Посвящается Эс-Тьери, который верил. И Флоретт, которая не верила в Эс-Тьери.
"Женщину теряешь так же, как теряешь свой батальон: из-за ошибки в расчетах, приказа, который невыполним, и немыслимо тяжелых условий. И еще из-за своего скотства".
М. Веллер. "Приключения майора Звягина". Сперто у Хэмингуэя.
Авторство всех использованных в тексте стихов принадлежит JAM (Ольге Волоцкой).
Прелюдия к постановке.
— О чем призадумались, мой друг? — Глубокий вкрадчивый голос голос раздался из-за спины, оттуда, откуда на землю падала длинная тень.
— Здравствуйте, мессир.
— Здравствуйте.
Кратковременное обоюдное молчание.
— Так я жду ответа.
— Вы знаете ответ, мессир.
— Знаю. Я хочу, чтобы вы произнесли его сами.
— Хорошо. Я задумался об Игре, мессир. Об Игре, в которую ввязался.
— Равный соперник вам попался только теперь.
— Да.
— Равный по уму, силе и возможностям.
— Трижды да.
Снова на несколько секунд стихает разговор: каждый думает о своем. И наконец-то звучит вопрос:
— Что мне делать?
— Вы просите совета? Но почему у меня, а не у своего Князя? У хитроумного комиссара, у аналитиков, наконец?
— Они мне не помогут. А вот вы появились здесь явно не просто так.
— Не нужно мне дерзить, юноша. Хотя вы правы — в мире нет ничего случайного. Не случайно великая сила подняла когда-то мятеж против еще более великой, и не случайно вы сейчас вступаете на ту же тропу.
— И не случайно вы появились, чтоб наставить меня на путь истинный.
— Не путайте мои и чужие прерогативы. Я никого никогда не пытаюсь наставить на путь истинный. Это не мое дело. Я лишь осуществляю возможность свободы выбора. Не будь меня, во Вселенной существовала бы лишь одна Сторона... Возможно, именно поэтому Творец не стал уничтожать меня. Тьма должна быть. И Тьме должно быть место. Только вы не хотите этого понять.
— Я же Темный.
— Ну и что? Вы произнесли эти слова по привычке, машинально. Но являетесь вы Темным по сути своей, в существе своем? Ваша сестра однажды сказала — "Братец, ты Дракон, который играет в нава". А ведь она знает вас очень даже неплохо...
— Я понимаю вас с трудом.
— Потому что вы боитесь. И не хотите, все же в глубине души не хотите признавать, что Тьма должна быть! Без Тьмы, без меня и моих слуг мир будет обезличенным. Не будет ни свободы выбора, ни воли человеческой, не будет ничего!
— Только голый земной шар...
— Не надо повторять за мной мои же метафоры. Вы хотели, чтоб я пришел — и я пришел. Вы хотели, чтоб я помог вам — я готов это сделать.
— Но я знаю, какую цену мне придется заплатить за это...
— Да! Тысячу раз — да! И признайте, что вы готовы ее заплатить.
— У меня же нет души...
— Душа есть у всех! Оставьте эти предрассудки. Вам надо читать меньше книг, все хорошо в меру, и чтение в том числе. У вас есть свой мир. А значит, что у вас есть и душа, ибо мир каждого из нас, и мой в том числе, находится именно в душе! Она есть даже у меня. Она есть даже у Эссалона. Душу невозможно отнять! Вместе с ней отнимается не только жизнь, вместе с ней отнимается потребность в самоопределении, а это основа, на которой зиждется мир. Мир вечной битвы Добра и Зла, Света и Тьмы, в самых разнообразных ее проявлениях..
— Я и так знал, что вы великий софист...
— Это комплимент? Спасибо. Принимается. Но есть еще и такая штука, как судьба или рок, мой друг. Над Роком бессильны даже боги. Вспомните книгу, почти написанную Хэл.
— Вы и это знаете...
— Я знаю все, что знаете и вы, ибо меня не существует в материальном виде, поймите вы наконец! Я — часть вас, я — часть вашей души, я — и есть та Тьма, что содержится в вас, в вашем сердце! Я тоже Бог, и я тоже силен верой в меня, в отличие от Эссалона. В каждом есть частичка Тьмы, и в каждом есть частичка меня лично, как и Господа. Вы предпочли обратиться ко мне — и я восстал, воссоединился из одной этой частички.
— Верю. Но вы что-то говорили о душе...
— О душе вы и сами знаете все, что можно. Это знает каждый человек, но подсознательно. Душу нельзя ни купить, ни продать. Души нельзя лишиться. Душу можно только... Перекрасить!!!
Громовой голос, эхом отражающийся от скал. Минуточку, где это они? Ущелье красноватого камня, из редких трещин пробиваются карликовые деревья, в небе — оранжевое солнце, и птица, надрывно клекочущая где-то высоко-высоко.
— Это мир Эссалона?
— Да. Это мир Эссалона.
— Благодарю.
Дьявол не счел нужным рассыпаться в ответных любезностях.
— Вы готовы?
— Я готов. Только ответьте мне на один вопрос...
— Опять об оплате?
— Нет. Я все понял и готов заплатить эту цену. Скажите лишь, зачем вам это нужно?
— Что именно?
— Зачем вам эта война? Ведь Тьме не победить никогда, не бывает же Тьмы без Света и Света без Тьмы. Если вы победите, люди лишатся того же самого вольного определения, за которое вы так ратуете...
Ответ был неожиданный и довольно странный.
— Да какое мне, и вам, в конце концов, дело до людей? Идите, боритесь и побеждайте! В этом — смысл.
— Согласен. Я иду.
С м е н а д е к о р а ц и й.
Часть первая.
Картина первая:
"Падение Черного Дождя".
Затравка.
Никто не спрашивает у крепости, хочет ли она быть завоеванной. Полководец тщательно оценивает положение, которое занимает сей стратегический объект, ищет информацию о численности его гарнизона, засылая для этого шпионов (при возможности, разумеется), прикидывая примерное число солдат по площади стен, числу дымков гарнизонных кухонь и бог весть еще каким, одному ему известным приметам. Производит заранее расчет потерь, списывая в расход энное количество солдат, которым суждено попасть под летящую со стен шрапнель, рухнуть вниз с перерезанными веревками и быть нанизанными на штыки защитников крепости. Оценивает боевой дух своих и вражеских бойцов, решает вопрос о целесообразности проведения психических атак на противника, определяет подходящие участки для наступления и, на всякий случай, для отступления, стремится создать для себя господствующее положение на суше, море и иногда даже в воздухе, обложив крепость по всем существующим стандартам. Перерезает пути сообщения, проводит диверсии и артподготовку, и, наконец, принимает решение о штурме или долгой осаде. В конечном счете, все упирается в вопрос времени: осада позволяет сохранить жизни своих людей, основательно поуменьшив поголовье осаждаемых, но создает риск завязнуть под стенами один черт знает, насколько долго, вместо сдачи крепости дождавшись какого-нибудь "освободительного" отряда, который ударит с тыла и благополучно похоронит все благие начинания. Штурм же дает шанс закончить все быстро, но ценой, возможно, огромных потерь, и никто не может дать гарантий успеха. Зато полководец, решившийся на полноценный штурм, рискует в случае неудачи потерять основную часть своей армии и уйти несолоно хлебавши.
Впрочем, частенько дело даже не доходит до штурма. Только на то, чтоб обложить укрепленный пункт с фронта, флангов и тыла, иногда уходит не одна неделя. А неделя на войне подчас — очень большой срок, ситуация может измениться непредсказуемо, и вместо ожидаемого блицкрига придется спешно уносить ноги. По этому поводу некоторые люди имеют привычку задумчиво уточнять неизвестно у кого:
— Пришел, нашумел... А чего приходил? Может, сказать что хотел?
Впрочем, мы отвлеклись от нашей темы. Так вот, никто не спрашивает у крепости, желает ли она, чтоб ее завоевали. Крепость в данном случае — всего лишь переходящий приз самому умному, упорному и талантливому. Да, еще, разумеется, и удачливому. Благосклонность капризной Госпожи Удачи иногда стоит куда больше отборных легионов и ракетных батарей. Иной раз только она и определяет, упадет ли нам в руки заветный плод с запретного дерева, или придется снова ждать целую Вечность, босиком бегая по Раю. Но даже сама несерьезная Госпожа не считает плод, который должна уронить с ветки, одушевленным и разумным. Плод — это объект.
Крепость — тоже объект. Предназначенный для того, чтоб из-за него воевали. Чтоб за него сражались, теряя людей, шли на последний приступ и откатывались назад, готовя силы для следующего удара, которым уж точно надо все закончить. Чтоб гордо реял изрешеченный пулями флаг над донжоном, чтоб мрачнели закопченные, но пока еще неприступные стены, и чтобы в конце концов горделиво въезжал в ворота победоносный полководец на белом коне.
Чтоб были планы, военные хитрости, решительные атаки и временные отступления. Чтоб держалось, раз замкнувшись, кольцо.
Чтоб испытывать чувство законной гордости и легкой эйфории от собственного успеха, чтоб великодушно подать руку побежденному, но не сломленному духом коменданту, над чьей штаб-квартирой уже развевается знамя победителя.
Чтоб быть победителем.
И чем же, интересно, отличается от такой крепости сердце неприступной девушки?
Человека, чьи шаги гулко отдавались в залах и длинных анфиладах дворца, весьма интересовал этот вопрос.
Пол, выложенный блестящим черным мрамором, подхалимски озвучивал каждый шаг. Каждый удар твердой подошвы сапога, подбитого миниатюрными мифриловыми гвоздиками. От этого звук казался чеканным, будто бы из-под сапог человека, как из-под копыт Золотой Антилопы, должны были сыпаться монеты. Монеты не сыпались, и это еще больше добавляло антуража, внося необходимую малюсенькую долю диссонанса в царящее вокруг великолепие...
Дворец был истинно прекрасен!
Пять его стройных башен, каждая — своей неповторимой формы, горделиво устремлялись вверх, грозя проколоть небеса острыми шпилями. Колоннады, карнизы, навесные галереи и открытые балкончики, мускулистые каменные атланты, вместо колонн поддерживающие крышу центрального зала, чем-то похожего на храмы древнего мудрого народа... Обнаженные кариатиды, не прикрытые даже фиговыми листочками, несли на плечах вес лестниц и винтовых подъемов. А в саду, словно бы в насмешку, стояли статуи хрупких девушек, облаченных в свободные туники.
Сад стоит описать отдельно. Сейчас скажем только, что самый взыскательный вкус лучшего в мира садовника не нашел бы в нем никаких изъянов.
Какой же изъян может быть у творения Тьмы?
Ибо замок был Ее истинным воплощением.
Тьма царила здесь повсюду. Пол, стены, башни, убранство залов и анфилад было выдержано в исключительной цветовой гамме — единственной, которую признавала Тьма. Чеканный звук черного пола, мягкий шелест черных портьер, уютный тонкий скрип черных дверей... Царство Тьмы здесь было всеобъемлющим, но почему-то не мешало дышать. По крайней мере, человеку, который уже поднялся по лестнице и свернул в узкий коридор, ведущий к дальнему будуару. Его там уже ждали. Ждали Хозяина.
Мягкий дневной свет, лившийся откуда-то сверху, скрадывал оттенки, придавая черноте интерьеров изящный лоск хорошо начищенных сапог.
Человек... Полноте, да человек ли? Пока неизвестно, так что опустим этот вопрос и продолжим считать его человеком. Так вот, Хозяин, не стучась, открыл дверь в тот самый будуар, о котором упоминалось ранее. Правда, будуар следовало бы теперь называть блудуаром, потому что звуки, доносившиеся из него, он прекрасно слышал уже за сто метров. У него был хороший слух, а в замке — великолепная акустика.
Парочка, что дожидалась его уже который час, решила от скуки заняться настоящим делом. Молодежь, что взять... На его появление отреагировали с достойным философизмом. Парень вскочил и попытался вытянуться по стойке "смирно", а девица только томно взглянула, через секунду решив последовать примеру парня. Одеться она и не подумала. Так и ела глазами начальство... Дай ей волю, так и не только глазами бы, с улыбкой подумал Хозяин. Парень смущенно потянулся за штанами.
— Одеться. Живо. Вы бы хоть заперлись, стервецы...
— А толку-то, шеф? Все равно здесь для тебя все двери открыты! — Натягивая шорты и крошечный топик, отозвалась девушка. Парень еще путался в джинсах и рубашке, а вот она уже была собрана, одета и даже причесана. То есть волосы дикого желто-малинового цвета торчали не как попало, а в художественном беспорядке. — Готова к любому дальнейшему использованию!
— Какому? — Автоматически поинтересовался властитель здешних мест.
— Любому! — Девице палец в рот класть явно не стоило.
Парень наконец-то справился со штанами, но вот рубашка в брюки была заправлена наспех и, прямо скажем, местами. Но зато стоял он ровно и гордо, хотя роскошную — такую же, как у девицы, гриву волос пригладить так и не успел. А скорее всего, и не счел нужным.
"Обтесывать вас еще и обтесывать..."
Был он худощав, высок, на узком лице весело горели голубые глаза.
— Вызывали, шеф? Мне в Храме на полдня отпуск дали. Только отдохнуть собрался...
— Вы мне нужны. Оба. — Не говоря больше ни слова, Хозяин развернулся и вышел из комнатки. Оба вызванных приближенных, обменявшись понимающе-сочувственными взглядами, поспешили за ним.
Хозяин щелкнул пальцами. Девушка, по наитию обернувшись, хихикнула и дернула за рукав парня. На двери прежде безымянной комнатушки появилась затейливая, изукрашенная серебром надпись: "Блудуар N1".
Хозяин отличался своеобразным чувством юмора.
Они проходили все те же залы, анфилады и покои. В полном молчании — говорить без разрешения Хозяина в его присутствии нельзя. Строенная чеканка шагов эхом разлеталась по пустому дворцу.
Абсолютно пустому. Они были здесь единственными живыми душами.
Да и то, если честно, с натяжкой...
Выйдя через центральный зал, тот самый, с атлантами, троица свернула направо, на едва заметную тропку, ведущую в благоухающий зеленью сад. Сверху лился тот самый, что и в замке, мягкий свет, но если бы кто-то вдруг захотел посмотреть на небо, он не увидел бы там ничего, что похоже на звезду под названием Солнце. Свет просто был. Не солнечный. Сам по себе.
Время от времени девица ежилась, словно от опаски. Парень старательно стискивал ее запястье. Ей было явно непривычно здесь, куда лучше она чувствовала себя в закрытых покоях замка. Хозяин сказал, что этот свет безопасен, но все равно немалых трудов стоило пересилить себя, показавшись на освещенной улице. И вот теперь она идет ПРИ СВЕТЕ, и не чувствует никаких признаков ожоговой боли! Не плавится кожа, не горят волосы, не лопаются от ужаса глаза... Как же давно она могла вот так запросто разгуливать при свете... Будто бы целую Вечность назад.
Они вышли к довольно странному месту. И парень, и девчонка были здесь впервые. Посреди небольшой полянки, в пушистой мягкой траве, лежал огромный каменный круг с зубчатыми краями. В круг был вписан треугольник, а в него — еще один круг, значительно меньший по размеру и не касавшийся краями стенок треугольника. Больше ничего не было. Никаких знаков, никаких иероглифов и клинописи, просто бугристая поверхность камня. Гранита или базальта. Какая разница? Одним словом, серого такого.
