворот, не успеет он с ночного горшка встать!..
Фэйн в унынии склонила рыжую лохматую голову, признавая, что спор выиграл дядюшка. Она умела принимать доводы разума если без благодарности, то хотя бы не упрямясь. Но дядя Абсалом распалился и продолжал развивать свою мысль, уже не обращая внимания на свою племянницу:
-Интересно, много ли народу пришло в дом этого умалишенного герцога в надежде хорошо заработать? И еще интереснее — многие ли покинули сей дом живыми? Да я голову даю на отсечение, что в этом городе нет ни одного аптекаря — половина на кладбище, а вторая — спешно переехала в другие края! Нет, быть аптекарем в наше время опаснее, чем сражаться с драконами... К герцогу мы не пойдем ни в коем случае. Заглянем на ярмарку, подзаработаем чуток и направимся в Лирмусс. Столица все же остается столицей, пусть даже и в этой ужасной Лаэгрии.
Уже можно было различить сине-красные одеяния стражников, мельтешащих у городских ворот, и время от времени ветер доносил обрывки ругательств. Стражники суетились, грозили своими алебардами и сыпали проклятьями — крестьяне, по-видимому, едущие на ярмарку, перекрыли своими гружеными телегами въезд какому-то благородному господину с сопровождением. Тот возмущался, потрясал щитом и от досады пришпоривал своего коня, отчего бедное животное жалобно ржало и приплясывало на месте.
Зоркий дядюшка Абсалом приостановился и ухватил за рукав свою племянницу, которая, погрузившись в задумчивость, ничего вокруг себя не замечала.
-Погоди ты! — шикнул он. — Не лезь на рожон! Стражники небось злющие — огребем мы с тобой держаком от алебарды по спине — у нас ни подорожной, ни лицензии! Подождем, пока стража успокоится, народ разъедется... К тому времени может еще какой обоз деревенский подойдет — мы с ними пройдем через ворота.
Девушка покосилась на ворота, где похоже вот-вот должна была начаться потасовка и согласно кивнула. Неподалеку от дороги виднелась небольшая рощица, привлекшая внимание Абсалома и вскоре путники уже обосновались в ее сени, расстелив на земле кусок ткани, расшитый изображениями луны и звезд, порядком поблекших от дорожных испытаний. Свара у ворот набирала силу и торопиться им было некуда.
-...А если мы заработаем целых три кроны к последнему ярмарочному дню, — мечтательно говорила Фэйн, глядя в бездонное синее небо, — то первым делом купим осла! А, дядюшка? Купим?
-На кой черт нам осел?
-Как это — на кой черт? Пожитки наши возить!
Абсалом скептически хмыкнул в усы.
-Вот я и говорю — на кой черт нужен осел, тем более за три кроны, ежели у меня есть ты?
-Ну, дядюшка, ну уважили... — Фэйн угрожающе нахмурилась. — Значит, я буду тащить этот хлам на горбу до самого Амилангра?
Любящий дядюшка уселся поудобнее, выудил из кармана сухарь и заметил:
-Радуйся, что чучело крокодила сгорело вместе с нашей лавкой. А на новое у меня пока денег нет. Иначе ты бы еще и его носила — а то какой же это аптекарь без крокодила?..
-Дядя, вы купите осла! — глаза Фэйн сузились.
-Может тебе еще арданцийского скакуна купить? — ядовито поинтересовался дядюшка Абсалом.
Фэйн покраснела от злости — у нее была очень белая кожа, типичная для уроженцев севера и для рыжих, оттого ярким румянцем она покрывалась очень легко по разнообразным поводам.
-А на что же вы потратите наш заработок, позвольте узнать? — спросила она, запинаясь и фыркая от сдерживаемого гнева.
-Свой заработок я потрачу на насущные нужды, — ответил Абсалом. — Первым делом куплю тебе приличное платье. Так у меня появится хоть какая-то возможность сбыть тебя с рук...
-А чем плох мой нынешний наряд?!! — Фэйн вскочила на ноги и уперла руки в бока, пытаясь изобразить вызов.
-Хотя бы тем, что нас могут не пропустить из-за него в город, — хладнокровно пояснил дядя Абсалом. — Там на столбе я заметил объявление, гласящее, что в Таммельне распутницы, цыганки и танцовщицы живота объявлены вне закона.
От возмущения Фэйн задохнулась, вновь побагровела, а затем вскричала:
-Да как повернулся у вас язык назвать родную племянницу распутной девкой?!!
Дядюшка пожал плечами.
-Вот я и говорю — надо купить пристойный наряд, чтобы более ни у кого язык не поворачивался. Ни к чему позорить мои седины. Я почтенный даленстадский аптекарь, и не желаю, чтобы меня принимали за дядюшку развратницы. Я намереваюсь быть дядюшкой скромной девицы, которую можно будет выдать замуж за какого-нибудь приличного юношу, имеющего постоянный доход.
Эти слова произвели действие, сравнимые разве что с небольшим землетрясением. Девушка вопила, призывала себе в свидетели всех святых, которых почитают в Даленстадте и клялась, что не перемолвится с тиранствующим дядюшкой ни словом до конца своей жизни, впрочем, щедро перемежая эти клятвы обещанием немедленно утопиться, удавиться и уйти в монастырь. Дядюшка Абсалом безмятежно смотрел в небо, грыз сухарь и не придавал никакого значения крикам своей племянницы, по-видимому, давно к ним привыкнув.
-Я буду носить свое платье до скончания своей жизни, а последней моей волей будет, чтобы меня в нем похоронили! — мстительно прошипела в окончание своей речи Фэйн, и уселась на землю, повернувшись к дядюшке спиной.
-Вот и славно, — все так же спокойно согласился Абсалом. — Значит, деньги на наряды мы тратить не будем. Чудно. У меня возникла еще одна мыслишка: истрачу-ка я их на дилижанс до Прадейна. Говорят, они ходят быстро — за недельку обернемся. Передам тебя из рук в руки твоей тетушке Вандине, той самой, что держит прачечную. Она как-то мне жаловалась в письме, что ей не хватает рабочих рук. Поработаешь там лет эдак десять, зарекомендуешь себя как следует, и тетушка отпишет тебе прачечную, как надумает помирать. Ты до скончания своих дней будешь надежно обеспечена, пусть даже вид белоснежных подштанников тебе до самой смерти мил не будет. Но ты с благодарностью вспомнишь своего дядюшку, который верно истратил свой заработок...
Лицо Фэйн с каждым словом становилось все более и более кислым. По-видимому, подобные разговоры велись не первый раз и уже успели набить ей оскомину. Но в отсутствии действенности их нельзя было упрекнуть.
-Хорошо, дядюшка, — процедила девушка, вздернув веснушчатый нос. — Купим приличное платье. А еще кандалы, да колодку на шею. И маленькую тележку, чтобы запрягать меня в дороге. В ходкости с ослом меня, конечно, не сравнить, но в приличном платье это не будет так уж бросаться в глаза...
-Я знал, что ты внемлешь голосу разума, — добродушно отвечал дядюшка Абсалом, не обратив никакого внимания на полудетские попытки племянницы огрызнуться.
К этому времени солнце уже поднялось высоко, толпа у ворот поредела и стражники скрылись из виду, по всей вероятности предпочтя скучному дежурству веселую игру в кости.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
