Попаданцы

Удар, скрежет, резкое торможение. Чуть не упав, покрепче хватаюсь за поручень. Погас свет. Потребовалось несколько секунд, чтобы до меня дошло: поезд давно остановился, просто вагон теперь висит почти вертикально — и я, соответственно, тоже вишу на поручне. Снизу, из головы вагона, доносятся тихие и не внушающие оптимизма звуки — шорохи, стоны, какое-то попискивание. К счастью, я стоял в закутке в самом конце, не соблазнившись свободными сидячими местами, и теперь крепкие стальные поручни отделяли меня от внушающей уважение глубины под ногами. Зато дверь с волшебной кнопкой ручного открывания — совсем рядом, только руку протяни.

Разжать двери удалось не сразу: проектировщики явно не рассчитывали на столь неортодоксальное положение вагона в пространстве. А может, просто заело, фиг его знает, я не спец. За дверью темно, хоть глаз коли, только снизу тускло-тускло отсвечивает красным. Парой метров ниже и метрах в четырёх впереди темнота немного гуще, и фонарик (слава декатлону и китайцам за эту погремушку с жужжалкой! кстати, вы пробовали крутить зарядку фонарика, одной рукой повиснув на поручне, а другой удерживая пытающиеся закрыться двери вагона? воистину, "жить захочешь — ещё не так раскорячишься"!) освещает уходящий в стену тоннель. И пропасть между стеной и вагоном. Неожиданный скрип и прокатившаяся по составу дрожь помогли мне собраться с духом и принять единственное возможное решение. Четыре метра пропасти я перепрыгнул с двукратным, наверное, запасом, сразу уходя наискось в перекат, чтобы погасить инерцию.

А в то место, куда я должен был прикатиться, со звоном втыкается двузубая вилка-переросток. Не задумываясь, от души пинаю едва видимого противника пониже спины, хватаю оставшуюся без присмотра вилку, прыгаю за слабо пискнувшей фигурой и со всей дури пришпиливаю к земле за шею. Зубья уходят в явно каменный пол как в солому, надёжно (очень на это надеюсь) фиксируя неизвестного оппонента. Замираю и прислушиваюсь: никого, только моё сердце наяривает в оба уха соло на ударных, да сдавленно хрипит прижатая тварь, вывернув голову влево.

Несмотря на лишь едва подсвеченный красным сумрак, вполне отчётливо вижу шарик жёстких чёрных кудряшек, как у негритёнка с открытки, и задорно торчащий рог — а вот это уже с другой картинки, вылитый логотип FreeBSD. Всё-таки темно и не разобрать, то ли тварь затянута в чёрный обтягивающий кожаный прикид, то ли это "костюм Адама". Вероятнее второе: пониже пояса наблюдается голый чёрный хвост с кисточкой на конце, сантиметров семьдесят, наверное. Обувь — копыта классические, неподкованные. Тварюшка довольно мелкая, у меня средний киндер в одиннадцать крупнее, но жилистая и явно проворная, вон какие петли хвостом рисует.

— Ну давай рассказывай, тигра рогатая, кто такая, что это за место и какого ххх... здесь происходит.

Я уже собрался повторить вопрос на какой-нибудь другом языке (с большим отрывом в перечне лидировал обыкновенный пинок), но тут бесёнок заговорил, хриплым, но явно детским голосом.

— А чо сразу я? А чо ты сразу драться? А я тебе ничего плохого и не сделала! А эта ваша хреновина громыхает, и током бьётся, и тоннель разворотила! А я — типа крайняя, да?

"На жалость давит." — отстранённо подумал я. — "Не на таких напали, у меня дома четверо спиногрызов осталось, меня на жалость не возьмёшь!"

Разговаривать, глядя сверху вниз, опираясь на вилы, было довольно неудобно. Вот если бы я её к стенке пришпилил — было бы гораздо лучше. Вот, скажем, если резко вилами её поддеть да на стенку... Я перехватил древко покрепче и аккуратно всем весом наступил на мельтешащий под ногами хвост. Тварь пронзительно взвизгнула, и морок рассеялся.

* * *

Я рывком очнулся. "Приснится же такое!" — сел поудобнее, привалившись левым плечом к поручню. "Экая, блин, загогулина..." — додумать я не успел: скрежет, рывок, меня вжимает в поручень. Мимо летят люди, не задумываясь, обвиваю поручень левой рукой, а правой выстреливаю вперёд и выдёргиваю пролетающую мимо мелкую девицу, как будто после многих тренировок поймав её в гимнастический захват и качнув к поручням возле двери. Девица — вроде субтильная, а с полцентнера будет, чуть руку не выдернула — не растерялась, и упёрлась ногами в противоположный от двери поручень, тоскливым взглядом проводив улетающий куда-то вдаль айфон в весёленьком розовом чехле. Пролетевшие мимо люди как-то удивительно тихо и незаметно растворяются где-то внизу. Надеюсь, что не буквально...

Убедившись, что девица падать не собирается, осторожно переползаю к ней и открываю двери. Пропасть, тёмный провал тоннеля — знакомо... И знакомая дрожь поезда. Практически швыряю девицу вперёд и тут же прыгаю за ней сам. Не мудрствуя лукаво, ухожу в перекат и из него — сразу в подкат на звук удара металла о камень и сдавленный писк девицы. Меня трудно назвать таким уж шустрым, и тварюшка успевает поставить блок древком вил. Вот только "носорог плохо видит, но при его габаритах — это не его проблемы" — это про меня. Тварь банально сносит вместе с блоком и размазывает по стене, а я подбираю выпавшие вилы и пришпиливаю её — опять за шею, но этот раз уже к стене. Девица, изрядно офигевшая, но, вроде, целая, медленно поднимается на ноги. Судя по отсутствию крови на порванном рукаве кожаной куртки — цела. Ну, может, перелом и шок — я не врач, но что-то такое слышал. Бог даст — справимся.

— А ну колись, тигра рогатая! — эта тварь явно покрупнее той, что была во сне, но всё равно мелкая, лет на четырнадцать-пятнадцать видом, и тоже жилистая до худобы. Из одежды — только крохотный кожаный передник, едва прикрывающий срам, и даже не пытающийся прикрыть некрупную грудь. Тоже девка? Бесовка отчаянно скребёт копытами по стене, пытаясь не висеть на зубьях, и болезненно дёргается каждый раз, как касается их голой кожей. Руками, однако, трогать их даже не пытается, а лишь ощупывает стену в поисках дополнительной опоры.

— Колись, кому говорю, не то хуже будет! — тварь морщится, но молчит. Повинуясь наитию, хватаю мельтешащий хвост, наматываю пару витков на кулак и сжимаю покрепче. — Хвост узлами завяжу! Двойными! Накрест!

Тварь отчётливо сереет и начинает мелко-мелко мотать головой, и ещё отчаяннее перебирает всеми конечностями, будто пытаясь вжаться в стену. Выкручиваю хвост и налегаю всем весом на вилы. Ни за что бы не поверил, но они уходят в каменную стену ещё на сантиметр, практически не оставляя твари места для манёвра.

— Не надо, дяденька, пожалуйста! Только не хвост! — на глазах её, внезапно больших-пребольших, выступили слёзы. Ага-ага, даже почти верю! Станиславского на вас нету! Она быстро-быстро затараторила: — Живём бедно, впроголодь, все обидеть норовят, эти железяки громыхают и громыхают, а то и падают, скольких поубивало мало не до смерти — и сказать-то страшно! И пожаловаться некому! А мы тут маленькие, нас и защитить некому...

От непрерывной трескотни на одной плаксивой ноте всё происходящее стало казаться нереальным, происходящим не здесь и не со мной. Давешняя девица вообще смотрела стеклянными глазами и медленно кивала, даже не моргая... Всё так же отстранённо вывернув пальцы, медленно протянул кончик хвоста сквозь намотанные на кулак петли и с силой дёрнул. Показалось, что от визга твари сейчас рухнет потолок или ещё чего случится — как минимум, сбегутся все окрестные бесы.

— А ну цыц! — рявкнул в полный голос. — А то затяну! — для убедительности подёргал кисточку. Визг как отрезало. Бесовка по-прежнему смотрела на меня большими-большими глазами, только теперь это были не глаза напуганного ребёнка, а глаза ночного хищника с вертикальным зрачком и тёмно-красной радужкой. — Морочить меня вздумала! Лучше по-хорошему рассказывай, а то я ещё чего-нибудь придумаю. У меня своих детей четверо, и все воспитанные, так что лучше не дури!

— Эм... Меня Маша зовут, — невпопад сказала девица, поправляя куртку. — А это что, вправду бесы?

Я проследил за её взглядом. У входа в тоннель скучковались ещё три бесовки — совсем мелкая из сна, и ещё две, чуть постарше.

— Кто хотит на Колыму — подходи по одному. Там у вас в момент настанет просветление в уму, — шёпотом процитировал я бессмертные строки Филатова. И уже громче добавил: — А теперь-то не всё равно? У тя есть чо? Защитное! — уточнил я, глядя на слегка квадратные глаза Маши. — Меня, есличо, Колей звать. Доставай и к бою! — скомандовал в ответ на нерешительный кивок.

Накинув узел из хвоста пойманной — резиновый он, что ли? чуть не на два метра вытянулся! — на древко вил, я решительно его затянул, грозным взглядом и глухим рыком в зародыше задавив все попытки пойманной как-то возражать, выдернул вилы из стены и, взяв их наперевес, решительно пошёл в сторону троицы. Маша тихонько, по стеночке, кралась слева.

— Ну-с, вас как, сразу на фарш или сначала помучаетесь? — спросил я, подойдя на расстояние в пару шагов. Троица не отрывала взгляда от узла на древке. Привязанная бесовка, раскорячившись, будто между коленками бочку засунула, семенила за мной, прикусив губу и страдальчески сморщившись. — Вилы на пол! — рыкнул я во всю дурь. Вздрогнув, мелочь побросала вилы и, вцепившись друг в друга, повалилась на колени, невнятно причитая о тяжёлой жизни. Мол, и обижают их, и проходу не дают, пришлось им, бедняжкам, в глухие края податься, живут-де они впроголодь, вот только один всего поезд и смогли заманить, а тут я, весь такой страшный, и как быть они и не знают, и что делать не представляют.

— Врёте! — прервал я этот концерт самодеятельности.

— Врём, — тяжело вздохнула привязанная. — А куда деваться? Никак нельзя вам правду говорить! Вы ведь с ней такое делаете! — и прошипела: — Поппаданнццы...

* * *

Тихие причитания мелких и возмущённое шипение старшей как отрезало лёгким неспешным цоканьем, донёсшимся из глубины тоннеля.

Бесовки явно струхнули, но в глазах мелких всё-таки было больше надежды, чем страха. Из-за поворота вышла ещё одна бесовка — явно старше уже увиденных и ещё более явно принадлежащая к женскому полу.

— Как у тебя с боевым духом? — Негромко спросил я Машу.

— Счас в обморок упаду! — так же тихо ответила моя напарница поневоле.

— А у неё грудь больше! — по-прежнему шёпотом прокомментировал я. Маша недоумённо захлопала глазами. — И попа симпатичнее!

— Чооо?!! — с некоторой даже угрозой спросила Маша.

— И талия тоньше, — добил я и пару раз кивнул головой, мол, горькая правда и всё такое.

Состроив самую похабную морду лица, я демонстративно переводил взгляд туда и обратно, как бы продолжая сравнивать, но на самом деле очень внимательно следил за девушкой, и только потому успел увернуться, когда она попыталась огреть меня зажатыми в руке вилами.

Уже отработанным прыжком-перекатом я с воплем "Спасите, убивают" перебрался за подошедшую практически вплотную взрослую аборигенку, неосторожно повернувшуюся вслед за мной, а Маша, ровно коршун, налетела на неё с невнятным рыком и вилами наперевес, чувствительно отоварив по спине. Поначалу напор и слепая ярость Маши загнали бесовку в глухую оборону, но вскоре опыт стал брать верх над выдыхающимся энтузиазмом. Подобрав выроненный Машей баллончик, даже не посмотрев на маркировку, улучив момент я сунул его прямо в лицо бесовке и нажал спуск. На долгое-долгое мгновение все замерли — ничего не происходило.

Потом с громогласным утробным мявом (по-другому этот звук описать невозможно) бесовка отбросила вилы, оттолкнула Машу и рванула ко мне, а я ткнул её своими вилами в живот. Чего я совершенно не ожидал — так это что рога вил повернутся, бесовка как-то двинет бёдрами, и протиснется между рогов, оказавшись зажатой за действительно тонкую талию... И ничтоже сумняшеся станет толкать меня к стене, оскалив зубы и пытаясь дотянуться когтями. К счастью, древко оказалось достаточно длинным и вскоре упёрлось в камень за спиной. В отличие от кровопролития, против простого удара плашмя по голове машины вилы возражать не стали, и бесовка, с крайне удивлённым выражением лица, стекла на пол.

— Маша, ты прелесть! Отличный удар! Я тобой горжусь! — радостно заявил я тяжело дышащей девице, окончательно порвав ей остатки шаблона.

Покосившись на "старшую из мелких", бережно баюкающую узел на хвосте, я мстительно хмыкнул и стал увязывать взрослую её же... М-мать! ДВУМЯ её же хвостами. Старательно завернув руки за спину и притянув колени к локтям, я накинул петлю одного хвоста на шею, а вторым туго-натуго перетянул живот, чтобы аж не дышалось. Немного подумав, трофейные вилы просунул под узлы, дополнительно фиксируя конечности: хвост тянулся с трудом, но предела его "тянучести" я не обнаружил, а рисковать не хочется.

* * *

Когда я оглянулся на мелочь, они сидели на корточках, вцепившись друг в друга, а в их глазах плескался самый настоящий ужас. Увязанная буквой "зю" взрослая бесовка приходить в сознание явно не собиралась.

— Ну что, мелкие, будете говорить? Или ещё кого-нибудь ждём? — судя по резко помрачневшим мордахам (хотя, казалось бы, куда уж дальше) — больше ждать было некого, но и говорить что бы то ни было им совсем не хотелось. — Значит, упорствуем? — Резюмировал я. — Ну как хотите! Маша, подержи, пожалуйста! Да-да, прямо за рога, — я кивнул на голову связанной, а когда Маша ухватилась, под её громкое "ой" воткнул третьи вилы в пол, зафиксировав шею нашей добычи.

— А вот не надо упорствовать! — погрозил я пальцем мелким.

— Мама! Мамочка! Очнись! Очнись, пожалуйста! — самая мелкая из бесовок бросилась к связанной и упала возле неё на колени, но даже не пытаясь дотронуться. — Мамочка! Ну наругай меня, только очнись! Пожа-а-алуйста! — открыто хныкала мелкая, размазывая слёзы по щекам.

Машу эта сцена явно зацепила за живое, да и мне как-то стало не по себе, но я вспомнил сон непосредственно перед провалом, вспомнил, с какой ненавистью только что шипела "попаданцы" первая встреченная нами бесовка, по-прежнему привязанная к вилам, и тихо прошептал "морок". Маша вздрогнула, но кивнула.

— Не плачь, мелочь, лучше расскажи, что это за место, как мы сюда попали и как нам отсюда выбраться обратно. Маша, — повернулся я к невольной напарнице, — мы ведь домой хотим, верно? Нам ведь здесь ничего не нужно? — та в ответ закивала настолько решительно, что мне стало боязно за её шею. Я снова повернулся к мелкой. — Тебя как зовут?

— Л-л-лана... — тихонько ответила та сквозь очень искренние всхлипы. — Я у мам-мы с-самая млад-дшая. С-сен-ня — сам-мая с-старшая, а Р-рина и Р-рена — посе-серед-дине, д-двойня-няшки.

— Лана, расскажи мне, что это за место, и я, может быть, развяжу твою маму.

— Молчи! Не говори! Мама запретила рассказывать! — наперебой загалдели остальные сёстры, но Лана только замотала головой.

— Ес-сли м-маму не раз-звязать — она не-не очнётся! А бе-без мам-мы мы пропа-падём!

Остальные насупились, но громкость сильно убавили. Я с трудом разбирал отдельные слова — "ни в коем случае", "что бы ни случилось", "даже если резать будут" — но смысл остался прежним: молчать в тряпочку и ждать. Вопрос только — чего?